<<
>>

Глава IVРАЗБОР ДОКАЗАТЕЛЬСТВ БЫТИЯ БОЖЬЕГО,ДАННЫХ КЛАРКОМ

Обыкновенно считают единодушное признание людьми существования бога лучшим доказательством его бытия. На земле нет народа, говорят нам, который не имел бы истинных или ложных идей о всемогущем существе, управляющем миром.
Самые грубые дикари, как и самые цивилизованные народы, вынуждены задумываться над вопросом о первопричине всего существующего; на этом основании нас уверяют, что голос самой природы должен убедить нас в существовании бога, понятие о котором она запечатлела в умах всех людей; отсюда заключают, что идея бога — это врожденная идея.

Если, отказавшись от всяких предрассудков, мы станем анализировать это доказательство, кажущееся многим людям столь несокрушимым, то увидим, что единодушие людей по вопросу о предмете, которого ни один из них никогда не мог узнать, не доказывает ровно ничего; это единодушие доказывает только то, что люди обнаруживали свое невежество всякий раз, когда пытались составить себе какое-нибудь предста-вление о скрытом существе, которое не могло стать объектом их опыта, или пытались рассуждать о при-роде этого существа, к которому они никогда не могли подступиться с какой-либо стороны. Распростра-ненные по всей земле пагубные понятия о божестве доказывают только, что люди повсюду испытали ужас-ные бедствия, были жертвами разных катастроф и переворотов, претерпели всяческие несчастья и страдания, не зная их естественных, физических причин. События, жертвами или свидетелями которых были люди, не могли не вызвать их восхищение или страх; но, не зная сил и законов природы, ее неисчерпаемых богатств, производимых ею при известных обстоятельствах действий, люди решили, что эти явления зависят от какого- то скрытого деятеля, о котором у них имелись лишь смутные представления, а побуждения и поведение которого они объясняли по аналогии со своими собственными побуждениями и поведением..

Таким образом, единодушное признание людьми бога доказывает лишь то, что, погрязая в невежестве, они испытывали чувство восхищения или страха и в своем смятении пытались усилиями воображения как-нибудь установить неизвестную причину поражавших или пугавших их явлений.

В зависимости от характера своей фантазии они давали разное объяснение этой непонятной для них причине. Все сознаются, что не могут ни познать эту причину, ни определить ее; все утверждают тем не менее, что уверены в ее суще-ствовании, а когда от них начинают настойчиво доби-ваться ответа, то они говорят о каком-то духе — слово, указывающее только на невежество того, кто его произносит,— не умея связать с ним никакого опре-деленного представления.

Не будем поражаться этому: человек может иметь реальные представления лишь о вещах, которые действуют на его чувства или раньше действовали на них; но действовать на наши органы, вызывая у нас идеи, могут лишь материальные, физические, естественные предметы. Мы достаточно убедительно доказали эту истину в начале данного произведения, и нет нужды снова настаивать на ней. Поэтому мы укажем только в качестве последнего доказательства в пользу того, что идея о боге есть благоприобретенное понятие, а не врожденная идея, на природу этой идеи, изменяющейся из века в век, от народа к народу, от человека к человеку, мало того, непостоянной даже у одного и того же индивида. Это разнообразие и эти последо-вательные изменения и колебания имеют все признаки приобретенного знания или, вернее, приобретенного заблуждения. С другой стороны, самое убедительное доказательство того, что идея божества основывается просто на заблуждении, заключается в том, что люди мало-помалу сумели усовершенствовать все науки о реальных вещах, в то время как наука о боге един-ственная, которую им нисколько не удалось усо-вершенствовать; она повсюду находится на одном и том же уровне развития; все люди одинаково не знают, какому существу они поклоняются, а те, кто особенно серьезно занимался этим предметом, только окончательно затемнили первоначальное представление о нем.

Достаточно только задать вопрос, каков тот бог, перед которым падают ниц люди, чтобы услышать самые противоречивые мнения на этот счет. Эти мнения были бы одинаковы лишь в том случае, если бы взгляды людей на божество повсюду были порождены однородными идеями, ощущениями, восприятиями, а это в свою очередь предполагает совершенно одинаковые органы, испытывающие воздействие со стороны совершенно одинаковых явлений.

По так как в действительности дело обстоит иначе, так как люди, резко отличаясь друг от друга по своему темпераменту, находятся к то-му же в очень различной обстановке, то, естественно, что их представления о фиктивном существе — боге должны отличаться друг от друга. Сходясь между собой в некоторых общих пунктах, разные люди, однако, создавали себе разных богов, которых они боялись и которым поклонялись ио-разному. Поэтому бог какого-нибудь человека или народа почти никогда не был богом другого человека или другого народа. Бог дикого и грубого народа обыкновенно какой-нибудь материальный предмет, над которым дикарь не особенно ломает себе голову: этот бог кажется очень смешным представителям более цивилизованного общества с более развитым умом. Духовный бог, поклонники которого относятся с презрением к религии дикаря с ее почитанием материальных предметов,— продукт утонченной умственной работы многих мыслителей, долго размышлявших над этим предметом в обстановке цивилизованного общества. Бог теологии, которого теперь признают, не понимая его, самые цивилизованные народы, есть, так сказать, последнее усилие человеческого воображения; он относится к богу дикаря так, как обитатель наших богатых городов, одетый в пышное, искусно разукрашенное пурпурное платье,—к голому или покрытому только звериной шкурой человеку. Лишь в цивилизованных обществах, в которых досуг и богатство дают возможность предаваться умозрению, ничем не занятые мыслители могут размышлять, спорить, создавать метафизические системы;

у дикарей же, занятых охотой, рыболовством и тяжелой заботой о пропитании, мыслительная способность почти равна нулю. В нашем обществе представление человека из народа о божестве не глубже и не утонченнее, чем у дикаря. Духовный, нематериальный бог хорош лишь для заполнения праздного досуга немногочисленных мыслителей, которым не приходится работать, чтобы обеспечить себе существование. Теология — эта столь прославленная и чванная наука — годна лишь для тех, кто живет за счет других или присваивает себе право мыслить за всех трудящихся.

Эта вздорная, занимающаяся химерами наука становится в цивилизованных, но далеко не просвещенных обществах весьма щедрым источником дохода для жрецов, будучи очень вредной для их сограждан, особенно когда последним взбредет вдруг в голову принять участие в невразумительных дискуссиях теологов.

Какое колоссальное расстояние от бесформенного камня, животного, небесного светила, статуи до абстрактного бога современной теологии с его бесчисленными атрибутами, в которых запутываются сами теологи! Дикарь, разумеется, заблуждается относительно предмета, к которому обращается с молитвами: подобно ребенку он преклоняется перед первым же существом, которое сильно поражает его воображение, или страшится того, что, как ему кажется, причиняет ему какую-нибудь неприятность; но во всяком случае его мысль устремляется на реальное существо, находящееся перед его глазами. Лапландец, поклоняющийся скале, негр, простирающийся перед чудовищной змеей, по крайней мере видят то, что они почитают; идолопоклонник падает ниц перед статуей, обладающей, как ему кажется, скрытой силой, которую он считает полезной или вредной для себя; но тонкий резонер, именуемый в цивилизованных обществах теологом и, исходя из своей невразумительной науки, считающий себя вправе насмехаться над дикарем, лапландцем, негром, идолопоклонником, не замечает, что стоит на коленях перед существующим только в его воображении существом, о котором он не может иметь никакого представления, если только не решится подобно невежествен- ному дикарю обратиться к реальной природе, чтобы наделить свое божество доступными разумению качествами.

Таким образом, тот факт, что религиозные идеи рас-пространены по всей земле, нисколько не доказывает бытия божьего; эти идеи представляют собой какое-то всеобщее заблуждение, усвоенное в различной обста-новке и видоизмененное мыслью народов, получивших от своих невежественных и боязливых предков тех богов, которым они поклоняются ныне. Представления об этих богах постепенно изменялись, украшались, утончались мыслителями, законодателями, пророками, вдохновенными людьми, которые размышляли над вопросами религии и устанавливали для простого народа религиозные обряды, пользовались свойствен-ными ему предрассудками, чтобы подчинить его себе и извлечь выгоду из его заблуждений, страхов, легко-верия — этих неизбежных результатов невежества и тревог.

Если, как уверяют, на земле действительно нет столь дикого народа, который не обладал бы религиозным вероучением или не почитал какого-нибудь бога, то это все же отнюдь не доказывает реальности этого существа.

Слово бог всегда будет означать лишь неизвестную причину явлений, вызывавших восхищение или устрашавших людей. Поэтому повсеместное распространение этого понятия указывает лишь на то, что люди никогда не знали естественных причин явлений, вызывавших их изумление или страх. Если в настоящее время мы не встречаем ни одного народа, у которого не было бы бога, религиозного культа, более или менее утонченной теологии, то это потому, что нет ни одного народа, не испытавшего в прошлом несчастий, которые напугали его невежественных предков, при-писавших их некоей неизвестной и всемогущей причине и передавших эту мысль своим потомкам, воспринявшим ее без критического разбора.

К тому же распространенность какого-нибудь взгляда нисколько не доказывает его истинности. Разве мы не видим, что даже теперь множество грубых заблужде-ний и предрассудков пользуется признанием почти fccero человеческого рода! Разве мы не видим, что веб народы на земле верят в магию, предсказания, чары, гадание, колдовство, привидения. Если наиболее про-свещенные люди излечились от этих предрассудков, то у последних немало усердных сторонников среди большинства людей, верящих в них столь же твердо, как в существование бога. Но можно ли на основании этого утверждать, что эти химеры, признаваемые почти всем человечеством, обладают какой-нибудь реальностью? До Коперника все думали, что земля неподвижна, а солнце вращается вокруг нее; но разве от общеприня- тости этого взгляда он переставал быть заблуждением? Каждый человек имеет своего бога. Спрашивается: существуют ли все эти боги или ни один из них не существует? Но скажут нам, быть может, если у каждого человека свое представление о солнце, существуют ли все эти солнца? На это легко ответить, указав, что существование солнца — это факт, ежедневно констатируемый нашими чувствами, между тем как существование бога не констатируется никаким чувством. Все видят солнце, но никто не видит бога. Вот единственная разница между реальностью и химерой: реальность преломляется в головах людей почти так же разнообразно, как и химера, но одна существует, другая нет; в одном случае существуют качества, о которых не спорят, а в другом спорят обо всех качествах.

Никто никогда не сказал: не существует солнца или же солнце не светло и не горячо, между тем как многие рассудительные люди говорили: не существует бога. Разве те, кто находит это утверждение ужасным и безумным и говорит, что бог существует, не заявляют в то же время, что они никогда не видели и не чувствовали его и что он совершенно непознаваем? Значит теология — это система, в которой все подчиняется законам, противоположным законам нашего реального мира.

Что же следует из этого столь прославленного еди-нодушия всех людей по вопросу о существовании бога и необходимости почитать его? Оно доказывает только то, что теперешние люди или их невежественные предки испытали бедствия, не умея найти их истинных причин . Осмелившись исследовать эти йегци хладнокровно, откинув упрямые и цепкие предрассудки, мы вскоре должны были бы признать, что представление о божестве отнюдь не дано нам природой и было время, когда его не было у нас; мы убедились бы, что получили его по традиции от тех, кто воспитал нас, что они в свою очередь получили его от своих предков и что в последнем счете его авторами были наши предки — невежественные дикари или, если угодно, искусные законодатели, сумевшие использовать страх, невежество и легковерие наших предшественников и подчинить их себе.

Но находились люди, похвалявшиеся тем, что они видели божество. Первый человек, осмелившийся сказать это своим согражданам, был, очевидно, обманщиком, желавшим извлечь выгоду из их простодушия и легковерия, или же восторженным мечтателем, вы-дававшим за истину бред своего воображения. Наши предки передали нам представления о божестве, полу-ченные ими, таким образом, от тех, кто обманул их и чей обман, изменяясь из века в век, приобрел наконец всю силу освященного общественным мнением догмата. Таким образом, слово бог — одно из первых, которому нас обучали; нам говорили о нем без конца; нас заставляли лепетать его с благоговением и тре-петом; нам вменили в обязанность преклонять колени перед призраком, к которому относилось это слово и который нам запрещено было исследовать, и обра-щаться к нему с молитвами. Без конца повторяя это бессмысленное слово, пугая себя этим призраком, рас-сказывая себе о нем старые басни, мы приучаем себя думать, будто обладаем врожденной идеей о нем, начинаем смешивать привычки с инстинктами нашей природы и наивно воображать, будто всякий человек от рождения приносит с собой идею божества.

Только забвением первоначальной обстановки дет-ства, когда наше воображение было поражено именем бога и чудесными рассказами о нем, можно объяснить веру в то, будто эта абстрактная идея присуща от при-роды и врождена всем людям . Наш мозг не сохраняет воспоминания о тех случаях, когда это имя внедряли в нашу голову. Только иод влиянием привычки мы восхищаемся предметом, о котором мы не знаем ничего, кроме внушенного нам с детства названия, и испытываем перед ним страх. Лишь только произносят имя этого предмета, как мы машинально, автоматически ассоциируем с ним идеи, которые данное слово пробуждает в нашем воображении, и чувства, которыми, как нас уверили, оно должно сопровождаться. Поэтому, если мы захотим быть хоть в какой-то мере честными с самими собой, то должны будем признать, что идея бога и приписываемых ему качеств имеет своим источником лишь взгляды наших отцов, переданные нам по традиции с помощью воспитания, взращенные привычкой и закрепленные примером и авторитетом окружающих. Мы видим, таким образом, как представления о боге, первоначально порожденные невежеством, восхищением и страхом, а затем усвоенные в силу неопытности и лег-коверия и распространенные усилиями воспитания, примера, привычки, авторитета, стали неприкосновенными и священными; мы приняли их без размышлений, доверяя словам наших родителей, наставников, законо-

дателей и священнослужителей; мы привязались к ним в силу привычки; никогда не делая попытки исследовать их, мы сочли их священными, так как нас постоянно уверяли, что они существенно необходимы для нашего счастья; мы вообразили, будто всегда обладали ими, потому что имели их с детства; мы сочли их несомненными, потому что никогда не дерзали сомневаться в них. Если бы по воле судьбы нам довелось родиться на берегах Африки, то мы поклонялись бы змее, почи-таемой неграми, с тем же наивным невежеством, с каким теперь поклоняемся духовному и метафизическому богу, почитаемому в Европе. Если бы кто-нибудь стал оспаривать божественность этого пресмыкающегося, которое мы привыкли почитать с младенчества, то мы стали бы возмущаться так же, как возмущаются наши теологи, когда у их бога оспаривают приписываемые ему ими чудесные атрибуты. Однако если и можно оспаривать качества и значение негритянского бога — змеи, то во всяком случае нельзя сомневаться в его существо-вании, в котором легко убедиться собственными глазами. Совсем иное дело нематериальный, бестелесный, противоречивый бог, этот обожествленный человек, так хитро сочиненный нашими современными мыслителями. Своими бесконечными рассуждениями и логи-ческими умозрениями они сделали его существование невозможным для всякого, кто решится хладнокровно поразмыслить над этим. Абсолютно невозможно представить себе существо, которое состоит лишь из абстракций и отрицательных качеств, т. е. не имеет ни одного из доступных человеческой мысли свойств. Наши теологи не знают, чему они поклоняются; у них нет никакого реального представления о существе, которым они беспрестанно занимаются; люди давно бы уже отказались от этого существа, если бы те, кому его проповедуют, дерзнули его проанализировать.

433

28 Поль Анри Гольбах, том 1Действительно, в таком анализе мы с первых же шагов натыкаемся на недоумение: само бытие наиболее важного для человека и наиболее почитаемого существа является проблемой для всякого, кто захочет хладнокровно рассмотреть приводимые теологией доводы; прежде чем начать рассуждать и спорить о природе

и качествах какого-нибудь существа, надо установить его существование; между тем бытие божье, как в этом может убедиться всякий здравомыслящий человек, совершенно не доказано. Мало того, сами теологи никогда не были единодушны в своих доказательствах бытия божьего. С тех пор как человеческая мысль ста-ла заниматься вопросом о боге — а когда только она не занималась этим,— не удалось доказать существование божества так, чтобы это удовлетворило хотя бы тех, кто хочет, чтобы мы были в этом убеждены. С каждым поколением появлялись новые поборники бога — глубокие мыслители и тонкие теологи, искавшие добавочных доказательств бытия божьего, без сомнения будучи не удовлетворены доказательствами своих предшест-венников. Мыслителей, которые надеялись решить эту великую проблему, нередко обвиняли в том, что они впали в атеизм и предали дело божье слабостью своих аргументов . Не один гениальный человек потерпел неудачу в своей аргументации, пытаясь решить эту проблему: устраняя, как ему казалось, одно затруд-нение, он вызывал к жизни сотни других. Тщетно вели-чайшие метафизики пытались либо доказать, что бог существует, либо примирить между собой его несов-местимые атрибуты, либо ответить на самые простые возражения; им не удалось защитить свое божество от критики: выдвигаемые против них возражения настолько ясны, что их легко поймет ребенок, между тем как у цивилизованнейших народов вряд ли найдется дюжина людей, способных понять доказательства, решения и ответы таких философов, как Декарт, Лейбниц и Кларк, когда они хотят обосновать бытие божье. Не будем удивляться этому; люди не попимают самих

себя, когда говорят о боге; могут ли они в таком случае понимать друг друга, когда начинают рассуждать о природе и качествах созданного фантазией многих существа, которое каждый неизбежно толкует по-своему и насчет которого все всегда будут оставаться в одина-ковом неведении, не имея общей мерки для суждения о нем.

Чтобы убедиться в слабости доказательств существования бога теологов и бесполезности попыток примирить его противоречивые атрибуты, послушаем, что говорит об этом знаменитый доктор Самуил Кларк, трактат которого «О бытии и атрибутах божьих» считается самой основательной книгой на эту тему . Действительно, преемники Кларка лишь повторяли его идеи или придавали его доказательствам новую форму. Нижеследующий разбор этого сочинения, как мы надеемся, покажет, что аргументы Кларка мало убедительны, принципы мало обоснованы и мнимые решения ничего не решают. Одним словом, можно будет убедиться, что бог доктора Кларка, как и бог величайших теологов, есть всего лишь химера, покоящаяся на необоснованных предположениях и созданная хаотическим соединением противоречивых качеств, делающих ее существование совершенно невозможным; наконец, можно будет удостовериться, что этот бог не что иное, как пустой призрак, занявший место энергии природы, которую всегда упорно игнорировали теологи.

Мы последовательно разберем различные положения, в которых этот ученый теолог развивает взгляды, принятые относительно божества.

I. Нечто, говорит г. Кларк, существовало вечно.

Это положение очевидно и не нуждается в доказательствах. Но каково то нечто, которое существовало вечно? Почему не допустить, что это скорее природа или материя, о которых мы имеем представление, чем какой-то чистый дух или активное начало, о которых мы не можем составить себе никакого представления? Разве то, что существует, не предполагает тем самым, что ему присуще существование? Разве то, что не может быть уничтоженным, не существует необходимым образом? И как можно представить себе, чтобы то, что не может перестать существовать или быть уничтоженным, имело начало? Если материя не может быть уни-чтоженной, то она не могла и начать существовать; поэтому мы скажем г. Кларку, что постоянно сущест-вовала именно материя, природа, которая действует в силу своей собственной энергии и ни одна часть кото-рой никогда не находится в состоянии абсолютного покоя; различные материальные тела, которые содер-жит в себе эта природа, изменяются по форме, по своим сочетаниям, свойствам и способу действия, но их принципы, или элементы, неразрушимы и не имели начала во времени.

II. Некоторое независимое и неизменное начало суще- ствовало извечно.

Мы спросим, что это за начало, или существо; независимо ли такое существо от своей собственной сущности, или свойств, делающих его тем, что оно есть; может ли это существо сделать так, чтобы производимые им и приводимые в движение существа поступали иначе, чем они действуют согласно свойствам, которые оно им дало; действует ли это существо — насколько мы можем его себе представить — необходимым образом и ие вынуждено ли оно прибегать к средствам, нужным ему для выполнения его планов и достижения приписываемых ему целей? В случае утвердительного ответа мы скажем, что природа вынуждена действовать согласно своей сущности, все совершающееся в ней необходимо и если предположить существование управляющего ею бога, то этот бог не может действовать иначе, чем он делает, и, следовательно, сам подчинен необходимости.

Человека называют независимым, когда его поступки определяют лишь общие причины, обыкновенно побуждающие его действовать; его называют зависимым от другого человека, если он может действовать лишь согласно указаниям последнего. Какое-нибудь тело зависит от другого тела, если оно обязано ему своим существованием и своим способом действия. Вечное существо не может быть обязано своим бытием никакому другому существу; оно могло бы зависеть от последнего, лишь будучи обязано ему своим действием; но ведь ясно, что вечное или существующее само по себе существо содержит в себе все, что необходимо для действия; поэтому материя, будучи вечной, неизбежно независима в вышеуказанном смысле; следовательно, она не нуждается в двигателе, от которого ей приходилось бы зависеть. Вечное существо, кроме того, неизменно, если понимать под этим свойством то, что такое существо не может изменить своей природы, но если бы этим хотели выразить ту мысль, что оно не может изменить своего образа бытия или действия, то, разумеется, впали бы в заблуждение, так как даже в нематериальном суще- стве приходится признать различные способы бытия, различные желания, различные способы действия, если только не предположить его совершенно лишенным действия, т. е. абсолютно бесполезным. Действительно, перемена в способе действия необходимым образом предполагает перемену в способе бытия. Отсюда ясно, что теологи, делая бога неизменным, делают его вместе с тем неподвижным, а следовательно, и бесполезным. Неизменное существо, т. е. существо, неспособное изменить своего способа бытия, не могло бы, очевидно, ни иметь последовательных желаний, ни совершать последовательных действий; если же это существо создало материю и вселенную, то, очевидно, было время, когда оно пожелало, чтобы эта материя и эта вселенная существовали, а этому времени должно было предшествовать другое время, когда оно желало, чтобы они еще не существовали. Если бог — творец всех веіцей, всех движений и сочетаний материи, то он непрерывно должен быть занят созиданием и разру-шением; следовательно, он не может быть назван неиз- менным по отношению к своему способу существования. Материальный мир всегда сохраняется сам по себе благодаря непрерывным движениям и изменениям своих частей; сумма содержащихся в нем существ и действующих в нем элементов всегда остается той же самой; неизменность вселенной в этом смысле гораздо легче представить себе и доказать, чем неизменность отличного от нее бога, которому теологи приписывают все происходящие на наших ^глазах действия и противодействия. Обвинять природу в изменчивости на основании последовательной смены ее форм не более осно-вательно, чем обвинять в том же вечного бога теологов на основании разнообразия его повелений.

III. Это вечное, неизменное и независимое начало существует само по себе.

Это положение является лишь повторением первого тезиса. Поэтому мы ответим на него вопросом: почему неразрушимая материя не может существовать сама по себе? Ясно, что не имевшее начала существо должно существовать само по себе; если бы оно существовало благодаря какому-нибудь другому существу, то оно

/і 38

должно было бы начать существовать и, значит, не было бы вечным. Те, кто считают вечными как материю, так и бога, лишь без нужды умножают количество существ.

IV. Сущность существующего само по себе начала непостижима.

Г. Кларк выразился бы точнее, если бы сказал, что его сущность невозможна. Однако можно согласиться, что сущность материи непостижима или по меньшей мере, что мы лишь слабо постигаем ее по ее воздейст-виям на нас, но к этому следует прибавить, что мы еще менее способны постигнуть божество, которое пе можем понять ни в одном из его аспектов. Поэтому мы всегда будем утверждать, что рассуждать о боге бессмысленно, что нет ничего смешнее, чем приписывать какие-либо качества существу, отличному от материи; ведь если бы оно существовало, мы могли бы познать его, т. е. убе-диться в его существовании и в его качествах, лишь через посредство материи. Наконец, мы придем к вы-воду, что все утверждения о боге указывают на его ма-териальность или доказывают невозможность постиг-нуть отличное от материи существо, которое непро-тяженно, но вездесуще, нематериально и, однако, дей-ствует на материю, духовно и, однако, порождает ма-терию, неизменно и, однако, приводит все в движение и т. д.

Действительно, непостижимость бога писколько не лучше непостижимости материи; последняя отнюдь не станет для пас понятнее, если мы присоединим к ней существо, еще мепее понятное, чем она сама, известная нам хоть с некоторых сторон. Мы не знаем сущности ни одного существа, если под словом сущность понимать свойственную ему природу; мы знаем материю лишь по получаемым нами от нее восприятиям, ощущениям и идеям; па основании этого мы судим о ней более или менее правильно в зависимости от особенного состояния наших органов. Но если какое-нибудь существо не действует ни на один из наших органов, то оно не существует для нас и с нашей стороны было бы безрассудным говорить о его природе или приписывать ему какие-нибудь качества. Непостижимость бога должна была бы убедить людей в том, что они не должны заниматься им; но такое равнодушие было бы невыгодно для его служителей, которые желают без конца рассуждать о нем, чтобы показать свое знание, и без конца забивают нам голову этими рассуждениями, чтобы подчинить нас своим намерениям. Однако если бог непостижим, то мы должны были бы заключить на основании этого, что наши священнослужители понимают его не лучше, чем мы сами, а не что самое надежное — довериться фантазии этих священнослужителей.

Начало, необходимым образом существующее само по себе, должно быть вечно.

Это положение тождественно первому тезису, если только доктор Кларк не желает сказать им, что так как существующее само по себе существо не имело начала, то оно не может иметь конца. Как бы то ни было, мы спросим, почему это существо так упорно отличают от вселенной, и скажем, что так как материю нельзя уничтожить, то она необходимым образом существует и никогда не перестанет существовать. Кроме того, как вывести эту материю из существа, которое не есть материя? Разве не ясно, что материя необходима и случайны или, вернее, преходящи лишь ее силы, соединения и сочетания? Всеобщее движение необходимо, но какое-нибудь конкретное движение необходимо лишь постольку, поскольку сохраняется сочетание, след-ствием, или действием, которого оно является; можно изменить направление конкретного движения, ускорить или замедлить, на время приостановить или совсем прекратить его, но всеобщее движение не может быть уничтожено. Умирая, человек перестает жить, т. е. ходить, мыслить, действовать так, как это свойственно человеческому организму; но материя, составлявшая его тело и душу, не перестает двигаться: она становится только способной принять другой род движения.

Существующее само по себе начало должно быть бесконечным и вездесущим.

Слово бесконечный выражает лишь отрицательную идею, означая отрицание всякой границы. Необходимым образом существующее независимое начало, или существо, очевидно, не может быть ограничено ничем нахо- дящимся вне его; оно должно быть своей собственной границей; в этом смысле можно сказать, что оно бесконечно.

Что касается вездесущности этого существа, то очевидно, что если нет ничего вне его, то нет и места, где бы оно не находилось, а, значит, существует только оно и пустота. Исходя из этого, я спрашиваю у доктора Кларка, существует ли материя и занимает ли она по крайней мере некоторую часть пространства? В этом случае материя, или вселенная, должна исключать божество, которое ведь не материя, из места, занимаемого в пространстве материальными телами. Или, может быть, бог теологов — это то абстрактное существо, которое называют пространством, или пустотой? Теологи ответят на это отрицательным образом и скажут нам, что бог, который сам не является материей, проникает материю. Но чтобы проникать материю, надо соответствовать ей и, следовательно, обладать про-тяжением; обладать же протяжением — значит иметь одно из свойств материи. Если бог проникает материю, то, значит, он материален и сливается со вселенной, от которой его невозможно отличить; отсюда необходимым образом следует, что бога невозможно отделить от материи, он находится в моем теле, в моей руке ит. д., чего не допустит ни один теолог, который скажет мне, что это тайна; по-моему же это означает, что теолог не знает, где ему поместить своего бога, который, однако, ио его мнению, заполняет все в силу своей необъятности.

VII. Существующее необходимым образом начало по необходимости единственно.

Если нет ничего вне существующего необходимым образом начала, то, очевидно, оно единственно. Ясно, что это положение будет тождественно предыдущему, если только мы не пожелаем отрицать существование материальной вселенной или утверждать вместе со Спинозой, что нет субстанции, кроме бога, и невозможно постигнуть какую-либо иную субстанцию: «Ргае- ter deum, neque dari, neque concipi potest substantia» — вот как говорит этот знаменитый атеист в своей четырнадцатой теореме. VIII. Существующее само по себе начало по необ-ходимости разумно.

Здесь доктор Кларк приписывает богу человеческое качество. Разум — это качество организованных, или одушевленных, существ, и мы не встречаем его нигде вне их. Чтобы обладать разумом, надо мыслить; чтобы мыслить, надо обладать идеями; чтобы обладать идеями, надо иметь органы чувств; то, что имеет органы чувств, является материальным, а если что-нибудь материально, то оно не есть чистый дух.

Необходимое начало, или существо, содержащее в себе и порождающее одушевленные существа, содер-жит в себе и порождает соответствующие иптеллекты. Но обладает ли великое целое своим особенпым разумом, который приводит его в движение, заставляет действовать и направляет, подобно тому как разум приводит в движение и направляет одушевленные тела? Этого ничем нельзя доказать. Человек, возомнив, что он занимает первое место во вселенной, стал судить обо всем на основании того, что он находил в самом себе; он решил, что, для того чтобы быть совершенным, надо быть подобным ему, —вот источник всех его ошибочных рассуждений о природе и боге. Воображают, будто для божества было бы оскорбительно, если бы ему отказали в качестве, которое имеется у человека и с которым последний соединяет идею совершенства и превосход-ства. Мы замечаем, что наши ближние оскорбляются, когда мы говорим, что они лишены разума, и применяем ту же мерку к существу, которое подставляем на место природы лишь потому, что не признаем за ней этого качества. Природе не приписывают разума, хотя она и заключает в себе разумные существа; но именно поэтому сочиняют бога, думающего, действующего, обладающего разумом за нее. Таким образом, этот бог есть лишь олицетворенное абстрактное качество, воплощенная модификация нашего существа, пазываемая разумом. В земле зарождаются живые существа, называемые нами червями. Однако мы не говорим, что земля есть живое существо. Хлеб, который мы едим, и вино, которое мы пьем, вовсе не являются мыслящими суб-станциями; по они поддерживают, питают существа, способные на эту особенную модификацию, и дают им возможность мыслить. В природе образуются разумные, чувствующие и мыслящие существа; однако мы не вправе говорить, будто природа мыслит, чувствует и обладает разумом.

Но скажут нам, как можно отрицать у творца качества, которые мы наблюдаем у его творений? Неужели работа более совершенна, чем работник? Неужели бог, создавший глаз и ухо, не видит и не слышит? Но если рассуждать таким образом, то разве не следовало бы приписать богу все другие качества, наблюдаемые нами в его творениях? Разве мы не вправе утверждать с тем же основанием, что бог, создавший материю, сам есть материя; бог, создавший тело, сам должен обладать телом; бог, создавший столько неразумных людей, сам неразумен; бог, создавший людей, которые грешат, сам греховен? Если на основании того, что творения бога обладают некоторыми качествами и способны к некоторым модификациям, мы станем умозаключать, что бог тоже обладает этими качествами, то с тем большим основанием мы должны будем заключить, что бог материален, протяжен, обладает весом, зол и т. д.

Приписать богу, т. е. универсальному двигателю природы, бесконечную мудрость или разум можно было бы лишь тогда, когда бы на земле не было ни безумия, ни несчастий, ни злобы, ни беспорядка. Нам ответят, может быть, что зло и беспорядок необходимы даже в силу наших принципов, но дело в том, что наши принципы не допускают разумного и мудрого бога, обладающего могуществом и способного поэтому воспрепятствовать их осуществлению. Если, несмотря на существование подобного бога, зло все же оказывается необходимым, то на что годится этот столь мудрый, разумный и могущественный бог? Раз бог сам подвержен необходимости, то он уже не независим; его могуществу наступает конец; он вынужден дать простор природе вещей; он не может воспрепятствовать причинам производить следствия; он не может бороться со злом, не может сделать человека счастливее, следовательно, пе может быть добрым; он совершенно бесполезен; он лишь спокойный свидетель того, что пеоб- ходнмым образом должно произойти; он не может не желать всего того, что происходит в мире. Однако, как нас уверяют

IX. Существующее само по себе начало свободно.

Человека называют свободным, если в нем самом находятся мотивы, побуждающие его к действию, или же если его воля не встречает препятствий к осуществлению того, к чему его побуждают эти мотивы. Спрашивается: не встречает ли бог — это необходимое начало, или существо, о котором здесь идет речь,—препятствий при исполнении своих намерений? Желает ли он, чтобы творилось зло, или же не может помешать ему? В таком случае он или не свободен, так как его воля постоянно наталкивается на препятствия, или допускает грех, желает, чтобы его оскорбляли, терпит, чтобы нарушали его свободу и расстраивали его планы. Как выберутся теологи из всех этих противоречий?

С другой стороны, предполагаемый бог мог бы действовать лишь на основании законов собственного существования; бога можно было бы назвать свободным существом, поскольку его действия не определялись бы ничем находящимся вне его; но утверждать это значило бы явно злоупотреблять терминологией. Действительно, нельзя говорить, что существо, которое не способно поступать иначе, чем оно это делает, и которое всегда может действовать лишь согласно законам своего собственного существования, есть свободное существо; ведь очевидно, что во всех своих действиях оно подчиняется необходимости. Спросим у какого-нибудь теолога, может ли бог вознаграждать за преступление и наказывать за добродетель? Спросим также у него, может ли бог любить грех и свободен ли он, когда поступок какого-нибудь человека необхо-димым образом вызывает у него какое-то определенное, новое намерение? Человек есть существо, находящееся вне бога, и, однако, нас уверяют, что поведение человека влияет на свободное верховное существо и необходимым образом определяет его волю. Наконец, мы спросим, может ли бог не желать того, что он желает, и не делать того, что он делает? Разве его воля не определяется неизбежно разумом, мудростью и намере- ниями, которые ему приписывают? Если бог связан таким образом, то он столь же свободен, как и человек; если все, что он делает, необходимо, то он не что иное, как рок, судьба, fatum древних, и современное чело-вечество переменило только название божества, но не самого бога.

Нам скажут, может быть, что бог свободен, поскольку он не связан законами природы и законами, которым он подчинил все существа. Но если верно, что бог создал эти законы, являющиеся результатом его бесконечной мудрости и высшего разума, то он в силу своей природы обязан следовать им, так как в противном случае пришлось бы сказать, что он может действовать неразумно. Теологи, опасаясь, без сомнения, стеснить свободу бога, предположили, что он не подчинен никаким правилам; иначе говоря, они сделали из него деспотическое, капризное и причудливое существо, способное благодаря своему могуществу нарушать все установленные им же самим законы. Приписываемые ему мнимые чудеса нарушают законы природы; точно так же его поведение, если верить описаниям, часто противоречит его мудрости и тому разуму, который люди получили от него для руководства в своих суждениях. Если бог свободен в этом смысле, то всякая религия бесполезна; религия может основываться лишь на неизменных правилах, установленных этим богом для себя самого, и его обязательствах по отношению к человеческому роду; религия, бог которой не связан своими обязательствами, уничтожает самое себя.

X. Верховная причина всех вещей обладает бесконечным могуществом.

Только такая причина обладает могуществом; следовательно, это могущество безгранично; но если только бог обладает могуществом, то человек не должен быть способным поступать дурно, так как это значило бы, что он способен действовать вопреки божественному могуществу, и подразумевало бы, что вне бога имеется сила, способная уравновесить его силу или же помешать ей произвести предполагаемые ею действия, в результате чего божество было бы вынуждено терпеть зло, которому оно не может помешать.

С другой стороны, если человек свободен грешить, то бог не свободен: его поведение необходимым образом определяется поступками человека. Справедливый монарх отнюдь не свободен, если считает себя обязан-ным поступать согласно законам, которые он поклялся соблюдать или которых он не может нарушить, не нарушая справедливости. Нельзя назвать монарха могущественным, если последний из его подданных может оскорблять его, сопротивляться ему или же втихомолку расстраивать все его планы. Между тем в изображении всех религий бог похож на абсолютного владыку, желаний и власти которого как будто ничто не может стеснить; но, с другой стороны, эти религии утверждают, что его подданные в любой момент имеют возможность не повиноваться ему и свободу нарушать его планы. Отсюда ясно, что решительно все религии уничтожают одной рукой то, что они создают другой, и в их изображении бог ни свободен, ни могуществен, ни счастлив.

XI. Творец всего должен быть бесконечно мудрым.

Мудрость и безумие — это качества, основанные на наших собственных суждениях; но в этом мире, который, по уверениям теологов, создал, сохраняет, приводит в движение и проникает бог, происходят тысячи вещей, которые кажутся нам безумием, и даже существа, ради которых якобы была создана вселенная, гораздо чаще неразумны и безрассудны, чем благоразумны и рассудительны. Творец всего существующего должен быть в одно и то же время творцом всего того, что мы считаем неразумным, и того, что мы считаем очень мудрым. Кроме того, чтобы судить о мудрости и разуме какого-нибудь существа, надо было бы знать хотя бы цель, которую он себе ставит. Какова же цель бога? Это, говорят нам, его собственная слава. Но достигает ли бог этой цели и не отказываются ли грешники прославлять его ? Кроме того, предполагать, что бог чувствителен к славе, не значит ли это приписывать ему наши безумия и слабости? Не значит ли это называть его горделивым? Если нам скажут, что целью божественной мудрости является счастье людей, то я неустанно буду спрашивать: почему же эти люди попреки намерениям бога так часто оказываются несчастными? Если мне скажут, что намерения бога неисповедимы для нас, то я отвечу, что, во-первых, в таком случае совершенно необоснованно утверждают, будто божество заботится о счастье своих творений, которое в действительности никогда не осуществляется, и, во- вторых, не зная цели бога, мы не можем судить о его мудрости, и рассуждать об этом нелепо.

XII. Верховная причина необходимым образом должна обладать бесконечной благостью, справедливостью, прав- дивостью и всеми прочими моральными совершенствами, подобающими владыке и верховному судье мира.

Идея совершенства — это абстрактная, метафизическая, отрицательная идея, для которой не существует образца вне нас. Совершенное существо — это подобное пам существо; мы лишь мысленно отнимаем у него все качества, которые считаем вредными для нас и по этой причине называем несовершенствами; вещь всегда бывает совершенной или несовершенной лишь относительно нас и нашего способа чувствовать и мыслить, а не сама по себе. Иначе говоря, вещь совершенна или несовершенна в зависимости от того, полезна она нам или вредна, приятна или неприятна. Но в таком случае как можем мы приписывать совершенство необходимому существу? Совершенно ли благ бог по отношению к людям? Но ведь люди часто страдают от его дел и вынуждены жаловаться на испытываемые ими в этом мире бедствия. Совершенен ли бог в своих делах? Но разве мы не наблюдаем часто рядом с порядком вели-чайший беспорядок? Разве столь совершенные дела божества постоянно не изменяются и не разрушаются, разве они не заставляют нас испытывать против нашей воли страдания и муки, уравновешивающие получае-мые нами от природы радости и добро? Разве реши-тельно все религии не предполагают, что бог постоянно исправляет, чинит и улучшает свои чудесные творения? Нам скажут, конечно, что бог не может сообщить своим творениям тех совершенств, которыми обладает сам. Но мы ответим на это, что если несовершенства нашего мира необходимы и для самого бога, то, значит, он никогда не сможет устранить их даже в другом мире, а в таком случае этот бог не имеет никакой ценности для нас. Метафизические и теологические атрибуты божества делают из него какое-то абстрактное и непостижимое существо, когда его начинают отличать от природы и всех заключающихся в ней существ; моральные качества делают из него человекоподобное существо, хотя при посредстве отрицательных атрибутов его пытаются отдалить от человека. Бог теологии — это какое-то изолированное существо, неспособное поддерживать отношения с каким-либо из известных нам существ. Бог нравственности — это всегда лишь человек, которого думали сделать совершенным, мысленно лишив его несовершенств человеческой природы. Нравственные качества людей основываются на существующих между ними отношениях или их взаимных потребностях. Бог теологии не может обладать нравственными качествами или человеческими совершенствами: он не нуждается в людях, он не находится ни в каких отношениях с ними, так как всякие отношения носят взаимный характер. Чистый дух не может вступать в отношения с хотя бы отчасти материальными существами; бесконечное существо не может иметь никаких отношений с конечными, а вечное — с бренными и преходящими существами. Если бы то своеобразное существо, которое не относится ни к какому виду или роду, не имеет себе подобных, не живет в обществе, не обладает чем- либо общим со своими творениями, существовало реально, то оно не могло бы обладать ни одним из тех качеств, которые мы называем совершенными. Оно принадлежало бы к столь отличному от людей порядку сущего, что мы не могли бы приписывать ему ни пороков, ни добродетелей. Нам без конца повторяют, что бог нам ничем не обязан, что никакое существо не может с ним сравниться, что наш ограниченный ум не может постигнуть его совершенств, что человеческая мысль не способна понять его сущности; но разве тем самым не уничтожают возможности каких бы то ни было отношений между нами и этим столь отличным от нас, столь несоизмеримым с нами, столь непостижимым существом? Всякие отношения предполагают налич-

ность чего-то общего; всякие обязанности предполагают известное сходство и взаимные потребности; чтобы воздавать кому-нибудь должное, необходимо знать его.

Нам скажут, без сомнения, что бог дал знать о себе при посредстве откровения. Но разве это откровение не предполагает существования бога, о котором идет спор? Разве оно не уничтожает приписываемых ему моральных совершенств? Разве всякое откровение вообще не предполагает наличия в людях невежества, несовершенства, испорченности, которые благой, муд-рілії, всемогущий и всеведущий бог должен был бы предупредить? Разве всякое особенное откровение не предполагает, что этот бог обнаруживает по отношению к некоторым из своих творений несправедливое пристрастие и предпочтение, т. е. качества, явно противоречащие его бесконечной благости и справедливости? Разве это откровение не обнаруживает у него отвращения, ненависти или по меньшей мере равнодушия к большинству людей, а то и определенного намерения держать их в неведении, чтобы погубить их? Одним словом, разве во всех известных нам откровениях божество, которое должно быть мудрым, справедливым, полным любви к человечеству, не предстает перед нами как капризное, несправедливое, жестокое существо, желающее обольстить своих детей, ставящее им ловушки и наказывающее их за то, что они попали в них? Бога доктора Кларка и христиан можно считать совершенным существом лишь в том случае, если па языке теологии будут называть совершенствами то, что на языке разума или здравого смысла называют явными несовершенствами, или же отвратительными качествами. Мы готовы сказать даже больше: среди людей не найдется столь злого, мстительного, несправедливого, жестокого индивида, как тот тиран, которому христиане с рабским усердием воздают поклонение и которому их теологи приписывают совершенства, ежеминутно опровергаемые его же поведением.

449

29 Поль Анрп Гольбах, том I

Чем более мы будем вглядываться в бога теологии, тем более противоречивым и бессмысленным будет представляться нам это понятие, которое теология создает

словно лишь для того, чтобы немедленно уничтожить. Действительно, что это за существо, относительно которого нельзя утверждать ничего, что тотчас же не было бы опровергнуто? Что это за благой бог, который постоянно гневается; всемогущий бог, которому никогда не удается осуществить своих планов; бесконечно блаженный бог, блаженство которого постоянно нарушается; любящий порядок бог, который никогда не может сохранить порядка; справедливый бог, допускающий, чтобы невиннейшие из его подданных вечно терпели несправедливость? Что это за чистый дух, который творит и приводит в движение материю? Что это за неизменное существо, которое является причиной движений и изменений, каждое мгновение происходящих в природе? Что это за бесконечное существо, сосуществующее вместе со вселенной? Что это за всеведущее существо, которое считает необходимым подвергать испытаниям свои творения? Что это за всемогущее существо, которое не может придать своим творениям желательное ему совершенство? Что это за существо, которое обладает всевозможными божественными качествами, но всегда ведет себя как обыкновенный человек? Что это за всемогущее существо, которое ни в чем не успевает и никогда не поступает достойным образом? Оно злобно, несправедливо, жестоко, завистливо, раздражительно и мстительно, как человек; оно терпит подобно последнему неудачи во всех своих начинаниях, обладая, однако, всеми атрибутами, способными гарантировать его от человеческих недостатков. Если мы захотим быть добросовестными, то должны будем признать, что это существо — простое ничто и что выдуманный для объяснения природы призрак находится в вечном противоречии с этой природой, ибо, вместо того чтобы объяснить все, он вносит во все хаос. Согласно самому Кларку, небытие — это то, о чем ничего нельзя утверждать с уверенностью и относи-тельно чего можно уверенно отрицать все; таким образом, идея небытия есть, так сказать, отрицание абсолютно всех идей; поэтому идея конечного или бесконечного небытия заключает в себе внутреннее противо- речие. Достаточно применить этот принцип к тому, что говорит наш автор о божестве, чтобы убедиться, что, по его же собственному признапию, оно представляет собой бесконечное небытие, так как идея этого божества является отрицанием абсолютно всех идей, которые могут составлять себе люди. Действительно, духовность есть чистое отрицание телесности. Говорить, что бог духовен, не значит ли это просто сознаваться в его незнании? Нам говорят, что есть субстанции, которых мы не можем ни видеть, ни осязать и которые тем не менее существуют. Отлично, но в таком случае мы не можем ни рассуждать о них, ни приписывать им каких-нибудь качеств. Далее, понимаем ли мы лучше бесконечность, являющуюся чистым отрицанием пределов, наблюдаемых у всех существ? Разве человеческий ум способен понять, что такое бесконечность? И разве он не вынужден прибавлять конечные количества к другим столь же конечным количествам, чтобы составить себе хоть какое- нибудь смутное представление о бесконечном? Что такое всемогущество, вечность, всеведение, совершенство, как не абстракции или чистые отрицания предела силы, длительности, знания? Если верно, как нас уверяют, будто бог отличен от всего, что способен знать, видеть и чувствовать человек; если о нем нельзя сказать ничего положительного, то можно по меньшей мере сомневаться в его существовании; если верно все то, что утверждают о боге наши теологи, то не-возможно не отрицать бытия или возможности бытия существа, наделяемого качествами, которых челове-ческая мысль никогда не сумеет ни постигнуть, ни примирить между собой.

Существующее само по себе существо должно бытъь согласно Кларку, простым, неизменным, нетленным, неделимым, не обладающим частями, фигурой и движением — словом, существом, не обладающим каким-либо из свойств материи, которые, как конечные, несов-местимы с совершенной бесконечностью. Но говоря откровенно, можно ли составить себе какое-нибудь истинное понятие о подобном существе? Сами теологи согласны с тем, что люди не могут получить полного представлення о боге; по предлагаемое нам здесь определение не только не является полным, но и уничтожает все божественные качества, на основании которых мы могли бы высказать какое-нибудь суждение о боге. Поэтому г. Кларк сам вынужден сознаться, что, когда нужно определить, каким образом бог бесконечен и вездесущ, наш ограниченный разум не может ни объяснить, ни понять этого. Но что это за существо, которого никто не может ни объяснить, ни понять? Это— просто призрак, который не мог бы интересовать людей, даже если бы он существовал.

Платон, этот великий творец призраков, говорит, что люди, признающие лишь то, что они могут видеть и осязать, тупицы и невежды, отказывающиеся допустить реальность существования невидимых вщей. Наши теологи говорят нам то же самое; наши европейские религиозные вероучения явным образом пропитаны духом платоновских фантазий, являющихся продуктом темных умозрений и непонятной метафизики египетских, халдейских и ассирийских жрецов, у которых Платон заимствовал свою пресловутую философию. Действительно, если философия состоит в познании природы, то платоновское учение совер-шенно не заслуживает этого наименования, так как оно только удаляет человеческую мысль от реальной природы, направляя ее в сторону какого-то умопости-гаемого мира, где, естественно, она сумеет найти лишь призраки. Между тем эта-то фантастическая философия и лежит в основе теологического мировоз-зрения. Наши теологи, находясь еще и теперь иод влиянием бредней Платона, говорят своим последо-вателям только о духе, разуме, бестелесных субстанциях, невидимых силах, ангелах, демонах, таинственных качествах, сверхъестественных явлениях, божественном озарении, врожденных идеях и т. д. Если верить им, то наши чувства совершенно бесполезны для нас, опыт никуда не годится; воображение же, восторженная мечтательность, фанатизм и чувство страха, порождаемые в нас религиозными предрассудками, представляют собой вдохновение свыше, божественные знамения, естественные чувства, которые мы должны предпочитать разуму, рассудительности и здравому смыслу. С детства напичкав нас подобными учениями, способными только притупить мысль и ввести в заблуждение, теологи без труда могут заставить нас признать величайшие нелепости под пышным назва-нием тайн и помешать нам исследовать то, чему они учат. Как бы то ни было, мы ответим Платону и всем философам, которые подобно ему заставляют нас ве-рить в то, чего мы не можем понять, что вера в существование какой-нибудь вещи предполагает обладание хоть какой-нибудь идеей о ней; что эту идею мы можем получить лишь через посредство наших чувств; что все, чего мы не познаем через посредство наших чувств, не существует для нас; что если нелепо отрицать существование того, чего не знаешь, то странно приписывать этому неизвестные качества и что бессмысленно содрогаться перед какими-то призраками или почитать пустые идолы, наделенные противоречивыми качествами, которые придумало наше воображение без содействия опыта и разума.

Это может пригодиться для ответа доктору Кларку, говорящему нам: «Какая бессмыслица с таким жаром восставать против существования нематериальной субстанции, сущность которой непостижима, и назы- ватъ ее самой невероятной вещьюі» Несколько выше он говорит: «Нет столь ничтожного растения и столь жалкого животного, которые не были бы камнем преткновения для высочайшего гения; неодушевленные существа окружены для нас непроницаемым мраком. Поэтому что за дикая мысль умозаключать из непостижимости божества о невозможности его существования!»

Мы ответим на это:

Представление о нематериальной, или лишенной протяжения, субстанции — это просто отсутствие идеи, отрицание протяжения; говоря, будто какое-нибудь существо не есть материя, нам говорят то, что оно не есть, но не показывают, что оно есть, а утвер- ждая, будто какое-нибудь существо недоступно нашим чувствам, утверждают, что мы не обладаем никаким средством убедиться, существует оно или нет.

Мы охотно согласимся, что даже величайшие гении не знают сущности камней, растений, животных и тайных сил, составляющих их, заставляющих их покоиться или действовать; но во всяком случае все эти тела можно видеть, они хоть в некоторых отношениях доступны пашим чувствам, мы способны заметить те или иные их действия, на основании которых можем более или менее верно судить о них; что же касается нематериального существа, то наши чувства не могут уловить его ни с какой стороны и, следовательно, не в состоянии дать нам о нем никакого представления; подобное существо является для нас скрытым качеством или, точнее говоря, фикцией (etre de raison). Если мы не знаем сущности или внутреннего состава материальных существ, то мы можем все же с помощью опыта открыть некоторые из их взаимо-отношений с нами; мы знаем их поверхность, протяжение, форму, цвет, мягкость и твердость благодаря впечатлениям, которые они на нас производят; мы способны сравниватьнх, отличать их друг от друга, судить о них, стремиться к ним или избегать их в зависимости от того, как они воздействуют на нас; что же касается нематериального бога или духов, о которых без умолку говорят нам люди, знающие их не более, чем прочие смертные, то мы не можем иметь о них подобных знаний.

3. Мы знаем в самих себе перемены, которые называем чувствами, мыслями, желаниями, страстями. Так как наша собственная сущность и энергия, обусловленные своеобразной организацией нашего тела, не известны, то все эти явления приписываются скрытой, отличной от нас самих причине, которую называют духовной, так как она кажется действующей иначе, чем наше тело; однако размышление показывает нам, что материальные действия могут исходить только от материальных причин. Аналогичным образом мы наблюдаем во вселенной только физические, материальные действия, которые могут иметь своим источником лишь подобную им причину и которые мы должны приписывать не какой-то неизвестной нам духовной причине, а самой природе, становящейся в известных отношениях доступной нашему познанию, как только мы решаемся добросовестно поразмыслить над ней.

Если непостижимость божества не есть аргумент против его бытия, то она не есть также довод в пользу его нематериальности. Его духовность понятна гораздо меньше, чем материальность, так как материальность представляет собой известное качество, а духовность — это скрытое, неизвестное качество или, вернее, способ выражения, которым мы лишь прикрываем наше неведение. Слепорожденный рассуждал бы плохо, если бы стал отрицать существование красок, хотя эти краски реально не существуют для него, существуя лишь для тех, кто в состоянии познать их; если этот слепорожденный захотел бы определить краски, то его претензии показались бы нам смешпыми. Точно так же, если бы имелось существо, обладающее представлениями о боге, или чистом духе, наши теологи, без сомнения, показались бы ему столь же смешными, как этот слепой.

Нам беспрестанно повторяют, что наши чувства показывают нам лишь скорлупу вещей, а наш ограниченный ум не может постигнуть божества. Допустим это. Но эти чувства не показывают нам даже скорлупы божества, по поводу определения и атрибутов которого не перестают спорить теологи, до сих пор не сумев доказать его существование. «Я очень люблю,— говорит г. Локк,— всех тех, кто искренне защищает свои взгляды; но людей, которые, судя по их способу защиты, вполне убеждены в правоте исповедуемых ими взглядов, так мало, что я склонен думать, что на свете гораздо больше скептиков, чем это полагают» .

Аббади говорит, что дело идет о том, чтобы узнать, существует ли бог, а не о том, что такое этот бог. Но как убедиться в бытии существа, которого никогда нельзя познать? Если нам не говорят, что такое это существо, как можем мы убедиться, возможно ли его существование или нет? Мы рассмотрели те шаткие основы, на которые люди пытались опереть сочиненный их воображением призрак, проанализировали доводы, приводимые ими в пользу его существования, и указали на бесчисленные противоречия, вытекающие из приписываемых ему несовместимых друг с другом качеств. Что следует из всего этого, как не то, что божество не существует? Нас уверяют, правда, что между божественными атрибутами нет противоречия, а есть лишь несоответствие между нашим умом и природой верховного существа. Допустим это. Но каким же мерилом должен пользоваться человек, чтобы выска-зывать суждения о своем боге? Разве не люди выдумали это существо и придали ему различные атрибуты? Если, чтобы понять его, надо быть бесконечным духом, то вправе ли сами теологи хвалиться тем, что они его постигают? Зачем же они говорят о нем другим людям? Так как человек никогда не будет бесконечным существом, то сумеет ли он в загробном мире постигнуть своего бесконечного бога лучше, чем на земле? Если мы не знаем бога в настоящее время, то не можем рассчитывать познать его и в будущем, так как никогда не станем богами.

Однако нас уверяют, будто нам необходимо познать этого бога; но можно ли доказать необходимость поз-нания того, что невозможно познать? Нам отвечают, что достаточно разума и здравого смысла, чтобы убе-диться в бытии божьем. Но разве, с другой стороны, нам не говорят, что разум ненадежный руководитель в религиозных вопросах? Пусть нам укажут хотя бы ту границу, где нужно расстаться с этим разумом, доведшим нас до познания бытия божьего. Станем ли мы обращаться к нему и при рассмотрении вопроса, правдоподобно ли то, что рассказывают об этом боге, может ли он соединять в себе приписываемые ему противоречивые атрибуты, говорил ли он то, что ему приписывают? Священнослужители никогда не позволят нам обращаться к разуму по поводу всех этих вещей. Они будут уверять нас, что в этих вопросах мы должны слепо полагаться на их слова; они будут утверждать, что самое верное — это признать все высказанное ими о природе существа, которое, по их собственному признанию, не известно им и совершенно недоступно мысли смертных. Ведь наш разум не мржет постигнуть бесконечное; он не может убедить нас в существовании бога; и если разум наших священнослужителей более высок, чем у нас, то нам придется верить в бога, лишь основываясь на их словах; мы никогда не сумеем вполне убедиться в этом сами: внутреннее убеждение может быть лишь результатом очевидности и доказательства.

Мы вправе считать какую-нибудь вещь невозможной, если наши идеи о ней не только не могут быть правильны, но и всегда исполнены противоречий, несовместимы между собой и уничтожают друг друга. У нас нет правильных идей о духе; когда мы говорим, что лишенное органов и протяжения существо можеі чувствовать, мыслить, хотеть и желать, наши идеи о нем противоречат друг другу: бог теологии не может действовать, обладание человеческими качествами противоречит его божественной природе; а если предположить эти качества бесконечными, то они станут только более непонятными и несовместимыми между собой.

Если бог является для людей тем, чем краски для слепорожденного, то этот бог не существует для нас; если утверждают, что он соединяет в себе приписываемые ему качества, то он невозможен. Если мы слепцы, то не будем рассуждать ни о боге, ни о его красках, не будем приписывать ему атрибутов, не будем зани- маться им. Теологи — это слепцы, которые желают объяснить другим слепцам оттенки и краски портрета, изображающего некий оригинал, с которым они не познакомились даже ощупью . Пусть нам не возражают на это, что оригинал, портрет и его краски все же существуют, хотя слепой и не может ни объяснить нам оригинала, ни составить себе представления о нем на основании свидетельства зрячих людей: где те зрячие, которые видели божество, которые знают его лучше, чем мы, и вправе поэтому убеждать нас в его существовании?

Доктор Кларк говорит нам: достаточно того, что атрибути бога могут существовать и из них самих невозможно вывести их несуществование. Странный способ рассуждения! Неужели теология будет единственной наукой, в которой дозволено утверждать существо-вание какой-либо вещи на основании одной лишь ее возможности! Неужели необоснованные фантазии и недоказанные положения можно считать истинами на том только основании, что нельзя доказать противоположного положения? Впрочем, совсем не трудно доказать, что теологический бог невозможен; для этого достаточно показать, как мы это и делаем все время, что существо, образованное путем чудовищного сочетания самых резких контрастов, не может существовать.

Однако наши противники продолжают настаивать на своем и говорят нам, что нельзя себе представить, чтобы разум или мысль были свойствами и модификациями материи, хотя даже г. Кларк признает, что мы не знаем сущности и энергии последней и величайшие гении обладали лишь поверхностным и неполным представлением о ней. Но мы можем в свою очередь спросить у них, легче ли представить себе, что разум и мысль являются свойствами духа, о котором, конечно, у нас еще меньше представлений, чем о материи? Если мы обладаем лишь смутными и неполными представле-ниями о грубых, физических телах, то неужели мы сможем отчетливей познавать нематериальную субстанцию, или духовного бога, который не действует ни на одно пз наших чувств и который, действуя на них, перестал бы быть нематериальным?

Поэтому г. Кларк не вправе говорить нам, что идея нематериальной субстанции не содержит в себе ничего невозможного, не заключает никакого противоречия, и лица, утверждающие обратное, должны отрицать существование всего того, что не является материальным. Все, что действует на наши чувства, есть материя; субстанция, лишенная протяженности или свойств материи, не может вызывать в нас ощущения и, следовательно, давать нам восприятия или идеи; мы устроены так, что то, о чем мы пе имеем идей, не существует для нас. Поэтому нет ничего нелепого в утверждении, что все не являющееся материей не существует; наоборот, это столь убедительная истина, что только закоренелые предрассудки или недобросовестность могут заставить кого-либо сомневаться в ней.

Все эти трудности не устраняются тем, что наш ученый противник начинает спрашивать, существуют ли только пять чувств, не мог ли бог дать чувства, совершенно отличные от наших, существам, которых мы не знаем, и не мог ли бы он дать иные чувства нам самим в том самом состоянии, в каком мы находимся. Я отвечу на это сначала, что, прежде чем умозаключать о том, что может и чего не может сделать бог, надо установить его существование. Я возражу далее, что фактически мы обладаем лишь пятью чувствами ; что с их помощью человек не может постигнуть такое существо, каким является бог, судя по описаниям теологов; что мы абсолютно не знаем, каков был бы объем и характер наших восприятий в том случае, если бы в дополнение к нашим у нас были еще какие-нибудь чувства. Таким образом, спрашивать, что мог бы сделать в подобном случае бог,— значит предполагать спорный вопрос уже решенным, так как мы не можем знать, на что способно существо, о котором у нас нет никакого представления. Точно так же мы не имеем никакого представления о том, что могут чувствовать и знать ангелы, или отличные от нас и превосходящие нас интеллектом существа. Мы не знаем способа произ-растания растений: как же можем мы знать способ по-нимания существ, совершенно отличных от нас? Но во всяком случае мы можем быть уверены, что если бог, как нас уверяют, бесконечен, то ни ангелы, ни иные подчиненные ему духи не могут его постигнуть. Если человек представляет загадку для самого себя, то как может он понять то, что отлично от него? Поэтому мы должны довольствоваться в наших суждениях своими пятью чувствами. Слепой обладает лишь четырьмя чувствами; он не вправе отрицать того, что другие люди обладают лишним чувством, но вправе утверждать, что не имеет никакого представления о действиях чувства, которого ему не хватает. Мы можем судить о божестве лишь на осно-вании своих пяти чувств, и никто из людей не вправе утверждать, что он знает его лучше, чем мы. Разве слепец, окруженный другими слепцами, не был бы вправе спросить у них, на каком основании они гово-рят ему о каком-то чувстве, которым не обладают сами, или о каком-то существе, о котором их собственный опыт ничего не может сказать им?

Наконец, мы можем ответить г. Кларку, что его предположение невозможно, согласно его же собственной теории: ведь бог, создав, как уверяет г. Кларк, человека, без сомнения, желал, чтобы последний имел лишь пять чувств и был таков, каков он есть в действительности, так как это соответствует мудрым целям и неизменным планам, которые приписывает ему теология.

Доктор Кларк, как и все прочие теологи, обосновывает необходимость существования своего бога необходимостью допустить силу, которая дала бы начало движению. Но если материя существовала всегда, то она всегда обладала и движением, которое, как мы это доказали, столь же присуще ей, как и протяженность, и вытекает из ее первичных свойств. Таким образом, движение существует лишь в материи и через нее: подвижность — это следствие ее существования; это не значит, что само великое целое может занимать другое пространство в отличие от того, которое оно занимает в настоящее время; но части этого целого могут изменять и фактически непрерывно изменяют свои положения относительно друг друга; в этом-то и за-ключается постоянство и жизнь природы, которая в целом всегда неизменна. Но допустим, как это по-стоянно делают теологи, что материя мертва, т. е. не способна произвести что-либо сама по себе без по-мощи некоей силы, сообщающей ей движение; разве мы сможем в этом случае понять, как материальная природа получает свое движение от силы, в которой нет ничего материального? В состоянии ли человек представить себе, что субстанция, не обладающая ни одним из свойств материи, может создать последнюю, извлечь ее из собственной глубины, организовать и оживить ее, а затем направлять ее движения и руково-дить ею?

Таким образом, движение так же вечно, как и материя. Части вселенной всегда действовали друг на друга в зависимости от их энергии, сущности, первоначальных элементов и различных сочетаний последних. Эти части должны были сочетаться в зависимости от их соответствия друг другу или взаимных отноше- ний, притягиваться и отталкиваться, действовать и противодействовать, тяготеть друг к другу, соединяться и разъединяться, приобретать формы и изменять их благодаря своим непрерывным столкновениям. В материальном мире двигатель должен быть материальным. В целом, части которого движутся благодаря собственной сущности, нет нужды в двигателе, отличном от него самого; это целое должно в силу собственной энергии находиться в постоянном движении. Всеобщее движение, как уже было доказано нами, возникает из всех частных движений, непрерывно сообщаемых телами ДРУГ другу.

Мы видим, таким образом, что теология со своим учением о боге, сообщающем движение природе и отличном от нее, лишь без нужды умножает существа или, вернее, олицетворяет присущий материи принцип подвижности; придавая этому принципу человеческие качества, она лишь приписывает ему совершенно неподобающие ему разум, мысль и иные совершенства. Все то, что г. Кларк и все прочие современные теологи говорят о своем боге, приобретает некоторый смысл, если применить это к природе, к материи: она вечна, т. е. не могла иметь начала и никогда не будет иметь конца; она бесконечна, т. е. мы не представляем себе ее границ и т. д. Но к ней совершенно не подходят заим-ствованные у человека качества, так как эти качества представляют собой способы существования, или модусы, свойственные лишь частным существам, а не заключающему их в себе целому.

Таким образом, резюмируя наши возражения г. Кларку, мы скажем: 1) можно представить, что материя существовала от века, так как нельзя представить себе, чтобы она могла возникнуть; 2) материя независима, так как нет ничего вне ее; она неизменна, так как не может изменить свою природу, хотя непрестанно меняет свои формы и сочетания; 3) материя существует сама собой, так как мы не в состоянии представить, чтобы она могла погибнуть, и поэтому не можем допустить, чтобы она начала когда-нибудь существовать; 4) мы не знаем ни сущности, ни истинной природы материи, хотя и в состоянии познать некоторые из ее свойств и качеств по способу ее воздействия на нас, чего нельзя сказать о боге; 5) так как материя не имеет начала, то она никогда не будет иметь конца, хотя ее формы и сочетания имеют и начало и конец; 6) если все существующее или доступное нашей мысли есть материя, то эта материя бесконечна, т. е. не может быть ограничена чем-либо; она вездесуща, раз вне ее нет никакого места; действительно, если бы вне ее существовало какое-нибудь место, то это была бы пустота и, следовательно, бог являлся бы пустотой; 7) природа едина, хотя ее элементы, или части, бесконечно разнообразны и одарены весьма различными свойствами; 8) материя при известных модификациях и сочетаниях производит в некоторых существах то, что мы называем разумом и что есть один из ее способов бытия, но не одно из ее существенных свойств; 9) материя не есть какое-то свободно действующее начало, так как не может действовать иначе, чем она это делает в силу законов своей природы и своего существования; поэтому тя-желые тела неизменно должны падать, легкие тела—подниматься, огонь — гореть, человек —чувствовать добро и зло в зависимости от природы действующих на него вещей; 10) сила, или энергия, материи имеет лишь те границы, какие предписываются ей собственной природой; 11) мудрость, справедливость, доброта и т. д.— это качества, свойственные материи в том сочетании, или той модификации, которую мы встречаем у некоторых существ человеческого рода; идея же совершенства — это абстрактная, отрицательная, метафизическая идея, или известный способ рассмотрения вещей, не опирающийся на что-либо реальное вне нас; 12) материя наделена принципом движения, материя содержит его в себе, так как только она способна получать и сообщать движение, в то время как эту способность нельзя даже представить себе в нематериальном, простом, лишенном частей существе, которое, не обладая ни протяжением, ни массой, ни тяжестью, не могло бы ни двигаться само, ни приводить в движение другие тела, а тем более создавать и сохранять их.

<< | >>
Источник: ПОЛЬ Анри ГОЛЬБАХ. ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ Том 1. ИЗДАТЕЛЬСТВО СОЦИАЛЬНО - ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МОСКВА —1963. 1963

Еще по теме Глава IVРАЗБОР ДОКАЗАТЕЛЬСТВ БЫТИЯ БОЖЬЕГО,ДАННЫХ КЛАРКОМ:

  1. Глава IVРАЗБОР ДОКАЗАТЕЛЬСТВ БЫТИЯ БОЖЬЕГО,ДАННЫХ КЛАРКОМ