<<
>>

Глава XVIНЕПОНИМАНИЕ ЛЮДЬМИ ОСНОВСВОЕГО СЧАСТЬЯ — ПОДЛИННЫЙ ИСТОЧНИКИХ БЕДСТВИЙ; ТЩЕТНЫЕ ПОПЫТКИ ПОМОЧЬ ИМ

Разум не запрещает человеку иметь необъятные желания; честолюбие — страсть, полезная человечеству, если оно имеет целью его счастье. Великие люди желают действовать в обширной сфере; могущественные, просвещенные, благодетельные гении, поставленные в благоприятную обстановку, далеко простирают свое благотворное влияние; чтобы чувствовать себя счастливыми, они должны сделать счастливыми множество людей.
Многие государи редко наслаждаются подлин- ным счастьем именно потому, что их слабые, ограниченные души вынуждены действовать в сфере, слишком обширной для их ничтожной энергии. И вот из-за бездействия, лености, неспособности своих властелинов народы часто томятся в нищете, подчиняясь власти людей, неспособных сделать счастливыми ни себя, ни своих подданных. С другой стороны, слишком бурным, пылким, активным натурам тесно в отмежеванной им сфере действия и их пыл, не находящий себе применения, делает из них бичей рода человеческого . Александр Македонский был монархом, столь же вредным человечеству и столь же недовольным своей судьбой, как и тот ленивый деспот, которого он низверг с трона. Души того и другого не соответствовали сферам их действия.

Счастье человека всегда заключается в соответствии его желаний окружающей его обстановке. Верховная власть — ничто для ее обладателя, если он не умеет пользоваться ею для своего собственного счастья; она — подлинное зло для него, если делает его несчаст-ным; она —отвратительное злоупотребление, если влечет за собой несчастье какой-то части человечества. Неудовлетворенность могущественнейших государей и бедствия их подданных обычно происходят оттого, что государи, обладая всеми средствами стать счастливыми, никогда пе пользуются последними или умеют лишь злоупотреблять ими. Мудрец на троне был бы счастливейшим из смертных. Монарх — человек, и вся его власть не может доставить ему иных органов п иных способов чувствовать, чем те, которые имеются у последнего из его подданных.

Все его преимущества заключаются лишь в величии, разнообразии, многочисленности предметов, которыми он может заниматься; эти предметы постоянно дают пищу его уму, не позволяя ему впасть в расслабление и скуку. Если его душа добродетельна и исполнена величия, то его честолюбие должно быть удовлетворено при виде возможности объединить желания своих подданных со своими собственными, создать у подданных заинтересованность в сохранении его власти, заслужить их привязанность и добиться уважения и похвалы всех народов. Таковы завоевания, на которые указывает разум всем тем, кто предназначен управлять государствами. Они способны удовлетворить самое необузданное воображение, самое пылкое честолюбие. Короли лишь потому счастливейшие из смертных, что обладают возможностью сделать счастливыми множество людей, умножая, таким образом, число поводов для законного самоудовлетворения.

Эти преимущества верховной власти разделяют все те, кто принимает участие в управлении государствами. Поэтому знатность, высокое положение в обществе, влияние желательны для всех тех, кто может использовать указанные преимущества для своего соб-ственного счастья. Эти преимущества бесполезны пос-редственным людям, у которых нет ни энергии, ни способности использовать их с выгодой для самих себя; они отвратительны, когда для их достижения люди рискуют своим собственным счастьем и счастьем общества; общество делает ошибку, когда оказывает уважение людям, употребляющим власть для разрушения общественного союза, между тем как она достойна одобрения лишь тогда, когда дает полезные государству плоды.

Богатства, бесполезные для скупца, являющегося лишь их печальным тюремщиком, вредные расточителю, которому они доставляют лишь недуги, пресыщение, скуку, предоставляют добродетельному человеку ты-сячи средств увеличить сумму его счастья. Но прежде чем желать богатств, надо уметь пользоваться ими. Деньги лишь символ счастья; наслаждаться ими, пользоваться ими, чтобы делать людей счастливыми,— вот реально осуществленное счастье.

В соответствии с существующим между людьми соглашением деньги доставляют все блага, каких только можно пожелать, за исключением лишь одного, а именно умения ими пользоваться, Иметь деньги, не умея ими пользоваться — все равно что иметь ключ к какому-нибудь дворцу, вход в который воспрещен; расточать их — все равно что бросить этот ключ в реку; делать из них дурное употребление — все равно что воспользоваться им для того, чтобы нанести себе рану. Дайте какие угодно сокровища просвещенному и добродетельному человеку, и он не будет отягощен этими богатствами. Если такой человек обладает великой, благородной душой, он лишь расширит сферу своих добрых дел; он заслужит привязанность большого количества людей, привлечет к себе любовь и уважение окружающих. Он будет сдержан в своих удовольствиях, чтобы иметь возможность наслаждаться ими; он будет знать, что деньги не восстанавливают души, истощенной наслаждениями, органов, ослабленных излишествами, хилого тела, способного поддерживать себя только путем лишений; он будет знать, что злоупотребление чувственностью уничтожает удовольствие в самом его источнике и что все сокровища мира не могут дать новых органов чувств.

Мы видим, таким образом, какую цену имеют пустые декламации угрюмых философов против стремления к власти, знатности, богатству и радостям. Все эти вещи заслуживают наших желаний, если только нам позволено рассчитывать на них и если мы умеем получить от них действительную пользу. Разум не может порицать или презирать эти блага, когда для их достижения мы никому не причиняем ущерба; он окружает их уважением, когда мы пользуемся ими, чтобы сделать счастливыми себя и других. Удовольствие есть благо, и нам свойственно любить его. Оно разумно, когда делает наше существование ценным для нас, не вредит нам самим, а его последствия не гибельны для других. Богатство является символом большинства земных благ; оно становится реальностью, когда находится в руках человека, умеющего им пользоваться. Власть есть величайшее из благ, когда природа и воспитание дали обладателю этой власти достаточно великую, благородную, сильную душу, чтобы оказывать благотворное влияние на целые народы, привязывая их к себе своими благодеяниями и ставя их в законную зависимость от себя.

Только тот, кто делает людей счастливыми, приобретает право управлять ими.

Права человека по отношению к другим людям могут быть основаны лишь на счастье, которое он им доставляет или на которое дает им возможность надеяться. В противном случае его власть над ними является насилием, узурпацией, явной тиранией. Всякая законная власть основана лишь на способности делать людей счастливыми. Ни один человек не получает от природы права повелевать другими людьми; но мы охотно даем это право тому, от кого надеемся обрести свое благополучие. Правительственная власть означает право повелевать всеми, дарованное государю во имя выгоды упра-вляемых. Государи являются защитниками и храните-лями личности, добра, свободы своих подданных; последние дают согласие оказывать ему повиновение лишь на этом условии. Правительственная власть ста-новится просто разбоем, когда правители пользуются предоставленной им силой, чтобы сделать общество несчастным. Власть религии основана лишь на припи-сываемой ей способности делать народы счастливыми; если боги делают людей несчастными — это только отвратительные призраки . Правительственная власть и религия были бы разумными учреждениями, если бы они содействовали счастью людей. Было бы безумием подчиняться игу, порождающему лишь зло; было бы несправедливостью заставлять смертных отказаться от своих прав без всякой выгоды для них.

Отцовская власть основана лишь на выгодах, которые, как предполагают, отец доставляет семье. В основе чинов и рангов в политических обществах лежит реальная или воображаемая польза, доставляемая некоторыми гражданами, из-за которой прочие согласны отли- чать и уважать их, равно как и повиноваться им. Богач приобретает права на бедняка лишь в силу того, что может доставить последнему благополучие. Гений, талант, науки, искусства обладают правами по отношению к нам в зависимости от пользы, удовольствия и выгод, доставляемых ими обществу. Одним словом, мы всегда любим, уважаем, обожаем только счастье, ожидание счастья, его образ.

Боги, государи, богачи, вельможи могут, разумеется, внушать нам уважение, ослеплять наше воображение, приводить нас в трепет своим могуществом, но добровольное подчинение наших сердец, одно лишь дающее законные права, может быть обеспечено только реальными благодеяниями и добродетелью. Польза есть не что иное, как подлинное счастье; быть полезным — значит быть добродетельным; быть добродетельным — значит делать людей счастли-выми.

Доставляемое нам счастье является неизменным и необходимым критерием наших чувств по отношению к другим людям, предметам, которых мы желаем, взглядам, которые мы усваиваем, поступкам, о которых мы судим. Мы становимся жертвами своих предрассудков всякий раз, когда перестаем пользоваться этим критерием в своих суждениях. Мы никогда не подвергнемся риску ошибиться, если будем обращать внимание на то, какова реальная польза религии, правительства, законов, всех учреждений, открытий и поступков лю-дей для человечества.

Поверхностный взгляд часто может вводить нас в заблуждение, но тщательно продуманные опыты почти всегда дают нам правильное, безошибочное представление о вещах. Разум показывает нам, что удовольствие — это кратковременное счастье, которое нередко становится злом; что зло может быть кратковременным страданием, которое часто становится благом. Разум показывает нам истинную природу вещей и объясняет действия, которые мы можем от них ожидать. Он указывает нам различие между теми склонностями, которые совместимы с нашим благополучием, и теми, против которых мы должны бороться. Наконец, он всегда убеждает нас, что интересы разумных существ, стремящихся к счастливой жизни, требуют уничтожения всех призраков, химер и предрассудков, являющихся препятствиями счастью людей в этом мире.

Если мы обратимся к свидетельству опыта, то убедимся, что действительный источник всех бедствий, удручающих человеческий род, надо искать в религиозных иллюзиях и верованиях. Незнание естественных причин заставило человека создать богов; обман превратил их во что-то грозное; представление об этих свирепых божествах преследовало человека, нисколько не делая его лучше, заставляло его бесполезно трепетать перед ними, наполняло его ум нелепыми фантазиями, мешая прогрессу его мысли и препятствуя его поискам счастья.

Эти страхи сделали человека рабом тех, кто под предлогом забот о его благе обманывал его. Когда ему стали говорить, что его боги требуют пре-ступлений, он стал творить зло; он жил в несчастье, так как ему сказали, что его боги осудили его на несчастное существование. Он никогда не осмеливался ни оказать сопротивление своим богам, ни порвать свои оковы, так как ему сказали, что отказ от разума, глупость, отупение, духовное запустение являются верными средствами на пути к вечному блаженству.

Другие, не менее опасные предрассудки ослепляли людей в политических вопросах. Народы не знали истинных основ власти; они не осмеливались требовать счастья у своих царей, которые, однако, были обязаны доставить его им; они думали, что монархи, переряженные в богов, от рождения получают право повелевать остальными смертными, могут по своему произволу распоряжаться благополучием народов и совершенно не ответственны за причиняемые народам несчастья. Под влиянием подобных взглядов политика неизбежно выродилась и превратилась в какое-то пагубное искус-ство жертвовать счастьем всех для прихотей одного или нескольких привилегированных дурных людей. Несмотря на все претерпеваемые ими бедствия, народы продолжали падать ниц перед созданными ими самими идолами, в безумии почитая орудие своих страданий. Они повиновались несправедливым желаниям правителей, расточали свою жизнь, свою кровь, свои богат-

CTfca, чтобы удовлетворить их честолюбие, ненасытную алчность, все новые и новые фантазии. Они окружали бессмысленным почитанием всех тех, кто вместе с государями обладал возможностью вредить им; они преклоняли колени перед влиянием, чинами, титулами, богатством, роскошью. Наконец, жертвы своих предрассудков, они тщетно ожидали своего благополучия и счастья от кучки людей, которые, страдая от своих пороков п неспособности наслаждаться, вовсе не были склонны интересоваться счастьем народов. При таких вождях как о физическом, так и о духовном благополучии народов заботились мало или вовсе не заботились.

Ту же ослепленность мы находим в науке о нравах. Религия, всегда опирающаяся на невежество и вообра-жение, не могла основать нравственность на природе человека, взаимоотношениях между людьми и обязан-ностях, с необходимостью вытекающих из этих отно-шений. Она предпочла основать мораль на фантастических отношениях, якобы существующих между человеком и мнимыми силами, которые она выдумала и от имени которых стала говорить. Эти-то невидимые боги, которых религия всегда изображала в виде испорченных тиранов, стали судьями и образцами поведения человека. Человек стал дурным, необщительным, бесполезным, буйным фанатиком, когда он захотел подражать этим обожествленным тиранам и следовать урокам истолкователей их воли. Лишь последние воспользовались выгодами религии и мрака, распространенного ею среди человечества; народы не познали ни природы, ни разума, ни истины; у них была только религия, но не было никаких правильных представлений о нравственности и добродетели. Когда человек причинял зло другим людям, он верил, будто оскорбил своего бога, и, чтобы примириться с ним, унижался перед ним, принося ему дары и заинтересовывая жреца в своем примирении с богом. Так религия, вместо того чтобы найти для нравственности прочную, естественную и реальную основу, дала ей какую-то шаткую, идеаль-ную, недоступную познанию опору. Мало того, она извратила нравственность, а своим учением об искуплении окончательно разрушила ее. В своих попытках бороться со страстями людей она оказалась беспомощной. Паря в заоблачном царстве фантазии, будучи лишена опыта, религия никогда не знала, как излечить людей от страстей. Все рекомендовавшиеся ею для этого лекарства были отвратительны и вызывали у больных только отвращение. Религия стала приписывать этим средствам божественный характер, потому что они совсем не годились для людей; они оказались недейственными, так как выдумки бессильны по сравнению со страстями, порождаемыми и охраняемыми в человеческом сердце самыми могучими и реальными причинами. Голос религии или богов не мог быть услышан в шуме общественной жизни, где все подсказывает человеку, что он не может стать счастливым, не вредя своим ближним. Эти тщетные призывы только делали добродетель ненавистной, так как всегда изображали ее враждебной человеческому счастью и удовольствиям. Предписывая людям обязанности, им всегда указывали лишь на необходимость жертвовать самым дорогим, никогда не объясняя действительных мотивов этих жертв. Настоящее взяло верх над будущим, видимое — над невидимым, известное — над неизвестным, и человек стал дурным, так как все подсказывало ему, что следует быть дурным, чтобы добиться счастья.

Итак, под влиянием религий, правительств, воспитания, ложных взглядов — словом, всех учреждений, которые навязали человеческому роду под предлогом улучшения его судьбы, люди стали только более несчастны. Не будет лишним повторить, что именно в заблуждении надо искать настоящий источник бедствий человеческого рода. Не природа сделала его несчастным; не какой-то злобный бог захотел, чтобы он страдал; не наследственная испорченность привела к тому, что люди стали дурными и несчастными: причиной всех этих достойных сожаления следствий является только заблуждение.

Верховное благо — предмет исканий мудрецов, об открытии которого иные из них возвещали с такой помпой,— является на деле простой химерой вроде пресловутой панацеи, которую некоторые ученые хотели выдать за универсальное лекарство. Все люди больны;

с самого рождения они подпадают под действие заблуждения; но каждый из них подвергается воздействию последнего по-своему, в зависимости от природной организации и обстоятельств жизни. Если есть какое- нибудь всеобщее лекарство, применимое к разнообразным сложным болезням человека, то им может быть одна лишь истина, которую следует искать в природе.

При виде заблуждений, в которых погрязло боль-шинство смертных и которые они принуждены всасы-вать с молоком матери; желаний, которые их постоян-но волнуют; страстей, которые их обуревают; тревог, которые их беспокоят; физических и духовных бедствий, которые обрушиваются на них со всех сторон, появляется искушение поверить, что счастье в самом деле не создано для земной жизни и что желать оздоровить умы, в которые решительно все вливают отраву,— безнадежное дело. Когда присматриваешься к суевериям, волнующим мысль людей, разобщающим их и доводящим их до безумия, когда видишь эти угнетающие их правительства, тиранические законы, бесчисленные несправедливости, от которых стонут почти все народы на земле, эти пороки и преступления, делающие жизнь в обществе столь ненавистной почти всем его членам, то с трудом можешь освободиться от мысли, что несчастье — удел человеческого рода, этот мир предназначен быть местопребыванием несчастливцев, а счастье — химера или по меньшей мере нечто неуловимое. Желчные, преисполненные меланхолии последова-тели религиозного суеверия постоянно рисовали себе природу или ее творца в виде каких-то ожесточенных врагов человеческого рода. Они предположили, что человек, будучи постоянным объектом небесного гнева, раздражает бога даже своими желаниями и становится преступным в его глазах, пытаясь найти счастье, для которого вовсе не создан. Пораженные тем, что даже вещи, которых мы желаем с особенной силой, никогда не могут вполне удовлетворить наше сердце, эти люди стали называть такие вещи вредными, гнусными, отвратительными. Они приказали избегать их, они запретили даже полезнейшие для нас самих и наших ближних страсти; они потребовали, чтобы человек сделался бес-

чувственным, стал врагом самому себе, расстался со своими ближними, отказался от всяких удовольствий, отрекся от счастья — словом, выступил против своей природы. «Смертные! — сказали они.— Вы рождены для страданий; творец, создавший вас, обрек вас на несчастье; примиритесь с его намерениями и станьте несчастными. Боритесь с мятежными желаниями, имеющими своей целью счастье; откажитесь от удовольствий, которые вам свойственно любить; ни к чему не привязывайтесь здесь, на земле, избегайте общества, только распаляющего ваше соображение и заставляющего вас думать о благах, от которых вы должны отказаться; сломайте движущую пружину своей души; подавите то стремление к деятельности, которое хочет положить конец вашим мучениям; страдайте, скорбите, стенайте: таков ваш путь к блаженству».

О слепые врачи, принявшие болезнь за нормальное состояние человека! Вы не заметили, что страсти и желания свойственны человеку от природы; что запрещать ему любить и желать — все равно что хотеть отнять у него его существо; что активность есть жизнь общества и что требовать от нас ненависти и презрения к самим себе — значит лишить нас самого могущественного побуждения к добродетели. Так, религия своими сверхъестественными лекарствами не только не исцелила людей от их бедствий, но лишь ожесточила их и довела до отчаяния; не только не успокоила их страсти, но сделала еще более неукротимыми, опасными и яростными те из них, которые природа дала им лишь для самосохранения и счастья. Но людей нельзя сделать счастливыми, погасив их страсти; для этой цели надо направить эти страсти на предметы, действительно полезные им самим и другим.

337

22 Поль Анри Гольбах, том I

Несмотря на заблуждения, ослепляющие человече-ство, сумасбродство его религиозных и политических учреждений, наши постоянные жалобы и недовольство судьбой, на земле есть счастливые люди. Мы встречаем иногда государей, одушевленных благородным стремлением сделать народы процветающими и счастливыми; мы встречаем таких, как Антоний, Траян, Юлиан, Генрих1, чьи возвышенные души видят свою славу

и счастье в том, чтобы поощрять заслуги, помогать нуждающимся, протягивать руку помощи угнетенной добродетели. Мы встречаем гениев, охваченных жела-нием вырвать дань восхищения у своих сограждан, принося им пользу и наслаждаясь счастьем, которое они доставляют другим.

Не будем думать, будто бедняку совсем недоступно счастье. Скромная, бедная жизнь часто дает преимущества, которые принуждены признавать и которым завидуют богатые и знатные люди. В душе всегда занятого работой бедняка не перестают возникать желания, в то время как богач и знатный человек часто не знают, чего им желать, или же желают совершенно недоступных вещей . Привыкшее к труду тело бедняка знает сладость отдыха, для того же, кто томится в праздности, отдых самое утомительное времяпрепровождение. Физический труд и простая пища бедняка дают ему силы и здоровье, в то время как неподвижный и не-воздержный богач подвержен недугам и пресыщению. Нужда натягивает все пружины души, она мать всякого мастерства; из ее лона выходят гений и талант, которым вынуждены воздать иоклопеине богатство и знатность. Наконец, бедняк противостоит ударам судьбы, как своего рода гибкий тростник, который гнется, но не ломается. Таким образом, природа вовсе не была мачехой для большинства своих детей. Тот, кому судьба дала неза-метное положение, не знает честолюбия, которое съедает царедворца, тревог интригана, угрызений совести, скуки и пресыщения человека, разбогатевшего на разорении народа и не умеющего разумно пользоваться богатством. Чем больше работает тело, тем больше отдыхает воображение; последнее распаляется только в силу разнообразия обозреваемых предметов; пресыщенность ими вызывает у него чувство отвращения; воображение же бедняка по необходимости ограничено; он воспринимает мало идей, знает мало предметов н вследствие этого имеет мало желаний. Бедняк довольствуется немногим, между тем как вся природа не в силах удовлетворить ненасытных желании и мнимых потребностей утопающего в роскоши богача, который уже исчерпал удовлетворение, доставляемое необходимыми вещами. Те, кого мы под влиянием предрассудков считаем самыми несчастными из смертных, часто наслаждаются более реальными благами, чем угнетающие и презирающие их люди, иногда вынужденные им завидовать. Ограниченность желаний представляет собой весьма реальное благо: испытывающий нужду простолюдин мечтает только о хлебе; он добывает его в поте лица; он ел бы его с радостью, если бы людская несправедливость не делала его обыкновенно горьким. Из-за безумия пра-вительства те, кто утопает в изобилии, отнимают у земледельца плоды его труда, не становясь от этого нисколько счастливее. Государи жертвуют своим подлинным счастьем и счастьем своих государств ради удовлетворения страстей и прихотей, обездоливающих их народы, погружающих их страны в нищету, делающих тысячи людей несчастными без всякой пользы для самих государей. Тирания заставляет подданных проклинать свою жизнь и покидать работу, лишает их охоты иметь детей, которые были бы такими же несчастными, как и их отцы. Невыносимый гнет заставляет их иногда поднимать бунт или совершать покушения, чтобы отомстить за испытанную ими несправедливость. Доводя бедняка до отчаяния, несправедливость заставляет его прибегать к преступлению как средству избавиться от своих страданий. Несправедливое правительство доводит людей до отчаяния; своими притеснениями оно приводит к обезлюдению деревень, так что земля остается невозделанной; в результате возникает страшный голод с его спутниками — чумой и другими заразными болезнями. Несчастья народов влекут за собой революции; среди людей, ожесточенных бедствиями, начинается брожение умов, неизбежным результатом чего являются государственные перевороты. Физический мир и мир духовный тесно связаны между собой или, вернее, являются одной и той же вещью.

Если несправедливость государей не всегда вызывает такие серьезные последствия, то во всяком случае она влечет за собой леность, в результате которой общество переполняется нищими и злоумышленниками; ни религия, ни страх перед законом — решительно ничто не может остановить последних и заставить их быть жалкими зрителями благополучия, в котором им не разрешено принять участие. Даже ценой жизни они ищут себе мимолетного счастья, если несправедливость закрыла им путь к труду, который сделал бы их полезными и честными гражданами.

Пусть нам не говорят, будто ни одно правительство не может сделать всех своих подданных счастливыми. Оно, конечно, не может надеяться удовлетворить нена-сытные капризы и прихоти нескольких праздных граж-дан, которые не знают, что придумать, чтобы рассеять свою скуку; но оно может и должно заняться удовлет-ворением реальных потребностей большинства граждан. Общество пользуется всем доступным ему счастьем, если большинство его граждан имеет пищу, одежду, жилище — одним словом, может без чрезмерного труда удовлетворять свои физические потребности. Это большинство удовлетворено, если уверено, что никакая сила не может лишить его плодов труда и оно работает на самого себя. В силу какого-то безумия целые народы вынуждены трудиться, истекать потом, орошать землю слезами, чтобы удовлетворять потребность в роскоши, прихоти, развратные устремления кучки безрассудных и бесполезных людей, которые не могут стать счастливыми, так как их разнузданное воображение не знает никаких границ. Так религиозные и политические заблуждения превратили мир в юдоль слез.

Не советуясь с разумом, не зная цены истине, не понимая, в чем заключаются их настоящие интересы, их прочное и реальное счастье, государи и народы, богачи и бедняки, знать и простолюдины очень далеки от счастья. Между тем если мы беспристрастно взглянем на человеческий род, то найдем гораздо больше добра, чем зла. Ни один человек не бывает счастлив во всем и всегда, но он все же бывает в чем-нибудь счастлив в отдельных случаях. Те, кто с особенной горечью жа-луется на удары судьбы, прикреплены, однако, к жизни какими-то часто незаметными нитями, мешающими им расстаться с ней. Действительно, привычка облегчает нам наши страдания; прекращение боли становится на-стоящим наслаждением; всякая потребность представ-ляет собой удовольствие в момент своего удовлет-ворения; отсутствие горя и болезней является счастли-вым состоянием, которым мы тихо наслаждаемся, не замечая этого; надежда, редко покидающая нас окон-чательно, помогает нам переносить самые жестокие бедствия. Узник смеется в оковах; усталый поселянин с песнями возвращается в свою хижину; наконец, чело-век, называющий себя самым несчастным, с ужасом видит приближение смерти, если только отчаяние не окончательно исказило в его глазах облик природы .

Пока мы желаем продолжения своего существования, мы еще не вправе считать себя совершенно несчастными; пока нас поддерживает надежда, мы еще наслаждаемся весьма великим благом. Если бы мы были более справедливы, то, подсчитав наши удовольствия и страдания, убедились бы, что сумма первых значительно превосходит сумму последних; мы увидели бы, что у нас есть подробнейший реестр зла и очень плохо составленный список добра. Действительно, мы должны были бы признать, что в нашей жизни очень мало совершенно несчастных дней. Наши периодически возобно-вляющиеся потребности доставляют нам удовольствие при их удовлетворении, на нашу душу непрерывно действуют тысячи вещей, обилие\ разнообразие, новизна которых радует нас, отвлекает от наших огорчений, заставляет забывать наши печали. Если физические страдания невыносимы, то они непродолжительны и вскоре приводят нас к смерти; к тому же приводят и духовные страдания. Когда природа совершенно отказывает нам в счастье, она одновременно открывает нам дверь для выхода из жизни; и если мы отказываемся уйти, значит, находим еще удовольствие в существовании. Когда пароды доведены до отчаяния и совершенно несчастны, они решаются на последнее средство — берутся за оружие, чтобы, рискуя жизнью, положить конец своим страданиям.

Итак, на основании того, что столько людей цепляется за жизнь, мы вправе заключить, что они не так несчастны, как думают. Поэтому не будем преувеличивать бедствий человеческого рода; заставим молчать мрачный пессимизм, внушающий нам, будто бедствия человечества неисцелимы; станем мало-помалу уменьшать число наших заблуждений, и мы увидим, что в той же пропорции уменьшатся наши несчастья. Не будем заключать из того, что в человеческом сердце не перестают возникать желания, будто человек несчастен; из того, что его тело ежедневно нуждается в пище, следует заключить, что оно здорово и исполняет свои функции; из того, что его сердце испытывает желания, следует заключить, что у него есть потребность в непрестанных переживаниях и страсти неотъемлемы от счастья существа, которое чувствует, мыслит, получает идеи и должно неизбежно любить и желать того, что доставляет или обещает ему образ жизни, соответствующий его природной энергии. Пока мы живем, пока действует механизм нашей души, эта душа желает; пока душа желает, она испытывает необходимую ей деятельность; пока душа действует, она живет. Жизнь можно сравнить с рекой, воды которой текут, беспрерывно следуя друг за другом. Вынужденные двигаться по неровному руслу, они временами встречают препятствия, которые мешают им застояться. Они не перестают течь, стремиться, нестись, пока не сольются с океаном природы.

<< | >>
Источник: ПОЛЬ Анри ГОЛЬБАХ. ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ Том 1. ИЗДАТЕЛЬСТВО СОЦИАЛЬНО - ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МОСКВА —1963. 1963

Еще по теме Глава XVIНЕПОНИМАНИЕ ЛЮДЬМИ ОСНОВСВОЕГО СЧАСТЬЯ — ПОДЛИННЫЙ ИСТОЧНИКИХ БЕДСТВИЙ; ТЩЕТНЫЕ ПОПЫТКИ ПОМОЧЬ ИМ:

  1. Глава XVIНЕПОНИМАНИЕ ЛЮДЬМИ ОСНОВСВОЕГО СЧАСТЬЯ — ПОДЛИННЫЙ ИСТОЧНИКИХ БЕДСТВИЙ; ТЩЕТНЫЕ ПОПЫТКИ ПОМОЧЬ ИМ