§ XXXII. О судейском сословии
Таким образом, в каждом государстве авторитет судьи и его власть исходят от власти государя, который в свою очередь является представителем власти общества. Точно так же как государь не имеет права издавать несправедливые законы, а вправе лишь распространять, применять и истолковывать законы природы, судьи, будучи простыми исполнителями общественной воли, могут только применять законы к частным обстоятельствам и ни в коем случае не имеют права давать законам произвольное истолкование. Им не дано права устанавливать законы, они не обладают законодательной властью, им поручено лишь осущест-вление некоторых функций исполнительной власти, определяемых обычаем, специальными правилами либо просто здравым смыслом и интересами государства.
Столь благородные обязанности требуют от тех, кто их осуществляет, глубоких познаний, свободного от влияния страстей разума, беспристрастной справедливости.
Когда общество очень велико и состоит из огромного количества индивидов, его деятельность значительно усложняется. Обстоятельства жизни граждан могут быть до бесконечности разнообразны. Разнообразие случаев, разбираемых судьей, потребовало бы создания новых законов для каждого сочетания частных обстоятельств; именно для того, чтобы дать судье возможность выйти из такого рода затруднений, общественная власть предоставляет ему право толковать и применять закон, исходя из разумных принципов справедливости и общих интересов.Только человек с точными и верными суждениями, умеющий глубоко размышлять и, что особенно важно, обладающий душевной прямотой, может стать служителем и проводником законов. Человек легкомысленный или порочный никогда не может стать честным и неподкупным судьей. Чтобы проникнуть за покровы, которыми люди обыкновенно стремятся скрыть свои страсти, необходимы проницательность и сообразительность; судье необходимо знание человеческого сердца и естественных прав человека, но их изучение — занятие, требующее много времени и слишком часто пренебре- гаемое теми, кто судит людей! Только безукоризненная честность, дополненная жизненным опытом, может указать способы справедливого применения правил, которые даже при самых мудрых правительствах могут быть лишь самыми общими и неопределенными. Если законодательство требует только приложения к жизни законов нашей природы, важно знать эти первоначальные законы, вытекающие из природы человека.
Под властью справедливого правительства судьи, подчиненные единым законам, постоянным правилам и неизменному порядку судебного разбирательства, без препятствий осуществляют свои полезные обществу функции. Будучи и сами гражданами, они понимают стремления граждан; имея возможность близко соприкасаться с людьми и изучать потребности народов, они при отсутствии представителей нации в правительстве являются теми, из чьих уст добродетельный государь старается услышать правду, которую постоянно либо не знают, либо скрывают честолюбивые министры, льстецы-придворные и вельможи, слишком часто ставящие себя выше закона.
Если Основной Закон общества и не связывает рук монарху, последний из осторожности все же будет советоваться с опытными гражданами, которые могут сообщить ему о трудностях и неудобствах, часто вытекающих из мероприятий, продиктованных самыми чистыми намерениями.В странах, где воля общества специально не резервировала за собой часть верховной власти и где народы не представлены постоянным представительным органом, судьи, пользуясь доверием народов, обыкновенно знают об их потребностях и о злоупотреблениях, которые им приходится терпеть. И само собой получается так, что они совершенно естественным образом становятся своего рода необходимым защитным валом между верховной властью и свободой подданных. Народы воспринимают наиболее приемлемые для них идеи и убеждения от тех, на кого возложена обязанность осуществлять для них правосудие; народы надеются найти в этих людях больше справедливости, чем в государе, его министрах и фаворитах, от которых они слишком часто терпят одни насилия. Голос судьи является последним средством, остающимся у монарха, чтобы узнать желания своего народа, которые он никогда не может подавлять, не совершая преступления и не подвергаясь опасности. Таким образом, при всяком правительстве судья должен занимать почетное и вместе с тем особое положение в обществе; он должен пользоваться уважением своих сограждан, будучи им полезен; он достоин внимания и уважения также и со стороны государя, который, проявляя уважение к судье, тем самым проявляет его к самому себе, поскольку судья выступает от имени государя и общества в целом.
Но этот почет, это уважение относится не к обще-ственному положению, которое занимает судья. Ува-жение и награды подобают лишь тем людям, которые служат нации. Нерушимая любовь к справедливости, глубокое знание законов, неусыпная бдительность, непоколебимая преданность общему благу и общим интересам — вот качества, за которые народы согласны дарить свое уважение и любовь людям, возвышающимся над ними благодаря выполняемым ими обязанностям.
Было бы проявлением смешного тщеславия требовать особых прав от государства, не будучи достойным их или пренебрегая выполнением неотделимых от этих прав обязанностей.Для того чтобы судью уважали, надо, чтобы он прежде всего умел уважать себя сам. Как может он охранять чистоту общественных нравов, если его моральный облик и его поведение не безупречны? С каким лицом будет он от имени общества наказывать граждан за злоупотребления, в которых сам замешан? Хватит ли у него смелости выносить решения по вопросам, касающимся жизни, собственности, благополучия со-граждан, если его беспутная жизнь отнимает у него то время, которое он должен посвятить глубокому исследованию их прав? Как может он быть справедли-вым, если сам пресмыкается перед влиятельными людьми и фавориты диктуют ему приговоры в их пользу? Как может он выступать от имени народов, если ему не известны ни потребности, ни стремления, ни права общества?
В условиях деспотизма судьи, будучи подчинены воле и прихотям непостоянных в своих требованиях и испорченных людей, лишены возможности следовать определенным правилам и порядку при ведении судеб- ных дел; изменчивые и непостоянные законы нуждаются для проведения их в жизнь в одних лишь ослепленных, невежественных и услужливых рабах. Для того чтобы быть орудиями и проводниками тирании, не нужны ни знания, ни способности. Изучение законов является излишним и бесполезным в стране, где прихоти и произвол, опирающийся на силу,— единственный известный гражданам закон, где благосклонность — тирана — единственный предмет желаний и стремле-ний, где чувство страха принуждает всех к молчанию.
Чем большей свободой пользуются народы, тем большим уважением подданных и доверием государей пользуются судьи. Под властью абсолютного властелина все рабы равны между собой; обычно он выделяет из них только тех, кто поддерживает его власть; ему не нравятся законы, как не нравятся и люди, которые проводят их в жизнь; ему неудобны силы, ставящие преграды его необузданным прихотям; суровая справедливость ненавистна его министрам и придворным.
Деспотизм хочет творить суд и расправу как ему вздумается: объявлять людей правыми или виповатыми, решать, что справедливо и что несправедливо, возвышать или уничтожать граждан, спасать преступных любимцев-фаворитов и губить невинных, являющихся его врагами. Деспотизм удовлетворен лишь тогда, когда он нарушает все законы и правила, когда он опрокидывает все алтари справедливости; в своем безумии он не видит, что обрекает самого себя на ужаснейшее возмездие и что под развалинами разрушенного им храма справедливости будут погребены одновременно и сам тиран, и его рабы.