§ XXXVIII. О добродетелях государей

Будем же видеть только людей в наших монархах и требовать от них лишь доступных человеку добродетелей. Я признаю, что добродетели и пороки правителей и подданных не равны по своей значимости: дурные склонности первых делают несчастными миллионы, их добродетели распространяют счастье и благополучие далеко вокруг; добродетели рядового гражданина обык-новенно оказывают влияние лишь на окружающую его ограниченную среду; добродетели государя, если можно так сказать, умножаются соразмерно количеству его подданных. Но какими должны быть эти добродетели?

Если бы государи обладали прямодушием, твердостью и в особенности справедливостью, они имели бы все качества, которых мы вправе от них ожидать. Доброта без справедливости не может быть в государе качеством, полезным для его подданных; доброта государя очень часто оборачивается для них жестокостью; монарх, чья сердечная доброта лишает его сил сопротивляться тем, кто его окружает, может оказаться столь же опасным для подданных, как и тиран.

Если мы взглянем непредубежденным взором на тех государей, чьи качества обыкновенно принято превоз- носить, мы убедимся, что среди них очень мало таких, чья доброта принесла действительную пользу госу-дарствам. Мы обнаружим, что подлые придворные часто злоупотребляют их мягкостью, чтобы заставить их совершать самые вопиющие несправедливости, что навязчивостью у них вырывают милости для недостой-ных подданных, что народы оказываются принесен-ными в жертву жадности и ненасытности нескольких вельмож.

Назовем ли мы добрым короля, который ни в чем не отказывает людям, добивающимся от него должностей, занимать которые они не способны, наград, которых они вовсе не заслужили, и милостей для недостойных граждан, нанесших тяжелый ущерб обществу? Разве милосердие является добродетелью, когда оно останавливает действие правосудия по отношению к людям, которые нарушили законы, ограбили народ или изменили своему долгу? Разве справедлив государь, лишающий подданных заслуженных наград, чтобы пожаловать их тем настойчивым фаворитам, которых он не решается огорчить?

Качества, самые приятные в узком кругу, часто становятся пороками в человеке, который управляет народами.

Когда народы приобретут право доносить правду до самого трона, жаловаться государям на свои несчастья, указывать средства против этих несчастий, они не будут несчастны долгое время. Под властью справедливого повелителя голос общества никогда не раздается напрасно: справедливый к своим подданным государь делает все, чтобы им не на что было жаловаться. Как только его знакомят с жалобами поддан ных, он дает указания, соответствующие их просьбам; желания граждан не могут быть несправедливы или безрассудны, если они выражают требования природы, опирающиеся на общую волю.

Настоящий государь является отцом для подданных; он никогда не отнимает у своих детей преимуществ, обладание которыми составляет их счастье; он защищает их от притеснений, сохраняет за законами силу и дей-ственность и никогда не принуждает их склоняться перед своими капризами. Справедливый и по отноше-нию к другим обществам, он совершенно не помышляет нарушать их спокойствие; будучи доволен тем, что его народы живут счастливо, он никогда не прибегает к завоеваниям ради расширения границ империи, всегда достаточно процветающей, счастливой и пользующейся уважением, если ею мудро управляют.

Перестанем же титуловать «великими» тех беспокойных монархов, которые опустошали землю и несли страдания народам! Перестанем восхищаться подвигами завоевателей, недовольных границами, определенными их государствам природой или соглашениями людей, завоевателей, которые в бесполезных войнах безжа-лостно проливают кровь своих подданных.

Когда государь воодушевлен любовью к справедливости, это дает ему силы избегать сетей, расставленных окружающими его придворными, и не уступать их назойливости; это обязывает всех, кто под его началом помогает ему в работе по управлению, следовать его примеру. При дворе, глава которого признает права справедливости, скоро исчезают козни и интриги; они обычно существуют только при дворах тех неспособных царствовать государей, которые являются рабами и игрушками своих евнухов, любовниц и фаворитов.

Требовать от монарха, чтобы он был справедлив,— значит лишь требовать, чтобы он был честен. Если бы нашелся государь, которому это предписание показа-лось чересчур тягостным, то его, по всей вероятности, было бы очень трудно призвать к порядку и заставить подчиниться законам разума. Могут сказать, что вер-ховный властелин окружен людьми, заинтересованными в том, чтобы обманывать его, и они, несмотря на неусыпный надзор, делают зло без его ведома.

Но государя, министрам которого известны его справедливость, твердость и непреклонная воля, обманывать было бы трудно, по крайней мере в течение долгого времени. Если бы немилость повелителя неизменно следовала за каждой допущенной несправедливостью, то тайная коррупция вскоре была бы изгнана из королевского двора.

Если любой добродетельный гражданин достоин уважения, насколько более должны ценить и уважать того, чьи добродетели ощутимы для всего народа? Люди испытывают естественное чувство любви к своим государям, хотя их привязанность чаще всего основана на малоразумном преклонении перед величием, пышно- стью и великолепием, которые окружают трон. Обычно только непомерное угнетение уничтожает в подданных чувства, которые они питают к правителям: привычка, общественное мнение, уважение привязывают народы к тем, кто ими управляет, и лишь крайнее злоупотребление властью может сделать монархов ненавистными. Пусть же каждый государь углубится в себя, и он увидит, что всегда теряет сердечную привязанность подданных только из-за собственных ошибок, тогда как подданные по природе своей склонны преувеличивать его достоинства, скрывать от самих себя его пороки и слабости, перекладывать вину за ошибки с его плеч на плечи его плохих советчиков.