Глава 1 РАЗГОВОР С ЛРИСТИППОМ ОБ УМЕРЕННОСТИ. РАССКАЗ ПРОДИКЛ О ГЕРАШІЕ

Еще и такой беседой, казалось мне, Сократ внушал своим друзьям желание развивать в себе умеренность в еде, питье, сладострастии, сне и выносливость в перенесении холода, жара и труда.

Узнав, что один из его собеседников в этом отношении отличается довольно большой невоздержностью, он обратился к нему с такими словами:

Скажи мне, Аристипп \ если бы тебе пришлось взять двоих молодых людей на воспитание,— одного воспитывать так, чтобы он умел властвовать, а другого так, чтоб оп не мечтал о власти,— как стал бы ты воспитывать каждого из пих? Хочешь, рассмотрим этот вопрос, начиная с пищи, как будто с азбуки?

Аристипп отвечал: Да, действительно, пища —это начало воспитания, как мне кажется: нельзя и жить, если не будешь питаться.

Значит, желание вкушать пищу, когда настанет время, должно являться у них обоих?

Да, должно, отвечал он.

Так вот, которого из них будем мы приучать ставить выше исполнение неотложного дела, чем удовлетворение желудка?

Того, клянусь Зевсом, отвечал он, которого будем воспитывать для власти, чтобы государственные дела не оставались не исполненными во время его правления.

Значит, продолжал Сократ, и когда они захотят пить, надо приучить его же переносить жажду?

Конечно, отвечал он.

А которого будем приучать к умеренности в сне, так чтобы он мог и поздно лечь, и рано встать, и совсем не спать в случае надобности?

И к этому — его же, отвечал он. Ну, а к умеренности в наслаждениях любви, так чтобы это им не было помехой в исполнений обязанности?

И к этому — его же, отвечал он.

Ну, а которого будем приучать пе избегать трудов, а, напротив, добровольно брать их на себя?

И к этому — того, кого воспитываем для власти.

Ну, а которого скорее следует приучать к усвоению науки побеждать врагов, если есть наука, пригодная для этого?

Гораздо скорее, клянусь Зевсом,— того, кого воспитываем для власти, отвечал он, потому что без таких наук не будет никакого толку от остальных.

не правда ли, не так легко попадется в руки врагов, как попадаются животные? Как известно, некоторых из них соблазняет желудок: хоть они и очень пугливы, но желание поесть влечет их к приманке, и они попадаются; других ловят па питье.

Конечно, отвечал он.

Не попадаются ли иные в сети из-за своей похотливости, как, например, перепела и куропатки, которые стремятся на голос самки, объятые желанием и ожиданием наслаждений любви, и забывают об опасности?

Аристипп согласился и с этим.

думаешь, если с ним случается то же, что с самыми неразумными животными? Так, например, соблазнители чужих жен проникают в терема, хоть и знают, что соблазнитель рискует не только попести наказание, которым грозит закон2, но и попасть в засаду и, попавшись, подвергнуться позорному обращению. И хотя соблазнителя ожидают такие бедствия п унижения, хотя есть много средств избавиться от любовной страсти без всякой опасности, они все-таки идут на риск: разве это не полное сумасшествие?

Мне кажется так, отвечал Аристипп. в Хотя самые необходимые занятия по большей

части происходят под открытым небом, как, например, военные, земледельческие и другие немаловажные, тем не менее люди в большинстве случаев не

закаляют себя против холодов и жаров: как по- твоему, не есть ли это большое упущение?

Аристипп согласился и с этим. 7

Значит, по-твоему, будущему правителю следует развивать в себе способность переносить и эти неудобства легко?

Конечно, отвечал он.

Значит, если людей воздержных во всем этом мы ставим в разряд годных к власти, то неспособных к воздержанию мы поставим в разряд тех, которые не должны даже мечтать о власти?

Аристипп согласился и с этим.

Что же? Раз ты можешь указать каждому классу этих людей его место, ты уж, верно, сообразил, в который из этих классов ты имел бы право поставить себя самого? 8

Да, отвечал Аристипп; и ни в каком случае я но ставлю себя в разряд тех, которые хотят властвовать. Трудное дело — добывать для себя самого, что нужно; но лишь совершенный безумец, кажется мне, может, не довольствуясь этим, налагать на себя еще новое бремя — доставлять всем гражданам, что им нужно. Человек отказывает себе в удовлетворении многих желаний и в то же время, стоя во главе государства, подвергается наказанию в случае неисполнения всех желаний граждан: да разве это не 9

совершенное безумие? Государства считают себя вправе распоряжаться должностными лицами, как я своими слугами: как я считаю своим правом, чтобы слуги мпе доставляли продукты в изобилии, а сами ничего из них не касались, так и граждане думают, что должностные лица обязаны доставлять им всякие блага в возможно большем количестве, а сами должны от всего этого отказаться.

Тогда Сократ сказал: Так, хочешь, рассмотрим и этот вопрос, кому живется приятнее — властителям или подвластным?

Хорошо, отвечал Аристипп.

Так, вот, прежде всего, из числа известных нам пародов, в Азии персы властвуют, а подвластны им сирийцы, фригийцы и лидийцы; в Европе скифы властвуют, а меоты подвластны; в Африке карфагеняне властвуют, а африканцы подвластны. Так вот, кому из них, по-твоему, приятнее живется? Или из эллинов, к которым и сам ты принадлежишь, кому, думаешь, приятнее живется — господствующим или подчиненным?

и Нет, отвечал Аристипп, я и в класс рабов тоже

себя не ставлю: мне кажется, есть какой-то средний путь между этими крайностями, по которому я и стараюсь идти,—путь не через власть, не через рабство, а через свободу, который вернее всего ведет к счастью.

їв Да, сказал Сократ, если этот путь не ведет

и через людей, как не ведет он ни через власть, ни через рабство, тогда, пожалуй, в твоих словах есть доля истины; но если, живя среди людей, ты пе захочешь ни властвовать, ни быть подвластным и не станешь добровольно подчиняться властителям, то, думаю, ты видишь, как умеют сильные, доводя до слез слабых, как целые общины, так и каждого по-

зз рознь, держать их в рабстве. Или тебе неизвестны случаи, когда косят хлеб, посеянный другими, рубят деревья, посаженные другими, и всячески притесняют слабых, не желающих подчиняться, пока не заставят их согласиться лучше быть рабами, чем воевать с сильными? И в частном быту опять-таки — разве ты не знаешь? — храбрые и сильные порабощают трусливых и бессильных и выжпмают из них соки?

Нет, отвечал Аристипп, во избежание этого я даже не включаю себя в число граждан: я везде иностранец.

и Тут Сократ сказал: Да, вот это ловкая штука! Со времени уничтожения Сиписа, Скирона и Прокруста 3 иностранцев разве никто уж не обижает? Нет, теперь заправилы в родных городах не только издают законы с целыо оградить себя от обид, по кроме родственников, еще запасаются помощью друзей, города окружают укреплениями, приобретают оружие для ващиты от обид да сверх того еще в чужих краях добывают себе союзников.

із дая всеми этими средствами, они тем не менее терпят обиды. А у тебя ничего этого нет: напротив, ты проводишь много времени в дороге, где люди всего чаще подвергаются обидам, и во всяком городе, куда бы ты ни приехал, пользуешься меньшими правами, чем каждый гражданин, оказываясь в таком положении, при котором охотники наносить обиды всего больше любят делать нападения4. И, несмотря на это, ты думаешь, что как иностранец ты не подвергнешься обиде? Верно, ты полагаешься на то, что государства гарантируют тебе безопасность и при въезде и при выезде? Или же на то, что если бы ты попал в рабство, то был бы таким рабом, который бесполезен для всякого хозяина? И действительно, кому была бы охота держать в доме человека, который работать ничего не хочет, а роскошную жизнь любит? Давай рассмотрим

їв и этот вопрос, как хозяева обращаются с такими слугами. Не смиряют ли они похотливость их голодом? А воровать не мешают ли тем, что запирают места, где можно что-нибудь стащить? А от побега не удерживают ли оковами? А лень пе выгоняют ли из них побоями? Или как ты поступаешь, когда замечаешь у какого-нибудь слуги такие наклонности?

17 Жестоко наказываю всячески, пока не заставлю

служить5, отвечал Аристипп. Однако, Сократ, кто воспитывается для этого царского искусства, которое ты, по-видимому, признаешь счастьем, чем те отличаются от людей, испытывающих разные невзгоды в силу необходимости, если им придется терпеть и голод, и жажду, не спать ночи и переносить всякие другие труды, но только добровольно? Я с своей стороны не понимаю, какая разница, если одну и ту же шкуру стегают плетью, хочет ли этого человек или не хочет; разве только та, что, кто хочет подвергаться неприятностям, вдобавок еще и глуп.

is Как же так, Аристипп, сказал Сократ, в подоб ных случаях разве нет разницы, по-твоему, между страданиями добровольными и невольными, в том отношении, что добровольно голодающий может поесть, когда хочет, и добровольно терпящий жаж-> ду — напиться и так далее; а кто терпит эти страдания в силу необходимости, тот лишен возможности прекратить их, когда хочет? Затем, кто терпит разные невзгоды добровольно, тот утешается мыслью, что трудится с надеждой на успех, как, например, охотникам приятно трудиться в надежде і» на добычу. Конечно, подобные награды за труд имеют мало цены; но, кто трудится с целью приобрести добрых друзей или одолеть врагов, или укрепить тело и душу, чтобы хорошо вести свое собственное хозяйство, оказывать услуги друзьям, приносить пользу отечеству,— как же не думать, что и трудиться им приятно для таких целей и жить им весело, когда они сами довольны собой, а другие хва- 80 лят их и считают счастливыми? Кроме того, легкое времяпрепровождение и удовольствия, получаемые сразу без труда, ни телу не могут дать крепости, ни душе не доставляют никакого ценного знания; напротив, занятия, соединенные с упорным трудом, ведут к достижению нравственного совершенства, по словам добрых людей.

Можно порока набрать легко хоть целую кучу: Путь к нему гладкий ведет, и живет он от нас очень

близко.

Пред добродетелью ж пот положили бессмертные боги: Только тропинкой крутою и длинной дойдешь до нее ты, Очень неровной сначала; когда же достигнешь вершины, Станет легка добродетель, тяжелою бывшая прежде.

О том же свидетельствует и Эпихарм7 в следующем стихе:

Боги продают все блага людям только за труды. И в другом:

Дурень, не гонись за мягким: как бы жестко не было!

21 Ученый Продик8 в своем сочинении о Геракле,

которое он читает перед многочисленной публикой, высказывает такое же мнение о добродетели; он выражается так, насколько я припомню.

Геракл, говорит он, в пору перехода из детского возраста в юношеский, когда молодые люди уже

становятся самостоятельными и видно бывает, по какому лути нойдут они к жизни — по пути ли добродетели или порока,— Геракл ушел в пустынное 22

место и сидел в раздумье, по которому пути ему идти. Ему представилось, что к нему подходят две женщины высокого роста — одна миловидная, с чертами врожденного благородства; украшением ей была чистота тела, стыдливость в очах, скромность наружности, белая одежда; другая была упитапная, тучная и мягкотелая; благодаря косметике лицо се казалось на вид белее и румянее, чем оно было в действительности; фигура казалась прямее, чем была от природы; глаза широко раскрыты; одежда такая, что сквозь нее может просвечивать красота молодости; она часто оглядывала себя, наблюдала также, не смотрит ли кто другой на нее, часто обертывалась даже на свою собственную тень. 23

Когда они были уже близко от Геракла, то первая продолжала идти прежним шагом, а вторая, желая опередить ее, подбежала к Гераклу и сказала:

Я вижу, Геракл, ты в раздумье, по какому пути тебе идти к жизни. Так если ты сделаешь своим другом меня, то я поведу тебя по пути самому приятному и легкому; радости жизни ты вкусишь 24

все, а тягостей не испытаешь во весь век свой.

А если когда явится опасение, что не хватит средств на это, не бойся, я не поведу тебя добывать эти средства путем труда и страданий, телесных и душевных: пет, что другие зарабатывают, этим будешь пользоваться ты, не останавливаясь ни перед чем, откуда можно чем-нибудь поживиться: своим друзьям я предоставляю свободу извлекать пользу изо всего. 26

Выслушав это, Геракл спросил: А как тебе имя, женщина?

Друзья мои, отвечала она, зовут меня Счастьем, а ненавистники называют Порочностью.

г7 В это время подошла другая женщина и сказа

ла: И я пришла к тебе, Геракл: я знаю твоих родителей и твои природные свойства изучила во время воспитания твоего. Поэтому я надеюсь, что если бы ты пошел путем, ведущим ко мпе, то из тебя вышел бы превосходный работник на поприще благородных, высоких подвигов, и я стала бы пользоваться еще большим почетом и славой за добрые деяния. Не буду обманывать тебя прелюдиями об удовольствиях, а расскажу по правде, как боги устрои- 28

ли все в мире. Из того, что есть на свете полезного и славного, боги ничего не дают людям без труда и заботы: хочешь, чтобы боги были к тебе милостивы, надо чтить богов; хочешь быть любимым друзьями, надо делать добро друзьям; желаешь пользоваться почетом в каком-нибудь городе, надо приносить пользу городу; хочешь возбуждать восторг всей Эллады своими достоинствами, надо стараться делать добро Элладе; хочешь, чтобы земля приносила тебе плоды в изобилии, надо ухаживать за землей; думаешь богатеть от скотоводства, надо заботиться о скоте; стремишься прославиться через войну и хочешь иметь возможность освобожд; ль друзей и покорять врагов, надо учиться у специалистов теории военного искусства и упражняться в применении ее на практике; хочешь обладать и телесной силой, надо приучать тело повиноваться рассудку и развивать его упражнением с трудами и потом. 29

Тут Порочность, перебив ее, как говорит Продпк, сказала: Понимаешь ты, Геракл, о каком трудном и длинном пути к радостям жизни рассказывает тебе эта женщина? А я поведу тебя легким и коротким путем к счастью. 30 Тогда Добродетель сказала: Жалкая тварь! А у тебя что есть хорошего? Какое удовольствие знаешь ты, когда ты не хочешь ничего делать для этого? Ты даже не ждешь, чтобы появилось стремление к удовольствию, а еще до появления его ты уже насыщаешься всем: ешь, не успев проголодаться, пьешь, не успев почувствовать жажду; чтобы еда казалась вкусной, придумываешь разные поварские штуки; чтобы питье казалось вкусным, делаешь себе дорогие вина и летом бегаешь во все концы и разыскиваешь снега; чтобы сон был сладким, делаешь не только постели мягкие, но и подставки под кровати9, потому что тебе хочется спать не ог труда, а от нечего делать. Любовную страсть ты возбуждаешь насильственно, раньше появления нотребности к ней, придумывая для этого всякие средства и употребляя мужчин, как женщин; так ты воспитываешь своих друзей: ночью их бесчестишь, а днем в самые лучшие для работы часы

si укладываешь их спать. Хотя ты и бессмертна, но из сопма богов ты выброшена, а у людей, у хороших, ты в презрении. Самых приятных звуков — похвалы себе — ты не слышишь; самого приятного зрелища не видишь, потому что никогда не видела ни одного своего славного деяния. Л кто поверит каким-нибудь словам твоим? Кто поможет тебе в какой-нибудь нужде? Кто в здравом уме решится быть в свите твоих почитателей? В молодые годы они немощны телом, в пожилые слабоумны душой; всю молодость они живут без труда, на чужой счет упитанные, а чрез старость проходят тяжело, изможденные, стыдясь своих прежних дел, тяготясь настоящими, чрез радости жизни промчавшись в молодости, а тягости отложив на старость. 32

А я живу с богами, живу с людьми, с хорошими; ни одно благое дело, ни божеское, ни человеческое не делается без меня; я больше всех пользуюсь почетом и у богов и у людей, у кого следует, потому что я — любимая сотрудница художников, верный страж дома хозяевам, благожелательная помощница слугам, хорошая пособница в трудах мира, надежная союзница в делах войны, самый лучший 33

товарищ в дружбе. Друзьям моим приятно и без хлопот бывает вкушение пищи и питья, потому что они ждут, чтобы у них появилась потребность в этом. Сон у них слаще, чем у праздных; им не бывает тяжело оставлять его, и из-за него они не пренебрегают своими обязанностями. Молодые радуются похвалам старших, престарелые гордятся уважением молодых; они любят вспоминать свои старинные дела, рады хорошо использовать настоящие, потому что благодаря мне любезны богам, дороги друзьям, чтимы отечеством. А когда придет назначенный роком конец, не забытые и бесславные лежат они, а воспоминаемые вечно цветут в песнях. Если ты совершишь такие труды, чадо добрых родителей, Геракл, то можно тебе иметь это блаженное счастье I 94 Таков приблизительно был рассказ Продика

о воспитании Геракла Добродетелью; но он разукрасил эти мысли еще более пышными словами, чем я теперь. Во всяком случае, Аристипп, тебе следует принять это во внимание и стараться сколько-нибудь заботиться и о том, что пригодится в жизни на будущее время.