Заключение
Почти что недоступный идеал мудреца, которого философу никак не удается достигнуть, естественно вызывает иронию. Современные авторы не упустили возможности развенчать «ностальгический ирреализм, не питающий иллюзий относительно сотворенной им химеры»[640]; древние заодно с сатириком Лукианом[641] подшучивали над несчастным, который, проводя всю свою жизнь в трудах и бдениях, так и не обретал желанной мудрости.
Эта позиция диктуется недалеким здравым смыслом, не ведающим всей значимости определения философа как не-мудреца в платоновском «Пире» — определения, которое впоследствии помогло Канту[642] понять истинный статус философа. Насмехаться легко. И насмешки вполне справедливы, когда философы довольствуются одними разглагольствованиями об идеале мудреца. Но те, кто принимает серьезное решение на деле упражняться в мудрости, заслуживают нашего уважения, даже когда их успехи более чем скромны. Если воспользоваться формулировкой Ж. Бувресса[643], излагающего мысль Витгенштейна, можно сказать так: все зависит от того, «какую цену им лично пришлось заплатить», чтобы получить право говорить о своем стремлении к мудрости.Несмотря на мое осторожное отношение к компаративизму в философии, я хотел в заключение этой главы подчеркнуть, что данное М. Юленом на материале буддизма описание экзистенциальных корней мистического опыта является, на мой взгляд, очень близким к характеристикам античного идеала мудреца, — настолько поразили меня черты сходства в этих древних духовных исканиях. Но каково же было мое удивление, когда, перечитывая «Хри- сиппа» Э. Брейе, я нашел там вывод, аналогичный тому, какой сделал я сам! После слов:
Такое представление о мудреце, превзошедшем человеческое естество, не подверженном заблуждениям, неуязвимом для несчастий, характерно в эту эпоху не только для стоиков; более того, начиная с киников [точнее было бы сказать «начиная с Сократа и Платона»] это представление становится общим для всех школ, —
он приводит следующее буддистское описание мудреца:
Победитель самого себя, все постигший и все прозревающий, сбросивший бремя случайностей бытия и не знающий нужды — вот каков тот, кого можно славить как мудреца [...] Одинокий странник не внемлет ни брани, ни хвалам [...] Ведущий других и не веддмый другими — вот каков тот, кого можно чтить как мудреца[644].
Именно эта идея «избавления от бремени» привлекла мое внимание в описании М.
Юлена; я увидел в ней определенную аналогию с духовным опытом, породившим идеальный образ античного мудреца. М. Юлен[645] показывает, что в первой из четырех «благородных истин» буддизма: «Все есть страдание» — слово «страдание» означает не столько страдание как таковое, сколько «чередование мук и радостей, их прихотливое переплетение, их резкий контраст, их взаимную обусловленность». Бремя — это та противоположность, которую замкнутый в себе самоутверждающийся индивидуум устанавливает между приятным и неприятным, между «хорошим-для-меня» и «дурным-для - меня»; она-то и понуждает человека постоянно заботиться о своих интересах. За этой противоположностью — .неизбывность «вечно возрождающейся глухой неудовлетворенности», которую можно было бы назвать экзистенциальной тревогой. Чтобы избавиться от постоянной неудовлетворенности, надо решиться «сбросить с себя бремя»:Озабоченные, с головой погруженные в мирские дела, мы не имеем ни малейшего понятия о том, каким огромным облегчением было бы для нас, если бы мы могли сбросить тяжкое бремя, отказавшись от усилий во что бы то ни стало утвердиться вопреки мировому порядку и в ущерб интересам других.
Перелом и преемственность.
Средние века и Новое время
X
Еще по теме Заключение:
- 5.14. Заключение эксперта
- 15.4. Окончание предварительного следствия с обвинительным заключением 15.4.1.
- УМОЗАКЛЮЧЕНИЕ
- Примечание [Обычный взгляд на умозаключение]
- В. УМОЗАКЛЮЧЕНИЕ РЕФЛЕКСИИ
- а) Умозаключение общности
- Ь) Индуктивное умозаключение
- с) Умозаключение аналогии 1.
- а) Категорическое умозаключение 1.
- Ь) Гипотетическое умозаключение
- с) Дизъюнктивное умозаключение
- III. Умозаключение
- III. Умозаключение