БОРЬБА РУСИ С ШВЕДСКОЙ ЭКСПАНСИЕЙ В ПЕРВЫЕ ДЕСЯТИЛЕТИЯ XIV в.
После провала невского похода Тюргильса Кнутссона военные действия продолжались еще свыше 20 лет, но Швеция больше не предпринимала крупных завоевательных операций по захвату русских владений. Прекращение Шведским государством крупных завоевательных действий было вызвано изменением внутриполитической обстановки в стране. После непродолжительного периода стабилизации и укрепления государственной власти под руководством Тюргильса Кнутссона (1290-е гг.) в Швеции вновь начался период острой внутренней междоусобной борьбы, формально — между королем Биргером и его братьями, фактически — между различными группировками феодального класса. Как уже говорилось выше, провал крупнейшей внешнеполитической операции Тюргильса Кнутссона — его похода на Неву — привел к ослаблению позиций Тюргильса в правящих кругах Швеции и ускорил его падение. Враги Тюргильса Кнутссона подняли голову, борьба против его власти обострилась и в 1305 г. завершилась торжеством его противников. Многолетний правитель страны был отстранен от власти и в следующем году казнен. Но острая внутриполитическая борьба продолжалась до конца второго десятилетия XIV в. В это время правящим кругам феодальной Швеции, поглощенным внутренней борьбой, некогда было запиматься восточной экспансией. Не было у них и реальных возможностей предпринимать крупные завоевательные операции на востоке Балтрши, ибо поднять всю Швецию для большого заморского похода мог лишь сильный правитель, которому подчинялась вся страна. Борьба между двумя государствами продолжалась в форме операций меньшего масштаба, сосредоточившихся в основном на Карельском перешейке, но затрагивавших и давно подвластные шведам области Финляндии. Притом характерно, что действия сторон носили не только чисто военный, но и политический характер — борьба велась также за политические симпатии населения пограничной территории. Основной целыо более чем 20-летней борьбы был Карельский перешеек. Сохранение в шведских руках западной части Карельского перешейка с Выборгом представляло постоянную угрозу для Невского пути — важнейшей водной артерии Новгородского государства, связывавшей Новгород с морем. Берега Невы в любой момент могли стать жертвой вражеского нападения с суши и моря. Поэтому Русь стремилась изгнать шведских захватчиков из западных погостов Корельской земли, обеспечить безопасность Невского пути. С другой стороны, шведские завоеватели, овладев западными, наименее населенными и экономически менее развитыми погостами Корельской земли, стремились к захвату главной части этой земли — карельского Приладожья, где жила основная масса карельского населения. Захват восточной половины Карельского перешейка был желателен шведам и по стратегическим соображениям — чтобы обезопасить недавно построенный на завоеванной земле Выборг от возможных нападений из лежавшего совсем рядом и находившегося в руках Руси карельского Приладожья. Для русско-шведской борьбы первых десятилетий XIV в. (в отличие от 80-х и 90-х гг. XIII в.) характерна также большая активность русской стороны. Если в 80—90-е гг. XIII в. Русь преимущественно отбивалась, отражала вражеские нападения на русской территории, то в 1310-е и в начале 1320-х гг. с русской стороны неоднократно предпринимались активные операции на территории противника. К сожалению, нужно еще отметить, что для первых десятилетий XIV в., после невского похода Тюргильса Кнутссона, вновь ощущаются бедность и неполнота сведений в источниках. Самый ценный и богатый источник для конца XIII и начала XIV в. — хроника Эрика — после рассказа о невском походе 1300—1301 гг. больше не содержит никаких данных по истории русско-шведских отношений. В нашем распоряжении имеются лишь немногие скупые известия новгородских летописей и финляндской епископской хроники. По-видимому, источники сохранили нам сведения далеко не обо всех событиях русско-шведской борьбы 1301—1323 гг.; в действительности пограничных столкновений, вероятно, было больше. Захват шведами Западной Карелии и закрепление ее под их властью в результате постройки Выборгского замка вынудили новгородское правительство предпринять специальные меры по упрочиванию под русской властью основной части Корельской земли.213 Одна из этих мер нам известна из прямого (хотя и крат кого) рассказа Новгородской летописи. В 1310 г. «ходиша новгородци в лодьях и в лоивах в озеро, и идоша в реку Узьерву, и срубиша город на порозе нов, ветхки сметавше».214 Новгородское войско на судах проследовало через Волхов и Ладожское озеро в устье р. Узьервы (Вуоксы) 215 к Кореле, разобрало старые, обветшавшие укрепления городского детинца и построило укрепления на новом месте. По данным А. Н. Кирпичникова,216 кексгольмская крепость первоначально находилась у устья р. Вуоксы, и только в рассматриваемое здесь время, в 1310 г., местом для возведения новой крепости вместо «ветхой» был избран лежащий у одного из порогов р. Вуоксы остров, на котором п был построен «Корель- ский городок». Выражение «срубиша город» ясно указывает на то, что вновь возведенные (как, вероятно, и прежние) укрепления были сооружены из дерева; скорее всего речь идет о бревенчатых стенах. Есть все основания полагать, что новая крепость была более прочной и сильной, чем ее предшественница. Судя по имеющимся (весьма небогатым) данным источников, существовавшие до тех пор укрепления Корелы были возведены самим карельским населением и отражали уровень фортификации, достигнутый карелами на высшей стадии родо-племенного строя. По-видимому, лишь в 1310 г. строительством укреплений в Кореле занялись новгородцы (новгородские мастера «городового дела»), и тогда оборонительные сооружения Корельской крепости были подняты на уровень фортификационного искусства Древней Руси. Другое мероприятие нам известно гораздо хуже, по случайному упоминанию в грамоте, посланной в 1307 или 1308 гг. из Новгорода великому князю Михаилу Ярославовичу тверскому, являвшемуся в то время и князем новгородским. В грамоте, между прочим, говорится, что «Бориса Константиновича кърмил Новгород Корелою. . .».217 Видимо, новгородские правящие круги Для укрепления русской власти в Корельской земле назначили туда в качестве представителя русской администрации князя Бориса Константиновича, как полагают, младшего представителя тверской княжеской семьи,218 единственный раз в данном документе упоминаемого на страницах письменных источников. Второй раз служилый князь (и не один, а со своей дружиной) был помещен в Кореле в 1333—1338 гг., и с 80-х гг. того же века на несколько десятилетий это стало постоянным явлением. Наличие в Кореле русского служилого князя с дружиной должно было обеспечить оборону города (и тем самым сохранение русской власти в Корельской земле) на случай неожиданного нападения из лежавших рядом, захваченных шведами западных карельских погостов. Однако первый опыт помещения в Кореле служилого князя оказался неудачным. Князь Борис Константинович не сумел наладить отношения с местным карельским населением. Из предельно краткого известия грамоты трудно понять суть происшедших событий. По словам грамоты, «Бориса Константиновича кърмил Новгород Корелою, и он Корелу всю истерял и за немце загонил». Что значит «Корелу всю истерял», «за немце загонил»? Нельзя же предполагать всерьез,219 что все карельское население ушло с насиженных веками мест под власть «свейских немцев». Ясно только, что служилый князь вступил в острый конфликт с отданным под его управление населением и, вероятно, вызвал в Корельской земле недовольство по крайней мере какой-то части жителей русской властью; возможно, что часть карел даже вынуждена была бежать за шведский рубеж. Из последующего текста грамоты можно понять, что новгородским властям пришлось дать отставку незадачливому князьку и отправить его обратно в Тверскую землю.220 Время пребывания Бориса Константиновича в роли служилого князя в Кореле может быть определено лишь приблизительно. Грамота датируется 1307—1308 гг.; из текста грамоты видно, что Борис сумел за время нахождения в Кореле купить себе села и, кроме того, по-видимому, какие-то села присвоил себе без покупки. На эти хозяйственные операции и на другие действия, возбудившие недовольство в среде карельского населения, должно было потребоваться по крайней мере несколько лет. Видимо, Борис Константинович находился в Кореле с начала 1300-х гг. и до времени отправки грамоты — до 1307—1308 гг. Весьма возможно, что правы исследователи,у связывавшие неудачную деятельность Бориса Константиновича в Корельской земле с событиями, происшедшими в Кореле в 1314 г. По летописному известию, в 1314 г. жители г. Корелы подняли восстание против русской власти, перебили русских жителей города и ввели в город «немец», т. е. шведов.221 Это первый случай, когда какая-то группа населения карельского Приладожья открыто восстала против русской власти, и восстание это скорее всего может быть объяснено предшествующими событиями — деятельностью князя Бориса Константиновича. Шведы (очевидно, шведская администрация Западной Карелии) не захмедлили воспользоваться открывшейся возможностью и попытаться захватить г. Корелу и основную часть Корельской земли. Однако и на этот раз шведская операция по овладению Коре- лой кончилась неудачей. В Новгороде было быстро собрано войско и во главе с наместником Федором отправлено к Кореле. Тогда в среде населения г. Корелы вновь одержали верх сторонники русской власти, впустившие русские войска в город. Находившийся в Кореле (видимо, немногочисленный) отряд шведов и оставшиеся на их стороне изменники из числа местного населения были перебиты новгородцами.222 Русская власть в Кореле и Корельской зехмле была восстановлена.223 Крили* ПОПЫТКИ захвата Корелы. предпринятой в 13Н г.. с ппкдскои стороны во второе десятилетии XIV в. неоднократно производились нападения на важнейшую водную артерию Новгорода, связывавшую его с Западолг, — па Неву, Ладожское озеро и низовья Волхова. Прежде всего шведы производили набеги на торговые суда, совершавшие плавание по Ладожскому озеру и Неве (вероятно, далеко не все подобные нападения оказались отраженными в дошедших до нас письменных источниках). Из ганзейских документов известно, что в 1311 г. пшедские суда совершили грабительские нападения на любоксгие торговые корабли на Неве и на Ладожском озере и захватили большие ценности, принадлежавшие любекским купцам.224 Ограбления любекских купцов вызвали рез- Для правильною понимания этого построения нужно учитывать, что оно возникло в конце 1930-х гг., вскоре после того как в первой половине и середине 1930-х гг. Б. Д. Грековым и другими советскими учеными была впервые разработана марксистская концепция развития феодализма в Древней Руси и когда историки русского феодализма впервые стали выявлять сведения о классовой борьбе крестьянства против феодалов, причем не обошлось и без некоторых увлечений, примером которых может служить изложенное построение Гадзяцкого. В действительности из летописного текста совершенно не вытекает, что жившие в Короле русские «городчане» были феодалами; ссылка па сведения писцовых книг неубедительна, поскольку они составлялись почти два столетия спустя. Писцовая книга Вотской пятины 1500 г., охватывающая Корельский уезд, скорее свидетельствует против мнения Гадзяцкого: в конце XV в. на территории Корельского уезда почти не было земельных владений новгородских бояр (История Карелии с древнейших времен до середины XVIII в. Петрозаводск, 1952, с. 108), тем более нет основании предполагать наличие подобных владений двумя веками ранее. В свое построение Гадзяцкии ввел и гипотетически реконструируемых им карельских вотчинников: именно они использовали крестьянское восстание для борьбы со своими конкурентами, русскими феодалами, и впустили в г. Корелу шведов; именно карельские феодалы и были изменниками, «иеревстип- ками», а карельские крестьяне не стали их поддерживать и при подходе новгородских войск перешли на сторону русских. Эта часть построения — чистый домысел, который автор и не пытался как-то обосновать. В действительности источник не дает никаких сведений об антифеодальном характере восстания 13Н г.; в тексте летописи ничего не говорится о массовом выступлении крестьянства края, речь идет о восстании в г. Кореле и, может быть, в его ближайших окрестностях. И из летописного текста можно лишь заключить, что восстание носило политический характер, было направлено против русской власти. .13 Сведения об этих пиратских нападениях содержатся в одном документе, сохранившемся в Любекском архиве (и до сих пор не использовавшемся в русской историографии): «Лето Господне 1311. Эгбертус Кемпе на озере, которое называется Ладожское, лишился 23-х [вещей] прекрасной работы. Также шведы ограбили в Неве одно судно, из-за чего граждане Любека лишились пяти тысяч марок новгородских денег. . .» (Urkimdenbuch der Stadt Lii- beck. Lubeck, 1858, Т. II, H. 1, S. 567; то же см.: Hansische Urkimdenbuch. Halle, 1879, Bd II, № 219; Neouius A. Akter och undersockningar rorandc Finlands bistoria intill &r 1401. — Historiallinen arkisto. Helsinki, 1912, XXIII, I, 3, c. 122;см. также: Jaakkola /. Suomen varhaiskeskiaika, 1958, s. 417— 418). Были ли, как полагают некоторые авторы (Aminoff Т. G. Mc-llan svardet och kroksabeln. Helsingfors, 1943, s. 99; Jaakkola J. Suomen varhaiskeskiaika, 1958, s. 417; Kirkinen H. Karjala. . s. 99), шведские нападения на торговые суда на Неве и Ладоге летом 1311 г. прямым ответом на русский поход 1311 г. кое негодование i. 1 апзейском союзе и в его крупнейшем ЦейтрР на Балтике — Любеке. Видимо, пиратские нападения шведских кораблей на торговые суда на Неве и Ладожском озере создали в этом районе весьма напряженную ситуацию, поставившую под угрозу само функционирование важнейшего торгового пути с Запада в Новгород. Любекские власти стали решительно требовать от Швеции (ослабленной в то время междоусобной борьбой короля Биргера с его братьями — герцогами Эриком и Вальдемаром) вернуть похищенные товары и восстановить нормальные условия для торгового плавания из Балтики в Новгород. Шведским правителям, заинтересованным в сохранении нормальных отношений с главным внешнеторговым партнером Швеции — Любеком, пришлось пойти на уступки и в частном вопросе — о возмещении убытков ограбленных на Неве и Ладоге любекских купцов,225 — и в общем вопросе — о восстановлении свободного судоходства ганзейских купцов на Невско-ладожском торговом пути.226 Любеку были даны необходимые гарантии, которые, видимо, понудили шведские власти на время запретить своим подданным производить нападения на торговых коммуникациях, ведших из Балтики в Новгород. Однако мирная обстановка на водных путях смогла сохраниться недолго. По сведениям Новгородской первой летописи, уже в 1313 г. шведский отряд, очевидно, на кораблях пройдя водным путем через Неву и Ладожское озеро, неожиданно напал на Ладогу.227 Момент для нападения оказался весьма удачным — ладожский посадник (на обязанности которого лежало руководство обороной города) с городским ополчением отправился куда-то «в войну»,228 город остался без защитников 229 и не мог отразить неожиданное нападение шведов. Из текста летописи неясны результаты шведского набега, сказано лишь, что нападающие «пож- гоша» Ладогу. Сожгли ли они только неукрепленный посад (широко раскинувшийся по левому берегу Волхова), или были захвачены и сожжены и обе ладожские крепости, земляная и каменная, сказать трудно. В 1317 г. «немцы» (очевидно, «свейские» немцы) пришли в Ладожское озеро и перебили многих обонежских купцов,230 т. е. купцов из Обонежья, направлявшихся на своих судах из устья Свири через озеро к устью Волхова для проезда в Новгород.231 С новгородской стороны во втором десятилетии XIV в. дважды были предприняты активные наступательные операции против шведов. В 1311 г. новгородское войско отправилось морем, через Неву и Финский залив, в подвластную шведам землю еми.232 Из рассказа летописи видно, что это был не легкий пограничный набег небольшого отряда, а тщательно подготовленный поход официального новгородского войска,233 возглавленного служилым князем Дмитрием Романовичем 234 и включавшего в свой состав именитых бояр.235 Поскольку поход был совершен морским путем, очевидно, он проходил в период навигации, скорее всего весной или в начале лета, задолго до частых на Балтике осенних штормов.236 Судя по рассказу летописи, все движение русского войска по территории Финляндии совершалось по рекам. Русское войско на судах подошло к финляндскому побережью в одном пункте — в районе устья «Купецкой» реки, покинуло после похода территорию Финляндии и ушло в море («выидоша на море») в другом пункте побережья — в районе устья р. «Перны» (?). Следовательно, движение войска внутри страны, видимо, тоже совершалось на тех же судах,237 оказавшихся пригодными для плавания и по морю, и по рекам; и так как сплошного водного пути внутри страны могло не быть, суда должны были быть достаточно портативными для перетаскивания через волоки. В летописном тексте о походе 1311 г. содержится ряд географических названий, определяющих путь движения новгородского войска по земле еми. К сожалению, эти названия, данные в неточной русской транскрипции с чужого языка, нелегко идентифицировать с современными географическими названиями Южной и Центральной Финляндии. Но, поскольку это единственный ранний русский источник, содержащий несколько (5) географических названий, относящихся к территории Финляндии, на протяжении последних полутораста лет целый ряд финляндских ученых пытались найти решение этой историко-географической загадки.238 Разбор построений этих ученых не входит в нашу задачу, мы лишь используем основные результаты дискуссии, мнения наиболее компетентных исследователей. Новгородское войско, как уже говорилось выше, на судах подошло к побережью устья «Купецкой» реки, а оттуда оно двинулось внутрь страны по этой реке, затем по «Черной реке» до «города Ваная», имевшего «детинец» на высокой неприступной горе; после трехдневной безуспешной осады «детинца» новгородское войско направилось по рекам Кавгале и Перне обратно к морю. Задача заключается в том, чтобы определить эти пять названий на современной карте. В решении данной задачи наметились два направления. Одни ученые предполагают, что поход ограничился прибрежным районом, прилегающим к устью р. Кюмийоки. Другие исследователи думают, что он был совершен от побережья внутрь страны, и ищут «город Ваная» где-то во внутренних областях земли еми — Тавастланда, предпочтительно около лежащего в восточной части Тавастланда оз. Ваная (Ванаявеси). Первой точки зрения в XIX в. придерживался М. Акиандер, а в недавние годы —- И. И. Миккола (и вслед за ним Э. Хурнборг). М. Акиандер связывал с летописной «Купецкой рекой» название одного пункта на р. Кюмийоки — Ankapora, производимое им из нижненемецкого языка и, по его мнению, означавшее «купец»,239 и предполагал, что первоначально это название распространялось на всю реку и что р. Кюмийоки иод этим названием была известна западноевропейским купцам.240 Однако это мнение Миккола не счел убедительным, поскольку Ankapora — всего-навсего название места лососиной ловли на берегу Кюмийоки, и к тому же название это без сомнения финского происхождения (и потому не могло быть связано с понятиями «купец», «покупать»).241 Более вероятно, по мнению Микколы, связывать летописное название «Купецкая река» с названием общины Kuuppis, расположенной вблизи устья Кюмийоки, у речки Kuppis, теперь более известной как речка ВгоЬу.242 Со своей стороны отметим, что мнение это не очень убедительно — текст летописи создает впечатление, что под названием «Купецкая река» подразумевалась не маленькая речка (как речка Kuppis), а крупная водная артерия, вдоль (и вблизи) которой были расположены многие села, имелось немалое население, было развито скотоводство и по которой пролегал путь во внутреннюю часть страны. Под «Черной рекой» Миккола подразумевает современный Svartbacken — «Черный ручей», предполагая, что этот проток ООО лет назад был несравненно более значительной водной артерией.243 Конечный пункт похода, «город Ваная», Миккола ищет неподалеку от морского побережья, около речки Svartbacken. Исходя из летописного текста, в котором различаются «город Ваная» и его гтоявший на высокой горе «детинец», и учитывая указание летописи, что «город» был сожжен нападающими, Миккола высказал правдоподобное предположение, что способные пострадать от огня укрепления «города» были деревянными (а не земляными и не каменными, не поддающимися действию огня).244 Более точно определить местонахождение «города Ваная» Миккола не пытался, он стремился лишь установить место «детинца». Вблизи речки Свартбекен 245 Миккола обнаружил три высоких холма, внешне похожих на скалистую возвышенность, на которой, по словам летописи, находился «детинец», причем более вероятным он счел местонахождение «детинца» на холме Saffiansberget.246 Однако Миккола не смог выявить на этих холмах археологических свидетельств их использования в качестве укрепленных селений или хотя бы городищ-убежищ; не пытался он и установить археологические следы нахождения у подножий холмов укрепленного селения («города»), названного летописцем «Ваная». Между тем археологические следы крупных укрепленных селений (городищ) — земляные или каменные валы (последние особенно типичны для Финляндии) — не могли исчезнуть бесследно (ни на месте расположенного на низменности «города Ваная», ни на месте крепости- «детинца» этого города, находившейся на крутом холме). А без археологических подтверждений все построение повисает в воздухе. В районе низовьев р. Кумо Миккола не смог найти рек, которые можно было бы идентифицировать с летописными «Кавгалой рекой» и «Нерпой рекой», но нашел там селения Kaukola и Регпо; 247 впрочем, селении с такими названиями немало во многих местностях Финляндии. В общем предложенное Микколой (и поддержанное некоторыми другими финскими учеными) решение вопроса о маршруте новгородского похода 1311 г.248 оказалось не очень убедительным. В этом построении чувствуется заранее предвзятое стремление преуменьшить масштабы похода, ограничить их небольшим прибрежным районом около устья р. Кюмийоки. Другая группа финских ученых предполагает» что поход 1311 г. был направлен во внутреннюю часть Финляндии, в землю емм, в район Тавастгуса. Это мнение подтверждается прямым указанием летописи, что поход был совершен «на Емь». В Новгороде в начале XIV в. было достаточно хорошо известно, что земля еми, всего 60 лет тому назад находившаяся еще под русской властью, располагалась во внутренней части Южной Финляндии. Специально занимавшийся изучением похода 1311 г. в исто- рико-географическом плане Я. Яккола использовал некоторые наблюдения своих предшественников, в том числе и И. И. Мик- колы. Вслед за Микколой он счел возможным идентифицировать «Купецкую реку» с Kupittaanjoki (по-шведски Kuppis а) в местности Pyhtaa (по-шведски Pittis).249 По мнению Якколы, эта река, образующая первый водный фарватер к западу от древней линии границы (с русскими владениями) в устье р. Кюмийоки — от пограничного «Русского камня», была удобно расположена для того, чтобы именно здесь начинать нападение на низовья р. Кюмийоки.250 Однако в последние годы жизни Яккола счел более вероятным, что под «Купецкой рекой» подразумевалась Kukinjoki,251 расположенная к западу от устья р. Кюмийоки.252 Оттуда (из устья Kupittaanjoki или из устья Kukinjoki) русское войско отправилось к заливу Svartbackfjard и затем двигалось по впадающей в этот залив p. Mustajoki (по-шведски Svarta 253), в настоящее время известной как Manstalanjoki. По словам Якколы, эта река по преданию была ранее судоходной. Из нее можно было, по мнению Якколы, легко перебраться в p. Uittamajoki и по пролегающему по ней старому пути подойти к «городу Ваная». Имеющееся в летописи описание крепости-«детинца» этого города, согласно Якколе, подходит только к древнему городищу Хакойстеплинна (Hakoisten- linna), как полагали и многие предшествующие исследователи (см. с. 78, примеч. 49). Определить местонахождение упомянутой в летописи р. «Кавгала» на современной карте оказалось невозможным.254 Оттуда по p. Pernajanjoki русское войско отправилось к морю.255 Большинство других исследователей тоже склоняются к мнению, что поход 1311 г. был направлен во внутреннюю часть Центральной Финляндии, в землю еми (Тавастлаид, Хямеенмаа), и расходятся лишь в определении, где находилась конечная цель похода, «город Ваная» и его «детинец». Часть авторов полагает, что в летописном тексте подразумевается поныне существующий средневековый каменный замок в г. Хямеенлинна, по-шведски называвшийся «Тавастхус» 256 и до недавнего времени считавшийся замком, заложенным Биргером Ярлом во время второго «крестового похода» 1249—1250 гг. Однако Хямеенлинна не очень похож на «детинец», описанный в летописи: судя по летописи, «детинец» стоял на высокой и крутой горе,257 тогда как замок Хямеенлинна стоит на очень небольшой возвышенности, поднимающейся всего на несколько метров над уровнем окружающей местности. К летописному описанию, как правильно отметил Яккола, более подходит городище Хакойстенлинна, расположенное в той же части земли еми, в местности Янаккала; городище это находится на крутом и высоком скалистом неприступном холме.258 По мнению большинства ученых, именно здесь первоначально стоял замок Таваст- борг, или Тавастхус (Хямеенлинна), построенный Биргером Ярлом,259 и отсюда он спустя некоторое время был перенесен на то место (в г. Хямеенлинна), где находится до наших дней. Во время русского похода 1311 г. этот замок, по-видимому, стоял еще на первоначальном месте, на городище Хакойстенлинна.260 В общем в свете имеющихся исследований представляется наиболее вероятным, что поход 1311 г. был направлен не на побережье Финского залива (не на прибрежную область Нюланд, которую еще только начали заселять шведские колонисты), а во внутренние области Финляндии, в землю еми, и закончился у политического и стратегического центра этого края — шведского замка Тавастборг (Тавастхус), стоявшего на неприступном холме Хакойстенлинна. Однако Новгород уже давно отказался от своих прежних прав на владение землей еми и поход 1311 г. не преследовал цели овладения утраченным краем; новгородцы стремились лишь нанести сильный удар по шведским позициям. Поэтому новгородское войско не стало упорствовать при осаде неприступного «детинца» у «города Ваная». Убедившись в ходе трехдневной осады, что взять хорошо укрепленный (и самой природой, и людьми) замок очень трудно, новгородцы спокойно сняли осаду и двинулись в обратный путь. Общие цели похода были достигнуты, новгородское войско могло возвращаться домой.261 В 1318 г. Новгородом был предпринят более крупный морской поход.262 Момент для нападения оказался довольно удачным 263 — с конца 1317 г. в Швеции и Финляндии внутренняя обстановка резко обострилась, вспыхнула открытая борьба между сторонниками короля Биргера и сторонниками его братьев-герцогов, владевших Финляндией.264 Правда, неизвестно, знали ли в Новгороде об этой ситуации, благоприятствовавшей успеху похода.265 Русский поход был направлен против главных твердынь шведской власти в Финляндии. Новгородцы на кораблях прошли через море (Финский залив) в «Полную реку» и взяли «Людеревъ город сумьского князя и пискупль».35 «Сумьский князь» — «князь» земли Сумь (Suomi — собственно Финляндия); здесь явно подразумевается шведский наместник (префект) Юго-Западной Финляндии. В то время эту должность занимал Людер ван Кюрен (фон Кюрен, фон Кюрн),266 и речь идет о его городе, его резиденции,267 т. е. об Або. Очевидно, русским войском был взят Абоский замок, главный оплот шведской власти в Финляндии. «Полная река», —- видимо, р. Аурайоки, на которой стоит г. Або.58 Тогда же был взят и «пискупль», вероятно, «пискупль [город]», т. е. епископский замок Куусто.268 Сведения о набеге 1318 г. сохранились и в старейшем финляндском повествовательном источнике — во «Фрагменте Пальм- шёльда». Там говорится лишь о сожжении абоского собора русскими на второй день праздника троицы.269 В одном позднейшем документе есть сведения, что во время взятия А бо был захвачен собранный за пять лет со всей Финляндии церковный налог («динарий св. Петра»), предназначавшийся для отправки папскому престолу.270 Есть также сведения, что во время взятия Або или замка Куусто был уничтожен хранившийся там епископский архив.271 И в данном случае новгородский поход не преследовал завоевательных целей, он должен был лишь нанести серьезный удар по важнейшим позициям шведов в Финляндии. И когда цель была достигнута,272 победоносное войско с почетом вернулось на родину («и приидоша в Новгород вси здорови»).273 В начале 1320-х гг. борьба вступила в решающую фазу. С обеих сторон была сделана попытка одним ударом решить в свою пользу затянувшийся спор из-за обладания Карельским перешейком.274 li 1322 г. шведское войско (видимо, из Выборга) подошло к «Ко- рельскому городку» (к Кореле) и попыталось взять юрод. С захватом Корелы шведы рассчитывали достичь господства над всей восточной частью Карельского перешейка — основной территорией Корельской земли. Но защитники города (вероятно, и русские, и карелы) отбили нападение. Поход кончился полным провалом.275 В том же году в Новгород приехал стоявший тогда во главе Новгородского княжества великий князь московский Юрий Данилович. Летопись особо отмечает, что Юрий Данилович приехал в Новгород по приглашению новгородских властей («позван нов- городци»). Поскольку в летописи после сообщения о приезде Юрия рассказывается о его деятельности по подготовке и проведению похода на Выборг, Юрий Данилович, по всей видимости, был приглашен новгородскими властями специально для организации выборгского похода. Уже на протяжении многих лет Юрий Данилович вел напряженную борьбу с тверскими князьями за великое княжение, за главенство в Русской земле. Временно одержав при поддержке Новгорода верх над своими тверскими соперниками, Юрий хотел закрепить свой союз с Новгородом и для этого помочь новгородцам решить наиболее острую проблему новгородской внешней политики — вопрос о возвращении западной части Карельского перешейка и всей территории Западной Карелии. Для этого Юрий организовал большой поход на главную шведскую твердыню на Карельском перешейке — Выборг. Политическая ситуация в шведской Финляндии благоприятствовала походу. В самой Швеции недавно закончилась междоусобная борьба,276 и лишь в предшествующем 1321 г. завершился конфликт между обеими борющимися в Швеции группировками из-за Выборга и Выборгского лена, Выборг был передан в руки победившей в государстве группы шведской знати и ее ставленника короля Магнуса.277 Длившаяся четыре года (1317—1321) борьба обострила отношения в Финляндии внутри шведских господствующих верхов и шведского населения и в какой-то мере ослабила шведские позиции в этой стране.278 Предстоящая задача была весьма сложной и трудновыполнимой — почти за 30 лег шведы успели прочно укрепить Выборгский замок. По всей вероятности, было уже возведено на значительную высоту главное фортификационное сооружение — мощная четырехугольная каменная башня св. Олофа, сохранившаяся до наших дней; какие-то стены, земляные или каменные (может быть, земляные, обложенные камнем), должны были уже окружать внутреннее пространство замка.279 Островное положение замка еще более усиливало его оборонную мощь. В замке находился сильный гарнизон из шведских рыцарей и воинов.280 По всем этим причинам задача, которую ставило перед собой новгородское войско, была, вероятно, сложнее, чем во время всех предшествующих осад вражеских крепостей, производившихся новгородцами в предыдущие столетия. Понимая ожидавшие войско огромные трудности, Юрий приказал тщательно подготовиться к походу. Для преодоления мощных стен Выборгского замка по распоряжению Юрия в Новгороде были приведены в боевую готовность большие стенобитные машины — пороки. О походе Юрия Даниловича на Выборг и об осаде этого города имеются небогатые сведения и в русских, и в шведских источниках; они вполне согласуются между собой.281 Поход Юрия Даниловича на Выборг был, вероятно, самым крупным русским военным предприятием в ходе русско-шведской воины конца XIII—начала XIV в. Во главе похода стоял великий князь, официальный глава русской феодальной государственности. Шведские источники, вероятно, со слов очевидцев передают впечатление об огромных размерах русского войска, подошедшего к Выборгу.282 Правда, у нас нет ясных свидетельств участия в этом биша много немець в городе, а иныхъ извешаша, а иных на Низ поведоша; и стоявше месяць, нриступиша, и не взяша его, но за грехы наша неколико муж добрыхъ наде» (Новг. I летопись, с. 96, 338—339). О той же осаде сообщается в двух шведских анналах: 1. Gammal kronologi 1. Старинная хронология for tiden 880—1430 для 880—1430 гг. MCCCXXII. Georgius, magnipo- 1322. Георгий, великий король tens rex Ruthenorum, primo obsedid Руссов, сперва осадил замок Вы- castrum Wiburgense cum potestata борг с великой силой в день [св.} magna in die Clare virginis. Eodem девы Клары. В тот же год упомяну- anno predictus Georgius commisit тый Георгий вел войну с Выборг- bellum cum castrensibus Wiburgen- ским замком и сам с чрезмерным sibus, et ipse cum multitudine ni- множеством [войска) в беспорядке mia confusus recessit ipso die Gorgo- отступил именно в день мученика nii mart iris. Горгония». (Scriptores rerum Suecicarum. Stockholm, 1818, I, 1, p. 234; Finlands medeltidsurkunder, № 3J2-a.) 2. Gammal kronolo^i 2. Старинная хронология for tiden 1220—1552 за годы 1220—1552 1322 belagrade storforsten i Ryss- 1322 великий князь в России land Nyborg med en valdig magt осадил Ниборг с огромной силой Pc\ ‘S:t Klaras dag, men hans folk в день св. Клары, но его войско было blef der slaget, sa att han m&ste там побеждено, так что он должен vika ti lib aka igen. был отступить обратно. (Scriptores rerum Suecicarum, I, 1, p. 90; Finlands medeltidsurkunder, № 312-b). Во втором источнике описка переписчика: Nyborg вместо Viborg (см. примеч. ред.: Finlands medeltidsurkunder, s. 121). Оба источника подтверждают самые общие сведения, содержащиеся в летописи, добавляются лишь две важные подробности — точные даты начала и конца осады. В обоих источниках начало осады отнесено на день св. Клары — 12 августа; в первом источнике указан и день конца осады — 9 сентября. По мнению Э. Хурн- борга, 9 сентября произошел главный акт осады — штурм, закончившийся неудачей (Hornborg Е. Finlands havder, s. 234). Возможно, неудача штурма сделала очевидной бесперспективность дальнейшей осады и побудила руководителя войска в тот же день снять осаду и начать отступление. Но могло быть также, что отступление началось не сразу, а через один-два дня после неудачи штурма. войске воинских формирований из основных русских земель — из Московского, Владимиро-Суздальского и других внутренних русских княжеств. В летописи говорится лишь, что Юрий отправился в поход «с новгородци». Видимо, было собрано небывалое по размерам войско из всех областей Новгородской земли. С этим войском Юрий двинулся к Выборгу. Вторая русская осада Выборга продолжалась почти месяц, была более длительной, упорной, ожесточенной, чем первая (происходившая в 1294 г.). Шесть пороков засыпали замок каменными ядрами, нанесли серьезный урон его гарнизону; было захвачено (очевидно, во время одной или нескольких вылазок из крепости) 74 много пленных. Однако прочные каменные стены смогли выдержать русский натиск, пробить значительную брешь не удалось; помогло шведам и островное положение замка. Поэтому штурм замка закончился неудачей. Юрию Даниловичу пришлось снять осаду и вернуться в Новгород.75 В это время пришли тревожные вести из Руси: тверской князь Дмитрий Михайлович, воспользовавшись тем, что Юрий был отвлечен новгородскими делами, вновь добился милости у хана Золотой Орды и захватил великое княжение. Юрий должен был возвращаться в русские земли, чтобы вновь начинать борьбу с Тверским княжеством.76 Неудача русского похода на Выборг и происшедшая в тот же год неудача шведского похода на Корелу поставили перед обеими борющимися сторонами вопрос: что делать дальше? Продолжать ли борьбу или искать иное решение затянувшегося спора? varhaiskeskiaika, 1938, s. 488—489; Koskivirta A.~V. Ivolmas ristiretki. . s. 43). 74 Hornborg E. Gransfastet Viborg. Helsingfors, 1942, s. 49. 75 Гиппинг А. И. Нева и Ниеншанц, с. 116; Ленстрем К. О мирных договорах. . с. 110—111; Гадзяцкий С. С. Карелы и Карелия. . с. 106; Hornborg Е. 1) Gransfastet Viborg, s. 49; 2) Finlands havder, s. 233—234; Ami- noff T. G. Mellan svardet och kroksabeln, s. 104; Beckman B. Matts Kettil- mundsson. . ., s. 102—103; Juva E., Juva M. Suomen kansan historia, s. 151; Koskivirta A.-V. Kolmas ristiretki. . s. 43—44. 76 В некоторых работах высказано мнение, что дурные вести из Руси были получены Юрием Даниловичем еще в последние дни осады Выборга и что именно эти вести побудили князя принять решение снять осаду и возвратиться на Русь (Лерберг А. X. О жилищах еми, с. 186; Гиппинг А. И. Нева и Ниеншанц, с. 116; Ленстрем К. О мирпых договорах. . с. 110—111; Kirkinen II. Karjala. . s. 101, и др.)* Однако из летописного текста, скорее, можно заключить, что упомянутые известия Юрий Данилович получил уже после своего возвращения в Новгород.