А.А. Гриценко Социально-экономические трансформации: перспективы политэкономического исследования

Кажется, что при таком разнообразии подходов и смыслов, вкладываемых в понятие «политическая экономия», его границы расплываются, становятся субъективными, зависимыми просто от того, какое содержание вкладывает в него тот или иной автор. Но это не так. Даже если авторы не задумываются глубоко о содержании этого понятия и используют его по наитию, интуитивно, без должного обоснования, сам этот факт достоин теоретического осмысления.

Пятилетний ребёнок, например, достаточно грамотно говорит, правильно строит предложения, спрягает, склоняет, изменяет соответствующим образом окончания, не имея представления, что это описывается сложной системой правил, постичь которые, возможно, ему до конца никогда и не удастся. Но, тем не менее, он достаточно уверенно и правильно осуществляет свою речевую деятельность, строящуюся по внутренним достаточно сложным законам. Эти законы ребёнок постигает вместе со способами, алгоритмами, динамикой предметной и речевой деятельности на уровне подсознания, неотделимо от них, специально не думая о них и не осознавая их. Так же и учёный. Многие понятия, которые не являются для него предметом специального анализа, он использует сугубо инструментально и вкладывает в них тот смысл, который сформировался из предыдущего опыта употребления понятия без его научного изучения и определения.

Для актуализации политической экономии есть фундаментальные основания. Среди них можно выделить два наиболее важных, соответствующих двум наиболее распространённым подходам к пониманию её предмета. Первое основание заключается в возрастающей практической необходимости познания не только функциональных форм, но и сущности экономических явлений в связи с существенными и динамичными изменениями самой экономической реальности. Динамичное развитие общества приводит к тому, что изменения претерпевают не только внешние формы проявления, функциональные связи, но и сущность системы общественно-экономических отношений. Изменение сущности выражается в изменении формообразования, функциональных связей, что делает старые представления о функционировании системы непригодными для решения практических задач. Практические рекомендации становятся всё более неадекватными ситуации и приводят к результатам, не совпадающим с ожидаемыми, а часто даже противоположным им. Здесь реализуется понимание политической экономии как науки, ставящей задачу раскрыть сущность экономических явлений и процессов.

Второе основание связано с тем, что соотношение индивидуального и общественного начал совместно-разделённой деятельности представлено на современном этапе развёрнутым взаимодействием институтов рынка и государства, выражающемся в условиях кризиса обострением противоречий между ними и субъектно проявляющемся в конфликте гражданского общества и бизнеса с государством. Здесь реализуется понимание политической экономии как науки, занимающейся проблематикой, связанной с взаимодействием экономики и государственной экономической политики.

Современный глобальный кризис является важным фактором актуализации политэкономической проблематики. Кризисные явления в экономике всегда были предпосылкой для теоретических прорывов в экономической науке. Кризис заостряет все противоречия, обнаруживает слабые места, развёртывает перед сознанием людей разнообразие нормальных и патологических экономических форм, создавая, таким образом, возможности для более глубокого познания сути экономических явлений и процессов. Именно такой кризисноинновационный процесс характерен для современного этапа развития экономической теории.

Исходной категорией рыночной экономики и классической политической экономии является стоимость. Все другие понятия (деньги, цена, капитал, прибыль и т.д.) исторически и логически происходят от стоимости. Поэтому ее научное понимание носит основополагающий характер. Это еще раз и очень отчетливо продемонстрировал современный глобальный кризис. Его глубинная причина заключена в противоречии между реальным процессом создания стоимости и движением ее представителей (денег и ценных бумаг) в финансовой сфере. Внешне эти противоречия проявляются, прежде всего, как несоответствие развития реального и финансового секторов экономики1, что выражается в чрезмерном увеличении объема обращающихся ценных бумаг и их производных (деривативов)[125] [126], в мультипликации фиктивного капитала, в резком сокращении стоимости ценных бумаг во время кризисов, несопоставимым с падением производства в реальном секторе и т.д.

Основное противоречие реализуется через целую систему финансово- экономических противоречий, главными среди которых являются противоречие между стоимостью и деньгами, между спросом и предложением, между доходами и финансовыми обязательствами (долгами). Противоречие между стоимостью и деньгами разрешается в процессе монетизации экономики, в результате чего стоимость, представленная в товарах и услугах, может реализоваться в процессе обмена. Противоречие между спросом и предложением разрешается путем капитализации экономики, т.е.

Три процесса: капитализации, монетизации и секьюритизации - находятся в рефлективном взаимодействии, порождают обращение отрицательной (долг) и фиктивной (стоимость актива, превыщающая реальную стоимость как пространственную локализацию общественно необходимого времени) стоимости и виртуализацию экономики. Рефлективность1 играет существенную роль в механизмах развертывания кризисов, создавая механизм взаимной мультипликации капитализации, монетизации и секьюритизации, что приводит к виртуализации и возрастанию энтропии экономики.

Рефлективное взаимодействие капитализации, монетизации и секьюритизации является сердцевиной накопления диспропорций и виртуализации стоимости. Динамичное развитие экономики и возрастание прибылей влечет за собой увеличение финансовой капитализации, которая неизбежно включает в себя фиктивную стоимость[127] [128] [129]. Увеличение капитализации создает дополнительный спрос на деньги для обслуживания возрастающего оборота стоимости, что приводит к росту монетизации экономики, которая, в свою очередь, создает дополнительные возможности капитализации. Возникающие в процессе хозяйственного оборота отрицательная стоимость (долги) и основанная на ней секьюритизация органически вплетаются в процесс капитализации и служат дополнительным фактором монетизации. На этой основе возникают финансовые пузыри.

Таким образом, ключевой проблемой современной экономической динамики вообще, и кризисов в частности, является выяснение соотношения стоимости с ее представителями в сфере обращения.

Отождествление стоимости с ценой закрывает путь к пониманию глубинных экономических процессов и хорошо «работает» только в сбалансированных экономиках. Если же возникает ситуация трансформации экономических систем, коренных преобразований экономики, то такая позиция становится неприемлемой и приводит к существенным аберрациям. Несоответствие ценовых и реальных стоимостных характеристик, например, проявляется тогда, когда увеличение цены на экспортные товары приводит к возрастанию стоимостной величины экспорта и ВВП, хотя при этом никаких реальных дополнительных ценностей не создано.

А что отражает знаменитое уравнение (точнее, тождество) обмена, которое часто используется для определения темпов возрастания денежной массы? Ведь если в нем фигурирует ВВП, который должен быть обеспечен деньгами для его реализации, то сразу же возникает вопрос: разве за деньги реализуется в каждой сделке лишь вновь созданная стоимость? А затраченные ресурсы, промежуточный продукт? Совершенно ясно, что такое определение параметра похоже на составление представления о предмете по его тени, при этом неизвестно, где находится источник света. Конечно, и тень кое-что говорит о предмете, хотя она может быть и больше, и меньше его, но главное, нельзя думать, что тень и есть предмет.

Политическая экономия возникает из потребности увидеть за внешними формами проявления их глубинные основания и сущность. Эта её родовая характеристика никуда не исчезла и не могла исчезнуть в процессе исторического развития. Она лишь видоизменяется, актуализируется или, наоборот, теряет актуальность в зависимости от исторических задач, интересов господствующих социальных групп и классов. Если есть заинтересованность в постижении сущности, то нужны политикоэкономические подходы.

Обычно это бывает необходимо новым, зарождающимся социальным слоям и классам, которые не удовлетворены существующим положением и своим местом в обществе. Именно это обстоятельство сейчас является одним из актуальных оснований интереса к политической экономии. Глобальный экономический и цивилизационный кризис, увеличивающееся неравенство в обществе во всех группах стран, возрастающая безработица при росте уровня образованности и т. д. явились причинами массового недовольства в Европе и Америке, в арабском мире, в постсоциалистических странах. Это пробудило новый интерес к К. Марксу, в основе учения которого лежит политическая экономия.

Если же нет заинтересованности в постижении сущности или есть заинтересованность в её сокрытии, то подходящими являются функциональные подходы, которые концентрируются не на вопросах сущности, а на описании механизмов функционирования, их математическом моделировании и совершенствовании. Эту роль исторически выполнил экономике. Объективно это было возможно только в достаточно стабильно функционирующем обществе, каким и было общество, представленное развитыми странами во второй половине XX века.

Сущность экономических явлений всегда заключается в экономических отношениях между людьми в процессе производства, распределения, обмена и потребления благ. Именно отношения между людьми превращают бумагу в деньги, полезные вещи в товары, человека в производителя и потребителя, продавца и покупателя и т. д. А исходным экономическим отношением, порождающим человека и общество, как показано в литературе и доказано экспериментально, является совместно- разделённый труд[130].

Категория совместно-разделенного труда представляет собой одну из фундаментальнейших категорий экономической теории, раскрыть которую представилось возможным только в наше время на основе достаточно развитых общественных отношений. Общество вообще открывает и познает лишь те свои фундаментальные характеристики, которые не просто присутствуют в его практике, а становятся целью и осознанным орудием деятельности.

Как особое понятие «совместно-разделенная деятельность» (еще не труд) сформировалось на стыке психологии и педагогики в связи с конкретными задачами решения проблемы обучения, воспитания, введения в человеческий мир слепоглухих детей. Она позволила разработать, практически осуществить и многократно воспроизвести процесс порождения, формирования человека в тех случаях, когда обычный путь из-за нарушения естественных каналов связи с миром для слепоглухих детей был закрыт, в силу чего они не становились людьми, у них не возникала человеческая психика. «Ключевым понятием педагогики И.Соколянского- А. Мещерякова, - писал Э.В. Ильенков, - и стало понятие совместно-разделенной деятельности, - осуществляемой ребенком совместно с воспитателем и, естественно, разделенной между ними таким образом, чтобы ребенок постепенно перенимал все те специфические способы осознанного взаимодействия со средой, которые предметно зафиксированы в формах вещей, созданных человеком и для человека. Осваиваясь в мире этих вещей, то есть активно осваивая их, ребенок осваивает и опредмеченный в них общественно человеческий разум с его логикой, то есть превращается в разумное существо, в полномочного представителя рода человеческого, тогда как до этого (и вне этого) он был и оставался бы лишь представителем биологического вида, то есть не обрел бы ни сознания, ни воли, ни интеллекта («разума»)»[131].

Понятие совместно-разделенного труда было сформировано на базе категории совместно-разделенной деятельности. Однако переработка категории совместно-разделенной деятельности, с которой имеет дело психология и педагогика, в категорию совместно-разделенного труда и введение ее в экономическую теорию - не механический процесс и не просто применение уже готового познавательного средства в новой сфере. Этот процесс связан с решением сложных теоретических задач. Например, совместно-разделенная деятельность в том виде, в каком данным понятием оперирует психолого-педагогическая наука, предполагает, что один из ее субъектов уже обладает готовыми способами человеческой деятельности, а другой лишь осваивает их. Совместно-разделенный труд как родовая деятельность, то есть как деятельность, порождающая человека и общество, не имеет субъектов, обладающих готовыми способами человеческой деятельности. Последние только формируются. Участвующие в совместно-разделенном труде индивиды в одинаковой мере выступают как осваивающие и производящие формы человеческой деятельности. Производство и освоение человеческой деятельности - один и тот же процесс.

Совместно-разделенная деятельность служит моделью совместно- разделенного труда. Ведь в онтогенезе человека в сокращенном виде воспроизводятся все существенные моменты филогенеза. Правда, здесь, как и обычно, в таких случаях, происходит оборачивание структур. Если в процессе становления человечества родовой деятельностью выступает труд, на основе которого затем развиваются все другие виды деятельности, то в процессе становления отдельного человека его самостоятельный труд в современном обществе появляется лишь в результате 15-20-летней подготовительной деятельности, связанной с приобщением индивида к миру человеческой культуры, подготовкой к общественному труду. В первом случае труд является основой процессов обучения и воспитания, во втором - обучение и воспитание предшествуют труду.

В первобытном обществе, где и формировался совместно-разделённый труд, все участвовали в процессе труда, совместно добывали средства к жизни. Поэтому труд с самого начала был совместным, но каждый человек выполнял лишь часть этого труда. Следовательно, весь труд был разделён между индивидами. Однако это разделение его не на роды, виды (охоту, земледелие и т. д.), а между индивидами одного и того же труда, например, охоты. Разделённость труда выступает здесь как другая характеристика совместности. Раз труд совместный, то он выполняется несколькими индивидами. Следовательно, каждый выполняет лишь часть труда, и весь труд оказывается разделённым между его участниками. Такой труд можно квалифицировать как совместно-разделённый.

Он и есть той клеточкой, из которой исторически развиваются как общественное разделение и обособление видов труда, так и его кооперирование и обобществление. Нет ни одного экономического явления, которое не являлось бы конкретной формой совместно-разделённых отношений и не содержало бы их в себе. Открытие

К.              Марксом двойственного характера труда (абстрактного и конкретного труда как выражения, с одной стороны, общественного, а с другой - частного) было открытием совместно-разделённого труда на уровне превращения его моментов из конкретного тождества, включающего в себя различия, в противоположности (совместность превращается в абстрактно-общественный труд, а разделённость - в конкретночастный).

Вместе с тем исторически развивается и внутреннее единство разделённого (обособленного) и совместного (обобществлённого) труда. В силу этого противоположности снова становятся тождественными, но на новой исторически развитой основе. Они сливаются во всеобщем труде. Всеобщий труд есть тот же совместно- разделённый труд, но прошедший через историческое развитие своих сторон (совместности и разделённости) до уровня взаимоотношения противоположностей и последующего их слияния в новом единстве. Всеобщий труд можно проиллюстрировать на примере труда современного учёного, который, например, сидя у себя дома, с помощью компьютера пользуется лучшими библиотеками мира, информацией, накопленной многими поколениями. Труд этого учёного, с одной стороны, предельно обособлен, потому что он работает один и ни с кем непосредственно не вступает в кооперацию. Но с другой стороны, он предельно обобществлён, так как опирается на неограниченную в пространстве и времени кооперацию труда посредством знаний не только со своими современниками, но и предшественниками (К. Маркс).

Логика исторического развития совместно-разделённого труда является основой понимания взаимосвязи индивидуального и общественного начал во всех производных отношениях: потребностях, интересах, полезностях и т. д. Институты как правила и нормы деятельности возникают на стыках, переходах индивидуального и общественного, поэтому они выражают тождество, единство индивидуального и общественного, разделённости и совместности. Правила и нормы, с одной стороны, возникают как обобщение и закрепление повторяющегося в индивидуальном поведении, с другой стороны, установившись, требуют подчинения индивидуального поведения общим правилам. И в одном случае (формировании), и в другом (функционировании) речь идёт о требовании совпадения, тождества, единства индивидуального и общественного в поведении. Институт является первой закреплённой формой совместно-разделённых отношений, которые сами по себе имеют процессуальный характер. Он существует как необходимое общественное условие и потенциальная граница деятельности даже тогда, когда сама деятельность прекращена. Институты есть специфически общественное образование, они не существуют за пределами общества. Там, где есть институты, есть общество. Там, где их нет, нет и общества. А значит, нет и человека. Именно стык, соединение, тождество индивидуального и общественного образует ту социальную материю, из которой сотканы общество и человек. Институты - это своеобразный каркас, соединяющий все кирпичики в общественное здание и придающий им социальный характер. Они играют ключевую роль в разнообразии общественных устройств. Определяющая роль орудий труда в развитии общества в этом контексте есть определяющая роль техникотехнологических институтов, так как орудия труда - это лишь опредмеченная, овеществлённая форма определённых правил, норм, устоявшихся способов деятельности, то есть институтов1.

Развитие совместно-разделённых отношений осуществляется от конкретного тождества, включающего в себя различия, через разность и противоположность к процессирующему противоречию разделённости и совместности, индивидуальных и общественных начал[132] [133]. Развитой формой реализации индивидуальных начал являются институты рынка, а развитой формой общественного начала - институт государства.

Логика исторического развития совместно-разделённого труда как основа понимания взаимосвязи индивидуального и общественного начал применима также к изучению взаимосвязи рынка и государства. Первоначально на рынке действуют индивиды как самостоятельные субъекты, собственники, преследующие свои эгоистические интересы. Общественное начало представлено здесь лишь их связью через рынок, отношения купли-продажи и стоимость как их основание. Оно не обособлено от частной деятельности индивидов, а является их другой, скрытой стороной. Это и есть «невидимая рука» Смита. Общественное и частное здесь соотносятся как различия внутри тождества. На теоретическом отражении этого достаточно простого соотношения основана либеральная доктрина.

Однако по мере усложнения рыночных отношений происходит обособление общего и частного начал, притом таким образом, что каждое включает в себя другое (стадия разности). Рынок продолжает функционировать, в основном, без вмешательства государства, а государство как особый (единичный, частный) представитель общего интереса (даже если это интерес всего лишь определённого класса, а не всего общества) существует наряду с рынком, только внешним образом и спорадически вмешиваясь в рынок. На этой стадии (разности) рынок в принципе может существовать без государства, а государство без рынка, хотя они существуют рядом и внешне взаимодействуют.

На следующей, более развитой стадии рынок и государство превращаются в противоположности, взаимопредполагающие и исключающие друг друга, а их взаимоотношения превращаются в процессирующее противоречие. Рынок - это не государство, государство - не рынок. В этом отношении они исключают друг друга. Но, в то же время, рынок уже не может существовать без государства, а государство без рынка. Рынок предполагает деятельность государства по правовому регулированию рыночных контрактов, проведению монетарной политики, направленной на поддержание стабильности денежной единицы, которая теперь лишь представляет стоимость в обмене, но сама реальной стоимости не имеет и, следовательно, опирается на «экономическую силу» государства. Постоянно растёт доля общественных благ, производство, распределение, обмен и потребление которых не может регулироваться сугубо рыночными принципами.

Таким образом, рынок предполагает деятельность государства и включает её в свою систему отношений. Государство, в свою очередь, предполагает рынок и включает рыночные отношения как объект и форму в осуществление своей деятельности. Законодательная деятельность по регулированию рыночных отношений, монетарная, бюджетная политика, государственные закупки товаров и услуг по рыночным ценам и т. д. - всё это формы бытия рыночных отношений в государственной сфере. В то же время рынок и государство включают друг друга как противоположности, ибо рынок основан на принципах эквивалентности, а государство базируется на неэквивалентных экономических отношениях.

Современная экономика и современное государство - это единство, процессирующее противоречие, постоянное отрицание и предполагание друг друга. Это противоречие осуществляется и разрешается в разнообразных формах: устойчивого и динамичного развития, стагнации, кризиса, ослабления государственного регулирования в период сбалансированного роста и усиления - в период кризисов и т. д. Задача современной науки и экономической практики - адекватно теоретически воспроизвести это противоречие и найти для каждой ситуации соответствующие формы его разрешения.

Жизнь постоянно рождает формы соединения индивидуального, частного и государственного через разнообразные общественные формы (государственночастное партнёрство, сотрудничество государства в разработке и принятии решений с общественными и профессиональными организациями, усиление влияния гражданского общества на деятельность государства и т. д.).

Таким образом, в современном обществе рынок и государство являются комплементарными институтами, предполагающими и исключающими друг друга и выполняющими свои специфические, незаменимые функции. Поэтому на смену концепциям, минимизирующим роль государства в экономике, и концепциям огосударствления экономики должна прийти методология совместно-разделённых отношений, позволяющая дать теоретические основания для практической реализации комплементарное™ рынка и государства. Общей установкой такого подхода должно стать утверждение: больше государства и больше рынка.

При таком подходе вообще не возникает широко обсуждаемой в литературе проблемы провалов рынка и государства, так как каждая структура выполняет свои специфические взаимодополняемые функции. Проблема провалов рынка (как и государства) является теоретической аберрацией: сначала рынку приписываются свойства решать все экономические проблемы, а затем обнаруживается, что ряд проблем он не способен решать. И это обозначается как провалы рынка. Конечно, можно считать, что неумение летать является «провалом» бегемота, а неумение долго находиться под водой - «провалом» птиц. Однако такая умственная конструкция далека от реальности.

Подобно этому провалы рынка также существуют лишь в головах теоретиков, а в реальной действительности им соответствует дисфункциональное™ государства, возникающая в результате господства концепций всесильности рынка. Поэтому «провальная» концепция соответствует своему названию и не является безобидной, так как не ориентирует государство на активное выполнение своих органических функций и участие с самого начала вместе с рынком в обеспечении целенаправленного и сбалансированного развития экономики. Китай, экономическая политика которого основывается на использовании рынка и государства в соответствии с их функциями, имеет опыт более чем 30-летнего устойчивого динамичного развития.

Политическая экономия изучает совместно-разделённые отношения во всех экономических явлениях и процессах. В этом состоит специфика её предмета. Если конкретные формы воплощённости совместно-разделённой экономической деятельности рассматриваются со стороны разделённое™, то образуется микроэкономическая проблематика и микроэкономика как часть экономической теории. Если конкретные формы воплощённое™ совместно-разделённой экономической деятельности рассматриваются со стороны совместности, то образуется макроэкономическая проблематика и макроэкономика как часть экономической теории.

Но и микро-, и макроэкономика опираются на политическую экономию как свою основу. Политэкономия изучает противоречия совместности и разделённое™, общественного и частного во всех формах проявления и, следовательно, вскрывает их сущность, которая не вкладывается в формальную логику, не формализуется в своём глубинном основании, а значит, плохо поддаётся математизации. Непосредственным стыком, соединением, тождеством индивидуального и общественного, как уже отмечалось, являются институты, изучаемые одним из наиболее влиятельных в современной общественной науке направлением - институционализмом, который одной своей ветвью смыкается с экономической наукой.

Институциональная теория сыграла весьма важную роль в приближении теории к реальному отображению действительности. Она «возникла и развивалась как оппозиционное учение сначала политической экономии, а потом экономике» и пыталась отразить «не только формальные модели и строгие логические схемы, но и живую жизнь во всём её многообразии»1. Современная структура институциональной теории весьма сложна и противоречива. Единой её классификации нет, хотя есть попытки упорядочить институциональные концепции[134] [135]. Институциональная экономическая теория и другие течения экономической мысли активно взаимодействуют, взаимообогащаясь и, в то же время, концептуально отрицая друг друга. В этом взаимодействии появляется множество различных, пересекающихся, интегрирующихся, взаимодополняющих, сопряжённых и иных концепций и теорий.

Любая экономическая деятельность осуществляется в определённых институциональных (общих, частных, специфических) условиях. Политическая экономия исходит из этих условий как внешних предпосылок, не делая их предметом специального анализа. Поэтому переход от теории одной экономической системы к другой неизбежно предполагает введение новых институциональных условий как предпосылок, выполняющих роль аксиом. Однако эти предпосылки также исторически формируются в процессе экономической деятельности людей. Следовательно, специфическая задача институционализма не может быть решена без обращения к экономической теории как необходимой внешней предпосылки. А полное воспроизводство исторического движения экономических систем возможно только в результате соединения институциональных и экономических (политико-, микро- и макроэкономических) подходов.

Решение этой задачи по существу совпадает, с одной стороны, с созданием политической экономии в широком смысле (термин введён Ф.Энгельсом[136]) как науки, изучающей формирование и развитие экономических систем общества на всех этапах и во всех формах при различных институциональных условиях (здесь решение задач институционализма и политической экономии в широком смысле сливается в едином исследовательском процессе). С другой стороны, оно совпадает с формированием политической экономии в узком (локальном) смысле - как науки, изучающей сущность и формы проявления отдельных экономических явлений, процессов, аспектов и т. д. (например, политическая экономия власти, политическая экономия развития, конституционная политическая экономия и пр.). В определённом смысле можно говорить о формировании глобальной и локальной политической экономии.

Гповальная политэкономия прослеживает всю историю развития системы экономических отношений (исторический аспект), доводя её рассмотрение до системы экономических отношений современной глобальной экономики (логический аспект). Локальная политэкономия применяет политико-экономическую методологию к решению частных, относительно самостоятельных проблем. Вместе с тем глобальная политическая экономия включает в себя локальную, а локальная существует только в соотношении с глобальной.

Исходные условия, правила, нормы, ограничения экономической деятельности изучаются институционализмом, который и образует переходное звено и общую предпосылку изучения экономических процессов и явлений. Институционализм опосредствует переходы как от одной исторической системы экономических отношений к другой, так и от общих и глобальных проблем к частным и локальным. Этот переход включается в саму ткань исследования, которое таким образом, не теряя полит- экономический, приобретает ещё и институциональный характер. По существу, такая наука представляет собой институциональную политическую экономию. Она образует сердцевину как глобальной, так и локальной политической экономии. Или, иначе говоря, глобальная и локальная политэкономия, по сути, является институциональной. Это можно выразить и так: институциональная политическая экономия реализуется в формах глобальной и локальной политэкономии.

Рассмотренные обстоятельства показывают основательность и методологическую перспективность подходов, изложенных большой группой учёных, которые озабочены кризисным состоянием экономической науки и пытаются предложить направления выхода из него в своеобразном Манифесте «К созданию институциональной политической экономии» (Towards an Institutionalist Political Economy)1. «Мы исходим из предположения, которое одновременно образует основу нашей исследовательской программы, - пишут авторы, - что только в рамках институциональной политической экономии разнообразные школы нестандартной экономической мысли имеют возможность ясно осознать своё потенциальное единство и найти общую платформу»[137] [138].

Экономикс в рамках такого подхода интерпретируется как аналитическая составляющая политической экономии. Акцентируется внимание на невозможности отделять анализ хозяйственных рынков от рефлексии по поводу их политических и этических оснований. Общие теоретические положения институциональной политической экономии трактуются как такие, которые нельзя применять повсеместно, вне зависимости от времени, исторического и социального контекста, в котором укоренена любая экономика. Важными являются теоретические установки, в соответствии с которыми жизнеспособная координация не может быть достигнута посредством сугубо инструментальной индивидуалистической рациональности, она предполагает наличие разделяемых ценностей и политического регулирования. Перспективным является стремление преодолеть противопоставление рынка и государства. «Институциональная политическая экономия, - утверждают авторы Манифеста, - исходит из принципиальной роли Общества как такового, которая оказывается важнее координации и регулирования, осуществляемого в рамках связи Рынка и Государства. Таким образом, наряду с Государством и Рынком институциональная политическая экономия исходит из относительно самостоятельного существования Общества, как бы оно ни определялось - как гражданское общество и общество ассоциированных связей или, в более общем виде, как совокупность местных, национальных, внутри- и наднациональных социальных отношений»[139].

Вместо одного (рыночного) способа обращения продуктов и услуг предлагается рассматривать три (рынок, перераспределение, реципрокность), получающие свои конкретные воплощения в рамках специфических институтов. Концепция также исходит из положений об отсутствии синхронного и диахронного, единственно возможного наилучшего пути развития институтов, необходимости нахождения критериев институциональных изменений, чтобы идентифицировать те институциональные элементы, которые должны быть полностью сохранены, и те, которые должны быть подвергнуты преобразованию. Исследовательская программа предполагает многоуровневый анализ и создание своей специфической теории социального и экономического действия.

Нормативные положения концепции нацелены на формирование политической, демократической, моральной и справедливой общности. Положение о допустимости неравенства лишь в той мере, в какой оно позволяет улучшать позиции беднейшей части населения, дополняется тезисом о недопустимости такого уровня неравенства, который начинает разрушать политическую и моральную общность. Система сдержек и противовесов внутри политической системы, между законодательной, исполнительной и судебной властью должна быть расширена за счёт системы «сдержек и противовесов между Государством, Рынком и Обществом, а в экономической плоскости - между обменом, перераспределением и реципрокностью»1.

Институциональная политическая экономия опирается на нормативный неуниверсалистский и нерелятивистский сравнительный подход к исследованию институтов и стремится к разработке градуалистской реформаторско-революционной теории эволюции[140] [141] [142].

Новая парадигма содержит много дискуссионных вопросов, но она улавливает главные проблемы современного общественного развития и пытается дать адекватные ответы, определяя важнейшие направления и формы решения стоящих перед обществом задач. Общей методологической основой институциональной политической экономии как сердцевины глобальной и локальной политэкономии мог бы стать диалектический метод, сочетающий диалектическое восхождение от абстрактного к конкретному, призванное дать теоретическую реконструкцию целостной социально-экономической системы, и эклектический подход, опирающийся на прямое обобщение и сочетание разнородных фактов, на эмпирико-описательный переход от одной теории целостной системы к другой или от одной частной проблемы к другой. Единство и несводимость друг к другу диалектического и эклектического подходов в глобальной политэкономии выражается, с одной стороны, в высвечивании в процессе восхождения от абстрактного к конкретному эмпирических фактов, попадающих в поле зрения теории, и вовлечении их в теоретическое осмысление, с другой - в невыводимое™ сугубо логическим путём одной экономической системы из другой и необходимости обращения к эмпирике как самостоятельной нетеоретической реальности, которая в теорию может быть введена лишь в виде внешних предпосылок. В локальной политэкономии переход от одной проблемы к другой вообще не опирается на внутреннюю логику, а зависит от внешних актуализирующих обстоятельств. Здесь эклектизм доведён до предела: политэкономия распадается на ряд самостоятельных учений (политэкономии власти, услуг, развивающихся стран и пр.), хотя внутри них также реализуется научный метод восхождения от абстрактного к конкретному.

Методология институциональной политической экономии даёт новые возможности для осмысления современных нестандартных ситуаций как в глобальном, так и в локальных экономических пространствах (странах, регионах, отдельных секторах и сферах экономики), имеющих специфические институциональные условия функционирования и развития. Вместе с тем она через институциональные условия, впитывающие в себя влияние смежных неэкономических факторов (природы, техники и технологий; исторических традиций, национального менталитета и т. д.) обеспечивает актуальную междисциплинарную сопряжённость политической экономии с другими отраслями знания.

Формирование «новой» экономики приводит к принципиально новым явлениям. Так, полезность сетевых благ, в отличие от ординарных, возрастает вместе с их количеством. Например, чем больше пользователей мобильной связи, тем больше полезность телефона. Соответственно растет и спрос. Поэтому кривая спроса на сетевые блага имеет совершенно иной вцц по сравнению с кривой спроса на ординарные блага. Она возрастает по мере увеличения участников сети1. А если производство сетевых благ будет занимать половину всего производства, какой вид тогда будет иметь кривая совокупного спроса? А как тогда проводить монетарную политику? На что ориентироваться? Очевидно, что традиционные подходы и модели не помогут ответить на такие вопросы. Мы стоит перед необходимостью осмысления принципиально новых явлений, и оно должно опираться на углубление понимания сущностных процессов.

Это еще раз подчеркивает необходимость обращения к такой базовой для рыночной экономики категории, как стоимость, и непосредственно свянным с ней категориям денег и цены. По поводу этих категорий ведутся постоянные дискуссии, и отношение к ним является критерием отнесения определенных взглядов к тому или иному научному направлению. Еще Д. Рикардо говорил, что «ничто не породило так много ошибок и разногласий в этой науке (политической экономии - А.Г.), как именно неопределенность понятий, которые связывались со словом «стоимость»»[143] [144]. То же самое можно сказать о категориях денег и цены.

Здесь будет предпринята попытка показать, что методологическими основаниями современных взглядов на современную систему денежно-кредитных отношений могут служить социально-временная теория стоимости[145], представительская теория денег[146] и рефлективная теория цены. Эти три базовые концепции позволяют объяснить как исторически прошедшие экономические реальности, так и новые, во многом необычные, процессы.

Несмотря на огромное разнообразие взглядов на стоимость, основные подходы можно свести к двум направлениям: трудовой теории стоимости и маржинализ- му. Трудовая теория определяет стоимость овеществленными в товаре общественно-необходимыми затратами труда, а маржинализм - предельной полезностью благ. Эти направления развивались в определенной конфронтации, но существуют объективные основания для рассмотрения их как дополняющих друг друга[147]. Они выражают разные, переходящие друг в друга уровни отношений.

Если человек, например, во время пожара может спасти только один из полезных предметов, то он, безусловно, будет спасать более полезный. Если же выяснится, что они в одинаковой мере полезны, то будет выбран тот, на воспроизводство которого необходимо больше затрат труда и, соответственно, времени. В первом случае работает маржинальный принцип, во втором - принцип трудовой теории стоимости в своем зачаточном состоянии.

Если в условиях натурального хозяйства человек хочет иметь какое-то дополнительное благо, то он должен затратить время на его изготовление, т.е. превратить часть своего свободного времени в рабочее и на протяжении этого времени создать указанное благо. Если же свободного времени нет, то необходимо отказаться от изготовления других благ, на которые затрачивается эквивалентное количество рабочего времени. В сокращенном формализованном виде это можно выразить так:

Ga = tWA lt; tf lt; tWB = GB,

где Ga - полезность блага А, от изготовления которого отказываются для того, чтобы освободить время для производства блага В; GB - полезность блага В; twA - рабочее время, необходимое для производства блага A; tf - свободное время (высвобождение из производства блага A); twB - рабочее время, необходимое для производства блага В.

Ga = tw означает эквивалентность полезности блага А рабочему времени, необходимому для его изготовления. twAlt;tf показывает, что предпочтение отдается свободному времени по сравнению с рабочим временем, которое используется на производство блага А, при этом количественно свободное время равно рабочему. tf lt; tWB означает, что предпочтение отдается рабочему времени, необходимому для изготовления блага В по сравнению со свободным временем (высвобожденным из производства блага А), хотя количественно они равны. twB = Gb свидетельствует об эквивалентности полезности блага В рабочему времени, необходимому для его изготовления.

В приведенных формулах принципы маржинализма и трудовой теории стоимости в ее зачаточном виде применяются и поочередно, и одновременно. Они переплетаются в потоке экономических преобразований. Без них невозможно понять все слагаемые этого процесса.

Если в процессе формирования стоимости в ее классической форме переход осуществляется от индивидуального рабочего времени к усредненному и овеществленному, то исторический процесс прехождения трудовой стоимости идет в обратном порядке: сначала диалектически снимается овеществление (это связано с переходом к постиндустриальному обществу, где большая часть валового внутреннего продукта производится в виде услуг, которые не имеют овеществленной формы), потом отделяются затраты труда от времени воспроизводства, и, наконец, усредненное время воспроизводства блага (услуги) снимается индивидуальным.

При таком подходе стоимость рассматривается как процесс, в котором ее субстанция - общественное время - проходит разные исторические формообразования. Классическое определение стоимости в трудовой теории является адекватным индустриальной рыночной экономике, но вместе с тем оно есть ключ к познанию предшествующих и будущих исторических форм. В свою очередь трудовая теория стоимости является исторической формой социально-временной теории стоимости, которая рассматривает социальное время и пространство как взаимопере- ходящие характеристики единой экономической реальности.

Естествознание уже давно оперирует понятием пространства-времени, в котором казалось бы независимые и самостоятельные характеристики превращаются лишь в разные измерения единой реальности. В исследовании экономической действительности понятия пространства и времени использовались всегда достаточно активно, но преимущественно в традиционном, обыденном значении. Однако сама экономическая деятельность, в основе которой исторически лежит труд человека, изначально является способом взаимопревращения времени и пространства в особые социально-экономические формы бытия.

В процессе трудовой деятельности человек осваивает естественное пространство, затрачивая на это время своей жизнедеятельности и создавая, таким образом, особые трансформы экономического пространства-времени. Эти трансформы преодолевают естественную ограниченность пространства и времени. Наиболее развитой трансформой пространства - времени является стоимость.

В соответствии с трудовой теорией, стоимость представляет собой затраты общественно-необходимого времени труда, воплощенные в товаре. Это есть время, ставшее пространством товара, или пространство, измеренное временем и состоящее из него. Однако совпадение экономического пространства-времени с естественным пространством товара и физическим временем труда носит исторический характер. По мере того, как труд перестает быть главным фактором производства вещественного богатства, время воспроизводства блага обособляется от времени труда, а пространственное бытие времени выделяется из естественного пространства товарного мира. Первоначально это движение связано с возникновением денег как особого товара, в теле которого концентрируется экономическое пространство- время, но затем с переходом через знаковую к идеальной форме стоимости, экономическое пространство-время приобретает чистую, идеальную форму.

Вещь, в которой воплощено общественно-необходимое время труда, находится в пространстве. Затем вещная форма исчезает, но пространственное бытие общественно-необходимого времени остается. Это - локализованное в пространстве время - и есть современная форма бытия стоимости. Стоимость, как форма внутреннего единства пространства и времени, преодолевает внешние пространственно-временные ограничения: миллиардные состояния посредством электронных платежей мгновенно перемещаются из континента на континент подобно электрону в квантовой механике, не находясь в промежуточных точках пространства.

Что в этом случае перемещается? Идеальная форма денег? Или сами деньги? Или также и стоимость? Если исходить из адекватного индустриально-рыночной экономике понимания стоимости как овеществленного в товаре времени труда, то такое перемещение без вещественного тела стоимости невозможно. Но если понимать стоимость как пространственную локализацию времени воспроизводства блага, что соответствует формирующейся информационно-сетевой экономике, то такое перемещение является естественным. Просто изменяется пространственная локализация общественно-необходимого времени.

В соответствии с изложенным стоимость представляет собой социально- экономическую форму единства пространства и времени. Это становиться понятным только в современном обществе, где движения стоимостного богатства обособилось от его материально-вещественных форм, но с самого начала время социальной жизнедеятельности человека является пространством его собственного развития. И это прогрессирующее отношение проявляется в разнообразных исторических формах. В конечном счете, все стоит человеку жизни, точнее, времени социальной жизнедеятельности, находящем выражения в разных формах вещественного, деятельного и духовного богатства.

Обобщая сказанное, стоимость можно определить как основание выбора блага, предельная полезность которого равна полезности свободного времени, от которого необходимо отказаться, превратив его в общественно - необходимое рабочее время, овеществленное и пространственно локализованное в товарах, а затем в своем движении в качестве особой формы единства экономического пространства и времени обособившееся от материально-вещественных благ и затрат труда и ставшее в виде денег эквивалентном времени воспроизводства блага. В этом определении отражены основные логико-исторические переходы в движении стоимости. Но его можно проиллюстрировать и каким-то простым современным примером.

Допустим, человеку необходимо купить стиральную машину, денег на которую пока нет. Пусть стиральная машина стоит 6400 руб. Их можно получить, подрабатывая по субботам в течение 8 часов с оплатой 50 руб. в час. В этом случае за месяц будет заработано 1600 руб. И если отвлечься от влияния других факторов (налогов и т. д.), то необходимая сумма будет накоплена за 4 месяца.

Стиральную машину можно и не покупать, тогда по субботам будет свободное время. Выбор в пользу стиральной машины будет сделан тогда, когда ее полезность, субъективно определяемая индивидом, сравняется или превысит полезность свободного времени. В этом случае стоимость машины 6400 руб. для человека означает отказ от 128 часов свободного времени и превращение их в рабочее время, в течение которого будут произведены определенные товары и заработана необходимая сумма денег1, представляющая обособленную от материальновещественных форм стоимость, способную превратиться в желаемое благо. Если производство высокотехнологично и значение имеет больше время воспроизводства блага, а не собственно затраты труда, то определение стоимости, приведенное выше, представлено своей практической жизнью в индивидуальных действиях индивида.

Кратко это же можно выразить так: стоимость есть пространственно локализованное общественно-необходимое время воспроизводства благ, полезность которых превышает предельную.

Достоинством предложенной концепции является то, что теоретическое определение стоимости получено на основе обобщения ее реальной истории и истории теоретических взглядов на стоимость. Совпадение в основных моментах актуальной реализации в современном обществе стоимости для индивида и ее развертывание историей человечества свидетельствует об истинном пути. Данная концепция включает и маржинальный подход, и теорию трудовой стоимости. Последняя рассматривается как развивающаяся в социально-временную теорию, которая будет утверждаться по мере отделения времени воспроизводства блага от времени труда.

Социально-временная теория стоимости служит методологическим основанием представительской теории денег, в соответствии с которой деньги - это представитель стоимости как эквивалента в обмене[148] [149]. Представление стоимости здесь должно пониматься не как мысленный образ субъекта, а как сложное соотношение ее материального и идеального бытия. Это идеальное бытие одного предмета (представляемого) в другом (представляющем). Например, театральное представление является реальными действиями актеров на сцене, однако они представляют не свою собственную жизнь, а жизнь своих героев, реально существовавшую или созданную воображением писателя. На сцене реальной жизни героев нет, она существует лишь идеально в игре актеров. Но сама игра является реальными действиями актеров, следовательно, жизнь героев в игре актеров предстаалена реально. Диалектика здесь состоит в том, что представляемого как такового уже нет, оно существует лишь идеально в процессе представления, но так как последний существует реально, то оно также реально существует посредством этого представления.

Точно так же обстоит дело с представлением стоимости в деньгах. Деньги первоначально возникают как особый товар, в котором воплощена стоимость и которую он представляет. Но так как представлять стоимость может не только реальный товар, но и любой другой знак или символ, то постепенно в процессе исторического развития материальность представителя исчезает и остается лишь его идеальный образ. Идеальный в двух значениях, как нематериальный и как наиболее совершенный, достигший предельного соответствия своей сущности. Если объективными требованиями к деньгам были однородность, делимость, сохраняемость и портативность, и на определенном этапе развития общественного производства этим свойствам отвечало золото, как реальный денежный товар, то в современных условиях гораздо более высокой степени обобществления производства, взаимосвязи производителей таким требованиям отвечают идеальные деньги. В силу своей нематериальное™ они совершенно однородны, абсолютно делимы, сохраняемы и портативны. В идеальных деньгах сущность денег нашла свою наиболее адекватную (идеальную) форму существования.

Такое понимание сущности денег вписывается в различные теории денег как определенные, исторически ограниченные описания форм эквивалента и в то же время выходит за их рамки, придавая им исторически и логически более обобщенное выражение. Под это определение, например, подходит марксистское понимание денег как особого товара, исполняющего роль всеобщего эквивалента, но с ограничением, состоящем в том, что это справедливо лишь для того исторического этапа, когда представителем стоимостного эквивалента были реальные денежные товары (золото, серебро). Если же представителем реального эквивалента становится денежный знак, то справедливым становятся многие утверждения номиналистической теории. Если стоимость представляется лишь идеально, то речь идет об идеальных деньгах.

Категорией, которая связывает воедино и синтезирует стоимость и деньги, является цена. Цена выступает, прежде всего, как денежное выражение стоимости, или как стоимость товара, выраженная в деньгах. Стоимость здесь претерпевает следующие превращения. Во-первых, она выражается в деньгах, во-вторых, деньги представляют стоимость и, таким образом, в-третьих, стоимость сама, через деньги возвращается к себе как измеренная деньгами, количественно определенная стоимость, и непосредственно предстает перед покупателем как известная сумма денег. Цена, таким образом, есть рефлексия стоимости, ее отсвечивание в деньгах, познание стоимостью самой себя, снятие ее трансцендентности. Сознание человека в этом познании - лишь орудие стоимости, способ примерки стоимости на потребность, оценки адекватности пространственной локализации общественно необходимого времени производителем и потребителем, продавцом и покупателем.

Стоимость материальна, от воли и сознания людей не зависима, хотя она и не заключает в себе никакого вещества. В деньгах стоимость приобретает идеальную форму, хотя деньги имеют всегда материальный носитель. Наконец, цена выражает соотношение материального и идеального, она есть отношение материального к самому себе посредством идеального бытия в другом.

Поэтому движение стоимости в идеальных формах превращается в процесс ценообразования, которое существенно зависит от деятельности субъекта, но его законом есть движение стоимости к самой себе, ее рефлексия, поиск адекватных человеческой деятельности и потребностям пропорций в пространственной локализации общественно необходимого времени. Современные процессы ценообразования (резкое повышение цен на энергоресурсы, соотношение цен на недвижимость и на предметы питания, развитие разнообразных маркетинговых стратегий, и т.д.) и современные кризисы демонстрируют реальные границы пространственно- временных характеристик хозяйственной деятельности, существующие экономические диспропорции и создают механизм их преодоления.

Описанный подход можно назвать рефлективной концепцией цены, которая опирается на социально-временную теорию стоимости и представительскую теорию денег. Таким образом, социально-временная теория стоимости, представительская теория денег и рефлективная теория цены образуют исходные теоретические фундаментально-актуальные основания для современного понимания процесса созидания экономических ценностей, их оценки субъектами хозяйствования и обновления всей системы теоретических представлений о рыночных процессах. Этот подход базируется на методологии классической политической экономии, развивающейся вместе с развитием предмета ее изучения.

Именно политико-экономические подходы дают возможность показать механизмы обострение противоречия между возрастанием роли человека в общественном производстве и усилением экономического и социального неравенства с середины 70-х годов прошлого века, что стало основополагающим фактором макроэкономического разбалансирования мирового хозяйства. В соответствии с политико-экономической методологией стержневым направлением выхода из кризиса является преодоление чрезмерного экономического и социального неравенства, а не финансовая стабилизация за счет сокращения расходов (как рекомендует традиционная макроэкономика).

Характер выдвигающихся перед обществоведением задач таков, что политическая экономия в силу своей логико-исторической роли может стать стержнем интеграции социально-экономических наук в процессе познания современного общества.