П.С. Лемещенко Предметно-методологическая преемственность и парадигмальные изменения современной политэкономии

Выяснение направлений социально-экономического развития, поиск причин бедности и путей успеха, благополучия стран являются стержневыми проблемами всей истории эволюции экономической науки.

В настоящее время эту же проблему, но уже в современных условиях попытались решить через категорию «инновации». Правда, успехи здесь не только лостсо- циалистических, но и всех остальных стран более чем скромные, о чем свидетельствуют результаты мирового общего кризиса 2008 г., ориентирующие, в том числе и на необходимость кардинальных изменений и в области экономической науки*. Действительно, экономическая наука[428] [429] начала активно использовать этот термин в своем аналитическом обороте где-то в 80-е годы. Во-первых, остро обнаружилась в очередной раз проблема поиска новых источников экономического роста, чем ограничивалась в силу известных идеологических мотивов более фундаментальная проблема выбора стратегии социально-экономического развития. Во-вторых, сказались не только «пороки рынка», но и «пороки государства» и поэтому встал вопрос как, в каких конкретных социально- и политико-экономических формах совместить рыночный утилитаризм с цивилизационными ценностями западного общества[430].

Иначе говоря, проявился в очередной раз «порок мышления». В-третьих, следовало разрешить известное противоречие крупного капитала, имеющего тенденцию к монополизации, к корпоративному обобществлению, и малого бизнеса, «подогревая» тем самым через естественно затухающую конкуренцию. В-четвертых, неоклассическая теория через понятие «инновации» делает попытку восстановить в «экономике» ее технико-технологическую основу, которая в классической политэкономии была представлена через «производительные силы» и соответствующие их элементы, взаимосвязь.

То, что сегодня существует - это не что иное, как материализованное знание и экономическое сознание. У. Баумоль, положивший начало новой дискуссии с цепью подвести итоги достижения экономической теории за прошлый век, пишет: «... Наибольший научный прогресс по сравнению с началом века можно обнаружить не в теоретических новациях, а в развитии эмпирических исследований и применении теоретических концепций к решению конкретных практических проблем»[434].

Применительно к нашей теме1 эвристические возможности неоклассической парадигмы Дж. Стиглицем оцениваются еще более конкретно: «Рыночная экономика, в которой исследования и инновации играют важную роль, недостаточно хорошо описываются стандартной моделью конкуренции»1. Одна из фундаментальных причин такого положения заключается в том, что теория рыночной экономики (неоклассика) есть не что иное, как учение об обмене, каталлактика по определению Л. Мизеса[435] [436] [437].

Оставляя за пределами внимания вопросы экономики, к которым обращалось и обращается неоклассическая теория и которые известны более из учебников и учебных пособий, выполненных в англо-американских традициях, обратимся к вопросу, а каково же сегодня состояние политэкономии. В «Кембриджской энциклопедии» указывается, что «политическая экономия» - это название, которое было дано экономике в конце XVIII в. - начале XIX в. В нынешнем столетии это понятие не получило широкого распространения ... поскольку спектр проблем, изучаемых экономикой сегодня, гораздо шире, он включает в себя значительно больше вопросов, чем состояние национальных экономических систем и роль правительства в экономической жизни»[438]. В «Новом кратком оксфордском словаре английского языка» политическая экономия определяется как «одно из направлений экономики предметом изучения которого являются экономические проблемы правительства»[439].

Однако анализ проблем, методологических подходов и других свойств современной экономической науки позволяет выделить несколько направлений именно политической экономии, которые позволяют заключить, что данная дисциплина скорее живое ищущее творчество, чем мертвая история. Прежде всего, хорошим примером является возрождение в 60-е годы политэкономии в классических традициях. Распределение доходов, проблема власти, монополистического и транснационального капитала - центральные проблемы этого направления политэкономии[440].

Многие направления исследований, которые сегодня рассматриваются как междисциплинарные, Смит, Милль или Маркс отнесли бы исключительно к области политической экономии. Дж. Альт и А. Алесина рассматривают политическую экономию как область знания, выходящие за пределы экономики.

К числу крупнейших достижений политэкономии XX в. относятся теорема невозможности К. Эрроу и доказательство произвольности совокупных правил социального выбора, которые плохо согласуются с либерально-демократическими мифами о «воле народа». Среди важнейших достижений следует отметить модель бюрократии, монопольно регулирующей информационные услуги (У.Нисканен), (Г. Миллер, Т. Мо), теорию политических циклов деловой активности (У. Нордхаус, Д. Гиббс), влияющей на экономические результаты.

Особое значение и серьезную прикладную проработку занимает проблема формирования и распределения бюджета, имеющая свои частные ответвления: теория сглаживания налогов, концепция перераспределения государственного долга между поколениями, модель политического конфликта и исследования по институциональному отбору, зависящему от использования бюджетных средств, которыми распоряжается избранное демократическим путем правительство или законодатели.

Буквально во все разделы экономической науки проникла идея Р. Коуза о трансакционных издержках.

«Политическая экономия голода» А. Сена и Й. Дрейзе не только опровергает Парето-оптимальность, но и институциональными отличиями (средой, политикой, законами распределения) объясняет причину 20 % мировой бедности и нищеты.

Позитивный анализ современного мирового хозяйства свидетельствует, прежде всего, о том, что, во-первых, динамика развития крайне неустойчива и имеет нестабильные темпы экономического роста без тенденции к развитию. Во- вторых, резкие колебания конъюнктуры наблюдаются и в системе мирохозяйственных связей, отношений. Торговля имеет тенденцию к сокращению в общей структуре трансакционных сделок (около 2%), что подрывает мотивы инновационного развития производительного капитала как ее основы. Мировая финансовая система превратилась, по существу, в глобальный самостоятельный спекулятивный конгломерат - квазиэкономику, функционирующий не в интересах развития национальных экономик и жизни людей планеты. В-третьих, мировая экономика как целое (мир- экономика) опирается сегодня на гигантскую пирамиду долгов не только бедных, но и богатых стран. Парадоксально то, что сама кризисность мира обеспечивает пока еще внушительную глобальную ренту финансовому капиталу, который проводит рискованные операции на фондовых и валютных рынках. Ситуация на уровне глобальных финансов усложняется тем, что возрастает риск неуправляемости, неконтролируемое™ и, следовательно, очередного всеобщего кризиса. В-четвертых, колебания валютных курсов объясняются в первую очередь внедрением в хозяйственную деятельность спекулятивного мотива своеобразного «казино-экономики». Колебания цен на нефть как стратегический товар подтверждают высказанный тезис, ибо это колебания никак не связаны ни с затратами, ни новыми технологиями, ни даже новыми рынками, динамикой мирового ВВП.

В-шестых, в конце 20 века возникло еще одно неравенство еще более глубокое, чем неравенство по уровню бедности и потребления, которое также углубилось. Рынок, как оказывается, за сотни лет не решил проблему даже относительного материального благосостояния. Но суть нового неравенства состоит в том, что глобальная сеть, созданная информационно-компьютерными технологиями, зафиксировала и неравенство стран и людей в доступе к информационному ресурсу. Возникла серьезная социально-нравственная проблема информационной дискриминации, которая в свою очередь разлагает общественный капитал и тем самым нарушает хрупкое институциональное равновесие. Эксплуатация приобрела более изощренные формы, усиливая неравенство населения, беднейшая часть которого уже составляет около 40 %.

В-седьмых, современная мир-экономика со своими характеристиками уже давно не вписывается в предмет мировой экономики. Мировое хозяйство функционирующей модели при тенденции к глобализации обнаружило свой предел к потенциальному развитию. Это проявляется в разделении мировой экономики на части, которые иногда называют великими мировыми разломами. По сути, это новый передел мира. Противоречие между трудом и капиталом переходит в плоскость более глубокого противоречия между логикой развития капиталов и культурными ценностями человеческого бытия, логикой спекулятивной экономики и избранными в эпоху классицизма ценностями демократическими. Объектом жесткой конкуренции и эксплуатации является распределение функций и ролей государств по участию в мировом управлении.

Оценивая под углом зрения мировых тенденций уровень достижений экономической науки в традициях «мэйнстрима», следует отметить, что ее предмет не получил четкого статусного определения. Инвентаризация идей экономической теории показывает ее зацикленность на системных свойствах абстрактного рынка и может предложить лишь узкую, статичную, фрагментарную и самый общий набор принципов функционирования этой модели экономического устройства без философского, исторического, политического и социального контекста. Наука об экономике, традиционно базировавшаяся на соответствующих стоимостных категориях, дополненных ценностными характеристиками утратила во многом свою историко-логическую эвристичность, самостоятельность, цельность и практичность. Проявлением цивилизационного кризиса выступило возникновение параэкономики и гетероэкономики как своей противоположности, переходящую в теневую, а потом и в антиэкономику. Начали возникать в связи с этим и лжетеории, «объясняющие» эти новые явления в заданном русле.

Таким образом, выходящие сегодня на поверхность современные практические хозяйственные проблемы и сложившийся уровень теоретических наработок позволяют на текущий момент выделить в предмете экономической науки уже достаточно оформленное целостное институционально-экономическое и социокультурное пространство, имеющего задачу исследования комплекса проблем геополитического и социально-экономического развития. Институциональные инновации здесь имеют первостепенное значение и детерминированность по отношению к другим изменениям, росту и пр.

Но научный метод имеет первостепенное значение перед фактами рациональности и даже перед отдельными открытиями. Именно он задает направление и способ исследования, результаты, отраженные в определенных категориях, а, в конечном счете, и право экономики считаться наукой. Однако необходимо подчеркнуть, что в выборе метода или частных методик экономических исследований должно быть, во-первых, обращение к экономике как устройству, имеющего конституирующие начала. Во-вторых, закладывать в ней эволюционные установки и способность к самоорганизации и порядку. А в-третьих, теоретическая экономика (политическая экономия) в своем фундаментальном понимании обеспечит эвристическую функцию лишь при условии заложенной a priori гуманистической позиции. Такое утверждение позволительно по той простой причине, что экономическая наука — это, прежде всего наука о человеческой деятельности, а не только учение о товарно-денежных агрегатах.

Проблемы методологического характера, свойственные для современного этапа экономической науки, лучше всего могут быть поняты, если кратко обратиться к истории логики экономических исследований. Первая целостная картина экономической реальности, если оставить в стороне ранние стадии становления теоретической экономики, принадлежит классической политической экономии. Мир богатства выступил предметным миром политэкономии, а объективные законы- тенденции стали эвристической целью и главной функцией экономической науки на тот период. «Стержнем общей экономической картины мира было движение или кругооборот общественного продукта с его составляющими элементами. Классиками выясняются причинно-следственные и функциональные взаимосвязи между главными источниками богатства — землей, трудом, капиталом, формами богатств и его распределением через соответствующую систему доходов. В движении богатства классики искали универсальные закономерности и законы экономии, стремясь предвидеть и объяснить тенденции экономического развития.

Используемая парадигма марксизма позволяет считать это учение продолжением эволюции классической школы. Конкретный мир на теоретическом уровне воспроизводится Марксом как совокупность противоречиво развивающихся производственных отношений между трудом и капиталом, внутри различных видов капитала, между исторически сложившимися институтами (частной собственности, государства, религии, морали, семьи и пр.) и новыми институциональными изменениями (демократическая мораль, буржуазное право, новая роль банков, капиталистическая и акционерная собственность, производственная кооперация на уровне капиталов, монополистические объединения). В исследовательской программе Маркса диалектическая позиция воплощалась непосредственно через метод восхождения от абстрактного к конкретному, дополняемый принципом единства логического и исторического. И в этом новизна методологии марксистской политэкономии. Как бы приняв вызов исторической школы, Маркс делает дедуктивные заключения об эволюции общества в целом и экономике в частности как естественно-историческом процессе, в котором товар как элементарная форма общественного богатства фиксирует в себе синкретичные начала истории хозяйственного бытия и логики.

Историческая школа не восприняла парадигму классической политической экономии, что создало научный конфликт. Формирование исторической школы в противовес классической было фактом огромного значения для развития методологии социальной экономии, поскольку впервые в истории науки отчетливо и критически осознанно была сформулирована сама проблема метода экономического исследования. Представители исторических традиций в экономике своими работами дали возможность зафиксировать национальное самосознание европейских стран, для которых понимание и, естественно, развития экономики возможно лишь в контексте освоения мира культуры в широком смысле слова.

Следующий значимый парадигмальный сдвиг в теории экономики был связан с австрийской школой и в целом с маржиналистами. Объективная картина экономического мира сменилась субъективным восприятием экономического агента. Здесь предельно чувственное каждого из них все-таки выводилось из некого абстрактного субъекта, который наделялся теми или иными чертами. Реальная же картина экономического мира уже интерпретируется как образ (!) этого субъекта. Маржинали- сты своими теориями обратили внимание на то, что экономическая реальность сама рождается в процессе субъективной оценки субъекта.

Итак, эволюция экономической науки выкристаллизовала четыре главные картины сложного и динамичного реального хозяйственного мира. Это, прежде всего, мир богатства и модель развития классической политической экономии и политэкономии Маркса. Во-вторых, хозяйственная картина всей культуры национальной экономики, к чему в своих исследованиях обращаются представители историко-институционального направления. В-третьих, мир хозяйствующего субъекта маржиналистов. В-четвертых активный деятельный мир, предложенный Кейнсом. В каждом из этих подходов осуществляется в свою очередь и своеобразная интерпретация рациональности и фактов, к которым обращаются экономисты. Анализ методологии экономической науки в XX в. не позволяет за последнее десятилетия в развитии экономической мысли обнаружить каких-либо новых парадигм теории. Для эволюции практически всех сложившихся направлений и школ экономической науки характерно использование плюралистических парадигм. Вероятнее всего, плюрализм экономической теории XX в. вполне соответствует усложнившейся реальности глобального капитала, в развитии которого преобладают противоречивые процессы не только на уровне политико- экономических, но и на уровне хозяйственно-психологических связей. Он включает в себя не только известные параметры, вытекающие из предшествующей экономики, но и впитывают глубинные аналогии между забыванием прошлой истории и актуализацией будущего, психологическим временем и наследственным процессом психологического забывания, наследственной и социальной обусловленностью поведения людей, психологической оценкой денежных явлений с постепенным затуханием во времени и эффектом запаздывания регулятивных политико-экономических мероприятий.

В существующих же теориях обнаруживается этическое начало английской политэкономии, конституционно-правовая основа американской теории, историко- культурные корни западноевропейской науке и патриархально-самодержавные элементы экономической науки Россиийско-Белорусско-Украинского региона. В свою очередь эти особенности проявляются и в реальных политико- экономических моделях, которые функционируют в этих странах и регионах.

Важные изменения в теории вносятся влиянием «новой экономики». Формирование новой экономики соответственно связано с циклами технологических укладов, структурой производственных отношений хозяйственных связей и форм. Свойственные для новой экономики проявления стали доминирующими как в общей стратегии развития, так и в традиционных отраслях, отношениях, связях. Теория новой экономики должна строиться на методологическом подходе, принимающем во внимание принципиально иные гносеологические компонента. Первый - признание в познавательном объекте активного сознательного начала, уже владеющего в какой-то степени информацией и располагающего комплексом психологических свойств, адекватных современному экономическому социуму, позволяющих последнему реагировать на изменяющуюся, в том числе и конкурентную среду. Второй аспект теории относится к тому, что экономисты игнорировали до самого последнего времени, - это признание в людях свойств и целей, выходящих за узкие утилитарные пределы, которыми традиционно экономисты ограничивают свои аналитические конструкции, и включение активных рефлексивных моделей сначала в познавательную деятельность, а потом и в управленческие решения. Третий - влияние возникшей новой нормы, регламентирующей не только поведение хозяйствующих субъектов, но и придающей целостность современной экономической системе - институциональной ценности. Последняя есть не что иное, как в высшей степени субъективированная категория, приходящая на смену стоимости. Но она фокусирует мышление на доминирующей категории «информационной экономики», где норма прибыли высокотехнологичных отраслей, определяет критерий равновесности и эффективности системы. Таким образом, информация, информационные технологии делают не только предметом труда, но и экономической науки, сознание человекаt проявляющееся в различных общественных формах. Это, следовательно, также должно попасть и в предмет науки. Названия предлагаются для новой теории - разные. В нашей версии - теоретическая экономика как следующий виток политической экономии - это формулировка общих законов институционального устройства и развития мирохозяйственной системы, выработка оптимальных хозяйственных «порядков», определение норм, принципов и форм координации взаимоотношения людей, социальных групп, классов, реализующих в процессе своей деятельности определенные цели и интересы. Если учесть многие эпистемологические дискуссии, то парадигма современной науки об экономике будет иметь несколько уровней или же, образно говоря, «фильтров»: онтологический, языковый, риторический и методологический. Современный этап развития экономической науки, вышедший на четвертый уровень рациональности, требует уже переосмысления самой теории, реализованной непосредственно в текущей хозяйственной и политико- экономической системе. Речь идет о том, насколько нынешний мирохозяйственный порядок отвечает экономической цели - развитию человека, мир- системы в целом и всех вытекающих отсюда проблем.

При всей своей важности в условиях современности исследовательская программа институционализма все же будет частным случаем политэкономии. Объект и предмет анализа институционалистов выходит за привычные ограниченные объектно-субъектные рамки «ресурсы-результаты» и производственные отношения. Институциональная программа исследований обращается к кумулятивному началу общества, как целого, так и различных его составных элементов. Это дает хозяйственной практике основу для прогнозирования, планирования и проектирования институтов развития страны, формируя иной арсенал инструментов госуправ- ления.

Определение же верной «формулы» экономической идеологии для этих условий является крайне важной теоретической и практической проблемой, замыкающей различные стороны человеческой деятельности, включая отношения собственности, на неформальном и формальном уровне, обеспечивающей повышение конкурентоспособности экономик, социально-экономического развития и роста, их источниками, факторами и условиями. В частности институциональная среда может, как ограничивать, так и расширять границы производственных возможностей за счет формирования социального капитала, имеющего сложную структуру и механизмы деятельности в пространстве и во времени. Но это связано, прежде всего, с институциональными изменениями, имеющих дискретную траекторию эволюции и, в свою очередь, сопровождаются неравномерным распределением издержек на создание новых институтов, извлечением и присвоением инициаторами реформ разного рода трансформационной ренты. Изменение величины издержек и рентных доходов между членами общества создает условия для поддержки или же торможения проводимых политико-экономических мероприятий. Также, как показывает анализ истории и теории реформ, любая институциональная система имеет свой предел положительной отдачи от своего функционирования, поскольку затраты на ее поддержание в прежнем качестве будут превышать общий полезный эффект. Поэтому крайне важно заниматься институциональным планированием и проектированием, выявляя историческую обусловленность и предпочтения стран в возможном выборе своих правил и норм координации, определяя путь и механизмы закрепления неформальных отношений в формальные эффективно действующими институтами. Институциональное планирование должно стать прерогативой не только государства, но и общественных органов, чтобы исключить присвоение трансформационной ренты государством или частными лицами. Собственно, выше названные проблемы можно обобщить как политэкономию институтов. Критерием смены одних институтов на другие выступает соотношение затрат и выгод, общественной пользы от институциональных инноваций. Переходные институты в эпоху системных трансформаций играют роль общественно-экономических стабилизаторов, а посему должны занять в экономической политике особую значимость. Экономическая политика в свою очередь приобретает на данном этапе решающее значение для результатов системных трансформаций, поскольку ее главной целью является создание не просто иной, а более эффективной институциональной системы.

Анализ показывает, что финансовый капитал вступил в противоречие с капиталом как экономическим феноменом, основанным на частной собственности и производительной норме поведения. Кроме общей мировой нестабильности система отношений вступила в противоречие против человека как вида и как социума. В условиях глобализации наметился переход традиционной власти от денег и государства к иным формам. Одновременно заложена основа дестимулирования, поскольку перераспределение прав собственности не'носило экономического характера и обусловило значительное отклонение от известного равновесия по Парето. Законы распределения, на которые повлияла кредитно-денежная система в первую очередь, вступили в противоречие с законами собственно воспроизводства. Праздная жизнь как вторая сторона экономик рыночного типа небольшого числа богатых государств, которую критиковал еще Т. Веблен, оказалась ныне ближе, чем жизнь производительная.

Для стимулирования развивающихся экономик надо исходить не из учетной ставки банковского процента как некой нормы поведения экономических агентов, а из возможной, планируемой нормы прибыли на затраты предприятий высокотехнологичных отраслей, которые могут служить критерием эффективности и ориентиром для цен на другие товары, заработную плату, налоги, трансферты и пр. С институциональной точки зрения мы должны учитывать, что монетарная мотивация с соответствующим поведением и организацией общества не является доминирующей стратегией многих новых стран, включая, например, Беларусь, Россию и Украину, где денежный приоритет находится во втором ряду ценностей. Но в реальной хозяйственной практике в альянсе с экономической политикой навязывается в качестве приоритета именно денежный интерес, который всегда выигрывает в финансовых играх, называемых «национальной финансовой политикой». К сожалению, реализуется этот интерес за счет бедных.

Таким образом, при всем притом, что в настоящее время экономическая наука утратила свою эвристическую объективность, все же хаотичная реальность и неопределенность рано или поздно заставляет теорию выстраивать свои заключения в соответствии с требованиями жизни, т.е. экономическими законами и социальными требованиями. И жизни не индивидуальной или групп давления, лоббирования, а исходя из институциональных тенденций мировой практики. «Справедливость... представляет главную основу общественного устройства. Если она нарушается, - пишет А. Смит, - то громадное здание, представляемое человеческим сообществом, воздвигаемое и скрепляемое самой природой, немедленно рушится и обращается в крах»[441].