§3 Лидер мира глобального капитализма: истоки могущества
ХХ век присудил США главный из призов, разыгрываемых в соперничестве национальных государств – бесспорное лидерство на мировой арене. Страна вступила в третье тысячелетия на пике своего могущества, обладая передовой экономикой, сильнейшей в мире армией, привлекательной идеологией и моделью развития. Что позволило США добиться столь впечатляющих успехов? Благоприятное географическое положение, размеры территории и численность населения? Безусловно, сочетание этих факторов сыграло свою роль. Отдаленность от центров мировых событий оказалась важной предпосылкой, как для решения проблемы национальной безопасности, так и для сосредоточения на внутренних проблемах, в чем на первых этапах своего развития особенно нуждаются молодые государства. Громадные пространства давали возможность возводить страну, не стесняя фантазии и реализовывать самые, казалось бы, утопические планы. Отсутствие переживших свою полезность традиций, привилегий, сословных барьеров привлекало в США талантливых и амбициозных людей со всей планеты и многие из них заложили свой камень в фундамент настоящего могущества Америки. Однако исключительно этими обстоятельствами процесс становления США, как лидера современного мира объяснить нельзя. Они явились необходимыми условиями свершившегося, но их актуализации способствовали иные факторы, среди которых, прежде всего, необходимо назвать присущие еще первым американцам представления об особой роли их страны, о ее особой миссии в мире, о собственной исключительности. Важным этапом в укреплении национального самосознания американцев и идей об «избранности нации» стало обретение Америкой независимости. Как писал Г.Мелвилл: «Мы, американцы, особые избранные люди, мы – Израиль нашего времени; мы несем ковчег свобод миру… Бог предопределил, а человечество ожидает, что мы свершим нечто великое; и это великое мы ощущаем в своих душах. Остальные нации должны вскоре оказаться позади нас… Мы достаточно долго скептически относились к себе и сомневались, действительно ли пришел политический мессия. Но он пришел в нас» [Цит. по 177, с. 31]. Дальнейшая история способствовала тому, что теория избранной нации стала в Америке едва ли не официальной верой. И не смотря на то, что в ходе развития страны американцы имели возможности подвергнуть ее сомнению, этого не произошло. Наоборот, идея мессионизма окрепла и превратилась в активный социальный фактор, способствующий сплочению американского общества и играющий не последнюю роль в достижениях, которые США демонстрируют мировому сообществу. Возникающее на ее основе чувство сопричастности к великому деланию всегда было присуще американцам. Оно превращало будничное и тяжелое устройство жизни на новом континенте в созидательную работу по строительству республики, способной сказать новое слово человечеству. Оно же лежит в основе крайне интересного со всех точек зрения феномена американского патриотизма, внешним проявлениям которого трудно не удивляться Уверенность в собственной исключительности, ощущение на плечах груза ответственности за судьбы человечества не могли не сказаться на отношении американцев к остальному миру. На этой основе в США сформировалось два подхода к внешней политике: «Первый заключается в том, что Америка наилучшим образом утверждает собственные ценности, совершенствуя демократию у себя дома и потому служит путеводным маяком для остальной части человечества; суть же второго сводится к тому, что сами эти ценности накладывают на Америку обязательства бороться за их утверждение во всемирном масштабе…Однако, как первый, так и второй подход строятся на общем фундаменте – они предполагают в качестве нормального глобальный международный порядок, базирующийся на демократии, свободе торговли и международном праве» [74, с.10]. Если до начала ХХ века во внешней политики США преобладали изоляционистские тенденции, то Первая мировая война обозначила рубеж выхода Америки на арену мировой политики. Тогда, собственно, мир впервые и познакомился с принципами, официально определяющими взгляды США на внешнюю политику. Огромную роль в формировании этих подходов сыграл В. Вильсон, предложивший применить в качестве основ отношений между государствами не концепцию равновесия сил, а всеобщность права, не стремление к реализации национальных интересов любой ценой, а доверие наций друг к другу. Еще в 1915 году Вильсон выдвинул беспрецедентную доктрину, провозглашавшую, что безопасность Америки неотделима от безопасности всего остального человечества. Он писал: «… Поскольку мы требуем для себя возможности развития без вмешательства извне и беспрепятственного распоряжения нашими собственными жизнями на основе принципов права и свободы, мы отвергаем, независимо от источника, любую агрессию, ибо не являемся ее приверженцами. Мы настаиваем на безопасности, чтобы обеспечить следование по избранным нами самим путям национального развития. И мы делаем еще больше: требуем этого и для других. Мы не ограничиваем нашу горячую приверженность принципам личной свободы и беспрепятственного национального развития лишь теми событиями и переменами в международных делах, которые имеют отношения исключительно к нам. Мы испытываем ее всегда, когда имеется народ, пытающийся пройти по трудному пути независимости и справедливости» [Цит. по 74, с. 36]. Как справедливо отмечает Г. Киссинджер, из этой позиции вытекало, что долг Америки состоял в противостоянии агрессии, где бы она не произошла, а Вильсон сформулировал «ряд основополагающих принципов, заложивших фундамент для глобального крестового похода». Вильсон не видел особой разницы между свободой для Америки и свободой для всех. Из его интерпретации предостережения Джорджа Вашингтона о вовлеченности Америки в чужие дела следовало, что все, относящееся к человечеству, не может быть для Америки чужим и безразличным, откуда «вытекает, что Америка ничем не ограничена в выполнении своей миссии за рубежом» [см. 74, с. 36-37]. Практическое использование принципов внешней политики Вильсона в период между двумя мировыми войнами не принесло ожидаемых успехов. Если говорить о главном, то они не стали препятствием для прихода к власти Гитлера. В самой Америке того периода царили противоречивые настроения. Итоги войны в известной степени примерили сторонников изоляционизма и приверженцев идеи вовлечения страны в мировые проблемы. Первые сосредоточились на критике Лиги наций, подрывающей в их глазах «доктрину Монро» и традиции изоляционизма, вторые – высказывались за распространение своих принципов на участие в Лиге наций и отказ от систематического участия в международных делах. История, однако, нарушила их дискуссию, выведя на арену международной политики Гитлера. Едва ли не первым из американских политиков почувствовал исходящую от этого события опасность Рузвельт. Это обнаружилось не сразу. В течение первого срока своего президентства в выступлениях на международные темы он придерживался позиции изоляционизма. Кроме того, в период между двумя мировыми войнами в США, под воздействием возобладавших оценок причин участия страны в Первой мировой войне, усилились сторонники нейтралитета, что нашло свое выражение в принятии Конгрессом трех законов о нейтралитете. Этими законами, в частности, запрещалось предоставление займов и другой финансовой помощи странам, участвующим в войне, поставка оружия воюющим сторонам. Однако после победы на выборах 1936 года Рузвельт в своей так называемой «карантинной речи» впервые изложил Америке свое видение ближайших горизонтов международной ситуации и мнение о возможном участии страны в решении надвигающихся мировых проблем. Уже сам факт признания президентом возможности втягивания Америки в дела других континентов породил волну возражений со стороны приверженцев политики невмешательства. Об их реакции на свои инициативы позже сам Рузвельт сказал так: «… Они были охаяны как подстрекательство к войне; они были осуждены как преднамеренное вмешательство в международные дела; они даже высмеивались, как нервозное выискивание «под кроватью» опасности войны, которой будто бы не существовало» [Цит. по 74, с. 341]. Несмотря на такую реакцию путем различных политических ухищрений, на фоне разворачивавшейся гитлеровской экспансии, сопровождаемой невиданными доселе насилием и зверствами, Рузвельту удалось повернуть политическую элиту США лицом к своим инициативам. Но вступление в полномасштабную войну не возможно без поддержки населения. И здесь Рузвельт, подобно Вильсону, обратился к мессионистской компоненте сознания американцев, дав им представление о новом мировом порядке построенном, согласно его собственным представлениям, на идеалах, близких американским. Только такое мировое устройство могло обеспечить в дальнейшем мир без войны – так полагал Рузвельт, так думали и американцы, в очередной раз ощутившие себя избранниками истории, отдающими жизни за новое человечество, живущее по образцу, созданному Америкой. Результат не замедлил сказаться и после Второй мировой войны либеральные ценности настолько прочно обосновались в побежденных странах, что никакой угрозы для США они уже не представляли. Время показало, что Вильсону и Рузвельту удалось сделать больше, чем сформировать эффективный внешнеполитический курс, им удалось создать и воплотить в реальности новый взгляд на мировую политику, обеспечивший неуязвимость США от внешних факторов куда надежнее, чем межконтинентальные ракеты и водородные бомбы. С окончанием Второй мировой войны единственным соперником США на мировой арене остался Советский Союз. С приходом к власти президента Рейгана, США отошли от политики разрядки, определявшей отношения двух сверхдержав на протяжении относительно продолжительного периода времени, а главной целью американского лидера «становилось уже не ослабление напряженности, но крестовый поход и обращение противника в свою веру» [74, с.699]. Эта цель достигалась с использованием широкого набора средств: проблемы прав человека, как идеологического инструмента; сведение на нет политических достижений СССР прошлого периода; оказание поддержки противникам СССР, как в социалистических, так и несоциалистических странах; наращивание вооружений; провозглашение программы СОИ. Что же касается мессионистской составляющей политики США, то именно тогда она достигла наивысшего расцвета за всю американскую историю. Ее кульминацией стало провозглашение Рейганом «крестового похода» против «империи зла», имеющее, конечно, целью не бросит перчатку противнику, а еще раз напомнить американцам о «миссии, возложенной на них провидением». Идеи и лозунги «холодной войны» и после ухода с политической сцены «империи зла» питают американский мессионизм, который продолжает играть свою роль в американской истории. Он по-прежнему остается важнейшей составной частью политической и общественной жизни США, придающей смысл действиям американского государства как внутри страны, так и на международной арене. Для его укрепления в США стремятся использовать все возможности. Вспомним, хотя бы, Олимпийские игры в Солт-Лейк-Сити. В освещении американских СМИ они стали примером подлинного торжества Америки, современного величия страны. Однако, объяснять внешнеполитическую линию США, опираясь исключительно на феномен мессионизма, в настоящее время нельзя. Необходимо учитывать, что после Второй мировой войны Америка стала не просто страной с огромным экономическим потенциалом, значительной территорией, большими людскими ресурсами. Она трансформировалась в сверхдержаву. Это превращение не могло не способствовать изменению сущностных законов ее дальнейшего развития. Главный же из законов существования сверхдержав, по нашему мнению, звучит так: основным условием существования сверхдержавы является непрерывное распространение ее идеологии и ценностей, расширение экономического или военного присутствия в мире. Если эти процессы вступают в стадию стагнации, то речь идет о кризисе, поражающем сверхдержаву. Устойчивая тенденция к сокращению сферы влияния свидетельствует об исчерпании сверхдержавой ресурсов развития и скором распаде, а, в лучшем случае, трансформации в рядовой субъект мирового сообщества. Представляется, что, кроме прочего, такой подход дает возможность удовлетворительно объяснить особенности послевоенной внешнеполитической линии США. Вместе с тем, его применение мало продуктивно при рассуждениях о методах осуществления этой линии. Очевидно, что при их выборе большую роль играют господствующие в США в тот иной период идеологические и политические тенденции, а также видение американским руководством ситуации, складывающейся в мире. Победа Америки в холодной войне стала не столько триумфом силы, сколько результатом умения ею распорядиться. И здесь мы подходим ко второму фактору, оказавшему не менее важное влияние на становление США, как лидера глобального мира. Этим фактором является исключительно добросовестное отношение власти Америки к выполнению возложенных на нее обязанностей. При всех издержках, связанных с оценками текущей деятельности, американские властные круги во внешней политике всегда стремилось получить результат, соответствующий национальным интересам страны, а в устройстве внутренней жизни – способствовать снижению социальной напряженности. Наиболее заметно это прослеживается в деятельности американского государства. Пожалуй, впервые гибкость американского государства ярко обнаружила себя в период мирового экономического кризиса 30-х годов, который весьма чувствительно ударил по США – промышленное производство в стране упало на одну треть, безработица достигла 25%, в 47 из 48 штатов обрушились банковские системы. Исправить положение должен был Ф.Д. Рузвельт, избранный президентом в 1932 году. Он имел свой взгляд на природу случившегося и «раскрывал причины экономического краха с помощью понятий и фраз, удивительно схожих с тем, что говорил Маркс (но имени самого теоретика он не упоминал, так как не принимал его приговора капитализму)…» [153]. Согласно пониманию Рузвельта основной причиной краха, постигшего экономику США, явилось противоречие между общественным характером производства и частным способом присвоения. Он отмечал, что характерные для Америки быстрый рост производительности труда и товарной продукции не соответствовали распределению прибылей в обществе, не подкреплялись радикальным налогообложением корпораций. Производство постоянно увеличивалось, а потребительские возможности населения оставались без изменений. В подобных условиях перепроизводство, безработица и экономический крах были предопределены. Из этого следовал главный лозунг реформ Рузвельта: «усилия правительства должны быть направлены на радикальное преобразование сферы распределения, утверждение распределительной справедливости» [153]. Реализации этой цели способствовало принятие ряда законов. В их числе могут быть названы закон о справедливых условиях труда (1938), установивший нижний предел заработной платы для рабочих отраслей, подпадающих под федеральную юрисдикцию; законы о социальном страховании по старости и безработице (1935); закон Вагнера (1935), закреплявший право рабочих на заключение коллективного договора, забастовку. Большую роль в повышении платежеспособности населения играла созданная правительством система общественных работ, рассчитанная на наиболее бедные слои и безработных. Эта система обеспечила занятость более, чем 10 млн. человек, затраты федерального бюджета на ее реализацию в 1932-41 гг. составили 16 млрд. долларов. Одним из основных инструментов преобразований Рузвельта явился государственный бюджет, с использованием которого расширялась платежеспособность населения, осуществлялось перераспределение национального дохода. Главным источником его формирования стал богатейший слой общества. В период Нового курса государственные налоги на крупные состояния были увеличены более, чем в 3 раза, налог на особо крупные состояния достигал 75%. Однако, несмотря на значительные объемы, налоговые поступления не стали единственным средством, используемым правительством для расширения покупательной способности населения – Рузвельт отошел и от принципа бездефицитного бюджета, что имело не только экономическое, но важное идеологическое, политическое значение. В период с 1932 по 1940 г. ежегодные государственные расходы выросли в 2,5 раза, а дефицит бюджета стал нормой государственной политики. Промышленное производство за тот же период увеличился на 60%. Еще одной стороной реформ Рузвельта явилось активное вмешательство государства в экономику. В июне 1933 г. получил одобрение закон о восстановлении промышленности, по которому предприятия под контролем государства принимали кодексы «честной конкуренции», представлявшие собой нормы, определявшие объемы сырья и производимой продукции, цены на товары и размер заработной платы, которые препятствовали остановкам производства и создавали относительно благополучные условия для жизни рабочих. Под действие кодексов «честной конкуренции» подпадали 99% национальной промышленности. Вскоре подобный регулирующий закон был принят в отношении аграрного сектора. В финансовой системе новые полномочия получила Федеральная резервная система. Существенному оздоровлению обстановки способствовало введение страхования частных вкладов размером до 5 тысяч долларов, создание комиссии по торговле акциями, рефинансирование долгов, проводимое с учетом интересов должников и кредиторов, провозглашение отказа от золотого стандарта и девальвации доллара. Как отмечает В.В. Согрин «глубина и объем государственного регулирования производства, финансов и распределения означали радикальную перестройку капиталистической системы США и приравнивались многими к третьей Американской революции. Рузвельтовская модель и ее составные части сохранялись, хотя и не в равной степени, на протяжении всей последующей американской истории» [153]. В последующем промышленная политика американского государства претерпела значительные изменения. Государственное регулирование все меньше затрагивало производство, ценообразование, процесс определения заработной платы. При этом росло значение налоговых стимулов, государственного финансирования, административного контроля. Важнейшим звеном государственной промышленной политики в США стала Федеральная контрактная система (ФКС), которая реализует государственные средства в виде контрактов на товары и услуги для нужд государственного потребления. ФКС является главным средством государства в регулировании и управлении рынком товаров и услуг. Для стимулирования промышленности американское правительство активно использует налоговые инструменты, что позволяет не только поддерживать приоритетные направления социального и экономического развития, но и осуществлять государственное регулирование путем применения налоговых льгот. Примером тому являются льготы по подоходному налогу, обеспечивающие поступление дополнительных средств на социальное страхование, медицину, образование. Большое значение в американской государственной экономической политике имеет антимонопольное регулирование, препятствующее монополизации отраслей. Вместе с тем, постоянной заботой правительство США является проблема расширения покупательной способности бедных слоев населения. В частности, о масштабах государственной помощи свидетельствуют следующие цифры: в 1995 г. доход 20% наименее обеспеченных американцев без учета трансфертов и пособий составлял 0,9 % распределяемого национального дохода, тогда как с учетом таковых достигал 5,2%. Если бы заработная плата была единственным источником дохода американских граждан, в 1992 г. 21% работающих американцев жили бы за чертой бедности, а для пожилых людей эта цифра составляла бы 50%. Усилия государства снизили эти цифры соответственно до 16 и 10% . [см. 62, с.19-20]. В значительной степени снижению социальной напряженности (как и стабилизации экономики) способствовала поддержка американским государством малого и среднего бизнеса, ставшего главным источником появления новых рабочих мест. В 80-е годы возникло 1,5 млн. малых фирм, в 90-е годы – 1,8 млн. 55% всех занятых в стране работают на местах, созданных после 1980 г., причем в частном секторе. В странах Западной Европы за тот же период было создано 4 млн. новых мест, преимущественно в государственном секторе. Уже в 90-е годы страны Европейского Союза утратили около 5 млн. рабочих мест, а в США их было создано 14 млн. Важной сферой государственного регулирования в США продолжают оставаться финансы. В подходах к его осуществлению заметны различия между демократическими и республиканскими правительствами. Если первые отдают предпочтение стимулированию покупательной способности основной массы населения, то вторые, в качестве наиболее действенных, рассматривают меры, рассчитанные на развитие конкурентных и производственных возможностей экономической системы. Безусловно приоритетной для американского государства является поддержка отраслей экономики, обеспечивающих ведущие позиции США на мировых рынках. Это обстоятельство является главной причиной превосходства США над другими странами в важнейших областях научно-технического прогресса. После советского прорыва в космос в 1957 г. Америка резко увеличила расходы на НИОКР – они удваиваются каждое десятилетие и, например, в 1996 г. составили около 185 млрд. долларов. Важно подчеркнуть, что доля расходов на невоенные научные исследования имеет тенденцию к росту и в середине 90-х годов достигли 80% всех расходов на НИОКР. Главным инвестором НИОКР в США выступает федеральный бюджет, более 30% которого направляется на эти цели. На проведение фундаментальных исследований федеральное правительство США в 1995 г. ассигновало 14,2 млрд. долларов. Не менее трети общемировых затрат на НИОКР приходится на долю США. Численность научных кадров в Америке за последние 25 лет увеличилась вдвое, более половины из них специализируются по компьютерной технике. Кроме того, американское государство играет большую роль в укреплении сотрудничества при решении научно-технических задач с бизнесом и миром науки, поскольку именно соединение усилий позволяет добиваться наиболее впечатляющих результатов. Это, в частности, подтверждают выводы американских ученых, отмечающих в одном из докладов Национальной академии наук США, что «федеральное правительство должно работать совместно с частным сектором для того, чтобы обеспечить Соединенным Штатам потенциал мирового класса в технологиях, которые обещают оказать огромное и постоянное воздействие на самые разнообразные сферы промышленного производства и экономического развития… мощный научно-исследовательский потенциал позволит нам парировать самые разнообразные вызовы в будущем, будь то угрозы национальной безопасности, проблемы окружающей среды, угрозы общественному здравоохранению или кризисы, которые мы пока не можем предвидеть»» [Цит. по 133]. Стремления американского государства развивать науку и технику приносят свои плоды: федеральные инвестиции в НИОКР дают 50% прибыли, факторы, связанные с техническим прогрессом обеспечивают до 60% источников экономического роста, на 1 доллар, вложенный в НИОКР, приходится 9 долларов роста валового внутреннего продукта, наукоемкая продукция составляет около четверти продукции и половину экспорта американской обрабатывающей промышленности. При выявлении причин, обусловливающих эффективность американского государства, нельзя не заметить, что характерной чертой власти США является прагматичный подход к вопросам идеологии. В Америке совсем немного идеалов, за которые власть готова стоять до последнего. И это не только придает ей необходимую гибкость. Отсутствие идеологических шор, с одной стороны, и носорожье упорство в приверженности тем ценностям, которая власть считает не приходящими – с другой, выступает важнейшим условием, обеспечившим США мировое лидерство. На протяжении всей истории главенствующими идеологическими воззрениями в стране выступали либерализм и консерватизм, что во многом является отражением острого соперничества социальных сил, имеющих разные взгляды на пути развития Америки. Самой заметной фигурой американского либерализма стал Рузвельт, принявший управление страной в критический период ее истории и сумевший найти пути преодоления кризиса. Новый курс, способствовавший решению внутренних проблем США, оказался плодотворным не в последнюю очередь потому, что практическим мерам Рузвельта предшествовал очень серьезная аналитическая проработка назревших проблем, помогавшая осознанному движению по пути преобразований. Рузвельту удалось привлечь к идеологическим изысканиям небольшую группу интеллектуалов (она известна как «мозговой трест»), ставших его советниками. Рузвельт постоянно призывал помнить о «забытом человеке». Так он называл безработных, низкооплачиваемых рабочих, разорившихся фермеров, престарелых, не имеющих достаточных средств к существованию, которые, по его мнению, составляли не менее трети нации. Реализация идеологических воззрений Рузвельта принесли вполне ощутимые социальные плоды. К ним, например, может быть отнесено появление в 1935 году в США двух видов социального страхования – по старости и по безработице. Не смотря на ограниченный характер соответствующего закона, важность его появления трудно переоценить, поскольку он превращал государство в гаранта важнейших прав трудового населения. Первое знакомство с методами, использовавшимися Рузвельтом для спасения просевшего капитализма, зачастую создают впечатление о нем, как о человеке социалистических взглядов. Это является большим заблуждением. Многие эксперименты Рузвельта несли на себе печать отхода от либеральной традиции, но, как совершенно справедливо отмечает Л. Харц: «Не стоит предавать этому слишком большое значение. Новый курс оставил в неприкосновенности свободное предпринимательство и большинство узаконенных в этот период нововведений в области государственного регулирования; в широком спектре от контроля над бюджетом, до антитрестовских законов шло именно укрепление, а не ослабление основ свободного предпринимательства» [170, с. 242]. Сам Рузвельт на многочисленные обвинения в экспорте чуждых идеологий отвечал так: «Некоторые робкие люди, боящиеся прогресса, попытаются дать новые и незнакомые названия тому, что мы делаем. Иногда они назовут это «фашизмом», иногда «коммунизмом», иногда «регламентацией», иногда «социализмом». Поступая так, они пытаются запутать все и превратить в теоретическое нечто самые простые и практические дела. Я верю в практические объяснения и практическую политику. Я считаю, что то, что мы делаем теперь, является необходимым выполнением неизменной миссии американцев – претворение в жизнь старых и проверенных идей американизма» [Цит. по 180, с. 168]. В последующем для развития Нового курса во внутренней политике прилагали усилия Трумэн, Кеннеди, Джонсон. Решение социальных проблем продолжилось и в президентство Клинтона. Реальные доходы американской семьи с 1993 года увеличились в среднем на 6338 долларов в год, доля граждан, имеющих доход ниже уровня бедности, сократилась с 15,1 до 11,4%. Благодаря тому, что за восемь лет правления демократов было создано 22 млн. рабочих мест, существенно снизился уровень безработицы. Количество бедных, постоянно живущих на пособие, за тот же период сократилось на одну треть [см. 55]. Большое место в теоретических изысканиях либерально ориентированных ученых в 60-х годах занимали проблемы взаимоотношений между двумя соперничающими общественно-политическими системами – капитализмом и социализмом. Наиболее известный труд на эту тему под названием «Новое индустриальное общество» был написан Д. Гэлбрейтом. В работе вводилось понятие конвергенции, обозначавшее некий исторический компромисс между социализмом и капитализмом. Теория конвергенции доказывала наличие объективной закономерности сближения производительных структур, производственных отношений и систем экономического управления социализма и капитализма. По мнению Гэлбрейта, новое индустриальной общество должно обладать универсальными чертами, присущими как капитализму, так и социализму. Возможно, подтвердить справедливость выкладок Гелбрейта в дальнейшем сможет социалистический Китай. Еще одной идеологической системой, оказавшей большое воздействие на американскую историю, стал консерватизм. Наиболее сильное влияние на его развитие в 20 – 30-е годы оказал 31-й президент США Г. Гувер. Центральным понятием воззрений Гувера выступала категория «свободы». По его мнению, свобода была высочайшим даром Америке, а ее принципы - закреплены в Декларации независимости, Конституции США, Билле о правах. Гувер полагал, что в указанных документах понятие свободы нашло исчерпывающее толкование, но нуждается в защите после Октябрьской революции в России. Несмотря на то, что в своих выступлениях Гувер допускал очень широкую трактовку понятия свободы, главным для него оставалась свобода распоряжаться частной собственностью. Он придерживался мнения, что ограничение свободы в распоряжении частной собственностью неминуемо приведет к краху всех политических и моральных свобод. Сложные теоретические построения не отвлекали Гувера от четкого формулирования собственных взглядов на основы функционирования американского общества. Он полагал, что государство должно отказаться от прямого вмешательства в отношения между трудом и капиталом, но должно взят на себя функцию разъяснения основным классам общества путей преодоления конфликтов и добровольного сотрудничества. Окончание Второй мировой войны стало рубежом появления нового идеологического направления, которое получило название социального (или нового) консерватизма. В отличие от грубого индивидуализма, называющего столпом общества «экономического человека», социальный консерватизм аппелировал к «вечным ценностям» – семье, церкви, религии, воспитанию, образованию, морали. Затрагивая мотивы, близкие всем людям независимо от классовой принадлежности, по предположениям идеологов, социальный консерватизм должен был иметь большое число сторонников. В политической сфере сторонники нового консерватизма отнесли к абсолютным ценностям конституцию и двухпартийную систему. Именно эти ценности, по их мнению, обеспечившие Америке процветание, должны охраняться от любых реформ как либеральных, так и консервативных. Надо заметить, что для сторонников нового консерватизма характерно постоянное обращение к американской истории, как источнику подтверждения своих взглядов. Идейной основой нового течения выступили взгляды известного идеолога консерватизма Э. Берка. В годы «холодной войны» его воззрения нашли широкое применение в антикоммунистической пропаганде. Берк, в частности, отрицал революцию, как путь общественного развития, но признавал важность проведения своевременных реформ. В связи с этим он отмечал: «Сохранять и одновременно реформировать – дело совсем иное. Задача сохранения последних частей старого государственного механизма и необходимости добавления к ним новых требует сильного ума, концентрированного и постоянного внимания, сравнительных и комбинационных способностей, взаимопонимания; эти качества должны проявляться в постоянном столкновении с противостоящей силой порока, желанием отказаться от совершенствования и раздражающим легкомыслием [11, с. 120]. В 70-е годы прошлого столетия консервативная идеология обогатилась еще одним течением, получившим название неоконсерватизма. Состоящий из нескольких идейных направлений неоконсерватизм, объединяла приверженность ряду общих принципов. В их числе: критическое отношение к наиболее серьезным недостаткам государственного регулирования и эгалитарным тенденциям Демократической партии; стремление противостоять «излишне высоким» ожиданиям афроамериканцев, бедняков и малооплачиваемых слоев населения; негативное отношение к контркультуре, «упадку морали» в среде американской молодежи; тоска по прошлому величию Америки. В конце 70-х – начале 80-х годов неоконсерватизм стал идеологией республиканской партии США. Наиболее известным политиком, связавшим с ним свое имя, стал Р. Рейган. Еще в ходе избирательной кампании 1980 года, а затем в годы своего президентства, Рейган стремился к тому, чтобы представить себя выразителем общенациональных интересов, изменить образ консерватизма в глазах американцев. Он доказывал, что консерватизм более не является идеологией меньшинства, а республиканская партия готова сотрудничать со всеми группами общества. Теоретической основой своих взглядов Рейган считал отцов-основателей, Вашингтона и Линкольна, давших Америке вечные демократические ценности. Ему удалось создать идею единства консерватизма и демократии, назвав главным тормозом развития «большое правительство», опутавшего бюрократической сетью всю страну, постоянно подвергающего инициативу американцев мелочной опеке. Рейган декларировал, что основой существования «большого правительства» являются налоги, поэтому налогообложение выступает для него самоцелью. Однако постоянно растущие налоги отрицательно сказываются на благосостоянии американцев поэтому, чтобы помочь всем, необходимо добиваться их снижения, что подрывает и мощь «большого правительства». Свою логику Рейган подкреплял рассуждениями следующего плана: расширение экономических функций правительства приводит к росту государственных расходов, что способствует развитию инфляционных процессов и росту цен, затрагивающих в первую очередь малообеспеченные слои; рост налогов в сфере бизнеса ведет к снижению деловой активности и обуславливает стагнацию в экономике, что не может не вызвать развитие безработицы; помощь со стороны государства бедным семьям способствует их разрушению, поскольку отцы семейств легче их покидают, надеясь, что государство не даст им пропасть и др. Однако, рассматривать идеологическую сферу США исключительно как арену противостояния либеральной и демократической идей было бы неверно. На протяжении значительного исторического периода в Америке определенную роль играли левые идеологические течения. Их расцвет пришелся на 30-е годы прошлого столетия, когда на выборах 1932 года лидер социалистов Томас получил порядка 900 тысяч голосов и занял третье место, а коммунист Фостер, привлекший на свою сторону 102 тысячи избирателей, оказался четвертым. Но уже на выборах 1936 года социалистам отдали свои голоса 187 тысяч избирателей, а коммунистам – 80 тысяч. В последующие двадцать лет эти партии практически ушли с политической арены. Отсутствие успеха в США у левых идеологий и олицетворяющих их партий объясняется рядом обстоятельств. Прежде всего, необходимо учитывать, что США сумели стать лидером капиталистического мира, осуществить весьма значительные достижения в социально-экономической сфере. Это не могло не способствовать развитию в Америке представлений о том, что страна не нуждается в реформах по левым рецептам и способна развиваться в рамках господствующих идеологий. Весьма заметную, а возможно решающую роль в противодействии левым идеологиям играли политические лидеры США. Едва ли не с октября 1917 года им было присуще четкое осознание опасности, возникшей для мирового капитализма в России. В подтверждение этого достаточно вспомнить ответ Вильсона на очередное предложение с помощью силы остановить революционную волну, исходящую из России. «Слово «большевизм» означает множество различных вещей» – произнес он – «По моему мнению, попытка остановить революционное движение, выдвинув армии, равносильна попытке остановить метлой половодье. Более того, армии, получившие приказ сражаться с большевизмом, могут заразиться им. Между силами, которые мы намереваемся использовать друг против друга, существует сочувствие. Единственный способ действия против большевизма – заставить уничтожить его причины... это, однако, невероятно трудно…» [Цит. по 181, с.291.] Со времени Рузвельта осознание серьезности вызова со стороны социалистической системы вылилось в конкретные меры, направленные на повышение уровня жизни широких масс. Кроме того, американская власть, отдавая дань демократическим принципам, хотя и терпела наличие в стране партий левой ориентации, но отнюдь не стремилась создать условий для их развития. Антисоветская, антисоциалистическая пропаганда, направленная на население США, по своим масштабам едва ли уступала внешним усилиям американских властей на этом поприще. Значительное воздействие на сужение сферы влияния левой идеологии в США оказала практика реального социализма. Снижение темпов экономического развития, падение уровня жизни населения, отход от коммунистических принципов в социальной и политической сферах, наблюдаемые в социалистических странах, не могли не оказать негативного воздействия на формирование мнения американцев о левых идеях и социализме в целом. Но при всем этом не следует полагать, что социалистические идеи не играют никакой роли в американской идеологии и политике. Достаточно вспомнить М. Харрингтона, лидера социалистической мысли США 60 – 80-х годов в США - общественное признание его взглядов инициировало борьбу с бедностью в США, об основных направлениях которой говорилось выше. И уж совсем ошибочным выглядит мнение о том, что социалистические идеи не оставили следа в американской истории. Представляется, что наиболее полно на этот вопрос ответил В.В. Согрин: «Если бы не левые движения, американское законодательство вряд ли включало бы сегодня социальные программы помощи престарелым, бедным, безработным, акты, защищающие гражданские права цветного населения, указы, ограничивающие прерогативы исполнительной власти, и многие другие демократические законы. Левые движения не просто исчезали с исторической арены: они уходили с нее и то не полностью и не на всегда, только тогда, когда ряд из поставленных ими целей были реализованы» [152, с.218.]. Идеологическое соперничество явилось источником, из которого американская власть черпала идеи, способствующие неуклонному поступательному развитию страны. Главная ее заслуга состояла в том, что она не поддалась искушению реагировать на идеологические построения путем запретов. Несмотря на то, что некоторые голоса идеологического хора не всегда были желанными, власть оставляла возможность для того, чтобы они были слышны. Она продемонстрировала открытость для здравых и полезных идей, исходящих из соперничающего лагеря, и это стало дополнительным источником ее силы. Ценность американского подхода подтверждает его распространение в других государствах. Достаточно ярким примером этого сегодня является социалистический Китай, проводящий преобразования с использованием методов своего идеологического противника. Сегодня США являются единственной сверхдержавой, лидером мира глобального капитализма. Последовательный курс на реализацию внешнеполитических интересов, своевременная и адекватная реакция власти США на внутренние вызовы привели к тому, что страна имеет достаточный запас прочности и способна эффективно решать возникающие проблемы национальной безопасности. Во всяком случае, реальных угроз общественно-политическому строю и целостности США в настоящее время мы не видим. Но это не означает, что социально-политическая обстановка в современной Америке абсолютно безоблачная. Взять, например, проблему бедности. В ее оценках достаточно широко распространено мнение, что жизненные стандарты бедных американцев по своим жизненным стандартам превосходят не только нижний класс, но и представителей среднего класса большинства других стран. Но существует и другая точка зрения, согласно которой «при оценке положения нижних социальных слоев в США необходимо сравнивать его не с положением социальных классов в слаборазвитых и развивающихся странах, а с положением аналогичных социальных групп в других высокоразвитых странах, а также исходить из жизненных стандартов, принятых в самих США, как и из возможностей решения проблем бедности, имеющихся у этой самой богатой страны мира» [153]. При таком подходе выясняется, что, процент бедных в США существенно - в 2-3 раза - выше, чем в других развитых странах (в конце ХХ в. он составлял в США не менее 14%, Канаде - 7, Австралии - 6,7, Швеции - 4,3, Германии - 2,8, Нидерландах - 3,4, Франции - 4,5, в Великобритании - 5,2%). Официальная статистика свидетельствует о позитивной динамике в сокращении бедности начиная с введения программы «войны с бедностью»: в 1960 г. доля бедняков в США равнялась 22,2%, а в 90-е годы - 14%. Но, с другой стороны, численность бедняков не сократилась: и в 60-е, и в 90-е годы составила около 40 млн. Однако, несмотря на наличие значительного слоя бедных, социальная напряженность классовых отношений в Америке неуклонно снижается. Об этом свидетельствует спад активности профсоюзного и рабочего движения. В 1980 г. в профсоюзах состояло около 20 млн. человек, что составляло 21,9 % численности рабочей силы. К 1990 г. количество профсоюзных объединений сократилось до 16, 74 млн. (16,1 % рабочей силы). В 1998 году эти показатели составили 16,2 млн. и 13,9 % соответственно [см. 55]. С 80-х годов наметило снижение и забастовочной активности. В последние годы трудовые конфликты в основном длились не более одного дня. В среднем в США происходили один – два крупных трудовых спора в год, с которыми и была связана основная потеря рабочих дней. Так, в 1998 г. из общего числа 5116 тыс. рабочих дней, потерянных из-за забастовок, больше половины – 3313 тыс. пришлось на один крупный трудовой конфликт, продолжавшийся более полутора месяцев в корпорации «Дженерал моторс». В ней приняло участие 152 тыс. человек, не считая бастующих в мексиканских и канадских филиалах [см. 55]. По нашему мнению, основная причина этого парадокса заключается в маргинализации бедных в США. Можно предположить, что в настоящее время эту категорию населения составляют граждане, не имеющие возможности или просто не умеющие выражать свой протест в цивилизованных формах – путем участия в партиях, профсоюзах, забастовках. Если наши предположения верны, то эта категория населения требует к себе постоянного внимания, поскольку ее протестный потенциал может разрешаться массовым акциями неповиновения. С середины прошлого столетия основным источником социальной напряженности в США стала расовая проблема, выражающая в конфликте черной и белой рас. Система расовой сегрегации, сформировавшаяся в конце XIX - начале ХХ в., реально изменилась только в 50-е годы ХХ века. Именно с того периода в результате упорной борьбы неграм стали возвращать права, помещенные в федеральную конституцию в 60-70-е годы прошлого столетия в ходе Гражданской войны и Реконструкции. В 60-х годах, в дополнение к законам 50-х, положившим конец сегрегации в системе образования и других сферах, появились законы, запретившие дискриминацию негров при найме на работу, приобретении жилья, были отменены ограничения в избирательных правах. Получили распространение мнения, что при наличии у черных и белых претендентов, имеющих одинаковые данные, при поступлении в университеты, при приеме на работу в государственные учреждения или на предприятия, выполняющие заказы правительства, предпочтение должно отдаваться первым. В течение 70-80-х годов положение черных американцев улучшилось. Количество черных американцев на выборных должностях всех уровней выросло в пять раз, перевалив за 7,2 тыс. и включая более 300 мэров городов (в том числе крупных), 417 членов законодательных собраний штатов, 20 конгрессменов. На выборах 1992 г. впервые черная женщина - жительница Чикаго стала членом сената, а число черных в палате представителей достигло 39 [см. 113]. Американские власти, улучшая положение чернокожих граждан, пошли по тому же пути, что и другие государства при решении схожих проблем: реализация принципа квот при приеме студентов в университеты, найме на работу, выдвижение чернокожих на престижные и заметные должности, что было призвано подтверждать успехи в решении расового вопроса. И также как в других странах противники этой политики рассматривали ее в качестве «дискриминации наоборот», ущемляющей интересы других граждан. И все же, проводимые мероприятия приносили свои плоды, и отношение белых американцев к чернокожим менялось в позитивном направлении. Однако реальность обнаружила серьезные расхождения между отношением белых американцев к сближению с неграми и их готовностью участвовать в таком сближении. Когда после отмены запретов негры стали селиться в районах проживания белого населения, последние в массовом порядке стали переселяться в пригороды. После появления в школах чернокожих детей, родители белых учеников стали переводить их в другие учебные заведения. В дальнейшем проводимые исследования позволили установить, что хотя при опросах общественного мнения большинство опрошенных белых горожан поддерживает, так же как и черные, принцип «открытого жилья», на деле же черные считают идеальным район, если в нем живет 40% черных американцев, а белые испытывают неудобства, если там проживает 10% и более черных. Согласно результатов этих же исследований, практике черные американцы подвергаются вдвое большей сегрегации, чем американцы азиатского происхождения, и на 60% большей, чем испаноязычные американцы [см. 113]. В результате идея смешения белых и черных американцев в одну нацию потерпела фиаско. Но происходившие процессы бесследно не растворились во времени. Они оказали свое влияние на развитие общественного движения чернокожих американцев В наиболее острых формах борьба чернокожих американцев за свои права проходила во второй половине 60-х годов. Именно тогда в черных гетто вспыхивали бунты, выливавшиеся в кровопролитные столкновения с полицией и войсками. Первый бунт разразился в 1964 г., в 1965 г. они фиксировались уже в 9 городах, в 1966 – в 38, в 1967 – в 120. Волнения сопровождались большими жертвами среди чернокожих американцев. В тот период в их движении за свои права появился лозунг «Власть черным – вот что нам нужно», который был взят на вооружение националистическими и сепаратистскими организациями. Они использовали его как призыв к независимости черных американцев, а экстремисты – даже к развертыванию в городах вооруженной партизанской борьбы. Высказанное на одной из конференций сторонников «черной власти» предложение о «расчленении США на два отдельных независимых государства, одно из которых должно стать родиной для белых, а другое для черных американцев» нашло самую широкую поддержку участников [Цит. по 112, с.208]. Новый лозунг обретал все большую популярность среди черных американцев и, особенно, молодежи. В 1967 г. была создана организация Республика новой Африки. На повестке дня ее деятельности стояло требование создания в пяти южных штатах «отдельной родины» для черных американцев. В общей сложности в США насчитывалось более 200 организаций черных американцев, ставящих перед собой националистические или сепаратистские цели. Наиболее активной организацией сепаратистской направленности являлась Нация ислама. Пользуясь тяжелым положением чернокожего населения, отсутствием у них видения перспектив, проповедники Нации ислама развернули пропагандистскую работу среди беднейшей части обитателей гетто и разного рода деклассированных элементов. Они разъясняли этим людям, что путь к благополучию лежит через ислам, одновременно внедряя в их сознание миф о «превосходстве черный расы», призывая отказаться от отождествления себя с американской нацией. Религиозная составляющая их учения позволяла дополнительно воздействовать на обращаемых рассказами о грядущей гибели «голубоглазых дьяволов» и спасении 144 тысяч «избранных черных». Цели деятельности Нации ислама периода 50-60-х годов сформулировал один из ее активистов: «Убрать ногу белого человека с моей шеи, его руку из моего кармана, а его тушу с моей спины. Спать в собственной постели без страха, смотреть прямо в его холодные голубые глаза и называть его лжецом всякий раз, когда он раскрывает свой рот» [Цит. по 112, с.184]. 31 июля 1962 года в газете «Говорит Мухаммед» была опубликована программа Нации ислама, в которой отмечалось, что «наступило время для разделения так называемых негров и так называемых белых американцев», обязанных создать «нашему народу в Америке... сепаратный штат или свою собственную территорию – либо на этом континенте, либо где-нибудь в другом месте». В октябре 1962 г. та же газета заявляла: «Полное разделение рас – единственное решение... Выделение? – Да. Интеграция? – Нет... Выделение! Независимость!» [Цит. по 112, с.186]. В настоящее время достаточно заметна деятельность организации, отколовшейся в 1977 г. от Нации ислама, но сохранившей тоже название, которой руководит Л. Фаррахан. Одним из результатов деятельности Фаррахана явилось увеличение числа приверженцев ислама среди черных американцев. В начале 80-х годов американские негры в подавляющем большинстве исповедывали христианство: две трети были баптистами, четверть – методистами, остальные относили себя к другим ветвям протестантства и католицизму. Мусульманская община Америки состояла главным образом из уроженцев Южной Азии (25%) и арабов (12%). Благодаря деятельности «Нации ислама» и популярности ее лидера к середине 90-х годов картина полностью изменилась. В настоящее время бoльшая часть американских мусульман - новообращенные чернокожие американцы. Это самая быстрорастущая конфессия США, за 10 лет ее численность выросла в три раза, с двух до шести миллионов человек – вторая по популярности после христианства и пятая среди американских церквей после католиков, баптистов, методистов и евангелистов. В общей сложности Фаррахану удалось обратить 10 процентов 35-миллионного черного населения США [см. 2]. Число одних только активных сторонников Фаррахана (это, как правило, молодые чернокожие мужчины, исповедующие агрессивный ислам) достигает, по существующим оценкам, миллиона человек [42]. Объективной основой деятельности этой и других организаций черных американцев продолжает оставаться значительная степень неравенства, существующая между представителями различных рас в США, что подтверждается цифрами. Так, годовой доход средней семьи черных американцев составил в 1996 г. 26,5 тыс. долл. против 47,1 тыс. белой семьи. Семейное богатство белой семьи почти в 11 раз больше, чем черной. Доля бедных среди белых американцев не превышает 10%, а среди черных достигает 30%. Представители черных американцев живут в более дешевых домах; им в три раза чаще отказывают в кредитах под заклад; почти 95% черных семей не владеют ни акциями, ни паями совместных фондов, ни пенсионными накоплениями (у белых всем этим владеют 75%). Более 30% черных американцев не имеют счетов в банках (у белых – 8%). Расовое и этническое неравноправие сохраняется на рынке рабочей силы. Несмотря на общее снижение безработицы, ее уровень у черных вдвое выше, чем у белых. Черные американцы, сумевшие получить среднее образование, получают зарплату на 15–25% ниже, чем такие же белые; черные, которые добились степени бакалавра – на 10-16% ниже [112]. Среди управляющих крупных корпораций доля чернокожих американцев не превышает 2,5%. Из 1000 крупнейших частных фирм США, им принадлежит менее 1%. Существенные сбои дает система квот. Например, в городе Торренс (штат Калифорния), при заполнении тестов кандидатами, претендующими на работу в полиции, выяснилось, что для соблюдения норм равного представительства белые граждане должны отсеиваться, если они допустили более четырех ошибок, а чернокожие американцы – 18. По данным тестирования с широкой выборкой, среди белых 74,5% граждан по уровню общей подготовки и знаний отвечают требованиям, предъявляемым к офицерам полиции, среди чернокожих американцев – 28,4% [см. 55]. Отношения между белыми и черными американцами являются не единственной проблемой, способной в перспективе осложнить внутриполитическую обстановку в США. Необходимо учитывать, что в настоящее время белые американцы англосаксонского происхождения и протестантского вероисповедания, составившие в прошлом ядро американской нации, составляют меньшую часть населения США. Иммиграционная ситуация в стране складывается так, что ее население пополняется за счет выходцев из Латинской Америки и Азии. Ожидается, что в первой половине текущего столетия численность белого населения сократится примерно до половины от общей численности граждан страны, испаноязычные (главным образом, выходцы из Мексики) составят примерно четверть населения, выходцы из Азии - около 15%, а доля чернокожих американцев составит 10-12% населения США. Как отмечает С.М. Рогов: «Нельзя исключать, что столь радикальные изменения приведут к «балканизации» страны», подчеркивая при этом, что «В случае сохранения основ политической и социально-экономической стабильности американское общество позволит найти решение и для этой проблемы» [133]. Сложнее оценить перспективы лидерства США на мировой арене. В настоящее время это лидерство во многом объясняется тем, что многие страны, потенциально способные составить конкуренцию США, заняты решением внутренних проблем: Германия еще не преодолела трудности процесса объединения; в Японии и других странах Азии дают о себе знать последствия финансового кризиса; Китай и Россия находятся в стадии реформ. Рано пока говорить и о политических притязаниях объединенной Европы. Внутренняя ситуация в США в перспективе также может измениться и тогда о себе разом дадут знать все болевые точки, о части из которых сказано выше – что также окажет влияние на положение страны в мире. Однако ясно одно, что в ближайшей перспективе США, даже в случае изменения расклада сил, будут бороться за сохранение положения мирового лидера. Для Америки эта борьба будет означать не только шествие по пути, предназначенному сверхдержаве, не в меньшей степени ей будет способствовать все тот же американский мессионизм, суть которого в современных условиях выразил С. Хантингтон: «В мире, где не будет главенства Соединенных Штатов, будет больше насилия и беспорядка и меньше демократии и экономического роста, чем в мире, где Соединенные Штаты продолжают больше влиять на решение глобальных вопросов, чем какая-либо другая страна. Постоянное международное главенство Соединенных Штатов является самым важным для благосостояния и безопасности американцев и для будущего свободы, демократии, открытых экономик и международного порядка на земле» [Цит. по 12, с.43-44]. Справедливость суждения Хантингтона и его сторонников подтвердит или опровергнет только время. Но в настоящее момент вес США в мире настолько велик, что американское присутствие обнаружится при рассмотрении едва ли ни любого международного события или явления. В полной мере это относится к темам, которые будут обсуждаться в последующих разделах данной книги. Так что этим параграфом исследование роли лидера мира глобального капитализма в настоящей работе не только не заканчивается, но может быть, только начинается.