1.1. Происхождение и судьба народов в свете фольклорной этнологии
В народной картине мира универсальная оппозиция признаков «свой-чужой» пронизывает все уровни — от космологических представлений («свое» и «чужое» пространство, человеческие существа и демонические персонажи) до бытовой прагматики (различия в языке, традиционной обрядности и укладе жизни). Представления о «своем» и «чужом» народе, запечатлевшиеся в народных этиологических легендах, наглядно демонстрируют наиболее универсальные (безотносительно к конкретным нациям) мотивы, присущие фольклорному образу «чужого» этноса. Это верования о «первичности» своего этноса, его изначальной «правильности», о «нечеловеческой» природе чужих, об их «звериной» сущности или об их связи с потусторонним миром. При этом базовой в системе «фольклорной этнологии» была и остается идея этноцентризма, когда положительная оценка «своих» и негативная оценка «чужих» часто дается в категориях мифологического мышления. Яркой особенностью народных нарративов на темы этнической идентификации является не только их устойчивость (мы намеренно приводим в качестве примеров тексты разных временных пластов — от XIX в. до наших дней), но и встроен- ность в контекст «всемирной истории», объединяющей и сотворение мира, и события Ветхого и Нового Заветов, и мифологизированные исторические факты. Этническая история и хронология. Появление «своего» этноса, отделяющегося от всех других народов, и «чужих» народов может относиться к временам Адама и Евы (легенды о том, что болгары — это прямые и непосредственные потомки первых людей, наряду с «май- мунским поколением» (обезьянами); Белова 1998а: 168), Всемирного потопа (болгары — потомки благочестивого сына Ноя, прикрывшего наготу отца, и цыгане — потомки другого сына, который насмехался над отцом; Белова 1998а: 166-167); аналогично в легенде из Угорской Руси: цыгане — это потомки «проклятого» Хама; Гнатюк 1897: 6), Исхода (по легенде из Галиции, цыгане — потомки черта и девушки из числа «фараоновых людей», преследовавших евреев; Гнатюк 1902: 33-34). Этносы могут также переживать «повторное» сотворение. В этом случае легенды говорят о «нынешних» цыганах (в Чермном море утонуло много цыган, их цари и начальники, их книги; теперешние цыгане — это потомки черта и хромой цыганки (Угорская Русь; Гнатюк 1897: 17); по другой версии из Западной Белоруссии, когда евреи выходили «с фараонской земли», к ним пристали некоторые «фараоны»; перейдя через море, они так и не нашли себе постоянного места — бродят по свету, крадут, просят, вера их неведомо какая; их неприкаянность до конца света объясняется Божьим наказанием за то, что они мучили евреев; Federowski 1897: 231) или «нынешних» евреях (легенда из ровенского Полесья о евреях — потомках единственной женщины, посочувствовавшей крестным мукам Христа; Белова 2004: 75). Фольклорные легенды, основанные на библейском эпизоде со строительством Вавилонской башни, призваны объяснить появление различных языков и наречий (см.: Белова 2004: 285-289, а также I.5). В контексте «библейской» истории. Появление различных этносов и сословий напрямую связано со священной историей в ее фольклорной интерпретации. В данном контексте прародителем «своего» этноса всегда оказывается «положительный» персонаж, чьи поступки или судьба могут служить моральной нормой. Так, в легенде, записанной от поляков в 1990 г. на территории бывшей Виленской губ., история Каина и Авеля завершается появлением «литвинов» и поляков. Первые — потомки злодея Каина, убившего своего брата; вторые — потомки «благородного Авеля» [«To Kain zostat Litwinem, a Abel, jego serce szlachetne, zostat Polakiem Kainska krew to chamska krew, litewska, a polska tagodna krew»] (Zowczak 2000: 140). Согласно закарпатской легенде, цыгане — потомки Каина: за убийство Авеля «всё Каиново плэмня всё проклянэно»; поэтому цыгане говорят, что хоть и имеют дома и хозяйство, но «коли прыйдэ на нас тот час, мы мусимэ йты, бо мы Каиново плэмня. Нас Бог прокляв...» (Бушкевич 2002: 12). По болгарской легенде, потомками Каина являются евреи: Бог обрек их на вечные скитания после того, как Каин убил своего брата (Банат, СбНУ 1963/51: 187). Данный сюжет, с одной стороны, соотносится с народными рассказами о происхождении социального расслоения общества: так, согласно представлениям поляков, потомки Авеля — это «господа», «короли», а потомки Каина — их вечные слуги, крестьяне (Federowski 1897: 149; Kolberg DW 7: 8). С другой стороны, в общеславянском контексте сюжет о Каине и Авеле оказывается «синонимичным» сюжету о сыновьях Ноя, которые тоже становятся «прародителями» разных народов: Иафет — русских и других славян, Сим — немцев, французов, англичан, Хам — турок и «разных эфиопов» (см.: Белова 2004: 71-72). Подобные представления сохраняют свою актуальность и в пределах микролокальных традиций. Так, согласно свидетельству, записанному в 1976 г. в окрестностях Хелма (юго-восточная Польша), жители с. Михаловце, противопоставляя себя жителям соседней деревни и городским обитателям, считали, что «my, tuteisi, pochodzi- my od Jafeta, tamci od Chama, a miejskie od Sema [мы, здешние, происходим от Яфета, тамошние (жители соседнего села) — от Хама, а городские — от Сима]» (Stomma 1986: 47). По болгарским легендам, болгары — этот потомки праотца Авраама и его сына Исаака, а турки — потомки «незаконнорожденного» сына Авраама Измаила, к тому же совершившего кровосмешение со своей матерью (СбНУ 1894/11: 74). Инцест и «фольклорная этнология». Инцест в народных представлениях — один из наиболее страшных грехов. В то же время мотив инцеста в фольклоре — один из самых популярных, поскольку фольклорное сознание стремится поддерживать традиционные нормы и правила поведения, благодаря которым в организованный социум не допускается хаос, стремится выработать способы защиты традиционных представлений о мире и спрогнозировать последствия их нарушения (см.: СД 2: 418-420). В славянских народных представлениях, связанных и инцестом, просматривается архаический пласт верований, трактующих это явление как изначально допустимое (ср. представление о первой паре людей — близнецах — как прародителях человеческого рода в различных мифологиях). Так, в болгарской легенде о грехопадении Адама и Евы говорится, что в течение 20 лет Ева рожала по двое детей в год, и население земли увеличивалось за счет браков между братьями и сестрами, пока не достигло 40 000 (по другим версиям 200 000) человек. Тогда Бог запретил родственные браки до третьего колена, а соединение более близких родственников стало считаться грехом (Ро- допи 1994: 21). В то же время, с точки зрения «народной этнологии», в результате инцеста появляются целые этносы. Ярким примером подобных представлений являются болгарские легенды о происхождении турок, в которых объединяются мотивы кровосмешения и скотоложства (оба явления — из разряда самых тяжких грехов). Согласно одной версии, турки — это потомки женщины (царской дочери) и собаки; от их связи родилось восемь («осем») детей, которые, в свою очередь сожительствуя со своей матерью, и стали прародителями всех остальных турок — «османцев». Согласно другим вариантам, царь берет в невенчанные жены красавицу, которая является дочерью овчара и собаки; когда приходит время родов, царь отправляет ее в далекую пещеру. Она рожает сына и, когда он входит в возраст, вступает с ним в связь для продолжения рода (СбНУ 1900/16-17: 307-308, 310-311). Таким образом, «чужие» этносы — это результат нарушения моральных норм среди «своих»; соответственно, они изначально грешные, а все их обычаи (в том числе и религиозные) воспринимаются как неправедные и греховные (подробнее см.: Георгиева 1996; Белова 2002). Появление различных языков и народов (в качестве альтернативы знаменитому «смешению языков» при строительстве Вавилонской башни) также связывается в фольклоре с сексуально-родственными отношениями. Так, согласно болгарской (Западные Родопы) легенде, у одного человека было 9 сыновей и 9 дочерей. Он женил старших на младших и таким образом умножал свой род. Самую же младшую дочь он оставил для себя. Возмущенные сыновья захотели убить его за это, но Господь «смешал» их языки и они не смогли составить заговор. А в результате появились разные «веры» — турки, болгары, татары (СбНУ 1963/50: 340). «Фольклорная этнология» и новозаветные события. Подобно тому, как Бог создал первых людей в начале времен, Христос также осуществлял творческую деятельность, в результате чего на свет появились «хохлы» и «москали». На Харьковщине (Купянский у.) рассказывали, что однажды Христос и св. Петр встретили свадебный поезд; пьяные поезжане стали насмехаться над бедно одетыми путниками. Того, кто советовал «бродягам» (Христу и Петру) заняться хлебопашеством, Христос определил быть «хохлом»-хлеборобом; тому, кто смеялся над босыми путниками, — быть «москалем», плести лапти и всю жизнь в них ходить; а тому, кто дразнил путников, крича «Ве-е-е!», выпала участь быть медведем (Булашев 1992: 154). В Подолии рассказывали, что Бог сотворил сразу все народы — турок, татар, немцев, русских, не было только среди них «москаля», сотворить которого попросил св. Петр: «Коли вже е вс народи, сотвори ще i москаля». Бог велел Петру поднять камешек, из-под которого тотчас же выскочил «москаль», схватил Петра за бороду и стал требовать у него «пашпорт», угрожая при этом полицией. Петру пришлось дать «москалю» на горилку, чтобы тот отцепился. «От з то!' пори i москалi чшляются до таких людий, що вони пашпортав не мают. А до того часу шхто i не знав, що то пашпорт! де хто хтав, там ^ов, i шкого не питався, чи можна де i™» (Левченко 1928: 243-244). Некоторые особенности внешности, жизни и обычаев различных народов также объясняются через соотнесение с библейскими (евангельскими) событиями: евреи не имеют пристанища, так как на них лежит вина за распятие Христа; цыгане просят милостыню, потому что помогали евреям распинать Христа. В славянской народной культуре эти два народа отмечены печатью неприкаянности, чья гонимость и «выключенность» из обычного с точки зрения славян образа жизни объясняются неким неблаговидным поступком, совершенным в прошлом. Этиологические легенды относительно евреев и цыган имеют ряд схожих мотивов: оба народа обречены на скитания, потому что «в начале света» еврей или цыган, пытаясь подражать Христу, пытался оживлять людей, но потерпел неудачу (Белоруссия, Галиция, Угорская Русь, Подолия; см.: Federow- ski 1897: 11; Гнатюк 1897: 59-62; Гнатюк 1902: 103-105; Левченко 1928: 79-80); потому что спутник Христа (еврей или цыган) обманывает его, за что Христос и прогоняет его от себя и отказывает евреям и цыганам в твердой вере (Галиция; см.: Гнатюк 1902: 105106, 107-109); потому что евреи распяли Христа (о.-слав. сюжет), а цыган сделал лишний гвоздь для распятия — вдруг сгодится? (Галиция; см.: Гнатюк 1902: 115). В волынском Полесье рассказывали, что цыгане обречены на вечное прошение милостыни, потому что сделали гвозди для распятия Христа: «Про цыган, шо вони ходять просыть милостыню. Тоже, колы Исуса Хрыста роспъялы, трэба було гвиздкы зробыты, шоб его прыбыты. Ниякый народ нэ зробыу, нихто нэ хотиу робыты, а цыгане зробыли. И от там хто — Исус Хрыстос, чы Бог — проклял и сказал, шо вы будэтэ до кинця вику, по свиту будэтэ ходыты просыты милостыню. За тэ, шо зробыли гвиздкы. То и по- заучас цыганы ходять, просять» (С. М. Кошелюк, 1965 г. р., Пески Ре- чицкие Ратновского р-на Волынской обл., 2000, зап. О. В. Белова). Евреев и цыган — преследуемых и преследователей — объединяет и сюжет фольклорных рассказов о библейском Исходе. И Моисей со своим народом, и преследователи («фараоны», «орабы», «цыгане») обретают в новых землях общую судьбу — им не находится места в мире, куда они пришли «из Египта»: «Ну! оны потопылыса тэи. Воны тэи потопылыса, а тэи пэрэшлы — и тэи пэрэшлы, орабы. То-то орабы, то воны... мы звалы цыганы, орабы. Бо, бачтэ, у йих, шо як воны пэрэйшлы, орабы и цыганы, то у йих ужэ тут нэ було зэмли. Воны бэззэмэльны У йих поля не було, воны выйшли, ек Мойсей вывеу [из Египта], и у йих поля нэ було — и у жыдиу, и у цыганиу. А цыгане по милостыню ходыли. До людэй прыдэ и просыть — подари, подари... И муситэш подариты! То наш батька кажэ: „Давай, — на матэря. — Давай. Бо, — ка, — воны от Бога, у йих нэма зэмни, то шо ж воны будуть тое... йим... йих прокормы- ты“» (В. Г. Супрунюк, 1931 г. р., Мельники Ратновского р-на Волынской обл., 2000, зап. О. В. Белова). Так в народном сознании евреи и цыгане становятся «чужими». Однако далее фольклорные судьбы этих этносов расходятся. Почему это происходит, объясняют легенды о распятии Христа. Во всех славянских легендах на этот сюжет евреи — жестокие мучители, изо всех сил старающиеся усугубить мучения Христа. Цыгане же в ряде легенд выступают как сочувствующие. В Полесье рассказывали, что право цыганам «клясться», ничего не бояться, красть и просить милостыню было дано за то, что цыган оказался причастным к спасению Христа: «Христа распяли, прибили ноги, руки, хатели в серце гвозь прибить. А цыганка гаварит: „Не трогайте, не забивайте, ужэ забили!“ А там муха сидела — на груди Христа — и кроу была, как бутто забили гвозь. Паэтаму цыганкам па- душаця — клясця душой — можно, а другим нельзя» (Е. К. Голубева, 1914 г. р., Присно Ветковского р-на Гомельской обл., ПА 1983, зап. Л. Александрова). «Поймали Исуса Хрыста июды (жыды). Забили ему гвозди уже в руки и в ноги и привели цыгана, и говорят: „В лоб забей гвоздя“. А тут раз — да й муха села на лоб. Цыган прысавиу муху [так что стало похоже на шляпку гвоздя]. А гвоздя бросиу в рэчку, и зро- бився з етого вьюн. [Божья Матерь сказала цыгану: „Ты не будешь ничего бояться“. Вот и сейчас цыгане ничего не стыдятся и ничего не боятся]» (Каменное Рокитновского р-на Ровенской обл., ПА 1978, зап. А. В. Гура). «Исуса Хрыста роспинають. Наложыли ёму тэрэнь. Цыгана заставыли гвозди зробыты. [Когда распинали Христа, четвертый гвоздь] цыган в зэмлю втыкнув. Тут хрон (вар-т: хрин) вырос из гвоздя. То з гвозьдя цыганьского» (Е. С. Ильюх, 1900 г. р., Уховецк Ковельско- го р-на Волынской обл., ПА 1979, зап. А. В. Гура). «Як Исуса Хрыста распынали и гвоздя положылы, такого великого, шоб голову прыбыва- ти. А цыган прыкрався, вкрав того гвоздя. А як бы, того, не вкрав цыган гвоздя, голову б ишо Исусу Христу прибили б. От як уже Бог отпустив крадуч. И краскою мазнув заместо гвоздя. Уже йим не грих красти. То-то нам грих, а цыганам отпушчано, отпушчаны грих, бо воны гвоздя вкралы и спаслы» (Речица Ратновского р-на Волынской обл., 1997, зап. Г. И. Кабакова; Белова, Кабакова 2001: 43). Сходные сюжеты, объясняющие право цыган на ложь и обман, известны по всей Украине (см.: Булашев 1992: 157-158; Белова 2004: 80-81). С этого момента (если попытаться выстроить некую «фольклорную хронологию») и начинает ощущаться принципиальная разница в восприятии славянами евреев по сравнению с другими этническими соседями (цыганами, турками, татарами). Эти, бесспорно, «чужие», но в ряде случаев (например, при принятии крещения) они воспринимаются больше как «другие», «иные». На евреев остается возложена «вечная» вина за распятие Христа и им навсегда отводится роль «чужого» народа (подробнее см.: Белова 2004: 75-76). «Фольклорная этнология» в свете народной демонологии. В народных легендах ответственным за разнообразие этнической картины мира оказывается также черт. Согласно украинской легенде, черт решил сотворить кого-нибудь, подобного себе. Накидал в котел смолы и всякого «з^ля» и стал варить. Первым он выварил «мужика» («хохла»-украинца). Решив, что «недоварил», черт через некоторое время выловил из котла «ляха». Опять недоварил! Следующим оказался «немец», потом «татарин». Черт решил, что еще чуть-чуть, и выйдет у него некто, во всем ему подобный. Но недосмотрел и переварил — вышел «жид», «хитрейший и розумнейший», который может обмануть самого черта (Булашев 1992: 146). Черт может быть и «прародителем» целого народа. Об этом — карпатская легенда о происхождении гуцулов (аналогичный сюжет зафиксирован в Галиции и на территории бывшей Угорской Руси относительно цыган, которые считаются потомками черта и хромой девушки из числа «фараоновых» людей, преследовавших евреев во время их исхода из Египта; см.: Гнатюк 1902: 33-34; Гнатюк 1897: 17). Итак, гуцулы — это потомки девушки и черта, заманившего ее в свою «скалу» и за семь лет наплодившего с ней многочисленное потомство — «шчо година — усе дитина». Те из них, кого успели окрестить ксендзы, стали гуцулами, которые всегда весело глядят на высокие горы (откуда они и произошли), весело играют на свирелях и даже зимой ходят с голой грудью — не боятся мороза (Гнатюк 1902а: 57-58). Вариантом этого сюжета можно считать карпатскую легенду «Чому волохи носять кущ сорочки», согласно которой «волохи» (овчары) носят короткую одежду и дуют «у тугу» (в трубы), потому что так повелел их родитель — «бща» (черт), укравший царскую дочь и прижившей с ней потомство (Гнатюк 1902а: 58-59). «И тут прышоу сабака...». Мотив происхождения различных этносов от животных или превращения «чужих» в зверей и птиц — один из самых распространенных в этиологических легендах. Отразился он и в этнокультурном диалоге между восточными славянами и поляками, где центральным персонажем, благодаря которому появляются на свет «москали», «хохлы», «литвины» и «ляхи», является собака (ср. СУС -777**; подробнее см.: Белова, Виноградова 2002). Мотивом, объединяющим все эти легенды, является мотив человека из теста (муки, творога — подробнее см.: Толстая 1998: 26-27), при этом из этих «непрактичных» материалов обычно сделаны «чужие» (т. е. «неправильные») народы. В украинской легенде рассказывается о том, что, когда не было еще на свете ни «хохлов», ни «москалей», святые Петр и Павел отправились на место, где сейчас находится Москва, и стали делать людей. Петр делал «хохлов» из пшеничного теста, а Павел «моска лей» из красной глины (потому «москали» все рыжие). Святые оставили каждый свой народ сушиться на солнце, пришла собака и съела пшеничных «хохлов», а глиняных «москалей» испоганила (с них начала стекать глина, потому «москали» пузатые). Св. Петр погнался за собакой и стал бить ее палкой, из собаки посыпались «хуторки» и «слободы» (с тех пор украинцы и живут в таких селениях) (Харьковская губ., Купянский у.; Булашев 1992: 153-154). О происхождении этнических соседей «литвинов» (так называли на Украине белорусов, живших на территории Великого княжества Литовского) украинцы Черниговщины рассказывали, что однажды св. Петр спросил у Бога, почему есть всякие народы, «а от л^вишв немае зовим?». Бог велел ему сотворить литвина, которого Петр и сделал из пшеничной муки, но его творение съела собака. Тогда св. Петр стал бить собаку и выбил из нее столько литвинов, что Бог удивился: «Куда ты их всех денешь?» — «Найдется им место и по-над Десною, и по-за Десною», — ответил св. Петр (Булашев 1992: 156). Обыгрываются в украинских этиологических легендах и польские фамилии: Бог сделал поляка из теста, но его съела собака (представителей других народностей — «москалей», французов, татар, ногайцев — Бог слепил из глины). Рассердившись, Бог ударил собаку о мост — вышел «пан Мостовецкий», ударил об землю — вышел «пан Земнацкий» (Драгоманов 1876: 194; Булашев 1992: 156). По легенде из Подолии, Бог провинившегося «пса вхопив за ноги, давай ним махати! I де тшько вилитшо з пса, чи на пень, чи на землю, чи на яку звiринy, то з того повстав лях [Пеньковст, Земяньст, Коньст]» (Левченко 1928: 243). Согласно другому варианту, ангел ударяет провинившуюся собаку о разные деревья — соответственно, появляются шляхтичи по фамилии Вербицкий, Березовский, Буковский, Яворский (Пять легенд 1898: 113). По преданию из Речицкого Полесья, Бог вытрясал панов из собаки, «ухашуши сабаку за хвост а з саба- ки сыплюцса паны i бегуць куды вщ, а дзе каторы астановщса, так Бог его i называе. Астанавiуся пад берозаю — пан Березоуст, пад дубам — пан Дубшт, пад ольхаю — пан Альховiч, пад гарою — пан Падгурст, а як каторы ачнууся за балотам або за рекою, то пан За- блоцт i пан Зажецт» (Толстая 1998: 27). Растительный код фигурирует и в варианте этого сюжета из Галиции: в давние времена у «шляхты» не было собственных имен, и чтобы как-то различать друг друга, они по совету «мудрой жинки» накормили своих собак и стали наблюдать, куда какая собака отправится отдыхать. Собаки разлеглись в тени разных деревьев, а их хозяева получили соответствующие имена: Дембицкий, Грабовецкий, Яворский, Липинь- ский, Лищиньский, Малиновский, Вишнёвский, Яблоньский (Гнатюк 1899: 172). В обсценном рассказе из Подолии «паны» Корча- ковский, Листовский и др. появляются там, где справила нужду собака черта (Левченко 1928: 243). В белорусской легенде из Минской губ. отмечается, что первого шляхтича Бог сделал из творога и его, естественно, съела собака («кундэль»). Рассерженный Бог прогнал собаку, сказав, чтобы она бежала по свету и за что ни зацепится, из того выскочит шляхтич. Так и появились на свете Березовские, Каменские, Хомутовские, Твороговские. Их и дразнят соответственно: «Шляхцщь-махцщь, кундэлю сын!» (ЛгП: 92). Этнологические легенды, как показывает материал, отражают вполне живую традицию фольклорного самоосознания себя в окружающем мире и во взаимоотношениях с этническими соседями. В традиционной культуре подобный жанр, интерпретируя реальные или мнимые особенности национального характера, в значительной степени способствовал формированию определенных этнических стереотипов (сравним типологически сходную роль, которую играют «этнические» анекдоты в современной городской культуре). Через процесс дистанцирования себя от «других» каждая этническая группа пыталась осмыслить (в привычных для нее категориях и терминах) свою непохожесть и свое отличие от соседних народов, утверждая при этом свою идентичность и свою систему ценностей.