ГЛАВА V РЕЛИГИОЗНЫЕ ОБРЯДЫ И ВЕРОВАНИЯ
Ислам суннитского толка распространился среди ногайцев во времена Золотой Орды, когда «перед мусульманским духовенством открылось широкое поле для миссионерской деятельности» [Сафаргалиев, 1960.
С. 46], хотя, по мнению более детально исследовавшего этот вопрос А. А. Ярлыкапова, «стал проникать к тюркским племенам - предкам ногайцев, видимо, с X-XI вв. Массовая их исламизация проходила в составе Золотой Орды» [Ярлыкапов, 1999. С. 14].Первым мусульманином на троне Сарая стал брат Батыя - Беркс, вступивший в войну со своим двоюродным братом - ильханом Ирана Хут- тагу. «Наконец, царевич Узбек, отравив хана Тохту в 1312 году, победил хана Белой Орды Ильбамиша (1315-1320) и объявил ислам государственной религией Золотой Орды» [Гумилев, 1993. С. 537].
А. А. Ярлыкапов, на более обширных данных исследовавший ислам у ногайцев, пишет следующее: «Показательно, что и все народные предания ногайцев связывают принятие ими ислама с Золотой Ордой и «Султаном Бабат кулем». Султан Бабаткуль - это широко известный среди казахов, каракалпаков, узбеков и ногайцев святой, известный как Баба Туклес. К этому
святому, а через него и к одному из четырех праведных халифов возводили свою генеалогию правители Ногайской Орды, потомки золотоордынского беклярибека Едигея. Народные предания таким образом отразили огромную роль суфийских шейхов если не в исламизации, то по крайней мере в укреплении ислама на обширных степных просторах Евразии. На основе дошедших до нас свидетельств можно заключить, что среди ногайцев ислам в средние века бытовал в основном в форме суфизма ветвей йасавийа и накшбандийа. После потери политической самостоятельности и переживания трагедии мухаджирства ногайцы потеряли собственные суфийские традиции, и в XIX-XX вв. исламский мистицизм среди них был распространен незначительно, да и имел не местное происхождение (из Бухары, Дагестана или Чечни).
С начала исламизации до начала XX в. ногайцы были мусульманами-суннитами, следовавшими религиозно-правовой школе имама Абу-Ханифы» [Ярлыкапом, 1999. С. 14-15|.Ногайцы, имеете с тем, помнят, что их предки были «огнепоклонниками» и «идолопоклонниками» [Керейтов, 1980]. Племена наймам, керейт примяли христианство в начале XI в. благодаря несторианским купцам; после «того мервекий митрополит отправил к ним (в Монголию) священников» [Бартольд, 1964. Т. 2. Ч. II. С. 290]. Интенсивное проникновение ислама в среду ногайцев можно отнести к началу XV в., когда «Едигуй обратил и обращает постоянно татар в магометанскую секту» [Клавихо, 1881. С. 342].
Существует еще мнение С. М. Червонной, что «исламское начало существовало в ногайской культуре с очень прочными и длительными, доисламскими, языческими традициями. К ним относится прежде всего традиция сооружения каменных изваяний (балбалов), среди которых типологически преобладают мужские фигуры воинов. Общая для многих племен тюркского каганата, для степной культуры кочевников Евразии ранней средневековой поры, эта традиция дольше всего сохранялась в половецко- кыпчакской среде (в Ногайской степи) и не прервалась сразу ни после монгольского нашествия, ни после официального принятия ислама ханами Золотой Орды» [Червонная, 2000. С. 237].
Главным духовным лицом считался муфтий, затем шли помощник муфтия, эфенди, мулла, ахуны, кади (духовный судья).
Службу отправляли в мечетях. Ногайское духовенство играло большую роль в жизни не только своего народа, оно активно влияло на распространение ислама и среди соседних народов. Например, адыгейцы еще в середине XIX в. говорили: «У нас одни муллы и кадии мусульмане, но они из Турции или из ногайцев: только два человека из тысячи у нас читают Коран» [Очерки..., 1957. С. 281]. Влияние ногайских миссионеров-мусульман претерпели и абазины [Лавров, 1955. С. 35].
Следует отметить, что ислам был больше распространен среди оседлых ногайцев, имевших возможность строить мечети и иметь при них духовные школы.
Кочевая часть населения была меньше подвержена религиозности. Об этом писали в XIX - начале XX вв. некоторые путешественники и очевидцы. Один из них отмечал, что кочевые ногайцы «не имеют мечетей и не всегда заменяют вместо их кибитки» [Павлов, 1842. С. 23]. Но в то же время население старалось обучаться мусульманской грамоте. Кочевые ногайцы летом детей учили в юртах, а зимой в утепленных и отапливаемых землянках. Учителями были лица мужского пола, знавшие арабскую грамоту. В письме барона Розена генералу С. Блудову от 7 мая 1836 г. сказано: «В степных местах устроено уже до 50-ти мектебов или молитвенных домов грамотными духовного звания ногайцами» [АКАК. 1876. Т. VII. С. 772]. Оседлые же аулы имели стационарные мечети. При этом в одном ауле могло быть несколько квартальных и одна главная мечеть (юма мешит). Например, в конце XIX в. в а. Канглы было 12 квартальных и одна главная мечеть, в а. Тохтамышевском - 4 квартальных и одна главная. Таких примеров было много.Исследователь книжной культуры ногайцев А. X. Курмансеи- това на основе множества фактов в своей книге «Древо познания» (к сожалению, изданной только на ногайском языке «Байтерек- тинъ байлыгы») пишет, что ногайцы учились в учебных заведениях Крыма, Стамбула, Казани, Астрахани, Дамаска, Бухары [Кур- мансеитова, 1996. С. 43]. Естественно, привозили оттуда знания не только по мусульманской культуре.
В архитектуре мечетей нашли отражение элементы материальной культуры многих народов, в том числе и ногайцев. На фасадах мечетей мы найдем отпечатки культурных традиций русских,
казахов (мечети в Семипалатинске, Петропавловске, Павлодаре и др.), башкир (культовые сооружения в Уфе, Оренбурге и др.), ногайцев (мечети в Астрахани), немцев (мечети в Саратове) и многих других народов [Халитов, 1991. С. 17].
Факты, таким образом, свидетельствуют, что приобщение ногайцев к исламу шло интенсивнее среди оседлого населения, а среди кочевников жили традиции родоплеменного строя, выражавшиеся в отдельных родовых аулах, что создавало условия для сохранения доисламских верований.
Естественно, ислам, как и у других народов, своих приверженцев находил в первую очередь среди верхушечных слоев, которые затем способствовали строительству мечетей, обучению детей в примечетских школах, а затем и в медресе. Низшие слои общества обучались главным образом мусульманским обрядам и молитвам, которые были первой необходимостью при выполнении исламских правил по время похорон, различных праздников.
Надо полагать, что ислам внедрялся в быт и сознание ногайцев постепенно, иногда даже вплетая в собственные обряды и обычаи многие домусульманские верования. Такую преемственность в религии заметил Ф. Энгельс и написал, что «...религия всегда сохраняет известный запас представлений, унаследованный от прежних времен» [Маркс и Энгельс. Т. 21. С. 315]. Об этом можно судить и по тому факту, что даже в настоящее время у ногайцев сохранились три термина, обозначающие верховное божество: «Алла», «Къудай», «Танъри». Алла и Къудай обозначают бога всех мусульман. Но при этом слово «Алла», как известно, пришло из арабского языка, а «Къудай» - из персидского. Танъри у ногайцев обозначает, как и у всех тюркоязычных народов, древнее небесное божество, хотя споры относительно Танъри - Тенгри - продолжаются. Обстоятельно этот вопрос рассматривает В. Н. Басилов. Он пишет: «Между тем само слово «тенгри» неоднозначно: оно обозначает и небо, и, пожалуй, чаще - божество. Об этих двух значениях писал еще Макдиси (X в.), сообщая, что формула «бир тенгри» у тюрков подразумевает «един господь» [Кумсков, 1972. С. 109]. В значении «бог» оно ясно зафиксировано и во многих других источниках - у Ибн-Фадлана (X в.), Махмуда Кашгарского (XI в.), Михаила Сирийца (XII в.), в тюркских манихайских и буддий
ских текстах [Ковалевский, 1956. С. 125-126; Кошгарий, 1960. Т. I. С. 87; 1963, Т. III. С. 387; Гусейнов, 1978. С. 138; Агаджанов, 1971. С. 181]. Показательно, что в языках многих тюркских народов, принявших ислам, слово «тенгри» (в разных фонетических вариантах) означает «бог», «Аллах».
В таком значении его употреблял Бабур (XVI в.) [Бобирнома, 1960. Б. 5]. Некоторые источники ясно передают суть так называемого «культа неба». «Вэйшу», например, сообщает, что хан «собирает прочих (людей) и при реке приносит жертву духу неба» [Бичурин, 1950. С. 230-231]. Это же сообщение приведено в летописи «Чжоушу» [Liu Mao-tsai, 1958. Bd. I. С. 458]. Есть и другие доказательства того, что древние тюрки поклонялись божеству неба» [Кляштормый, 1977. С. 131-132; Басилов, 1992. С. 21].Ислам, став господствующей религией, тем не менее вобрал в себя многие первобытные суеверия и обычаи, которые сохранились среди ногайцев.
На некоторые элементы пережитков язычества в похоронном обряде татар было обращено внимание ученых [Татары..., 1967. С. 347]. Отмеченные у них пережитки мы встречаем и у ногайцев. Покойника обертывают в саван (кебин). Считается, что это мусульманский обычай. Но такой же порядок соблюдается у немусульманских коми, тувинцев. Это же соображение можно отнести и к могиле с нишей сбоку (подбоем) - алагат. Аналогии были у могил сарматов-аланов [Татары..., 1966. С. 348]. Не без основания татарские ученые связывают наличие слова «куйдык», также как у ногайцев «къойдыкъ» - «положили», «оставили», с пережитком наземного захоронения. Слово же «коьмдик» обозначает буквально «зарыли», что ближе к мусульманскому. Даже в настоящее время ногайцы используют слово «къойдыкъ» в значении «похоронили».
У ногайцев до недавнего времени сохранялся термин «оба», обозначающий могилу. Как проклятие сохраняется фраза: «Ер обсын» («Да проглотит тебя земля»). Термин «оба» существовал у многих народов. «Обо (оба) - в древности место поклонения у монголов и тюрков. Обычно - это место погребения предков» [Валиханов, 1961. С. 113]. Моральные устои, существовавшие у ногайцев, главным образом отвечали требованиям мусульманской
религии, поэтому она не испытала особых затруднений в своем влиянии на народ. Если в прошлом объектом высмеивания были служители доисламских верований, теперь их место заняли эфенди, кады, муллы и т.
д. Надо заметить, что подготовка этих кадров велась достаточно планомерно. Например, мусульмане, в том числе и ногайцы, проживавшие в Северном Причерноморье и в Приазовье до XIX в. входили в Бендерский муфтият, а в начале XIX в. подчинились духовному правлению в Симферополе, другие - в Астрахани, Казани. Поэтому было много служителей религии, обучавшихся в высших мусульманских учебных заведениях не только Симферополя, Астрахани, Казани, но и Стамбула, Каира, Дамаска, Самарканда и т. д.В то же время следует отметить, что ислам не получил широкого распространения среди всех групп ногайцев. По всей видимости, кочевая часть населения долго сохраняла доисламские верования. Эго и попятно, ибо ислам пустил крепкие корпи больше среди оседлого населения. До настоящего времени жива поговорка: «Оразасы йок, намазы йок, онъган авыл жембойлык» («Нет Уразы (поста), нет молитв - счастливый народ джембойлук»). По истории известно, что джембойлуки окончательно осели только в начале XX в.
Среди ногайского населения лица, посетившие исламские святыни в Мекке, получали звание «аьжи». Наибольшим благим пожеланием было «аьжи-карт бол», «аьжи-куртка бол» (будьте «аьжи» - стариком, старухой). Иногда такому человеку приписывались черты святого. Совершить паломничество мог в большинстве случаев только материально обеспеченный человек. Он же имел возможность своевременно исполнять пятикратную молитву в день - одну из главных заповедей ислама, бедняки не всегда придерживались этих правил. Внедренные в быт народа мусульманские праздники вплетали многие языческие обряды. Исполняемый в настоящее время Ораза-байрам в прошлом связывался с культом предков, когда выпекали в масле обрядовые лепешки (бауырсак) и угощали ими не только гостей, но и относили соседям. Считалось, что запах этой пищи вкушают и духи предков, якобы присутствующие по обрядовым дням в родном доме и дворе.
В этой связи небезынтересен сам погребальный обряд ногайцев, вобравший некоторые элементы, присущие доисламским ве
рованиям народов Средней Азии, Казахстана, Сибири, Поволжья, Северного Кавказа.
По обычаю, ногайцы тяжело больного одного не оставляли. Заметив, что больной уже умирает, родные вызывали духовное лицо. В его присутствие умирающий мог сделать завещание (оьсиет). «Духовные завещания, хотя и бывают у магометан, но не письменные, а лишь только словесные и буде душеприказчик завещает имение по линии своего семейства и родственников», - читаем в отношении ногайцев Северного Причерноморья [Schlatter, 1836. S. 136]. Громкий плач родных извещал о смерти больного. Находящиеся в доме женщины распускали волосы и, царапая лицо, с плачем выходили на улицу.
Около дома покойника собирались соседи, близкие. В другие аулы для извещения родственников отправлялись верховые горе- вестники (атлылар) (и в настоящее время, даже если горевестник приехал на машине, говорят «атлы келген» - приехал на коне горевестник). Всадник при этом садился (и сходил) на коня не слева, как общепринято, а справа. О смерти говорили не прямо, а иносказательно: такой-то остался, ушел (калгъан, кешкен). По поверью, дух человека никогда не умирал, а оставался «на этом свете».
Прибывавшие родственники спешивались на расстоянии и с громким плачем и словами «бавырым-ав, тувганым-ав» («мой родной», «мой близкий») подходили к дому, где лежал покойник. «Не доезжая нескольких шагов до кибитки или сакли покойника, посетители сходят со своих лошадей и своим раздирательным стоном, криком и отчаянным сетованием дают знать о своем прибытии для того, чтобы разделить общую горесть с осиротевшим семейством» [Народы России, 1880. С. 278].
Плакальщица (бозлавшы), обычно в стихотворно-речетативной форме, рассказывала о покойнике, его жизни, достоинствах, предрекала хорошую загробную жизнь. Оплакивали также и в годовщину смерти.
Родные и близкие покойника надевали темную траурную одежду. «Часто мужчины, родственники покойного, в знак своей скорби и печали надевают на голову траурную шапку особого покроя. Эта шапка снимается по истечении года со дня погребения того, в честь кого она была надета» [Народы России, 1880. С. 278].
Хоронили в день смерти, а если смерть наступала после обеда, то на второй день. Тело покойного (леей) обмывали мойщики. Женщину обмывали женщины, мужчину - мужчины. При отсутствии мойщика-профессионала духовное лицо и родные обмывали сами.
Перед обмыванием тело укладывали на специальное деревянное ложе (табыт), подставляя под него корыто. Из предназначенной для облачения покойника материи (кебин) отрезали часть и делали из нее рукавицы для обмывания. Затем покойника облачали в белый саван, состоявший из трех частей (у женщин - из пяти). Саван завязывали у головы, колен и щиколоток.
Могилу копали молодые мужчины. Глубина могилы для мужчин доходила до пояса, для женщины - выше груди. Детские могилы были неглубокие. На южной стороне могилы делали подбой (ала- гат), где и помещали покойника.
Похоронные обряды у богатых и бедных различались. Это касалось не только материальных затрат. А.-Х. Ш. Джанибеков сообщает, что в случае смерти князя или мурзы их подвластные обязаны были расцарапать лицо, поплакать, порвать одежды. Плакали семь дней - если умер мужчина, три дня - если умер мальчик, а также не выходили на полевые работы [Джанибеков, 1935. Сокровищница... Л. 10]. Один из архивных документов подтверждает: «Похороны мурз в настоящее время совершаются по мусульманскому обычаю, то есть без всяких торжественностей, а до этого пользовались особой церемонией» [ГАКК. Ф. 348. On. 1. Д. 9. С. 41]. Свидетель похорон мурзы Измаила Алиева писал: «На площадке, против Измайловых саклей, стояли два его коня, на каждом из них были надеты любимые его сбруи и повешено полное рыцарское его вооружение: панцири, колчаны со стрелами, сабли, луки и прочее. Вокруг находилась толпа жен и рабов. Измайлова жена, сестра и другие женщины были тут с распущенными по лицу волосами... многочисленная толпа, стоявшая в кружок около измайловских лошадей, обращалась против течения солнца, плакала, кричала, драла волосы, царапала себе лицо» [Алиев, 1829. С. 446].
Заложив подбой саманным кирпичом, могилу засыпали. У изголовья ставился камень (басказык) с родовым знаком покойного, звездой с полумесяцем, иногда датой смерти (рис. 26-29).
Шт
.V.- І №
Р и с. 26. P. X. Керейтов у надмогильного камня (басказык) с тамгой. Сеитовка. 1985 г. (фото С. Уталиева)
Рис. 27. Надмогильные камни (басказык). Икон-Халк. 1986 г.
(фото Ю. Матакаева)
Р и с. 28. Надмогильные камни (басказык). Эркин-Юрт. 2007 г. (фото Р. Атуова)
Р и с. 29. Фрагменты надмогильных камней. Эркин-Юрт. 2007 г. (фото Р. Атуова)
Надмогильный холм был небольшим. Однако, по упоминанию Жана де Люка, в XVII в. ногайцы насыпали над могилой большие курганы земли [Жан де Люк, 1879. С. 478]. Некоторое своеобразие могил зафиксировано археологами [Сизов, 1889. С. 90-97, 134— 135; Минаева, 1954. С. 296-298].
Родные и близкие после похорон возвращались во двор покойного с плачем, который подхватывали находящиеся там женщины. В тот же день устраивали поминки. Пищу в доме покойника семь дней не готовили, а приносили ее родные и соседи. Поминки устраивались также на 7-й, 40-й день и в годовщину смерти; «поминки сопровождаются угощением, состоящим из мяса, чуреков, чая, кымыза, бузы, айрана» [Архипов, 1858. С. 350].
Похоронный обряд ногайцев вобрал многие элементы дому- сульманских верований. В этом отношении интересно то, что на протяжении 40 дней в доме, где умер человек, вечерами зажигали лампу. Эта традиция сохранилась и до настоящего времени. Такой обычай у киргизов С. М. Амбрамзон связывает с культом предков и сравнивает с казахским, у которых «когда умирает человек, то его аруаху-духу зажигают по одной свечке каждый день до сорокового дня или только четыре дня... Полагают, что до сорока дней дух умершего посещает свою юрту и узнает о расположении детей; для того каждый день до зажжения свечи в сумерки отворяют дверь, наполняют одну чашку кумысом и в дверях постилают белую кошму, готовят прием для покойника. Все присутствующие в юрте, прочитав Коран, выставляют чашку аруаху и зажигают свечку» [Абрамзон, 1971. С. 320; Валиханов,
- С. 113].
В похоронном обряде сохранялся обычай захоронения в родовом кладбище или родовом участке земли на кладбище. Такой порядок встречается не только у ногайцев и их современных соседей, но и у далеких их бывших соседей - народов Средней Азии. Например, «...в недалеком прошлом среди киргизов сохранялся обычай погребения на особых кладбищах членов одного «родового» подразделения; нередко и сейчас можно встретить захоронение в одном месте членов небольшой семейно-родственной группы» [Абрамзон, 1971. С. 323]. В этой связи вызывает некоторые аналогии и термин «кёр», бытующий у ногайцев. Даже существует
поговорка: «Коьреегин коьрмей коьрге кирмес» («Не увидев положенное на этом свете, не войдет в кор», т. е. могилу). Дело в том, что им в народе иногда называют могилу, хотя есть и другой общераспространенный термин - «мезар». У киргизов этим термином называют могилы с катакомбой - кёр [Абрамзон, 1971. С. 324]. Не было ли так у ногайцев в прошлом? Таких вопросов возникает много, если мы подробнее рассмотрим верования ногайцев.
В верованиях ногайцев наслоились отзвуки разных эпох и разных религиозных воззрений. Приведем некоторые из них. По сообщению И. Ф. Дубровина, ногайцы верят «в тактир (предопределение), в существование духов добрых и злых и убеждены, что последние подстрекают человека к греху, веруют в воскресение мертвых, Страшный суд, в существование рая и ада» [Дубровин, 1871. С. 272]. По рассказам информаторов, умерший ночами будто выходит из могилы в белом саване и бродит по аулу. Душу умершего, призрак называют в народе аруак. Если он встретит кого-то, может передать ему свое одеяние и гот утром уходит в могилу, а «покойник со своей душой» остается жить на земле. В этой связи можно привести представление ногайцев об оборотне (обыр). Душа умершего может остаться на земле и творить злые дела: принять обличие кошки и воровать яйца кур, в обличии старухи проникать ночью в сарай и выдаивать молоко у коров, заводить скот в неизвестные места, чтобы их не находили хозяева и т. д. Наличие колдуна («убыр») и превращение душ «нечистых» покойников в злое существо были присущи многим народам Поволжья, Приамурья и Сибири. Как и Албасты (Албаслы), его олицетворяли в образе злого духа - женщины. Интересно то, что этот образ известен в мифологии не только тюрков, но и финно-угров, славян. Он звучит по- чувашски «вопыр», у коми-зирян - «упыр», у удмуртов - «убыр», у украинцев - «упырь», у белорусов - «вупор». По исследованию С. А. Токарева, упырь в славянской мифологии - это чаще всего умерший колдун [Токарев, 1957. С. 42].
С верованием в загробное существование человеческой души можно связать следующее явление. Слово «тул» у ногайцев обозначает траур. Но вместе с тем у некоторых народов, в частности у киргизов, был обычай делать в доме умершего мужчины подобие
куклы (тул), которая должна представлять покойного. На поставленную вертикально подушку надевают халат покойного, сверху кладут его чалму. Изображение ставят в углу и отгораживают занавеской. Изображение умершего сохраняется в доме до устройства тризны, т. е. в течение года [Абрамзон, 1971. С. 328]. Не связан ли термин «тул» с аналогичной куклой у ногайцев? По значению он близок к такому понятию, ибо обозначает траур. По-видимому, со временем понятие «кукла» забылось и постепенно перешло в понятие «траур». Но такое суждение требует дальнейших подтверждений. В этой связи можно остановиться на следующем небезынтересном явлении, встречающемся у ногайцев и в настоящее время. Обычно, как правило, при подготовке могилы ее длину соразмеряют с ростом покойника. Рост покойника измеряют только деревянным прутом, который оставляют зарытым в могиле. Истории известно, что у некоторых тюркских народов существовала погребальная кукла, которую оставляли в могиле рядом с трупом покойного. Так было, например, в погребениях Оглахтинского мо- гильиика, что в Хакасии [Кызласов, 1960. С. 104].
Данные о таком приеме позволяют сказать, что захоронения, связанные с куклой, с чем имеет некоторое сходство ногайский обычай оставления деревянного прута, связан с домусульманским обрядом погребения и отражает заботу о душе покойного в загробном мире.
Близкие родственницы при оплакивании покойника царапали лицо, распускали волосы, а эти виды оплакивания вытекают из доисламских культов и не имеют отношения к ортодоксальному мусульманству [Снесарев, 1969. С. 132]. К доисламскому обряду во время похорон, возможно, относится и то, что всадник, который извещал о смерти, обычно спешивался и садился на коня не с левой стороны, как было общепринято, а с правой стороны. С доисламскими верованиями, по-видимому, связана и роль профессиональных омывальщиков. У ногайцев они были не везде. Таковыми, как правило, были старики или старухи, известные в округе как омывалыцики. Основным средством их существования становились доходы от занятий омыванием. Вещи, полученные за омывание, они, как правило, или носили, или перепродавали на стороне.
У ногайцев существовал комплекс анимистических верований, который предназначался для того, чтобы умилостивить силы природы. В народе верили в существование Ер иеси (хозяина земли), Сув иеси (хозяина воды), Коьк иеси (хозяина неба), Уьй иеси (хозяина дома). Уходя корнями в древность, данные поверья несомненно должны были предохранять людей от различных сил природы. И в этой связи интересно поверье в древнетюркского бога Танъри. С его именем ногайцы связывали большие надежды. Он должен был присутствовать и помогать во всех добрых начинаниях. В народе говорили: «Танъри саклаган токлыды боь- ри емес» («Если ягненка охраняет Танъри, его волк не съест»); «Танъри шайтаныннан, аьдем шайтаны яман» («Человеческий черт хуже черта Танъри»).
Вера в силу Солнца, Луны у ногайцев корнями уходит в число древних верований. Одиими из клятв были: «Куьннинъ акына» («Клянусь именем Солнца»), «Айдыиъ акына» («Клянусь именем Луны»). Может быть, с приведенными фактами связано и следующее практиковавшееся среди степных ногайцев наблюдение. Известно, что при ус тановке надмогильного камня (басказык) на нем делали записи. Однако не у всех групп ногайцев надмогильные камни поворачивались записью к одной, как принято вообще у мусульман, стороне. Караногайцы обычно поворачивали их к востоку, а ембойлуки, етисанцы - к западу.
Уместно вспомнить, что предки ногайцев «верили солнцу, луне, огню, а также воде и земле, посвящая им начатки и преимущественно утром, раньше чем станут есть или пить» [Карпини, 1957. С. 29]. Культ солнца проявлялся в различных обрядах ногайцев. Например, во время Сабантоя жертвенным животным была специально откормленная лошадь. Ногайцы верили и в недавнем прошлом, что солнце - это мать всего живого, а луна - отец, поэтому затмение луны - это к суровой зиме, а затмение солнца - к хорошему урожаю. В честь появления нового месяца ногайцы делали жертвоприношение: резали овцу, ее вареную голову преподносили первому, кто увидел на небе новый месяц [Керейтов, 1989. С. 121].
Следующее поверье было распространено в тюркском мире в XIX в.: «Луна, вероятно, была божеством. Киргизы не смотрят
долго на луну». При отправлении естественных нужд не обращают лица к луне. Вообще о луне говорят с уважением..., не обращаются лицом к солнцу, когда отправляют естественные нужды» [Валиханов, 1961. С. 479]. У ногайцев встречается то же самое. Ногайцы могут дать клятву именем Солнца и Луны, не имеют права показывать пальцем на них. Если вдруг, ненароком, показывали пальцем на луну, обязаны, опомнившись, прикусить палец.
Считали, что есть сверхбожественное существо Елмауз, когда ему заблагорассудится, может проглотить луну, тем самым вызвав затмение. Чтобы отогнать Елмауз, люди на земле создают шум: бьют в пустые ведра, барабаны, громко плачут. «Явления природы ногайцы объясняют себе следующим образом. Солнце и месяц были созданы совершенно одинаковыми, так что нельзя было различить одно от другого; и потому Бог послал Ангела и велел ему соскоблить часть света от месяца и прибавить к солнцу. С тех пор у солнца стало больше света, чем у месяца. Так верят оренбургские ногайцы, Красноярские же (имеются в виду живущие в Красноярском районе Астраханской области. -Р. К.) представляют себе солнце и месяц в виде двух пустых шаров, внутри которых сидят две старушки, в солнце - Джилмаузкарт, а в месяце - Джилмауз. Они объезжают весь мир: одна днем, другая ночью, и смотрят, что делается на земле. После заката солнца и месяца старушки выходят из своего помещения и рассказывают Богу все, что они видели и слышали. Затмение солнца и луны происходит тогда, когда старушки увидят на земле много злого и нехорошего. Про звезды ногайцы думают, что у каждого человека есть своя звезда, когда человек помирает, звезда его падает» [Мошков, 1895. С. 24]. В материале есть неточность. Автор пишет «сидят две старушки» и переводит Джилмаузкарт и Джилмауз как «старушки», но Джилмаузкарт не может быть старушкой, ибо «карт» в переводе означает «старик», «старый человек».
Отмеченные приемы во время затмения луны, в частности не показывать на нее пальцем, не отправлять естественные нужды и не смотреть на нее, во многом схожи с поверьями и других не тюркских народов. Аналогии встречаются у многих народов Нагорного Дагестана [Гаджиев, 1991. С. 157].
Звезды у ногайцев считаются сестрами луны, их названия приведены в разделе о народном календаре. Но здесь следует добавить,
что ногайское название Большой Медведицы - Етеген - этимологизируется у многих тюркоязычных народов и истолковывается при этом одинаково. У алтайцев «...Большая Медведица (четтиган, дьетиган) - это семь братьев (ханов), переселившихся на небо с земли и ставших божеством» [Мифы..., 1982. С. 539].
Обращение к звездам, естественно, также связанное с их по- читаиисм, встречается у многих народов. У ногайцев есть поверье, что сколько звезд на небе, столько и людей, и что когда падает звезда, то умирает человек [Гаджиев, 1991. С. 158].
В верованиях ногайцев есть преклонение перед камнем, вызывающим дождь [Керейтов, 1989. С. 127]. Использование камня в магических целях известно многим народам. Раннее письменное ІГШССТИС о магическом камне сата - дьада - яда приводится в VII в., м XI и. о вере в яда сообщал Махмуд Кашгарский, в XIV в. - Рашид- ад-Дпп [Малой, 1941. С. 153]. По мнению С. Б. Малова, термин «яда» (с фонетическими изменениями) считается заимствованным in авестийского «дьата» (волшебство), иовопсрсидского «дьата» (морожен), что свидетельствует о раннем влиянии культуры Ирана на древних тюрков [Малов, 1941. С. 154]. Путешествуя в 1856 г. недалеко от Семипалатинска, Ч. Ч. Валиханов заметил у казахов заклинателей дождя (джайчи). Это поверье считается древнетюркским и «восточные историки говорят о каком-то камне - джуде, имеющем силу призывать дождь, и говорят, что он был дан богом Яфесу, отцу тюрков, в знак особого своего благоволения его потомству» [Вали- хапов, 1961. С. 251]. В ногайском языке слова «яда», «яды» означают «шустрый», «завлекающий», возможно, в корне слово указывало на лицо, которому доверялось перевертывание магического камня. У ногайцев и в настоящее время в некоторых семьях хранятся камни, якобы обладающие мифической силой.
Встречается мнение, что камни обладают способностью вызывать дождь при условии, что их обмакивают в воду, обрызгивают и вообще обращаются с ними надлежащим образом [Фрезер, 1980. С. 91].
С камнем у ногайцев связаны и другие воззрения. Считается и ныне, что если повесить на рога быка, на косяк дверей дома, на другие предметы камешек с естественной дырочкой, то он оберегает от сглаза. У тюркоязычных народов Сибири «в силу камня верили... не только в отношении вызывания дождя, но камень слу
жил и в качестве оберега от злых сил. Например, если находили камешек с дыркой, то в нее продевали веревочку и вешали к карнизу дома, к дереву, к ярму, считалось, что в доме будет обилие пищи, счастья, дерево не зачервивеет, быки будут сильными» [Алексеев, 1980. С. 58].
Относительно «яда» или «джада» известный исследователь
- Н. Басилов привел множество данных. «Яда» или «джада» он обозначает как «дождевой камень» и, ссылаясь на источники, считает, что искусство вызывать непогоду связано с тюркской средой [Басилов, 1992. С. 18]. Согласно средневековым источникам, «дождевой камень» берет свое начало в животном мире.
При развитых политеистических верованиях и тем более после распространения ислама магический камень был поставлен в связь с божественной волей [Короглы, 1976. С. 88; Агаджанов, 1971.
- 183]. Мусульманизированные поверья уйгуров Синцэяна объясняли действие камня, естественно, волей Аллаха. Но сквозь анимистические наслоения отчетливо проступает вера в связь дождя с самим камнем [Басилов, 1992. С. 19].
В силу камня верят и народы Нагорного Дагестана, у которых просматривается связь камня с обрядами «вызова» дождя, наличием в камне сверхъестественных сил (оберег от сглаза, пожелание добра) [Гаджиев, 1991. С. 164].
Ногайцы особо относились к некоторым животным. У народа существовал домашний дух - покровитель в виде змеи (уьй йылан). Змею, которую встречали в доме или во дворе обычно не убивали - это считалось большим грехом. Некоторые в специальных горшках для змеи оставляли в доме молоко. Но в то же время отрицательное отношение было к змее с тремя головами; извергающей изо рта пламя, - Аздага - фантастическому образу враждебного человеку существа. Образ Аздахи распространен у многих народов Поволжья, Приуралья, Средней Азии, Кавказа [Татары..., 1967. С. 342] и в древнеиранской мифологии. Подобное явление служит дополнительным аргументом в пользу древних этнических связей ногайцев с народами отмеченных регионов.
Известно, что у ногайцев бытовал двенадцатилетний животный цикл (календарь), встречающийся у тюрков еще в VII—VIII вв. Ведя счет годам по названию определенного животного, народ верил при
метам данного года. Исходя из каких-то мистических соображений, к одним животным относились доброжелательно, к другим - отрицательно. Например, заяц у народа не пользовался «авторитетом». Согласно народному поверью, в год зайца (коян йылы) урожай бывает небогатым, дети, родившиеся в этом году, будут трусливы, как заяц. Архивный документ свидетельствует: «Если ногаец едет и встретит перебежавшего через дорогу зайца, то это означает неуспех в предприятии. Если же, напротив, заяц побежит от него в сторону, то этим выражается исполнение пожеланий в будущем» [ГАСК. (I). 249. О. 2. Ед. хр. 42. Я. 148]. Исходя из названия года в народе существовали приметы, отражавшие как скотоводческо-кочевой, так и земледельческо-оседлый быт ногайцев. А. Н. Самойлович допускал мысль, что «та или иная оценка года определяется преобладанием у данного народа земледельческого или скотоводческого хозяйства или принадлежностью оценщика к тому или иному слою населения» [Самойлович, 1907. С. 160]. Видимо, уже поздним явлением среди ногайцев было отрицательное отношение к году свиньи (допъьгз йылы). Поскольку мусульманская религия запрещает употреблять свинину, естественно и отрицательное отношение к ней. В то же время благосклонно относились к году барса (барс йылы) и говорили: «Барс йылында баьри битер, баьри битпесе тары битер» («В год барса урожай будет отменным, но если и урожая не будет, во всяком случае просо вырастет»).
Проводниками идей в сверхъестественные существа выступали разные лица. Помимо служителей религии в народе были лица, которые внушением, заговорами, гипнозом или другими средствами излечивали больных людей, животных, внушали доверие или страх к тем или иным явлениям жизни. Были народные певцы - баксы. Они разъезжали по аулам, участвовали на свадьбах, праздниках. По сообщению А. Архипова, если «бакши приглашены на все время празднества, ему дарят корову или лошадь» [Архипов, 1850. С. 88]. Однако в корне роль «баксы» в древности сводилась к лечению больных. Слово «баксы» кроме других значений имеет значение «исцелитель больных» [Турсунов, 1976. Б. 51]. «Обозначение певца и шамана одним и тем же словом, видимо, сохранилось от эпохи, когда пение наделялось магической силой и в одном лице совмещался певец и шаман» [Басилов, 1970. С. 63].
Как певец фигурировал у ногайцев дивана. Дивана, встречаемый в ногайских народных песнях, известен как юродивый, одержимый, может быть связан с суфизмом, мистико-аскстическим направлением в исламе.
Больных лечили и народные врачеватели-знахари и знахарки (эмшилер). Не чуждались применений данных народной медицины и служители мусульманского духовенства, которые одновременно с чтением молитв и заговорами лечили людей от сглаза и других болезней. С записанными на бумаге заговорами и текстами из Корана они давали больным амулеты. Для лечения они применяли мясо или шкуры определенных животных. Согласно архивному документу, «при болезни внутренней ногайцы закалывают большого старого барана и по отправлении кады богослужения, сняв с него кожу, заворачивают в него тело больного» [ГАСК. Ф. 249. Оп. 3. Ед. хр. 2584. Л. 60].
Следы древних религиозных традиций можно обнаружить и в культе святых. Святого человека в прошлом у ногайцев называли аулие, а ныне у астраханских ногайцев это святые места - обычно могилы праведников (как и у народов Средней Азии). В основе этого слова - арабское вали - «святой» [Гольдциэр, 1938. С. 28; Бартольд, 1918. С. 59]. В названиях некоторых ногайских святынь сохранилась память об особенностях обряда поклонения. По информации В. М. Викторина (за что приношу ему благодарность. - Р. К.), бугор у с. Яксатова (Майлегуль) в Астраханской области, на котором расположена святыня, носит название Акбараклы + тюбе = холм белой мохнатой.
Народная память сохранила предания, связанные со святынями. Недалеко от с. Малый Арал, где живут ногайцы, якобы похоронен Сеид- баба, а рядом возведена усыпальница султана Букея. По преданиям, Сеид-баба будто понимал язык зверей, птиц, мог ездить на зайце.
Высказанную В. М. Жирмунским мысль, что в окрестностях Астрахани находится могила знаменитого прадеда Эдигея Баба- Туклеса Шашлы Азиза, на конкретном материале поддерживает
В. М. Викторин. По полевым данным, кладбище Тукли-баба находилось до 1930-х годов в нынешней судоверфи им. С. М. Кирова. При строительстве предприятия «святая могила» была тайком ночью перенесена стариками на близлежащий «культовый комплекс»
п і пяти могил (аулья) за пос. Мошаик. Известная в тюркском мире особая роль Туклеса как покровителя рожениц и наделителя шаманским даром в Астрахани уже забыта.
Следует считать, что даже в ХЇХ - начале XX вв. религиозная обрядность мусульман выполнялась не везде добросовестно. Например, пятикратная молитва регулярно исполнялась главным образом лицами, принадлежавшими к высшим сословиям. Главные мусульманские святые места в Мекке посещали в основном лишь богачи-баи, служители религии, и они впоследствии получали звание «аьжи».
Мусульманские религиозные праздники соблюдали почти все слои общества, но при этом в них вплетали многие доисламские обряды. В частности, в месяц поста Ораза в обрядовых песнях ша- рамазаиа можно было встретить многие критические замечания и и адрес служителей религии и самого месяца. Об этом можно судить и ио куплетам колядных несен, часть которых посвящена мусульманскому месяцу, а часть высмеивает различные людские пороки или воспевает добродетель.
Шаралшзан айтып келдик биз сизге,
Шарамазан зекатин бер бизге,
Кой берип, козы берип савст сизге,
Магометтинъ бетине шарамазан.
Келди, малек Рамазан,
Сали, Али, Магомет.
Ана тоьбе, мула тоьбе, туман, туман,
Сол туманнынь ишинде яхты улан,
Яхшы уланнынъ колтыгында куъмис Куран, Магометтинъ бетине шарамазан.
Келди, малек Рамазан,
Сали, Али, Магомет.
[ПЗ. Ахметов А., 1981. Эркин-Халк]
Мы пришли к вам и говорим Шарамазан, Полагающийся зекат отдайте нам,
Овцу, ягненка дадите, это вам воздаяние,
В честь Магомета Шарамазан.
Пришел благославенный Рамазан,
Сали, Али, Магомет.
Тот курган, этот курган в тумане,
А в тумане сидит хороший парепь.
У хорошего парня под мышкой Коран,
В честь Магомета Шарамазан.
Дальше слова встречаются иного смысла. Например, в а. Ура- ковском (ныне а. Эркин-Юрт) были следующие слова:
Шарамазан - шарка-шарка,
Мага всрген майлы арка,
Майлы аркадынъ эти йок,
Оны берген курткадынъ беты йок.
Шарамазан - шарка-шарка,
Нам дали жирный хребет,
У жирного хребта кусочка мяса нет,
У давшей кусочек старухи совести нет.
Эти слова пели вечерами группы мальчиков, обходя аул, заходя во двор, а иногда и в дом отдельного хозяина. Первые строки пели солисты, остальные подхватывали. Содержание песен исходило от материального блага семьи и ее авторитета. Иные песни высмеивали жадность, другие желали богатство, третьи критиковали поведение членов семьи. Тем не менее на мальчиков не обижались. По принятому обычаю дети - это посланники Аллаха, и они имели право говорить правду.
Исполняемые стихи шарамазана имели свой мотив. Поэтому слушать колядные песни иногда собирались в определенном доме. За исполнение песен мальчиков одаривали. Подарки были разные: начиная от целого барана, кончая мелкой монетой. Мальчики, исполняя весь репертуар, могли собрать значительный запас продуктов или денег, которые равномерно распределяли между собой. Шарамазан исполняют и ныне ногайцы России, Турции, Австрии, Германии.
Шарамазан хотя и исполнялся в месяц поста Ораза и имел религиозную направленность, тем не менее в своей основе все-таки
иыступал народным колядованием. Дело в том, что к такому выводу пришли ученые, исследовавшие такие обряды у туркмен, киргизов, каракалпаков. Мнение о туркменских колядных песнях таково, что «одаренные подарками дети с радостью бегут к другим кибиткам. Эти дни для туркменских детишек так же дороги, как и дни рождественской коляды для юного поколения южной мало- российской деревни» [Беляев, 1915. С. 26]. По содержанию и форме исполнения данный обряд аналогичен туркменскому обряду, где колядные песни шарамазана также приурочивались к началу лунного месяца - посту Рамазан [Джикиев, 1983. С. 21]. В Киргизии этот обряд связывают с распространением ислама, а песни называются «жарамазан» [Айтмамбетов, 1963. С. 83].
Уже по тому, что колядные песни ногайцев могут найти аналогии не только среди ногайцев и этнически близких к ним туркмен п киргизов, а также по духу они близки колядным песням славян, пародов Европы, можно сказать о домусульманском истоке данного обряда, который, скорее, связан с летними и осенними обрядовыми играми, когда заканчивались полевые работы и можно было получать щедрые подарки. В киргизских песнях «отдельные куплеты песен «Жарамазана» были рассчитаны на религиозные чувства верующих» [Айтмамбетов, 1963. С. 83]. В ногайской песне вообще была критика даже в отношении самого месяца поста Ораза:
Шарамазан келди Элге,
Бавьшызды туттык белге.
Оълдик-оьлдик деменъиз,
Байрам келмес деменъиз.
Шарамазан пришел к нам,
Пояс перевязали веревкой.
Не говорите, что умираете,
Праздник еще впереди.
С месяцем поста Ораза был связан у ногайцев и вечер Кыды- ра - Кыдыр кеше, отмечавшийся на 27-й день месяца. В ночь этого дня люди старались не засыпать, двери домов не закрывали. По поверью, якобы ночью ходит мифический персонаж Кыдыр.
Встретившийся с ним человек может попросить у него заветное, что будет удовлетворено. Самым лучшим пожеланием в народе считается «Кыдырлы яс йолыксын!» («Да встретится тебе странствующий Кыдыр»). Этот персонаж отмечается и у других народов. У туркмен его относят к доисламскому периоду и связывают с культом предков [Джикиев, 1983. С. 26]. Не лишена основания ссылка А. Джикисва на JT. Н. Гумилева относительно тыгыр таих у качинцсв и связи с хыдыр у туркмен. Под названием «тыгыр таих» у качинцев проводился обряд принесения жертвы небу. Он заключался в общественном молении, сопровождавшемся принесением в жертву барана и возлияниями кумыса, молока, айрана и мясного отвара. На праздник съезжались мужчины из ближайших аулов; женщины и шаманы не допускались [Гумилев, 1967. С. 78]. Но в то же время, по исследованиям М. П. Пиотровского, «Хадир, ал-Хадир, ал-Хидр в мусульманской мифологии - персонаж, вобравший в себя черты разных мифологических персонажей доисламского Ближнего Востока. В Средней Азии X. (Хазрати Хызр) представлялся в облике благочестивого старца, одаряющего изобилием и счастьем тех, кто воочию увидит его» [Мифы..., 1983. С. 576]. В ногайском фольклоре Кыдыр-Ильяс-«вечный скиталец, приходящий на помощь заблудившимся путникам, людям, попавшим в трудное положение» [Сикалисв, 1994. С. 325]. О доисламском корне этого персонажа говорил выдающийся востоковед
В. В. Бартольд: «...легенды о Хизре носят явно немусульманский характер, хотя распространены только среди мусульман, и самое имя Хизра представителям других религий неизвестно. Хизр не назван и в Коране, но к нему относят рассказ Корана (XVIII, 64) о слуге божьем, с которым встретился Моисей... В образе Хизра слились в одно целое легенды различных времен и народов» [Бартольд, 1966. С. 115-116]. Таким образом, в мусульманский месяц Ораза введены были не только колядные песни шарамазана, может быть, до принятия ислама именовавшиеся по-другому, но и мифи- логический персонаж Кыдыр, известный у ногайцев Кыдырлы яс, Кыдыр-Ильяс. Такие примеры не единичны.
В пользу вплетения доисламских обрядов в общие мусульманские верования говорит и следующее. При длительной дождливой погоде ногайцы и ныне считают, что в реке находится тело по
койника, которое искали только мужчины. «Связь» покойника с водой зафиксирована у многих народов. А. Булатова, ссылаясь на работу А. Н. Генко, связывает эту «связь» с хазарским обычаем, когда считалось, что капля воды не должна падать на лицо покойника во время его похорон, а при засухе выносили покойника, открывали его лицо и получали дождь. Вероятно, это пережиток древнего обычая принесения людей в жертву небу, солнцу, но людей не обычных, а чем-то выдающихся, так как и магической силой обладают кости не рядовых людей, а необычных («святых», чужеземцев, убитых молнией и т. д.) [Булатова, 1984. С. 102]. С аналогичными действиями у ногайцев можно встретиться и в настоящее время [Керейтов, 1989. С. 128].
В то же время существовал обряд вызывания дождя. Этот обряд в основном выполняется в жаркое летнее время (яз шилле) - конец июня - начало августа.
Обряд вызывания дождя у кубанских ногайцев назывался такта коршак (букв, деревянная кукла), у других групп - андир шопай.
Относительно обряда вызывания дождя есть интересное сообщение работавшего в конце ХТХ в. в а. Нижне-Мансуровском (ныне а. Эркин-Халк) учителем местной школы М. Н. Алейникова. Он писал следующее: «При появлении какого-либо народного бедствия - засухи или эпидемической болезни - устраивают джа- сак или курманлык; он бывает мужской и женский, но женский, как более интересный, я хочу объяснить подробнее. Женский курманлык состоит в том, что две или три женщины, избранные для этой цели, обходят весь аул, собирая пожертвования, состоящие из муки, пшена, всякой живности и денег. В назначенный же день женщины и девушки всего аула собираются к реке, принося с собой из съестного кто что может; туда же привозится и все собранное накануне» [Алейников, 1893. С. 12].
Наши полевые данные свидетельствуют о том, что из стариков назначался ответственный за организацию обряда, а из женщин также избиралась ведущая. Наделенная полномочиями старуха старалась оправдать доверие совета старейшин. Женщины изготовляли деревянное чучело (такта коршак): на деревянную лопату поперечно прикрепляли палку, имитировавшую руки, надевали женское платье, повязывали платок. Элементы мужской одежды
не использовались. У степных ногайцев таким же образом сделанное чучело называлось андир шопай.
Группы женщин и девочек, возглавляемые ответственными женщинами, с утра начинали обход села. Они посещали почти каждый двор, хором рассказывали стихи, в которых просили у всевышнего дождя. В стихах могли и критиковать скупых хозяев, плохо одаривавших пришедших:
Такта коршак ойнаймыз, ойнаймыз,
Кудайдаы ямгыр тилеймиз, тилеймиз,
Элеклеп, шелеклеп, явсын ямгыр бизге деп.
Я Алла, я Алла.
Беженимиз толы болсын,
Курсагымыз ток болсын,
Я Алла, я Алла.
В деревянную куклу играем, играем,
У бога дождя просим, просим,
Ситами, ведрами пусть льет дождь.
Дай бог, дай бог.
Закрома пусть полны будут,
Животы пусть сыты будут.
Дай Аллах, дай Аллах!
Носившие андир шопай также пели песни:
Он, он, андир-шонай,
Ямгыр явсын, я Алла,
Арпадан, бийдайдан,
Биз тилеймиз Кудайдан.
[ПЗ. Шокаева, 1980. Куьнбатар]
Оп, оп, андир-шопай,
О, Аллах, дождь нам дай,
Ячмень, пшеницу Дай нам, о, Кудай.
В стихах могли высмеять или проиронизировать скупых.
Такта коршак ойнаймыз, ойнаймыз,
Кудайдан ямгыр тилеймиз, ттеймиз,
Амирдинъ кызы Айдиктинъ, Айдиктинъ,
Не берерин билмеїшиз, билмеймиз.
В деревянную куклу играем, играем,
У бога дождя просим, просим,
А дочь Амира - Айдик
Чем одарит, не знаем, не знаем.
Если подарки устраивали пришедших, то могли сказать следующее:
Юмарт жен бизим Айдик,
Май, пыслак берди, байыдык.
Щедрой оказалась Айдик,
Масло, сыр нам дала, мы обогатились.
Жадную хозяйку могли высмеять:
Амир кызы Айдик-ав, кызганып берди топь майды Бир заман оъзи онъмайды.
Дочь Амира - Айдик пожадничала, мало дала жиру, Поэтому она никогда хорошо не живет.
Пришедших хозяева обливали водой в шутку, а затем давали хлеб, сыр, сушеное мясо, деньги, состоятельные хозяева могли одарить овцами. Воздав должное щедрости хозяев, группа уходила дальше, обливая себя и встречных водой. С андир шопай могли зайти на кладбище, здесь водой обливали «куклу», а также одну из могил. Заметим, что одежду для «кукол» выпрашивали у одной из добропорядочных старух. Одежда должна была быть темного цвета. По уверениям информаторов, темный цвет притягивает дождь, а светлый, тем более белый - отталкивает.
О том, что по аулу группы прошли и собрали определенное количество пищи и денег, их руководители докладывали старейшинам аула. На собранные деньги покупали или обменивали на продукты черную корову или черных овец, а по аулу собирали черных куриц. Назначали день жертвоприношения.
После чтения сур из Корана один из авторитетных стариков резал скот. Мясо варили женщины. Вареное мясо и бульон раздавали в первую очередь старикам и детям, затем остальным присутствующим. Кости на землю не бросали, а закапывали в яму, считалось, что если кости останутся не закопанными и на них наступят, то дождь не пойдет.
Вместе с тем во многих случаях мужчины и юноши в жертвенной трапезе редко принимали участие. Одна из женщин приносила просорушку (кели), садилась на неё, имитируя лошадь, «наезжала» на других женщин, затем ступу окунали в воду. Считалось, что в ступе толкли просо, кукурузу, и поэтому её купание должно магически действовать на будущий урожай. В конце обрядового действия все купались в воде.
Относительно обряда вызывания дождя у ногайцев оригинальную мысль высказывает А. А. Ярлыкапов. В засушливой и полупустынной Ногайской степи особенно широко был распространен обряд вызывания дождя, относящийся к так называемым додоль- ским обрядам, характерной чертой которых является наличие главной фигуры - додолы, представленной куклой или живым человеком. Обряд имеет явное домусульманское происхождение: он восходит к древнему почитанию божества плодородия, ритуально предававшегося смерти в виде реального человека. У ногайцев место этого божества сначала занял, по-видимому, индоиранский громовик Индра, к которому позднее присоединился северокавказский громовик Чоппа - Шоппа - Шопай. Вместе они образовали двойное божество Андир-Шопай, чье имя носило фигурировавшее в обряде чучело [Ярлыкапов, 1999. С. 17].
Очевидно, к доисламским верованиям относят и следующее. Престарелые ногайцы и в настоящее время, когда идет дождь, советуют прятаться в помещениях, плотно закрыв при этом двери и окна. Считают, что при раскате грома злые духи сбегаются в дом, под деревья. У ногайцев не принято прятаться от дождя под де
ревом. Женщины обязаны закрывать волосы, прижимать локти к телу, закрывая подмышечную впадину, где могут укрыться злые духи. Еще в XIII в. Гильом де Рубрук зафиксировал у различных племен, участвовавших в формировании ногайцев, следующее: «Они боятся грома выше меры, высылают тогда всех чужестранцев из своих домов и закутываются в черные войлоки, в которые прячутся, пока не пройдет гроза» [Путешествие..., 1957. С. 101].
К домусульманским верованиям относятся данные и о пандемониуме у ногайцев. В него включаются различные духи: йин, шайтан, Сарыгыз, деюв, Албаслы, Аздаа, Пари. Эти персонажи занимали основное место и в демонологических представлениях многих народов Средней Азии, Казахстана, Поволжья и Кавказа.
Самым распространенным в верованиях ногайцев является дух йин (от арабск. джин). Термин «джинн» является обобщающим для многих народов Кавказа: у народов Дагестана «джинн» (даргинский), «жен» (аварский), «жин» (лакский) [Гаджиев, 1991. С. 19]. Приводимые Г. А. Гаджисвым «проделки» джиннов у этих народов встречаются и у ногайцев. Йин может принимать различные образы - чаще образ красивой девушки.
Рассказы о том, что духи йин представали в воображении мужчин в образе женщин, распространены среди ногайцев [Керейтов, 1980. С. 113]. Йин обычно вредят человеку, принимая различные образы. Про человека, который заболевал вдруг, говорили, что его ударил джин (йин соккан).
Понятие «йин соккан» («ударенный духом») распространялось и на животных. Информатор из а. Кумлы рассказывал о том, что если овцы паслись в местах обитания духов, они могли заболеть болезнью шайтан авырув. Заболевшая овца начинала кружиться на одном месте, в изнеможении падала и умирала.
По поверьям, есть дворы, где живут духи йин. Они стараются делать зло хозяевам двора, если кто-то наступит на них или столкнется с ними. Духи появляются в виде курицы или петуха.
Считалось, что духи (йин или шайтан) летом устраивают свадьбы. Заметив смерч из пыли, говорили: «Шайтан кыз акаша- ды» («Дух украл невесту»). От смерча надо спрятаться, так как человек, оставшийся внутри него, будто бы будет унесен и оставлен где-то в степи с искривленным лицом и потеряет дар речи.
Аналогичное поверье встречается у узбеков [Снесарев, 1969. С. 26], таджиков [Сухарева, 1975. С. 42], туркмен [Демидов, 1962. С. 186].
Но среди народа были отмечены духи и с другим, положительным характером. «В полях и развалинах заброшенных жилищ живут джины. Это духи добра: они никому без причины не делают зла. Они имеют образ человека и только при тщательном осмотре можно отличить их от него: «пальцы у них на руках и ногах без суставов, а нос без внутренних перепонок, т. е. об одной ноздре» [Алейников, 1893. С. 9].
Вера в существование духов вызвала к жизни обычай, согласно которому при помолвке юноши и девушки родители жениха в знак нерушимости помолвки преподносили родителям невесты специальные подарки, называвшиеся шайтан оьтпес - «дух не пройдет». В противном случае духи могут воспрепятствовать заключению брака.
Сохранению веры ногайцев в существование духов йин и шайтан способствовал общемусульманский обычай, по которому человек, приступая к еде, обязан произнести «бисмилла». Если он забудет сделать это, то, даже очень много поев, он не насытится, так как наиболее калорийную пищу съедят духи. Старики помнят, что пищу доедали всегда до конца, а ложки облизывали, чтобы не дать возможность сделать это духам. Подобное явление зафиксировано у многих народов, например у таджиков [Мурадов, 1975. С. 103].
Таким образом, духи йин в верованиях ногайцев имеют разнообразный вид. Они вредят людям, но могут и помогать им. Для предохранения от злых духов в народе использовали различные предметы, имевшие якобы магическую силу оберега. Роженицы, выходя вечером во двор, держали в руках железный предмет, которого боялись духи. Для охраны ребенка от злых духов под подушку в люльку клали железный предмет, серу или спички, а к люльке привязывали амулет с текстами из Корана. В роли целителей лиц, получивших увечья якобы от действия духов, выступали те, кто умел читать Коран, а также знатоки народной медицины, колдуны и знахари, которых называли эмши, кагымшы. Популярным средством лечения было мясо черной курицы.
С духами йин и шайтан в какой-то мере сближается образ злого духа Обыр. Демонологический персонаж с таким же или близким названием можно найти у татар, башкир, украинцев, белорусов, удмуртов.
Ногайцы полагали, что Обыр - это душа умершего злого человека, показывающаяся в различных видах, например, кошки, поэтому если кто-нибудь умирал, то в ауле всех кошек запирали [Народы России, 1880. С. 378]. В этом понятии данное антропоморфное существо схоже с бытующим у некоторых народов Дагестана, в частности лакцев, существом и считается по происхождению связанным с древним домонотеистическим представлением людей о существовании духа (души) человека отдельно от его тела и верой в возможность выхода его из могилы после смерти [Гаджиев, 1991. С. 31]. Но для некоторых ногайцев Обыр - злая старуха, принимающая почыо обличие кошки и творящая недобрые дела: она будто бы ворует яйца у кур, выдаивает молоко у коровы, заводит скот в неизвестные хозяевам места, высасывает кровь у спящего человека.
Наиболее распространенный демонический образ в верованиях ногайцев - Албаслы. Этот дух известен широкому кругу народов - от Алтая до Кавказа и Поволжья. Название же «Албаслы» мы находим лишь на Северном Кавказе и в Каракалпакии. Обычно встречается форма Албасты (таджиков, узбеков, казахов, туркмен, татар, башкир, тувинцев), у киргизов - Албарсты. У ряда народов этот дух называется иначе: Халанасы - у азербайджанцев и курдов, Ал паб - у лезгин и т. д. [Керейтов, 1980. С. 122].
Демон Албаслы у ногайцев, как и у других народов, представляется женщиной с длинными волосами, отвислыми грудями, которые она, убегая, закидывает за спину. Ступни ног у нее широкие, повернуты пятками вперед. Демон всегда является без одежды, старается никогда не показывать человеку подмышки. Албаслы наделена огромной физической силой, ростом с крупного мужчину, ходит вразвалку, обитает преимущественно в лесу, где ее можно увидеть сидящей под деревом, расчесывающей серебристого цвета волосы длинными ногтями. Напав на человека, Албаслы уносит его в лес и умерщвляет щекоткой.
В конце XIX в. у кубанских ногайцев М. Алейников записал об Албаслы: «Они водятся в неприступных лесах и дебрях. Иногда
они нападают и на человека, когда он приближается к их излюбленному месту. Но если человек, встретившись с Албасты, скажет несколько раз «былтыра», т. е. прошлогодний, или очкуром (поясом. -Р. К.) от своих шароваров ударит ее, то она тотчас же от него удалится, в противном же случае она захохочет его до смерти. Если каким-либо образом встретившийся с нею человек сорвет с нее клок шерсти и положит в Коран, то она, обратившись в настоящего человека, явится к нему и будет служить ему, как самая верная раба, до тех пор, пока ей не удастся похитить из Корана свою шерсть» [Алейников, 1893. С. 7].
Чтобы приручить Албаслы и заставить ее работать на себя, следует, улучив момент, вырвать у нее волос, тогда она якобы идет в услужение к человеку и выполняет любую работу. Это представление распространено среди многих народов. Лишь у турок мы находим иной мотив: демона Ал (или Ал-Карысы) можно заставить работать на себя, если в ее одежду воткнуть иголку [Гордлевский,
- С. 312]. Волос надо спрятать в Коран, которого дух очень боится и поэтому не притрагивается к нему. Албаслы может подойти к человеку, но не очень близко. Если в это время сказать «бисмилла», демон убежит. По другим рассказам, Албаслы очень боится талисмана (амайыл), который хранится в мойынтумаре - специальном кожаном мешочке.
У ногайцев сохраняются смутные представления об Албаслы в облике мужчины, называемом Кир Коьйлек («грязная рубашка»). Он огромен ростом, редко попадается на глаза людям. Есть и второе название, зафиксированное в фольклоре [Керейтов, 1980. С. 124], а также литературе, - Агач-Англы [Алейников, 1893. С. 7].
«Образ демона Албаслы во многом сближается с древними чертами богини Умай. Так же, как и Умай, Албаслы была, видимо, не только божеством, олицетворяющим плодородие и дарящим жизнь, но и божеством, отнимающим её. Связь Албаслы с водной стихией позволяет считать её проводником в иной мир» [Ярлыкапов, 1999. С. 16].
В верованиях ногайцев встречаются и дэвы (деюв) - демоны с человеческим обликом, великаны, обладавшие огромной физической силой, которые жили семействами в громадных пеще
рах и лесах. Деюв у ногайцев - это и военная сила легендарных царей. Мощь демонов, по преданиям, использовалась царями для борьбы с врагом, для сооружения крепостей и дворцов из огромных камней, поднять которые не под силу людям. В этом отношении ногайский деюв близок по своей характеристике к дэвам поверий народов Средней Азии, Казахстана, некоторых народов Кавказа [Снесарев, 1969. С. 29; Кобычев, 1971. С. 120]. В связи с этим можно полагать, что ногайский деюв восходит к образу дэва мифологии ираноязычных народов, оказавшей большое влияние на духовную культуру народов, расселенных в соседних регионах.
Но в то же время у других соседей ногайцев - некоторых народов Дагестана - встречается иное толкование этого образа; здесь поскольку дэвы выступают в образе змей, а, по народным поверьям, представителей змеиного племени следует немедленно уничтожать, то отрицательная роль дэвов в традиционных воззрениях горцев имеет свою внутреннюю логику [Гаджиев, 1991. С. 35]. Следуя ей, считают, что при этом исторической причиной отрицательного отношения к этому персонажу у многих народов явилось, несомненно, распространение зороастризма, скорее, до реформы зороастры, когда индоевропейский термин «дэв» обозначал божество моздаистской религии. Зороастризм низвел дэвов к роли злых демонов [Сухарева, 1975. С. 39; Абаев, 1955].
В ногайском пандемониуме есть дракон Аздага. В отличие от деюва, Аздага всегда выступает против человека. Облик дракона различен. В одних поверьях он трехглав, в других - имеет семь огнедышащих голов, туловище змея длиной в несколько сотен метров. Чудовище может перекрыть большую реку и оставить живущих у реки людей без воды. Дракон, как правило, за возвращение воды требует, чтобы ему в жертву была принесена девушка. Аналогичные примеры есть и у других народов, например, адыгов, у народов Дагестана [Сказки..., 1978. С. 112; Гаджиев, 1991. С. 33]. Черты образа дракона обнаруживают его связь с демоническими образами древнеиранской мифологии [Снесарев, 1969. С. 31]. Образ Аздага (Аждархо и т. п.) встречается у народов Поволжья, Приуралья, Средней Азии, Кавказа [Татары..., 1967.
С. 342; Руденко, 1955. С. 316; Алекперов, 1960. С. 225]. Демон Аздага, отмеченный в вышеназванных регионах, сближается по своему облику и образу действия с ногайским, что говорит о древних культурных связях. Вместе с тем мы можем отметить и местные особенности Аздага: как у адыгов и лезгин, у ногайцев чудовище выступает и в человеческом облике [Сказки..., 1978. С. 169; Гаджиев, 1977. С. 12], в то время как для духа, бытующего в Средней Азии и Поволжье, эта черта не характерна.
Черты страшного дракона имеет демонический персонаж у древних китайцев [Решетов, 1981. С. 81], через турок дракон Ажда- ха стал известен некоторым славянским народам Балкан [Златков- ская, 1977. С. 185], мусульманам Индонезии [Каруновская, 1959. С. 241]. Разумеется, столь широкое бытование этого образа - это результат не только этнических связей, но и, по-видимому, связей религиозных. Ибо в чисто религиозные поверья вплетался образ злого дракона в виде Аздага.
Небесным демоническим существом в верованиях ногайцев выступает Сазаган. Демон обычно появляется на небе среди туч весной и летом перед дождем. Его появление предвещает обильные дожди и хороший урожай. Это огромное длинное чудовище, похожее на змею. По другим утверждениям голова Сазагана напоминает оленью, имеет разветвленные рога. Сазаган усиливает ветер и блеск молнии. Во время грозы Сазаган, играючи, может унести дома, вырвать с корнем вековые деревья. После дождя Сазаган будто бы уходит в землю, чтобы в нужное время выйти и вновь дать волю накопившейся энергии. В земле, где укрывается Сазаган, будто бы образуется глубокая яма.
К демонам можно отнести и мифическое существо Эмире. Оно никогда не попадается на глаза людям. Оживая и появляясь ранней весной в земле, Эмире, поднимаясь на небо, способствует нагреванию воздуха, падая вниз - таянию льда, и вновь уходит в землю. После этого можно начинать весенние земледельческие работы, выгонять скот на летние пастбища. А. А. Ярлыкапов считает, что «Эмире - уникальный образ ногайской мифологии, которому пока не найдены аналогии ни у одного из народов Кавказа или Средней Азии. В нем обнаруживаются некоторые черты божества плодородия, умирающего и воскрешающегося бога» [Ярлыкапов, 1999. С. 16].
С ногайским термином «змире» созвучен кумыкский термин «земире», обозначавший образ вызывания дождя [Гаджиева, 1987. С. 12], а «земире» считают древним докипчакским термином со значением «дождь», а по происхождению булгарским [Кадырад- жиев, 1984. С. 144].
В традиционной демонологии ногайцев значительное место занимают духи (хозяева) ие. Это Сув иеси - хозяин воды, Сув анасы - мать воды, Уьй иеси - хозяин дома, Ер иеси - хозяин земли, Коьк иеси - хозяин неба. Каждый дух имеет свою характеристику.
Уьй иеси - злой дух, обитающий как в пустующих строениях, так и в жилых домах. Он изображается в облике злой костлявой старухи, которая старается напакостить всем домочадцам. Днем она сидит где-то в темном месте, а с наступлением сумерек может переставить некоторые предметы во дворе, испугать человека неожиданным криком. Считалось, что встреча с этим духом приводила к психическому расстройству. Исцелители (кагымшы) в данном случае предлагали хозяевам оставить дом и переехать на новое место. Существовало поверье, что хозяева могут вернуться в дом, если, оставив его, проживут несколько лет в другом ауле, расположенном на противоположном берегу реки. Верили, что Уьй иеси, привыкшая к своим домочадцам, уходит за ними, но, не сумев перейти реку, сбивается с пути и не возвращается в прежний дом.
Дух хозяина дома с аналогичным названием известен карачаевцам и казанским татарам, у башкир он называется Иорт эйеЬе. Однако у этих народов домовой представляется добрым духом. Лишь у западносибирских татар Ой иясе - враждебное людям существо [Кайюм-Насыров, 1880. С. 12, 13; Руденко, 1955. С. 319; Валеев, 1976. С. 325]. Интересно и то, что домовой (Юй ийеси) у карачаевцев «представлялся в виде длинноволосой женщины, которую можно превратить в слугу человека, отрезав и спрятав ее волос» [Народы мира..., 1960. С. 263]. Последнее похоже на ногайскую Албаслы, нежели на домового.
У Сув иеси под водой имеется свое царство, дворцы, подданные. М. Алейников описывает его следующим образом: «Водяной дух называется Судын-иесы, т. е. хозяин воды. Он живет в больших морях, где во многих местах подводные жилища и дворцы.
Под его властью находится бесчисленное множество служащих ему низших водяных духов, которые живут по всем более значительным рекам. Они вылавливают утопленников имеющимся у каждого из них арканом и доставляют в моря к своему повелителю» [Алейников, 1893. С. 10]. Дополним эти слова материалами полевых исследований. Сув иеси может выходить из воды, вступать в единоборство с сильными мужчинами. По поверьям, хозяин воды чаще заговаривает с пришедшими за водой понравившимися ему женщинами и старается увести их в свое царство. Это якобы случается ночью. Поэтому в ночью или в сумерках старались за водой не ходить. Если Сув иеси заговорил с женщиной и увел ее с собой, то она попадает в его царство. Если же женщина не пойдет с хозяином воды, то будет наказана психическим расстройством. По представлениям стариков, Сув иеси особенно любит молодых людей, а поэтому и в реках чаще тонут молодые люди.
Поверье о Сув анасы (букв, мать воды) распространено у кубанских ногайцев, которые живут на берегах рек Кубани, Малого и Большого Зеленчуков. Среди степных ногайцев, где нет рек, представление о данном существе смутное. Сув анасы вечером выходит из воды в облике красивой девушки и старается заманить юношей в свое царство.
Образ водяного известен казанским татарам («су-ияси», «су- анасы», «субабасы»), башкирам («пыу эйсШе»), кумыкам («сува- насы»), карачаевцам («суу анасы»). Отголоски представлений о хозяине воды обнаружены у туркмен [Кайюм-Насыров, 1880. С. 5; Руденко, 1955. С. 318; Гаджиева, 1961. С. 325; Басилов, 1973.
С. 201].
Сохранилось и поверье о том, что у дерева может быть свой хозяин. Такое дерево нельзя трогать, т. е. срубать ветки, находиться под ним во время дождя или прятаться под ним от лучей солнца.
Есть сведения о существовании и духов Пари. Это действующее лицо народных верований. Пари может заставить работать на себя. Имея образ женщины, обольщает мужчин, и только народные знахари (эмши) могут вылечить таких мужчин от наваждении пари. Дух Пари встречается в ногайской эпической поэме «Орак и Мамай» [Жирмунский, 1974. С. 386].
Ногайцы переняли некоторые элементы верований рядом живущих народов. Это не прошло мимо внимания исследователей. «Интересно, что от осетин и кабардинцев ногайцы переняли поклонение «духу гор» на Татартупе. Согласно священному обычаю, издавна существовавшему в этом центре «международной» торговли, всякий пришедший сюда пользовался правом убежища (неприкосновенности). Это обеспечивало возможность заключения взаимовыгодных торговых сделок между осетинами и ногайцами» [История Северо-Осетинской АССР, 1987. Т. 1. С. 161]. Разумеется, это не единичный случай взаимопроникновения элементов культур у соседних народов. Такие примеры есть в культуре не только северокавказских народов, но и среднеазиатских, поволжских и южнороссийских.
Жертвоприношением у ногайцев главным образом служили лошадь и баран. Баран в обиходе был чаще. Это и понятно. Принести его в жертву могли почти все: и богатые, и бедные. Это, очевидно, связано с культом барана в древности и сохранившимся вплоть до 1930-х годов древнейшим способом гаданий на бараньей лопатке. Лопатка у ногайцев служила для гадания как в свежем виде, так и в высушенном. По свежей лопатке могли предсказать погоду, события в семье, а по высушенной больше было возможностей гадать. О том, что у ногайцев было широко распространено гадание на бараньей лопатке, свидетельствовал знаток старины Зеид Кайба- лиев в 1974 г. В целом лопатка называлась къалакъ, она делилась по народному названию на две части, каждая из которых имела свое прозвище: къазан, калакъ мойны, аркалык, кулакъ, манълай, этек, кыр, бас йол, куйыскан, тия, аравлык, ялгыз, суьйиниш. Сухую лопатку нагревали, потом гадали по точкам, в конце гадальщик ломал ее, поворачивался спиной к двери и обломки лопатки бросал, не глядя, в сторону двери, стараясь попасть на косяк. Если попадал на верхний косяк двери гадание считалось удачным, и все должно было сбыться.
Приведенный по верованиям ногайцев материал, сопоставление его с верованиями других народов позволяют сказать следующее: развитие пандемониума шло в контексте общей культуры народа, имевшего давние тесные контакты с сопредельными народами; хотя некоторые названия имеют оттенки отличия (йин -
джин, Аздага - Аждайа, деюв - дев), тем не менее корни их одни, что подтверждает единый исходный пункт. В целом же верования ногайцев, выявляя сходство и различия, дают дополнительные возможности для будущих сопоставительных исследований не только тюркских, не только мусульманских, не только кочевых в прошлом народов, а также дополняют предыдущие данные о древнем и продолжительном взаимовлиянии различных культур. Об этом говорят и данные о гадании на бараньей лопатке, хотя этот обряд известен далеко за тюркским, славянским и иранским мирами, с которыми контактировали ногайцы. Гадание на лопатке есть и у англичан, и у афганцев.
Интересные факты верований связаны с жилищем, скотом. Очаг жилища - это священное место. Очаг (тандыр) у ногайцев наделен многими магическими свойствами. Вокруг очага проходила жизнь ногайца, с ним он связывал радости и горести судьбы. Самое тяжелое проклятие для ногайца - «Тандырынъ соьнсин» («Пусть потухнет твой очаг») и самое лучшее благо- пожелание - «Тандырынъ соьнмесин» («Да не потухнет твой очаг»). До настоящего времени живы эти слова. В доме на очаг нельзя выливать воду. У ногайцев вообще нельзя на огонь мочиться, считают, что такого человека постигает кара или у него краснеют глаза. По-видимому, этот обычай идет со времен контакта с монголами, которые до сих пор верны ему. Есть мнение, что «один из древнейших и весьма строго соблюдавшихся запретов, нарушение которого яса Чингисхана приравнивала к убийству родственников, - запрет гасить огонь в очаге. Погашенный очаг - символ упадка рода, распада семьи» [Жуковская, 1986.
С. 122]. Народ поэтому придумал поговорку: «Отка туькирмеге ярамас, суьтти баспага ярамас» («На огонь нельзя плюнуть, на молоко нельзя наступить»).
С очагом и очистительной силой огня у ногайцев связаны и другие приемы. Например, при варке бузы ее первые капли должны были плеснуть на огонь. Сажу могли использовать в качестве различного лекарства. До сих пор сажей мажут лицо ребенка, предохраняя его от «злого глаза». Аналогичные обычаи имеются у монголов, гагаузов, русских. У монголов «из только что выгнанной архи (молочная водка) первую долю отдают опять-таки
горящему очагу. «... Глина с печи считалась лечебной у ногайцев. У русских перегорелая печная глина (печина) шла на приготовление снадобий и употреблялась при заговорах» [Решетов, 1986.
С. 242]. Ногайцы и в настоящее время, чтобы с лица убрать нарыв (без), мажут слегка сверху глиной, соскобленной со стены внутри дома.
До сих пор ногайцы придают порогу дома, а в прошлом, естественно, юрты определенное семантическое значение. Через порог нельзя говорить друг с другом, нельзя говорить стоя на пороге - надо зайти или выйти, нельзя стоять на пороге и держаться за оба косяка двери, плохой приметой служило, если человек споткнулся о порог при выходе. Аналогичные некоторые обычаи зафиксированы у современных монголов, у которых «...семантически значимый объект - дверь и особенно порог. Дверь отделяет юрту от окружающего не освоенного «дикого» пространства; дверь - граница двух миров... При пересечении порога извне вовнутрь гость обязан оставить за пределами юрты оружие, вынуть из ножен нож, а у некоторых групп монголов (в частности боржигинов) прикоснуться ладонью правой руки к притолоке двери. Все три жеста - символ мирных намерений входящего из мира «чужого» в мир «свой». Разговаривать через порог не принято» [Жуковская, 1986. С. 123]. С входом, по-видимому, и с порогом связан другой интересный обычай у ногайцев - вывешивание над входом черепа лошади. Заметим, что аналогичный обычай зафиксирован у многих народов [Абрамзон, 1978. С. 62]. Считалось, что череп лошади предохраняет жилище и его жителей от сглаза и влияния различных злых духов. Такой обычай встречается у тюркских народов.
В верованиях ногайцев большое место отводилось волку. Его зуб носили как амулет от сглаза, от действия различных злых духов. Большое внимание уделялось черепу волка. Вот что пишет собиратель народной мудрости Т. Акманбетов: «В шестьдесят лет волка бери, - говорят у ногайцев. Шестидесятилетний человек должен был найти волка, умертвить его и на кургане содрать шкуру. На это мероприятие он приглашал односельчан. Шкуру волка он разрезал на куски и раздавал им. Получившие кусочки кожи целовали, затем прикладывали ко лбу и прятали, носили с собой. А голова волка крепилась на палке одного из уважаемых
в округе стариков здесь же на кургане. Женщины по этому случаю произносили благопожелание:
Боъри бас, боъри бас,
Болма бизге кас.
Яным ян болсын,
Басым дань болсын.
Боъри бас, боъри бас,
Тилекке кулак ас Кылышым mom болмасын,
Кардашым ят болмасын.
Билбил кустай сарнайык,
Эдиге хандай тойлайык.
Душпаным туз есин,
Сув ишпей, ув ишсин».
[Ногай давысы. 1994. № 2].
Волчья голова, волчья голова,
Не будь нам противницей.
Пусть душа моя духом будет,
Голова известной будет.
Волчья голова, волчья голова,
Внемли нашей просьбе.
Сабля пусть не заржавеет,
Брат не станет чужаком.
Будем, как соловей, петь,
Как хан Эдиге, праздновать.
Пусть враг соль кушает,
Пусть не воду, а яд пьет.
Как видим, у ногайцев было особое отношение к волку и волчьей голове.
В целом религия и религиозные верования ногайцев отражают как мусульманскую, так и домусульманскую эпоху в жизни народа. Являя собой союз различных племен и родов, народ вобрал многие элементы их культуры. Поэтому, как и другие виды культуры, религия и религиозные убеждения ногайцев - это результат этногенетических и этнокультурных связей народа.
Еще по теме ГЛАВА V РЕЛИГИОЗНЫЕ ОБРЯДЫ И ВЕРОВАНИЯ:
- ГЛАВА I ЗАЧАТКИ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ В КАЗАХСКОМ ФОЛЬКЛОРЕ
- Глава VII ОБРУЧЕНИЕ И СВАДЬБА
- ГЛАВА V РЕЛИГИОЗНЫЕ ОБРЯДЫ И ВЕРОВАНИЯ
- Глава восьмая ГРЕЧЕСКИЙ РОД
- Глава 14 РЕЛИГИЯ
- ГЛАВА II Роль культурно-лингвистического фактора встановлении национального характера
- Глава 1 САКРАЛИЗАЦИЯ ВЛАСТИ ЦАРЕЙ И ВОЖДЕЙ В АФРИКЕ ЮЖНЕЕ САХАРЫ
- ТАЙНЫЕ РЕЛИГИОЗНО-МАГИЧЕСКИЕ ОБЩЕСТВА У БАМИЛЕКЕ В КАМЕРУНЕ
- Глава X ТРАДИЦИОННЫЕ КУЛЬТЫ И ВЕРОВАНИЯ В ЗАПАДНОЙ АФРИКЕ
- ТРАДИЦИОННЫЕ РЕЛИГИОЗНЫЕ ВЕРОВАНИЯ И КУЛЬТЫ В ЗАМБИИ
- Глава XVI ТРАДИЦИОННАЯ СИСТЕМА ВОСПИТАНИЯ И ОБРАЗОВАНИЯ У НАРОДОВ ТРОПИЧЕСКОЙ АФРИКИ
- Глава XVI ЦЕРКОВНАЯ ПОЛИТИКА АБСОЛЮТНОЙ МОНАРХИИ
- Глава 7b Дж.-С. Кирк РАЗВИТИЕ ИДЕЙ В ПЕРИОД С 750 ПО 500 Г. ДО И. Э.
- ГЛАВА 4.12. ПОГРОМЫ И ИХ ЖЕРТВЫ
- ГЛАВА 4.13. МИР ФАНТАЗИИ И КАРНАВАЛА