Социальная антропология как гуманитарная наука

Вышеизложенный тезис, что социальная антропология является чем-то вроде историографического ремесла, а стало быть, чем-то вроде философии или искусства, в первую очередь подразумевает, что она исследует общества как моральные, а не как естественные системы, что она интересуется не столько процессом, сколько композицией, что она стремится к открытию моделей и закономерностей, а не естественнонаучных законов и что она скорее интерпретирует, чем объясняет явления.

Я заметил, что следствия данного тезиса приводят многих ученых в беспокойство. Беспокоятся они напрасно, ибо из предложения смотреть на антропологию как на род историографического ремесла, а не как на естественную науку вовсе не вытекает, что ее эмпирические исследования и теоретические выкладки должны стать в чем-то менее систематичными. Когда меня спрашивают, в каком направлении, по моему мнению, антропология должна в таком случае развиваться, я отвечаю, что она должна развиваться подобно социальной истории или истории общественных институтов, но не подобно чисто повествовательной политической истории.

Разве мы можем претендовать на то, что мы делаем или способны сделать что-то большее в социальной антропологии? Мы беремся за изучение магии или системы родства в простейшем обществе. Если мы хотим расширить наши познания об этих социальных явлениях, мы приступаем к их изучению во втором, затем в третьем обществе и тд. Каждое новое исследование, открывая новые сведения и ставя новые проблемы, выводит нас на более глубокий уровень познания и сообщает нам что-то более важное о тех явлениях, которые нас интересуют. В каждое новое исследование, стало быть, мы вкладываем новое значение и новую теоретическую перспективу. Такое продвижение возможно при соблюдении одного необходимого правила: выводы каждого исследования должны формулироваться так, чтобы они не только перепроверяли выводы предыдущих исследований, но и обновляли общую гипотезу, одновременно переводя ее на язык конкретных задач полевой работы.

Впрочем, мне кажется, что не этой стороной дела вызвано отмеченное беспокойство ученых. Действительно, любой человек, размышлявший над данным предметом, должен согласиться, что ученые, наиболее активно ратовавшие за естественнонаучное понимание антропологии, на самом деле не провели исследований, в чем-то превосходящих работы тех, кто придержи вался противоположного взгляда на вещи. Более того, их исследования вряд ли чем-то отличались по своему типу от исследований противоположной стороны.

Я хочу завершить данную лекцию, просуммировав основные мысли, которые я пытался в ней изложить, и указав на то, в чем я усматриваю возможное направление развития социальной антропологии в будущем Антропологи, сознательно или неосознанно находившиеся под влиянием позитивистской философии с момента зарождения их дисциплины, явно или неявно стремились — и по большей части до сих пор стремятся, судя по результатам их деятельности, — к доказательству того, что человек представляет собой механизм, а также к обнаружению таких социологических законов, с точки зрения которых можно было бы объяснить, запрограммировать и поставить под контроль действия, понятия и представления человека.

Существовала, однако, другая традиция, более древняя, чем традиция мыслителей эпохи Просвещения, с другим подходом к изучению человеческих обществ. В этой традиции человеческие общества рассматривались как системы только в том смысле, что вся социальная жизнь всегда необходимо организована тем или иным образом, ибо человек, являясь разумным созданием, живет в мире, в котором его взаимоотношения с окружающими людьми должны быть упорядоченными и постигаемыми. Разумеется, я полагаю, что ученых, придерживающихся такой точки зрения, отличает более ясное понимание социальной реальности. Так это или не так, их число сегодня возрастает и, вероятно, будет возрастать в будущем, поскольку подавляющее большинство аспирантов, обучающихся сегодня на кафедрах антропологии, имеют общую гуманитарную подготовку, а не естественнонаучную, как это было еще 30 лет назад. В силу данной тенденции я склонен думать, что в скором времени в антропологии произойдет общий поворот к гуманитарным дисциплинам, в частности к социальной истории, истории социальных институтов, истории культуры и истории идей. Но, даже сменив ориентацию, антропология все равно сохранит свою индивидуальность, так как у нее останутся специфические исследовательские проблемы, приемы и традиции. Пожалуй, в течение некоторого времени основное внимание будет по-прежнему уделяться изучению первобытных и простейших обществ, но вместе с тем ліне кажется, что во второй половине XX в. антропология станет гораздо чаще заниматься сложными обществами, особенно обществами Ближнего Востока и Азии, и в системе нашего образования станет дисциплиной, в некоторой мере смежной с востоковедением и дополняющей востоковедение, ибо последнее пока что понимается у нас преимущественно как изучение восточных языков и литературы. Другими словами, антропология обратится к исследованию разнообразных — как современных, так и исторических — обществ и культур неевропейских народов мира.