Государственные предприятия

Многократно обсуждалась, но едва ли исследована исторически и в сравнительном аспекте проблема государственной предпринимательской деятельности. Сущность государственного предпринимательства определить нелегко: оно осуществляется на различных уровнях (федеральном, республиканском или региональном, на уровне отдельных общин или их союзов, корпоративных объединений) и в самых разных правовых и организационных формах, которые в отношении всех европейских стран едва ли поддаются полному описанию.

роснабжения или научных исследований, которые в других странах, а зачастую и в тех же самых, предоставляются также частным фирмам, церквям, общественным объединениям илн кооперативам. Кроме того, существует множество смешанных предприятий, которые частично принадлежат местным территориальным органам, а частично — частному капиталу. Широко распространено представление, что государственными являются такие предприятия, где в частных руках находится менее 50% собственности. Конечно, здесь есть и свои исключения. Например, итальянская официальная статистика относит коммунальные предприятия к частным, а в Швеции некоторые полностью или частично принадлежащие государству предприятия включают в частный сектор, так как они действуют в нем наряду с другими фирмами.

Таким образом, хотя и можно выделить типичные области деятельности предприятий государственной и смешанной форм собственности, например, энергетика или коммунальные услуги, особенно — почта, а по крайней мере с окончания первой мировой войны также и железные дороги, но во многих других по преимуществу частных секторах экономики есть и государственные предприятия.

шинство, вовсе не сплошь консервативное или либеральное по составу, полностью или частично отменяло подобные решения. Такого рода явления в послевоенный период имели место прежде всего в Великобритании и Франции.

Даже в коммунистических странах не вся экономика была огосударствлена, особенно если не считать коллективизацию сельского хозяйства огосударствлением. Кроме того, в некоторых странах с коммунистическим режимом, например в Югославии, Польше или Венгрии, сельское хозяйство частично осталось в руках крестьянских семей или было реприватизировано. Кроме того, в ряде стран восточного блока все еще существует небольшой частный сектор в ремесле, в садоводстве или сфере услуг.

Немногие имеющиеся сравнительные данные об общественном секторе в различных странах Западной и Восточной Европы, в основном относящиеся к 60-м гг., свидетельствуют, что в государственной предпринимательской деятельности существует меньше различий, чем можно было бы ожидать. Часто это происходит потому, что критерий собственности берется формально и не учитывается дирижистское вмешательство в остающиеся номинально частными предприятия.

Удельный вес занятых на государственных предприятиях* в общем числе занятых в странах Восточной и Западной Европы в период 1950—1960 гг. (в %)

бросается в глаза, что для ФРГ и Швейцарии отмечена особенно низкая степень огосударствления экономики, тогда как в экономической истории именно в случае с Германией традиционно подчеркивалась роль государства.

Установить долгосрочную тенденцию при таком состоянии статистики возможно только для отдельных стран, краткосрочную — только для членов Европейского сообщества. Пожалуй, наиболее исследованной страной является Германия. В годы Веймарской республики значение государственных предприятий по сравнению с кайзеровским периодом здесь явно возросло. В 1925 г. на государственных предприятиях работало около млн чел., в том числе 756 тыс. на железных дорогах и 355 тыс. на почте. На предприятиях, принадлежавших отдельным землям, работало 186 тыс. человек, на муниципальных — 467 тыс., почти в два раза больше, чем в начале XX в., если судить по переписи 1907 г. Таким образом, в целом на принадлежащих государству предприятиях было занято свыше 1,9 млн чел., не считая органов управления, воспитательных и образовательных учреждений, органов юстиции, здравоохранения и армии, т.е. более 10% всех занятых в промышленности (кроме сельского хозяйства, общественных и домашних служб). Вследствие концентрации государственных предприятий в капиталоемком секторе транспорта, средств связи и коммунальных ус

луг, а также в добывающей и солеваренной промышленности инвестиции государственных предприятий составляли около трети валовых инвестиций в народное хозяйство Германии.

Доля предприятий с государственным или смешанным капиталом в объеме производства была наивысшей в сфере коммунальных услуг: в 1930 г. по водо- и газоснабжению свыше 90%, по электроснабжению, которое лишь постепенно организовывалось в смешанной форме, около 80%. На транспорте она составляла как минимум две трети, в солеварении — 40%, в добыче железной руды — 20%, каменного угля и калийной руды —12%, в жилищном строительстве — почти 10%. Особенно энергично государство внедрялось в те отрасли, где его присутствие оказывалось полной неожиданностью. Так, на государственные предприятия в производстве алюминия приходилось 80%, свинца 40%, а чугуна и стали лишь от 0,% до 2,8%. По экспертным оценкам в банковском секторе государственные предприятия, включая сберегательные кассы, в конце 20-х гг. управляли примерно половиной пассивов (вкладов и текущих счетов) и участвовали в размере как минимум одной трети от общего объема финансирования народного хозяйства через кредитно-банковскую систему.

Во время мирового экономического кризиса германское правительство по необходимости было вовлечено в санацию предприятий, испытывавших трудности, в том числе и в санацию некоторых ведущих банков. Таким образом оно получило большинство акций, например; в «Дрезднер Банке». Правительство национал-социалистов брало под контроль уже существующие и основывало новые государственные предприятия (напри

мер, фабрику имени Германа Геринга в Зальцгиттере и много- численные, часто действовавшие под прикрытием головных обществ, военные заводы).

В ФРГ, несмотря на неоднократно проводившиеся приватизации, и в дальнейшем наблюдалось значительное участие федеральных властей, правительств отдельных земель и территориальных общин в производственном секторе экономики. В 1982 г. федерация прямо или опосредованно участвовала в 958 предприятиях, имея там долю в 25% минимум. Почти две трети участий концентрировалось в шести крупных федеральных промышленных объектах. Численность занятых на федеральных предприятиях, составлявшая в начале 80-х гг. свыше млн, была еще весомей. Ведущим федеральным предприятием являются теперь не железные дороги, как это было в 1950 г., а почта, число занятых и оборот здесь, в отличие от железных дорог, продолжали расти в 70—80-х гг. (в 1980 г. на железных дорогах работало 346 тыс. служащих, а на почте — 518 тыс.). Отдельные федеральные земли непосредственно участвовали в более чем 400 предприятиях с 200 тыс. занятых. Наибольшим разнообразием отличалась, как и прежде, хозяйственная деятельность территориальных общин, которые имели в 1953 г. 4409 собственных предприятий и участвовали в 121 предприятии, организованном в частнохозяйственной форме, а в конце 60-х гг. — свыше 800 собственных предприятий и более 400 крупных обществ с частным капиталом. После волны слияний 70-х гг. число предприятий обеих категорий сократилось, в конце десятилетия на муниципальных предприятиях было занято 110 тыс. чел.

В целом в 1980 г. почти 2 млн человек, или 12% всех занятых в промышленности, ремесле, торговле и транспорте, рабо

тали в государственном секторе. Их доля в общем числе занятых составляла 7,8%, среди занятых наемным трудом —10,5%. Это цифры того же порядка, что и периода Веймарской республики. Доля государственных предприятий в инвестициях не достигала, однако, в дальнейшем такой величины: инвестиционный потенциал частного капитала сегодня несравнимо выше, чем в 20-х—начале 30-х гг. В 1980 г. только 10,6% всех инвестиций (соответственно 12,7% инвестиций предприятий) приходилось на государственный сектор. Как обычно, основной объем инвестиций приходился на транспорт и коммунальное обеспечение. В 1979 г. валовой продукт государственных предприятий составил 148 млрд марок ФРГ, что соответствовало 10,4% вновь созданной стоимости всех отраслей экономики или 12% всех предприятий. Таким образом, их доля здесь была такой же, как и среди занятого населения. Как и прежде, доля государственного сектора, измеряемая по вновь созданной стоимости, весьма высока в первую очередь в коммунальном обеспечении, транспорте и связи (69%), а также в сфере кредита (52,4% в 1980 г.). Напротив, в страховании она составляет только около 9,5%, в производительных промыслах — 4,4% и в торговле 2%.

Сравнение с другими западноевропейскими странами стало возможно только после создания Европейского сообщества и Европейского центра общественного хозяйства (английская аббревиатура: СЕЕР), который раз в несколько лет издает справочник о государственном секторе в ЕС. Но даже в этой публикации не решаются помещать всеобъемлющую статистику, потому что понятия и критерии учета до сих пор не достигли достаточного единообразия. Тем не менее становятся очевидны некоторые интересные параллели и различия между странами-членами сообщества. Почти во всех из них (за малым исключением в лице Ирландии и Люксембурга) доля государственного сектора в инвестициях в национальную экономику значительно выше, порой в два раза, чем в числе занятых, во вновь созданной стоимости, соответственно и в обороте капитала. Причины кроются в концентрации государственного сектора в капиталоемких и нередко технологически инновационных секторах (транспорт, сред

ства связи и коммунальное обеспечение), а в ряде стран также в добывающей и тяжелой индустрии. Удельный вес по показателю вновь созданной стоимости в целом немного превышает долю в числе занятых, опять-таки вследствие особенно высокой капиталоинтенсивности множества предприятий государственного сектора, а также вследствие концентрации производства на немногочисленных крупных предприятиях. Единственным исключением здесь является Италия, где доля в числе занятых, составлявшая в 1980 г. 25,9%, была несколько выше, чем в обороте (24,5%), — признак того, что в стране есть немало относительно неэффективных предприятий. В той же Италии резко возросло значение государственного сектора; на него к 1970 г. приходилось свыше трети национальных инвестиций (без сельского хозяйства), а в 1980 г. — почти половина. Вероятно, в последние годы еще быстрее возросло влияние государства на экономику в Греции, где к 1980 г. уже 86% вновь созданной стоимости в финансовом секторе приходилось на государственные предприятия. Однако, как и прежде, доля его в греческой промышленности, составлявшая в 1980 г. 3,6%, невелика даже по европейским масштабам.

Среди западноевропейских стран наибольший удельный вес в промышленности, а также наиболее прочные права собственности имеет французское правительство, — результат различных мероприятий по огосударствлению, в первую очередь при президентах де Голле и Миттеране. В 1980 г. на долю предприятий государственного сектора во Франции пришлось более четверти всей вновь созданной стоимости в промышленности и почти треть всех промышленных инвестиций, но некоторые из крупнейших предприятий, такие, как металлургические концерны «Usinor» и «Salicor», а также автомобильный концерн «Рено», понесли громадные убытки. В Италии доля государства в промышленности, беря за основу количество занятых, составляла 13%, т.е. половину от уровня Франции, хотя по сравнению с 1970 г. удвоилась. Конечно, обе страны, так же как ФРГ и Великобритания, прилагают усилия к сокращению государственного участия в промышленности. Особенно низко оно в странах Бенилюкса

и в Ирландии. ФРГ, где в 1980 г. 4,3% вновь созданной стоимости в промышленности приходилось на предприятия, классифицируемые как государственные, занимает промежуточное положение.

В экономике в целом (большей частью без сельского и лесного хозяйства, а подчас, как в Дании, Франции и Италии, и без финансового сектора) доля государственных предприятий по числу занятых в 1980 г. колебалась от 4% в Испании до 26% в Италии. В большинстве стран, к которым относятся Бельгия, ФРГ, Нидерланды, Португалия и Великобритания, она составляла от 5,6% (Нидерланды) до 7,6% (ФРГ). Выше среднего уровня этот показатель был во Франции и Австрии (14,6%) и в Ирландии (11%). По Швейцарии данных нет, а Люксембург вместе с Испанией имел самую низкую долю — 4,5%.

К сожалению, нельзя с уверенностью наметить среднесрочную тенденцию, к тому же по некоторым странам имеются данные только с конца 60-х гг. В Бельгии и Франции явно наметился рост государственного сектора в экономике в целом. В Бельгии доля занятых за 20 лет возросла с 4,8 до 7,3%, во Франции с 10,4 до 14,6%, в Италии за десять лет даже удвоилась. Но в то же время в Великобритании она снизилась с максимума в 9% (1961 г.) сначала до 7,8% (1966—1967 гг.), затем возросла до 8,4% (1968 г.) и с тех пор колеблется в пределах 7,2—8,2% (1982 г.). В Нидерландах она сократилась в 70-е гг. на 1%, а в Люксембурге — на 2%.

Насколько позволяют судить имеющиеся данные, выявленная тенденция по отдельным странам подтверждается также показателем удельного веса предприятий государственного сектора во вновь созданной стоимости. Однако бросается в глаза, что во Франции и Италии прирост вновь созданной стоимости значительно отстает от числа занятых, хотя в обеих странах наблюдается устойчиво высокая доля инвестиций в предприятия государственного сектора. Причины, вероятно, заключаются в том, что крупные государственные предприятия в большей степени, чем частные, должны воздерживаться от сокращения персонала по политическим соображениям (имея в виду голоса избирателей) или из-за влияния профсоюзов, как, например, в Австрии. Напротив,

в Великобритании доля предприятий государственного сектора по показателю вновь созданной стоимости росла опережающим темпом по сравнению с числом занятых, хотя его доля в инвестициях в 70-х гг. несколько отставала от Франции и Италии. В 1982 г. в Великобритании она равнялась одной пятой всех инвестиций и тем самым была выше, чем в Австрии в 1980 г. Кроме того, выше среднеевропейского уровня государственные предприятия инвестировали в 1980 г. в Италии (48%), во Франции (34%), в Греции и Португалии (30—34%); ниже — в Бельгии (15%), Испании (13,5%), ФРГ (12,7%), Ирландии (12%) и особенно в Люксембурге (4,3%).

В обеих пороговых странах (т.е. наиболее развитых из стран, приближающихся по уровню своего развития к индустриальным державам. — Прим. пер.) Греции и Португалии доля государственных предприятий в совокупных инвестициях в конце 70-х—начале 80-х гг. росла особенно быстро; в Португалии в 1979—1982 гг. с 29 до 38%. Доля же во вновь созданной стоимости за эти годы поднялась только с 21 до 24%, а по числу занятых рост был минимальный — с 7,6 до 7,8%. Таким образом государственный сектор в этих странах дал существенный толчок экономическому развитию. В Греции за 1979—1982 гг. государственные предприятия удвоили свою долю в инвестициях с 15 до 30% (без сельского хозяйства), в то время как их вклад в валовой национальный продукт возрос только с 10,8 до 14%. В 1974—1977 гг. в собственность государства здесь перешли транспортные предприятия, государственный контроль был распространен на банки, правительство основало общества по развитию, нефтяную фирму и оружейную фабрику. К началу 80-х гг. в Старых индустриальных странах наметилась тенденция к сокращению государственного вмешательства в экономику или по меньшей мере к его стагнации. В молодых же промышленно развитых или пороговых странах на Юге континента обнаруживается, скорее, обратная тенденция, т.е., вероятно, подтверждается тезис Гершенкрона о том, что чем позже страна вступает в стадию индустриализации, тем сильнее в этот процесс непосредственным образом вовлекается государство.

Статьи доходов и расходов государственных бюджетов в течение XIX и XX вв. в большинстве стран увеличились многократно не только в абсолютном исчислении, но и прежде всего в отношении к внутреннему (социальному) продукту. Уже в 1870-е гг. Адольф Вагнер сформулировал «закон роста государственных потребностей», служивший для него финансовым выражением общего закона расширения государственной деятельности. В этом расширении он видел причину увеличения финансовых потребностей государства и роста государственных расходов. В 1960-е гг. Пикок и Вайсман на основе данных по Великобритании сформулировали теорию «уровневого скачка» как следствия обеих мировых войн. Согласно этой теории скачкообразно выросшие за годы войны государственные расходы после войны сокращаются не полностью, но после кратковременного снижения застывают на более высоком по сравнению с довоенным периодом уровне, с которого и начинается дальнейший рост. Кроме того, в межвоенное время прусский министр финансов Попитц считал, что ему удалось открыть «закон силы притяжения центрального бюджета».

Все три упомянутых «закона» эмпирически проверялись Й.Колем на материале дюжины западно-, северо- и центральноевропейских стран. При этом в наибольшей степени подтвердился закон А.Вагнера, в то время как два других, хотя и соответствовали каждый своему времени и сфере действия, с глобальной точки зрения оказались несостоятельны. Государственные доходы и расходы во всех исследованных странах в долгосрочной тенденции возрастали в отношении к валовому внутреннему продукту (ВВП) (табл. 79—81). Общая доля налоговых поступлений, т.е. налогов, взимавшихся государством и, где это имело место, федеративными государствами или провинциями, но без учета отчислений на социальное страхование, в 1914 г. только в Великобритании слегка превышала 10%, во всех других странах, по которым имеются данные, была ниже, в Германии около 5%. В 1920 г. в Великобритании она почти удвоилась, в нейтральных странах лишь слегка превысила довоенный уровень, но теперь уже почти повсюду была явно вы

ше 10%. В межвоенный период в Великобритании налоговая квота несколько снизилась и затем до начала предвоенной гонки вооружений оставалась стабильной. Почти во всех других странах, в отношении которых имеются данные, она продолжала увеличиваться, но нигде это не проявилось столь ощутимо, как в Германии, где в 1935 г. налоги перешагнули 20% -ный рубеж ВВП. Таким образом, правительство национал-социалистов, как никакое другое европейское правительство, облагало своих граждан высокими налогами (см. табл. 79).

После второй мировой войны Великобритания стартовала с более высокого уровня, составлявшего около трети ее ВВП. В Дании и Швеции с формированием государства благосостояния «уровневый скачок» был еще заметнее, но в других странах, таких, как Бельгия, ФРГ и Италия, в 1950 г. отмечалась более низкая доля налогов по сравнению с 30-ми гг. С тех пор во всех странах налоговая квота постепенно возрастала и в 1983 г. в Дании достигла 44%, а в Швеции, Норвегии, Ирландии, Великобритании и Бельгии превысила 30%. Только в Италии, Швейцарии и Португалии она оставалась на уровне ниже 25% ВВП.

Однако развитие ни в коей мере не было повсюду однолинейным. Некоторые страны, в первую очередь Дания и Великобритания, в меньшей степени также Бельгия, Ирландия, Швеция и Финляндия, во второй половине 60-х гг. совершили «уровневый скачок», в то время как во Франции и Италии в те же годы доля поступлений от налогов сократилась после того, как вследствие рецессии она возрастала в течение одного-двух лет (в 1967—1969 гг.), а в ФРГ, Австрии и Норвегии стабилизировалась. Эти тенденции являлись прежде всего следствием расширения мероприятий, направленных на рост благосостояния, и необходимости их финансового обеспечения. Во второй половине 70-х гг. наблюдаются аналогичные, хотя и менее выраженные расхождения. На этот раз налоговая квота сильнее сократилась в Швеции, менее заметно — в Бельгии, Швейцарии и Великобритании, в то время как в Дании и Италии существенно возросла. Здесь, очевидно, речь идет о различной стратегии адаптации к нефтяному кризису и способности обуздать инфляцию.

Доля государственных налогов в ВВП европейских стран, 1914—1983 гг.*

(в % без учета социального страхования)

Если же к налогам добавить отчисления на социальное страхование, как это часто делается при международных сравнениях, поскольку во многих странах такие отчисления рассматриваются как налоги, то налоговая, или государственная, квота возрастает еще значительнее. В этом случае в ФРГ, Австрии, а также в Италии и Великобритании уже в 1955 г. она составила около 30%, и только в Португалии и Швейцарии ниже 20%. В 1980 г. в Швеции она достигла половины ВВП, а в Норвегии, Нидерландах, Бельгии и Австрии превысила 40%. Даже в Португалии и Швейцарии в этом случае она поднялась до 30%, т.е. до того уровня, на котором находились наиболее развитые в социальном отношении государства четверть века назад. Тем самым в Швеции за 25 лет уровень социальных отчислений и налогов поднялся вдвое — настоящая революция мирного времени. В Дании этот показатель также почти удвоился (табл. 80).

Одни только отчисления на социальное страхование в 1980 г. в Нидерландах достигли 17,4% ВВП, в Швеции — 14,2%, в Бельгии — чуть больше этого уровня, а в Австрии — около 13%. Самыми низкими они были в Дании (0,8%), так как там пенсионное страхование финансируется из общих налоговых средств. Именно этот контраст jjbho показывает настоятельную необходимость расчета государственной квоты вместе с отчислениями на социальное страхование, которые в конечном счете являются принудительным налоговым сбором, хотя и целевым. Беря их в расчет, обнаруживаем, что в Швеции доля налоговых поступлений в 1980 г. была почти на 5% выше, чем в Дании, а если эти отчисления исключить, то Дания будет на 9% впереди. Разная динамика обоих типов налоговых квот в отдельных странах, таким образом, сводится по большей части к различному росту отчислений на социальное страхование. В то время как в Нидерландах и Швеции их доля в ВВП с 1955 по 1980 г. выросла почти на 14%, в Финляндии и Италии рост составил около 1 %, а в Дании наметилось сокращение на 0,3%, признак того, что значительная часть социального страхования, в первую очередь пенсии, финансируются из налоговых средств. В1984 г. доля отчислений на социальное страхование во всех налоговых сборах в трех странах была выше 40% (Испания — 41,1%, Франция — 43,6%, Нидерланды —

Доля налогов и отчислений на социальное страхование в ВВП, 1955—1980 гг. (в %)

Источник: OECD. Long-Term Trends in Tax Revenues of OECD Member Countris. 1955— 1980. Paris, 1981. Pll; OECD. Revenue Statistics of OECD Member Countries. 1965— Paris, 1986. P 83.

44,3%), в шести — выше 30% (ФРГ—36%, Греция—35%, Австрия — 32%, Швейцария — 32%, Бельгия — 32%, Италия — 34%), в трех последующих ниже (Люксембург, Португалия, Швеция — 26%), в Норвегии — около 21%. Только в четырех странах эта доля была ниже одной пятой ВВП: в Великобритании — 18%, в Ирландии — 14,6%, в Финляндии — 8,7% и в Дании в целом 3,9%.

Другие виды доходов государственного бюджета в европейских странах развивались также по разному, вследствие традиций, политических предпочтений или техники сбора налогов. Повсюду уменьшалась доля доходов от таможенных сборов и

пошлин, особенно в Дании, Ирландии и Италии, где только в период с середины 60-х до середины 70-х гг. она упала на 16,15 и 10% соответственно. Напротив, почти повсюду возрастал удельный вес налогов с прибыли и заработной платы. За 1955— 1980 гг. он поднялся в Бельгии, Ирландии и Норвегии почти на 16%, в ФРГ и Дании более чем на 10%. В Дании в середине 70-х гг. он был еще на 5% выше, но с тех пор уменьшился. В 1975 г. 56% налоговых сборов в этой стране приходилось на подоходный налог. В тот же период доля подоходного налога в Швеции снизилась на 12% (с 53 до 41%), в Нидерландах она также слегка сократилась. В среднем к 1955 г. примерно четверть налоговых поступлений в западноевропейских индустриально развитых странах приносил подоходный налог, в 1985 г. его удельный вес превысил одну треть. Значительно ниже этот показатель был в южноевропейских «пороговых» странах. В середине 70-х гг. он равнялся чуть более 10%. Из промышленно развитых стран только Франция имела такую низкую долю подоходного налога. Основную часть налоговых поступлений «пороговые» страны получали преимущественно из трех других источников: отчислений на социальное страхование, особенно со стороны работодателей, налога с оборота или акциза, а до вступления в ЕС и от таможенных сборов. Доля таможенных сборов и акцизов на отдельные товары в Португалии в 1980 г. составляла почти 25%, в Греции — около 23%, в Испании — около 17%; доля общего налога с оборота в Португалии около 11%, в двух других средиземноморских странах — около 10%. С индустриальным прогрессом этих стран и вступлением их в ЕС налоговая структура здесь постепенно выравнивается по западноевропейскому образцу. Если в 1974 г. доля налогов в ВВП трех средиземноморских стран, составлявшая в Португалии 22%, в Греции 24% и в Испании 18%, была еще значительно ниже этого уровня в Швейцарии, то в 1984 г. они догнали старые индустриальные страны Запада с наиболее низким налогообложением: в Греции и Португалии соответственно 35 и 32% ВВП составляли налоги и отчисления на социальное страхование, в Испании — 28%, т.е. около половины от уровня занимающей первое место Швеции.

Вопреки предположениям Попитца, «сила притяжения центрального бюджета» проявилась только в немногих странах. К ним относятся Италия и три «государства благоденствия» — Швеция, Норвегия и Нидерланды. В Норвегии и Швеции центральные правительства в начале 20-х гг. взимали примерно половину всех налогов, а в 60—70-х гг. от двух третей до трех четвертей. С середины 60-х гг. в Швеции доля, приходящаяся на центральное правительство, сократилась до 70%. В Италии степень налоговой централизации была весьма высокой уже в 20-е гг. и составляла тогда 85%, а к настоящему времени выросла до 98%. В Нидерландах данный показатель в межвоенное время равнялся от двух третей до трех четвертей и сразу после войны вырос до 98% и стабилизировался на этом уровне. Вторая Австрийская республика также оказалась более централизованной, чем первая, с 1955 г. доля федерального правительства в налоговых сборах возросла с 84 до 89%. Для Германии межвоенного периода закон Попитца, очевидно, отражает реальное положение вещей, степень централизации выросла в годы Веймарской республики и нацистского режима с двух третей до трех четвертей, но для послевоенного времени он перестал действовать: в это время изменения были незначительны, а с 70-х гг. уровень налоговой централизации даже ненамного снизился. То же самое относится к Великобритании, где на центральное правительство сразу после войны приходилось более 93% налогов, а сейчас только 89%. Франция как прежде, так и теперь была высокоцентрализованной державой, но и здесь этот показатель, в послевоенный период достигший 99%, с 1970 г. понемногу сокращается. На противоположном полюсе — Швейцария, самая федералистская страна в Европе, в межвоенный период в пользу Швейцарской конфедерации собиралось от 39 до 45% налогов. В первые тринадцать послевоенных лет эта доля превысила 50%, но с конца 50-х гг. возобладала противоположная тенденция, и в середине 70-х гг. правительство конфедерации располагало 37—38% налоговых поступлений, т.е. меньшей долей, чем в межвоенный период. Швейцария, возможно, воплощает особенно ярко общий тип, хотя она и оставалась нейтральной в обеих войнах: в годы войны центральное правительство берет на себя новые функции и тем самым повы

шает свою долю расходов. После войны оно медленно возвращается к исходному положению. В «государстве благоденствия» возникает множество новых подразделений центрального аппарата, но вместе с тем постепенно вновь усиливается местный и провинциальный уровни управления, так как на них возлагаются многие задачи, такие, как жилищное строительство, благоустройство городов, расширение инфраструктуры и социальное обеспечение. Разумеется, в ряде стран решающую роль играет конституция: если школьное образование относится к компетенции федерального уровня, то на него выделяются средства из центрального бюджета и управляется оно также централизованно. Бели ответственность возложена на местные органы самоуправления или правительства отдельных земель (кантонов), то средства на эти цели поступают по налоговому каналу в первую очередь в эти органы.

Если выделить отчисления на социальное страхование, которые часто учитываются в доходной части центрального бюджета, то в целом ряде стран в послевоенное время наметится очевидная тенденция к децентрализации, и притом не только в государствах, устроенных по федеративному принципу, как ФРГ или Швейцария, где доля поступлений в бюджет центрального правительства в 1955—1979 гг. сократилась соответственно с 47 до 32 и с 41 до 21% (в меньшем объеме также в Австрии — с 57 до 51%), но также и в унитарных государствах. Особенно наглядно это проявилось в Нидерландах, где данный показатель снизился с 82 до 58%. В этой стране, как и в Норвегии и Португалии, не были усилены местные бюджеты, т.е. бюджеты отдельных земель или кантонов по образцу ФРГ или Швейцарии, но прирост местного уровня произошел исключительно за счет социального страхования. И даже в централизованных государствах, таких, как Швеция, Великобритания, Бельгия, Дания и Финляндия, региональные органы имели чуть более высокую долю от собираемых налогов. Только в Ирландии и Италии органы местного уровня стали получать меньше средств как в сравнении с центральным правительством, так и с точки зрения социального страхования. В 1979 г. итальянские территориальные общины получали только 1% от общих налоговых сборов, тогда как в 1955 г. — 11%.

Расходная часть государственного бюджета не только отражает доходную часть, но и существенно ее детерминирует. Ведь именно государственные потребности обусловливают объем и большей частью форму сборов. Поэтому не удивительно, что в расходной части также можно выявить долгосрочную тенденцию роста и что расходы на социальные нужды были особенно велики в послевоенное время. Перед первой мировой войной западноевропейские государства, относительно которых мы располагаем сопоставимыми данными, расходовали от 9 до почти 15% валового социального продукта (ВСП). Сравнительные данные с ВВП, к сожалению, имеются только с 1950 г. Они в целом выше на 0,5—1,5%, так как ВВП ниже ВСП (на сумму продукции предприятий, принадлежащих фирмам данной страны, но расположенных за пределами ее границ. — Прим. пер.) и поэтому знаменатель дроби несколько меньше. Относительно более крупные государственные расходы в сравнении с ВСП наблюдаются на примере Франции. Причиной были ее чрезвычайно высокие военные расходы. Во Франции в 1913 г. было призвано 8,6% всех мужчин в возрасте от 20 до 44 лет, на обслуживании военных потребностей были задействованы громадные человеческие ресурсы. В Германии и Австрии эта доля была лишь немногим выше 7%, в Великобритании — 6,4%, в Италии около 5,3%, во всех других западно- и североевропейских странах ниже 5%.

В 1920 г. в странах, которым пришлось преодолевать тяжелые последствия войны, мы обнаруживаем ожидаемый «уров- невый скачок». Особенно он выражен во Франции, где доля государственных расходов превысила 34%. Но в Великобритании и даже в нейтральных Нидерландах доля государственных расходов также более чем удвоилась. Значительно скромнее она возросла в Дании и Норвегии. Часть вызванных войной расходов сократилась в межвоенный период, хотя, конечно, следовало ожидать, что эта доля опять поднимется, по крайней мере в период мирового экономического кризиса из-за падения ВСП и предпринимаемых государством усилий по оживлению экономики путем раздачи заказов и кредитов. До кризиса подобная ситуация имела место только в Германии, где доля государственных расходов в 1930 г. оказалась на 7% выше уровня

1925 г. В Великобритании рост составил только 1%, в других странах — доли процента, а в Ирландии и Швеции в 1930 г. доля государственных расходов даже слегка сократилась по сравнению с 1925 г. Во Франции, которую кризис затронул позже других, и в большинстве более мелких стран, таких, как Дания, Ирландия, Нидерланды, Норвегия, Швеция и Швейцария, ожидаемое повышение проявилось только после 1930 г. Напротив, в Великобритании доля государственных расходов явно поднялась только в связи с подготовкой ко второй мировой войне и затем в годы войны.

После ее окончания лишь в некоторых странах непосредственно наблюдался «уровневый скачок». Интересно, что достаточно отчетливым он оказался только в оставшихся нейтральными Ирландии и Швеции. В большинстве других стран доля государственных расходов поначалу сократилась, в бывшей нейтральной Швеции, например, с 1945 по 1950 г. почти на 10%. Эта страна резко сократила расходы на оборону и пока не несла высоких расходов на рост благосостояния населения. Заметнее эта доля снизилась в Великобритании, которая резко свернула расходы на армию. Долговременный рост государственных расходов наметился только в 50-е, отчетливо проявился в 60-е гг. В 1960 г. из европейских стран только во Франции доля государственных расходов составила около 40%, а в 1970 г. она превысила 40% ВСП у семи западноевропейских держав. В1980 г. эта доля, беря теперь в сравнении с ВВП, в пяти странах превысила 50%, а в Швеции выросла даже до 62%. В этих государствах и в Бельгии доля расходов за 1950—1980 гг. nd меньшей мере удвоилась, в Швеции возросла в целых три раза. Из исследуемых здесь стран только в Швейцарии в 1980 г. она держалась на уровне ниже 30% (см. табл. 81).

Также в результате федеративного устройства доля федерального правительства в расходах, составляющая 10% ВСП, значительно отстает от среднего уровня (обычно она минимум 20%, а во многих случаях превышает 30% ВСП). Большая часть расходов центральных правительств, особенно крупных империй, в XIX в. носила военный характер, однако уже к концу столетия расходы на социальную сферу в целом и образование в Германии значительно возросли, а накануне первой мировой вой-

Удельный вес государственных расходов в ВСП европейских стран, в 1910—1980 гг. (в %)

ны в Великобритании, как и в Германии, расходы на экономические, социальные и просветительные цели превалировали над остальными. В межвоенный период так произошло и в Скандинавии; в Бельгии, Нидерландах, Франции и в Италии такая структура расходов сложилась после второй мировой войны. К1980 г. все северо-, западно- и центральноевропейские некоммунистические страны по меньшей мере половину своих расходов государственных бюджетов направили на социальные и образовательные нужды. Доля военных расходов, составлявшая перед первой мировой войной от 20 до 40% государственных бюджетов, напротив, повсюду сократилась до менее чем 10%. И все же расходы на оборону в сравнении с валовым социальным продуктом большей частью превышают уровень XIX в. (и ему соответствуют от 2 до 5% ВВП). Тем временем доля социальных расходов возросла более чем в 10 раз. Если столетие назад социальные расходы составляли максимум 10% бюджета, который в свою очередь не превышает 10% от ВСП (таким образом социальные расходы составляли максимум 1% от ВСП), то сегодня они в большинстве случаев превышают половину бюджета, который в свою очередь достиг более половины ВСП, т.е. социальные расходы, хотя и не повсеместно, находятся на уровне порядка 25% ВСП. Необходимо поэтому еще детальнее обрисовать эволюцию стран Северной, Западной и Центральной Европы к «государству благоденствия».

В последние десятилетия государственные расходы все более опережают доходы, государственная задолженность поэтому растет. В ряде стран она была велика уже в XIX в., несколько десятилетий было потрачено на то, чтобы погасить долги, возникшие в результате наполеоновских войн. После первой мировой войны одни европейские страны освободились от военной задолженности с помощью инфляции, тогда как другие (Бельгия, Франция и Великобритания) несли это бремя на протяжении всего межвоенного периода. В Бельгии во время мирового экономического кризиса обслуживание долга и амортизация составляли более трети бюджета, во Франции эта планка была пересечена уже в 1923 г., а в 1936 г. страна должна была почти 44% бюджета расходовать на обслуживание долга. Затем эту цифру удалось резко сократить, и в конце 30-х гг. она составля

ла порядка 18%. Великобритания с 1920 по 1933 г. постоянно использовала на обслуживание долга более пятой части бюджета, в некоторые годы свыше 30%. Только в 1938 г. эта доля упала до 13%. Но даже и в нейтральных странах, таких, как Нидерланды или Норвегия, она была непомерно высока. В Нидерландах во время мирового экономического кризиса на долговые обязательства уходило более трети бюджета. Напротив, в Германии в 1925 г. эта цифра держалась на уровне лишь 1,8%, постоянно возрастая, и к 1933 г. она составляла 9%, а к началу гонки вооружений в 1935 г. — 11,5%.

Изменения нетто-задолженности* европейских стран-членов ОЭСР за 19*0—1984 гг. (ежегодный средний % к ВВП)

После второй мировой войны ряд стран смог вначале поддерживать доходы на уровне, превышающем расходы (речь прежде всего идет о текущих государственных расходах, т.е. без инвестиций). Только Ирландия с 1950 г. и Бельгия до 1957 г. испытывали постоянный бюджетный дефицит. Великобритании и Нидерландам уже в 50-е гг. спорадически удавалось сводить бюджет с помощью новых долгов, а в 60-е гг. эта практика приобрела регулярный характер. В 70-е гг., особенно с 1975 г. она стала общим правилом. Только Швеция до 1977 г. сводила бюджет с положительным сальдо, но затем ее также затянуло в омут растущей государственной задолженности. Помимо Ирландии, где расходы превышали доходы на 30%, особенно интенсивно государственный долг рос в Италии. В 1980 г. расходы бюджета в этой стране превосходили доходы более чем на 23%, и, напротив, в Финляндии и Франции только на 1—2%. Результатом для большинства стран, за исключением Бельгии, Финляндии, Франции, Нидерландов и Великобритании, стал драматический рост удельного веса госдолга в ВВП. В Италии в отношении к ВВП только за 1970—1976 гг. он возрос с 29 до почти 60%, а в 1985 г. превысил 100%. В Австрии государственный долг с 1970 по 1977 г. вырос с 19,4 до 30,3%, а в ФРГ с 18,2 до 27,1% ВВП. Аналогичная картина наблюдалась в Дании и Норвегии. С другой стороны, в Нидерландах государственный долг уменьшился с 68,3 до 39,5%, а в Великобритании с почти 86 до менее 62%. Ряд других стран прилагает усилия к тому, чтобы по меньшей мере сдержать рост новой задолженности, оставляя нетронутым собственно сам капитальный долг, сре

ди них с 1983 г. и ФРГ. Только некоторые малые страны, такие, как Финляндия, Норвегия, Люксембург и Исландия, смогли добиться положительного сальдо госбюджета за длительный период. В Швеции, которая относилась к этой категории до 1977 г., в первой половине 80-х гг. все-таки возник долг и притом немалый — около 4,5% ВВП в среднем, и в итоге ее опережали только Италия, где ежегодный прирост новой задолженности выражался цифрой 11,4%, Дания с 6,2% ежегодного прироста и, предположительно, Ирландия, данными по которой мы пока еще не располагаем (табл. 82).

Таблица 82

* Знак «минус» означает увеличение задолженности, «плюс» — уменьшение. Источник: OECD. Economic Outlook. Historical Statistics. 1960—1984. R65.

Уплата необходимых процентов по государственным долгам в большинстве стран до середины 70-х гг. держалась на относительно постоянном и обозримом уровне. Только в Ирландии она ежегодно превышала 10% всех бюджетных расходов, в Великобритании была чуть меньше, в большинстве других стран — около 4—6%, в Швейцарии — около 3%. При этом, правда, следует принимать во внимание быстро распухающие общие размеры бюджетов. В абсолютных цифрах долги росли почти повсюду уже до 1975 г., а после этой даты — драматически быстро.