ЖЕЛЕЗО И КАМЕННЫЙ УГОЛЬ

Та самая страна и та самая эпоха, которые были свидетелями необычайного роста хлопчатобумажной промышленности, появления машинного производства и организации фабричной системы, были также свидетелями параллельной эволюции в железоделательной промышленности.

I

В тот момент когда в железоделательной промышленности начался ряд решительных преобразований, Англия, бывшая театром их, не была еще тем, чем она стала позже и чем она долго оставалась, т. е. страной металлургической по преимуществу. В этом отношении она не могла выдержать сравнения со Швецией или Германией. Богатство английской почвы железом точно игнорировалось: многие месторождения его оставались неразработанными. Англия не только не была в состоянии экспортировать большими количествами чугун и полосовое железо, как она это делает в наши дни, но принуждена была еще ввозить их к себе, особенно из стран, прилегающих к Балтийскому морю, и в меньших размерах — из Испании и американских колоний850.

Железоделательная промышленность делится, естественно, на две главные отрасли: первая обнимает добывание и обработку руды, вторая—обработку металла во всех ее формах. Первая, наиболее важная, так как без нее приходится доставать из-за границы полуобработанное сырье, в начале XVIII в. настолько захирела, что. на возможность ее возрождения перестали надеяться. Около 1720 г. во всей Англии было каких-нибудь 60 доменных печей, производивших ежегодно 17 тыс. т чугуна851. И эта жалкая продукция, далеко не достигающая продукции одной современной домны852, была еще вдобавок чрезвычайно раздроблена. Мы наблюдаем здесь опять ту характерную разбросанность, которую отметили, выше в старой текстильной промышленности. Главные металлургические заводы были распределены между 18 или 20 различными графствами853. В некоторых из них, например, в графствах Иорк, Уорик, Гламорган, находятся теперь первостепенные металлургические центры. В других та незначительная промышленная жизнь, какая еще сохранялась в них в описываемое нами время, давно угасла.

Между этими последними надо упомянуть прежде всего гр. Сэс- секс. Покрытое некогда лесами, которые доставляли его заводам необходимый горючий материал, оно пережило в XVI и XVII вв.

В начале XVIII в. упадок этой промышленности был уже заметен. В 1724 г. де Фсэ восхищается еще «многочисленными и прекрасными заводами», расположенными в восточной части графства, в лесистой местности Weald'а856. Здесь продолжали еще делать котлы, каменные плиты, а также предметы артиллерийского снаряжения857. Но, с Другой стороны, мы знаем, что число доменных печей упало, в это время Б Сэсеексе до десяти, из которых каждая производила в среднем 140 т чугуна в год858. Чтобы отлить решетку (весом около 200 т), окружающую лондонский собор св. Петра, потребовалась работа двух заводов, едва справившихся с ней859. Все они один за другим прекратили свое существование, и в настоящее время об этой исчезнувшей промышленности напоминают только некоторые названия местностей, как Forge Wood или Furnace Wood, между деревнями Гаукхерст и Лемберхерст.

Другой металлургический район, одно время совершенно заброшенный, несколько ожил в наши дни: мы разумеем Дин-Форест, между верхним течением реки Вай (Wye) и устьем Северна. Он содержал довольно обильные месторождения железной руды, известные уже римлянам, которые разрабатывали их860; залежи эти не истощены еще и ныне.

В действительности географическое сосредоточение промышленности и ее подразделение на специальности разнились в зависимости от района и от характера технических операций. То же замечание при- ложимо к ее внутренней организации, разнородному результату самых разнообразных экономических условий. Эксплоатация копей и рудников, при всем ее несовершенстве, требовала сравнительно больших капиталов. Поэтому уже рано начали основываться горные компании870, сходные по своему устройству и привилегиям с торговыми ком- цаниями. Эти коллективные предприятия, управляемые так называемыми governors или captains и раздававшие ежегодно своим участникам дивиденды, были довольно многочисленны, но далеко не равны по своему значению. Некоторые из них, как The Company of Mine Adventurers of England и The Royal Mines Company, имели интересы в разных частях Англии и стремились к крупным делам, с довольно посредственным, впрочем, успехом871. Другие—например, существовавшие в Корнваллисе — были маленькими товариществами, которые располагали скромными средствами и в большинстве случаев не в состоянии были эксплоатировать одновременно больше одной или двух шаха872. Как видит читатель, система эта далеко не достигла своего полного развития,—тем более, что она не распространялась на всю добывающую промышленность. В общем она действовала в медных рудниках, которые часто бывали очень глубоки и поэтому требовали дорогих работ по устройству и поддержанию их в порядке873. Напротив, каменноугольные копи почти всегда эксплоатировались отдельными лицами. Иногда их эксплоатировали сами собственники, из которых многие принадлежали—и принадлежат еще теперь—к высшей земельной аристократии; типичным примером таких шахтовладельцев может служить герцог Бриджватерский, который прорыл Ворсле- евский канал специально для перевозки угля из своих копей в Манчестер. Более часто они сдавались в аренду предпринимателям за плату (royalty), пропорциональную количеству добытого угля874. В Йоркшире лица, именуемые banksmen, действовали то в качестве управляющих или надсмотрщиков, состоящих на службе у собственника, то в качестве арендаторов, которые вели эксплоатацию по своему усмотрению875. Таков же был, повидимому, порядок и в железных рудниках, судьба которых была, впрочем, так тесно связана с судьбою железоделательных и литейных заводов, что невозможно изучать одни отдельно от других.

Рудник и доменная печь составляли почти всегда одно предприятие. Руда плавилась на месте, и добыча ее была ограничена спросом железоделательных заводов, находившихся в непосредственном соседстве с месторождением. Владелец заводов был одновременно, если можно так выразиться, и хозяином рудника, и обратно—собственник железного рудника мог эксплоатировать его, только сделавшись хозяином железоделательного завода. Этим обстоятельством объясняется промышленная роль аристократических семей на юге Англии: это было для них способом извлечения дохода из своих земельных владений. Лорд Ашборнгем владеет еще теперь замком недалеко от того места, где его предки выделывали двести или триста лет тому назад пушки для королевской армии876. Предприятие, охватывавшее одновременно рудник, одну или две доменные печи и часто еще железоделательный завод в тесном смысле слова, по необходимости имело капиталистический характер. И этот характер подчеркивался еще природой оборудования: место горнов, подвергаемых действию ветра и устраиваемых для этого при скрещении долин или на вершине холмов, заняли, начиная с XV в., доменные печи с их мощными воздуходувками, приводимыми в действие водяными колесами877. Цитированная выше книга Кемдена сообщает нам, что в конце XVI в. на заводах Сэссекса употребляли гидравличёские молоты878. Мы упо- минали уже выше о машинах для прокатки и резки железа—оборудовании, которое является предвестником крупной промышленности. Не следует, однако, забывать, что ЕСЄ это с трудом прозябало, что произошла настоящая остановка в развитии и что доменная печь давала в среднем от 5 до 6 т чугуна в неделю. Несмотря на внешнюю видимость, эти капиталистические предприятия оставались мелкими пре д пр и яти ями.

Совершенно иную картину представляли металлообрабатывающие отрасли промышленности. Здесь не было недостатка в жизни и деятельности, и разделение труда далеко подвинулось в них. Надо знать, однако, что должно понимать здесь под термином «разделение труда»: он употребляется в неодинаковых, если не прямо противоположных, значениях. Иногда он означает распределение отдельных задач в видах производства одного цельного предмета, в другой раз под ним разумеют только образование специальностей, каждая из которых может быть рассматриваема как нечто самодовлеющее. В первом случае разделение труда имеет тенденцию к экономической концентрации, к единству, во втором—к экономическому дроблению. Первоначально преобладало дробление. Столь разнообразные изделия мелкого металлического и ножевого производства Англии выходили из множества небольших, специализировавшихся на том или ином изделии, мастерских. Маленький капитал или даже отсутствие его, очень простое оборудование и тем более необходимая вследствие этого ремесленная искусность рабочего—таковы были нормальные условия производства. В Шеффильде оплачиваемые рабочие вряд ли были многочисленнее хозяев: последние работали своими руками, в своих собственных домах, окруженные своими детьми и своими учениками879. Это та же домашняя система производства, которая существовала недалеко отсюда у ткачей в долине Галифакса, быть может, лишь с более архаическими чертами, так как она сочеталась с очень узким цеховым режимом. Галламширский цех ножевщиков, устав которого был утвержден в 1624 г. парламентским актом880, был обязательной ассоциацией производителей, организованной по типу средневековых местных гильдий. Никто не мог обосноваться в округе, если не был допущен в число его членов. Каждая мастерская получала от цеха фабричную марку. Воспрещалось набирать других рабочих, кроме местных, проделавших в округе семилетний ученический стаж; воспрещалось продавать невделанные в рукоятку сталь- ные клинки лицу, не живущему в округе, ссужать ему точило шлш какое бы то ни было орудие труда. Эти правила, вместе со многими другими, касавшимися преимущественно техники ремесла и качества изделий, оставались в силе вплоть до конца XVIII в.881 Цех ножевщиков Галламшира представляет одну из немногих профессиональных корпораций, наиболее долго сохранивших свой действительный авторитет882. Он был обязан этим существованию мелкой промышленности, сохранению которой он, в свою очередь, несомненно- способствовал, сделав ее неподвижной в тех традиционных рамках, в которых она развилась.

Переход от самопроизвольного разделения труда между самостоятельными мастерскими к организованному разделению труда в мануфактуре совершился постепенно. Как и в текстильной промышленности, факторами этого преобразования были торговля и торговый капитал. Купец, наведывающийся в определенные сроки к мелким производителям, был в Шсффильде таким я^е необходимым персонажем, как в Бирмингеме883. Производство сообразовалось с era заказами4: все происходило так, как если бы мастер-ремесленник: был только состоящим у него на службе надсмотрщиком мастерской- Иногда эта зависимость заходила еще дальше: торговец давал сырье, и тогда производитель, по внешности все еще самостоятельный, был в действительности не более и не менее как сдельным рабочим, сохраняющим еще собственность на свои орудия труда884. Лишь немногие, более богатые или более предприимчивые производители могли благодаря улучшению транепортных средств войти в прямые сношения с Лондоном и даже с континентальными рынками885. По мере того как они становились торговцами, им приходилось для удовлетворения: спроса своих покупателей соединять обособленные некогда специальности. Джозеф Ганкок владел в 1765 г. в Шеффильде шестью мастерскими, где были представлены главные отрасли промышленности города, в том числе недавно возникшее производство изделий из накладного серебра886. Еще один шаг в направлении к капиталистической концентрации, и мы подходим к строю мануфактуры. Мэтью Больтон, задолго до своего вступления в компанию с Джемсом Уат- том, управлял большим предприятием, которое походило уже,—оставляя в стороне оборудование,—на современный завод. Здесь работали по железу, меди, серебру, черепаховой чешуе; из различных его мастерских^ выходили самые разнообразные изделия: бронзовые украшения, металлические пуговицы, табакерки, часовые цепочки887. Перед нами вся промышленность Бирмингема в миниатюре, в одном предприятии и в руках одного человека888.

Соединение специальностей в группы представляет только один из результатов движения в сторону концентрации, обнаружившегося одновременно во всех отраслях промышленности. Другим, быть может, более важным и во всяком случае более глубоким результатом является то, что в каждой специальности технический процесс начинает подразделяться на все большее число детальных операций, поручаемых такому же числу рабочих или целых категорий рабочих. Эта классическая форма разделения труда нигде не проявилась так рано и столь отчетливо, как в металлообрабатывающих промыслах; именно у одного из них Адам Смит позаимствовал знаменитый пример, фигурирующий на первой странице «Опыта о природе и причинах богатства народов».

Но эта эволюция в направлении к мануфактуре определилась ясно (свидетельством служит большинство приведенных выше фактов) только к середине XVIII в. Раньше характерной чертой железоделательной промышленности была, напротив, ее неподвижность; пока выработка была незначительна и имела тенденцию скорее падать, чем возрастать, до тех пор на преобразование ее строя было мало шансов. Английская металлургия прозябала; если некоторые из металлообрабатывающих промыслов и сохраняли относительную жизненность, то происходило это благодаря ввозу железа из Швеции или России. Не будучи в состоянии добывать в достаточном количестве необходимое ей желэзо у себя дома, Англия пришла к мысли, что может получать его по крайней мере из своих колониальных владений, сохраняя за собою по отношению к ним монополию обработанных изделий. Поощрять в колониях производство чугуна или полосового железа, запрещать им, напротив, всякую конкуренцию с промыслами Шзф|ильда и Бирмингема—такова была политика, принятая, начиная с 1696 г., правительством метрополии. Она была применена последовательно к Ирландии889 и к американским колониям890. Но рудные богатства Ирландии были скоро истощены, а американцы, как известно, не обнаружили особой готовности подчиниться режиму, который им хотели навязать. Оставалось только одно действительное средство излечить вялость английской металлургии: обновление ее техники.

II

Каким образом мог существовать недостаток железа в стране, изобилующей месторождениями его? Почему жизнь уходила из недавно еще процветавших металлургических районов? Факт этот объясняется весьма простой причиной: недостатком горючего материала.

Этим горючим материалом, единственным, который умели тогда употреблять для обработки руды, был древесный уголь. Отсюда расположение доменных печей среди лесистых местностей южной Англии, отсюда также полная заброшенность некоторых месторождений железной руды, слишком удаленных от лесов. Чтобы поддерживать огонь железоделательного завода, требовалось большое количество дров; вокруг каждого металлургического завода совершались настоящие жертвоприношения деревьев. Развитие железоделательной промышленности имело своим неизбежным как будто следствием беспощадную эксплоатацию лесов и, в конце концов, полное истребление их. Такова была, по крайней мере, причина, которой приписывали их постепенное исчезновение, хотя на самом деле оно было вызвано больше всего распашкой лесных пространств и расширением пастбищ. И обстоятельство это давно уже стало предметом общественной тревоги: опасались недостатка в строевом лесе для постройки судов891. В целях охраны лесов были изданы в царствование Елизаветы несколько законов: они ограничили число металлургических заводов в некоторых графствах и запретили устройство таковых в районе 22 миль вокруг Лондона892. Но законы эти сталкивались с потребностью, которую они не в силах были уничтожить, и, с другой стороны, ничего не делали для устранения некоторых реальных и действующих причин обезлесения. Истребление лёсов продолжалось как ни в чем не бывало: «Кто видел в былое время леса Сэссекса, Сэррея и Кента, этот большой питомник дубов и буков893, тот найдет в них за менее чем 30-летний промежуток необычайную перемену; еще несколько таких бедственных лет, как предшествующие, и очень немногие из этих прекрасных деревьев уцелеют»894. С лесов юга, которые пострадали первыми, бедствие распространилось на запад и центр: «Опустошения, причиняемые железоделательными заводами в лесах графств Уорик, Стаффорд, Герфорд, Вустер, Монмут и Салон (Шропшир), превосходят всякое воображение»895. Те же жалобы мы слышали около 1720—1730 гг. по поводу Ирландии: «Каких-нибудь шестьдесят лет тому назад (т. е. при реставрации Стюартов) она имела больший запас дубов, нежели мы имеем теперь, но железоделательные заводы, устроенные там с тех пор, разредили за короткое время леса до такой степени, что ирландцам нехьатает деревьев для получения дубовой коры, необходимой их кожевенным заводам; они вынуждены теперь привозить кору из Англии и лес из Норвегии., а свои кожи вывозить в сыром, невыделанном виде896...»

Дело дошло почти до того, что люди задавали себе вопрос, следует ли причислять залежи железа к богатствам Англии: «Я уверен,—писал Эндрью Яррантон (1677),—что навлеку на себя ожесточенные нападки. Ибо, по мнению некоторых (среди них даже много таких, которые считают себя людьми, преисполненными мудрости), было бы лучше, если бы в Англии совсем не было металлургические заводов и чтобы в ней не производили железа, так как именно заводы пожирают все наши деревья»897. Он энергично восставал против этого взгляда и всячески старался показать, что железоделательную промышленность нельзя делать ответственной за обращение лесов в возделанные поля и пастбища898. Но вызывалось ли обезлесение этой промышленностью или нет, все равно оно имело для нее самые прискорбные последствия. Вместе с лесами исчезали также доменные печи. Редкость горючего материала повышала себестоимость металла, и всякая покровительственная мера против иностранной конкуренции по необходимости оставалась бессильной, так как отече- «твенное производство было намного ниже цотребления. Английская металлургия должна была решить этот трудный вопрос или погибнуть.

Решение как бы напрашивалось само собой: разве для замены древесного угля не имелся каменный уголь? Действительно, каменный уголь был известен и употреблялся в Англии уже в течение многих веков. Согласно тексту одной грамоты, относящейся к 852 г. и цитируемой в Anglo-Saxon Chronicle, некто Вульфред обязывался доставлять монахам аббатства Медхемстед, в числе прочих годовых оброков, «60 возов дров, 12—каменного угля (graefa) и 6—торфа»899. Употребление каменного угля было очень распространено в Англии в продолжение всего средневековья900. Его привозили из каменноугольных бассейнов, расположенных у морского побережья или недалеко от него; отсюда несколько странное название «морской уголь» (sea coal), часто встречающееся в текстах до XVIII в.901 Уголь, употреблявшийся в Лондоне, шел главным образом из Ньюкестля; это был предмет очень важной торговли, благодаря которой названный город стал большим портом и одним из главных центров вербовки матросов для королевского флота. Торговля каменным углем велась также с чужими странами и давала такие барыши, что ее сравнивали в этом отношении с колониальными предприятиями: нортумберлендские копи902 были уже «Черной Индией»903.

Значение Ньюкестля и его торговли трудно было бы объяснить, если бы каменный уголь служил только для отопления домов и для других домашних нужд. Действительно, его употребляли также во многих отраслях промышленности. Одна петиция 1738 г., требовавшая от парламента, чтобы тот принял меры против чрезмерно высоких цен на уголь, подписана «стекольщиками, пивоварами, винокурами, рафинерами, мыловарами, кузнецами, красильщиками, кирпичниками, обжигальщиками извести, литейщиками, набойщиками ситца»904.

Читатель не преминет заметить, что в этом списке фигурируют кузнецы и литейщики. Не служит ли это доказательством того, что металлургия уже тогда пользовалась обычно каменным углем? Без сомнения, она употребляла его, но только для некоторых своих операций. Для ковки или обработки металлов каменный уголь имел почти те же качества, что и древесный уголь, но дело обстояло иначе, когда требовалось плавить руды, в особенности железную руду. Последняя, под влиянием серных соединений, содержимых в большем или меньшем количестве каменным углем и выделяющихся при горении его, меняет свои свойства и дает нечистое, ломкое железо, которое невозможно обрабатывать молотом. Как устранить это неудобство, никто не знал. Таким образом, промышленность, которой каменный уголь должен был оказать наибольшие услуги, как раз не могла им воспользоваться. Заводы продолжали жечь древесный уголь, становившийся все более редким и все более дорогим, между тем как рядом с ними огромные запасы ископаемого угля оставались неиспользованными.

Как добиться того, чтобы при употреблении каменного угля получить металл хорошего качества? Такова была задача, над решением которой упорно билось несколько поколений исследователей. История этих попыток весьма интересна, хотя точно оценить результаты каждой из них представляется делом достаточно нелегким. В 1612 г. некий Симон Стюртевант, по происхождению немец, выхлопотал себе исключительную привилегию на обработку железной руды огнем каменного угля905. Он оставил любопытную книгу, трактующую в несколько схоластической форме, но с остроумными, нередко, замечаниями об изобретениях вообще и об его собственном изобретении, в частности906. Всякий новый технический прием, говорит он, должен удовлетворять трем минимальным условиям, по сравнению с тем приемом, который он заменяет: он должен обеспечивать продукцию, по меньшей мере равного количества, качества и цены907. Его действительную полезность можно считать доказанной и успех его вероятным лишь втом случае, если этот минимум превзойден, т. е. если продукция оказывается более обильна, более совершенна или более дешева. Если верить Стюртеванту, то сделанное им изобретение соединяло в себе два из этих преимуществ. Прежде всего, оно давало возможность осуществить значительную экономию в производстве: доменная печь расходовала на древесный уголь 500 ф. ст. в год, употребление же каменного угля должно было сократить этот расход до одной десятой доли этой суммы908; отныне, следовательно, ничто не могло препятстЕовать быстрому и безграничному развитию отраслей металлургической промышленности. В то же время сохранялись бы леса—соображение, не только не второстепенное, но производившее, быть может, наибольшее впечатление на современников909.

Таким образом, Стюртевант понял и весьма ясно указал огромную выгоду, которая должна была получиться для железоделательной промышленности от употребления ископаемого угля. Но пошел ли он дальше? Был ли он действительно изобретателем или только прожектером? Мы довольно хорошо осведомлены о том, что он думал, но довольно плохо о том, что он сделал. Он, несомненно, отказался от мысли пользоваться каменным углем в сыром виде, ибо говорит о подготовительной работе, «имеющей целью извлечь из него все то, что могло бы испортить или изменить металл»910. Быть может, ему удалось получить кокс? Но вероятно, что он не сумел извлечь пользу из этого первого изобретения, ибо не прошло и года, как он был объявлен лишенным своей привилегии, как бросивший сам свое предприятие911. Права его были переданы одному протеже принца Уэльского6, Джону Ровензону, который, в свою очередь, наобещал золотые горы, но сдержать эти обещания сумел не лучше своего предшественника.

Эта двойная неудача была дурным предзнаменованием. Но трудности, о которых она свидетельствовала, не остановили изысканий, вызванных настоятельной практической потребностью. Наиболее приблизился, повидимому, к окончательному решению Дод Додлей, незаурядная личность, дарования которого единодушно признаются технологами912. Он сам рассказал нам историю своей жизни913. Побоч- тшй сын графа Эдварда Додлея, он тотчас же по окончании Оксфордского университета был поставлен во главе металлургических заводов, которыми отец его вдадел в Пенснетском лесу в Вустершире. Там именно он предпринял в 1619 г. свои первые опыты: «Дрова и древесный уголь становились редкими, а между тем в непосредственной близости от доменной печи находили в большом количестве каменный уголь. Это обстоятельство побудило меня видоизменить устройство горна, чтобы попробовать положить туда каменный уголь... Успех, достигнутый мною при первом же опыте, поощрил меня... После второго опыта я убедился, что металл, получаемый по моему новому способу, был хорошего качества. Количество оставляло кое- чего желать, так как не превосходило 3 т в неделю, но я не сомневался, что мне удастся усовершенствовать свое изобретение...»914. Юн представил королю Якову I образцы, которые были признаны ^хорошим полосовым железом», и так как привилегия Стюртеванта и Ровензона потеряла силу, то он имел возможность тотчас же взять патент на имй своего отца, лорда Додлея915. Мы не будем прослеживать здесь подробно всех превратностей >его бурной жизни. Ему пришлось испытать все обычные неудачи изобретателей. Доменные печи, построенные им близ Стоурбриджа, в районе Бирмингема, были снесены наводнением916. Устроившись затем в Седжлее, в графстве Стаффорд, он возбудил против себя зависть других заводчиков, которые натравили на него своих рабочих; завод его подвергся нападению и был разгромлен917. Среди всех этих невзгод он пользовался, однако, благоволением короля Карла I, который согласился даже возобновить в 1638 г. его привилегию918. Но почти тотчас же вспыхнула гражданская война. Додлей, пылкий роялист, бросил свои заводы, чтобы поступить в кавалерию принца Руперта. Он отличился в ней своей храбростью и дослужился до чина полковника. Когда война кончилась поражением и казнью короля, то Додлей увидел себя разоренным, одиноким и под подозрением919. О том, чтобы защищать свою привилегию, Додлей и помышлять не мог: он согласился даже помочь,—не выдавая им, однако, своего секрета,—некоторым из тех, которые пытались при помощи методов, более или менее сходных с его способом, получить те же результаты. К числу их принадлежал, прежде всего, некий капитан Б эк (Buck), который в компании с Эдвардом Дегнеем, «изобретательным стеклоделом», устроил завод в Дин-Форесте; способ их состоял в изолиро- вании руды от каменного угля путем помещения ее в горнах огнеупорной глины. Но горны треснули, и опыты, которыми заинтересовался Кромвель, были прерваны920. Столь же безуспешна была аналогичная попытка, сделанная в 1656 г. Коплеем в окрестностях Бристоля. Додлей устроил для него большого размера меха, «которые один человек мог, не уставая, приводить в движение в продолжение одного или двух часов»921. Вопрос стоял на том же месте, когда реставрация вернула Додлею надежду вступить опять во владение своими правами и иметь возможность взяться вновь за свое предприятие.

241

16 Манту

Ходатайства его были приняты довольно холодно. Тогда он написал и посвятил «почтенному Большому совету его Величества» свою книгу, озаглавленную Metallum Martis, которая представляет одновременно автобиографию и защиту его изобретения. Автор напоминает здесь о тревоге, давно уже возбуждаемой истреблением лесбв, и о законах, тщетно издававшихся с целью остановить это истребление. Предполагаемое им средство не только не повредит развитию металлургии, но, напротив, должно способствовать ему. Он настаивал на многочисленности и богатстве каменноугольных залежей, расположенных часто в непосредственном соседстве с железными рудниками. В качестве примера он приводил край, где сам жил и работал в молодости: вокруг замка Додлей он нашел уголь и руду, напластованные друг на друге, причем рудные жилы выходили почти на поверхность земли, а глубина угольных пластов не достигала и десяти ярдов. И это в области, где металлургические заводы не работали за отсутствием дров922. Поощрение и помощь, которых он требует после стольких жертв, принесенных им, должны принести публике еще больше пользы, чем ему самому: «Поверь мне, читатель, не частный или политический интерес руководит мною, а одно лишь пламенное желание быть полезным patriae, parentibus et amicis923, как оно подобает честному человеку». Было нечто благородное и трогательное в этом призыве, столь заслуживавшем того, чтобы быть выслушанным, если бы в данном случае соображались только с практическим интересом. Сверх того, испытанная преданность Додлея делу монархии, казалось, должна была снискать ему милость Карла II. Но реставрациям свойственна неблагодарность по отношению к некоторым из своих старых сторонников. К числу последних принадлежал и Додлей. Его выпроводили, и, удрученный этим последним разочарованием, он отказался навсегда от дальнейшей разработки своего изобре- тения. Он умер забытый всеми в 1684 г., а вместе с ним сошел в могилу и его секрет.

Хотя в литературе успешность его изысканий оспаривалась924, однако, можно как будто считать установленным, что он действительно добился выделки чугуна и ковкого железа удовлетворительного качества925. Большого количества металла он никогда в один прием не производил: его доменная печь в Askew-Bridge давала около 1635 г. приблизительно 7 т чугуна в неделю. Но себестоимость была зато очень низка: всего 4 ф. ст. тонна, тогда как обычная величина ее составляла 6 или 7 ф. ст.926. Этого одного было достаточно, чтобы вызвать настоящую революцию в металлургической промышленности. Относительно технических приемов, употреблявшихся Додлеему мы принуждены ограничиться догадками. Весьма вероятно, что. подобно Стюртеванту, он пользовался не сырым углем, а прокаленным, т. е. коксом927. Мы знаем, что он ввел некоторые видоизменения в устройство горнов и мехов; быть может, он построил и отражательные печи. Таким образом, его изобретение было довольно сложным; эта сложность отвечала многообразным условиям трудной Проблемы. Пункты, на которые направлялись его изыскания, были как раз теми пунктами, которые при новом рассмотрении должны были дать окончательное решение. После Додлея возобновилась серия безуспешных попыток. Один немец, по фамилии Блауенштейн (по-английски Блюстон) соорудил в 1677 г. близ Венсбери доменную печь, «столь остроумно построенную, что многие предсказывали ему успех»928. Это была, собственно говоря, отражательная печь, где пламя, изгибаясь, лизало руду* помещенную совершенно вне очага. Однако насыщенное серными парами пламя портило чугун почти столько же, как непосредственное прикосновение горящего каменного угля6. Блауенштейн употреблял каменный уголь, не подвергая его предварительно никакой подготовке. Между тем употребление кокса все более распространялось; в некоторых отраслях промышленности оно стало чем-то совершенно обычным. В особенности отдавали ему предпочтение перед древесным углем пивовары929. При помощи кокса производились между 1726 и 1734 гг. злополучные опыты Вильяма Вуда. Этот Вуд был знаменитым в свое время человеком: именно против него Свифт написал со столь же неподражаемой, сколько несправедливой горячностью свои «Письма суконщика». Чеканка билонной монеты для Ирландии, навлекшая на Вуда страстные нападки грозного памфлетиста, была только одним из его многочисленных предприятий. Кроме собственных металлургических заводов и мастерских мелких металлических изделий, он взял еще в аренду эксплоатацию рудников на всем протяжении королевских владений930. Привыкши к грандиозным проектам, он мечтал путем обновления техники железоделательной промышленности создать гигантскую монополию в свою пользу.

В 1726 г. он устроился в Уйатгевене, в графстве Кумберлещи и попытался производить чугун, смешивая размельченную в порошок руду и кокс в отражательной печи931. Результаты были не особенно удовлетворительны, если верить компетентному в этом деле судье— Сведенборгу, который, раньше чем основать новую религию, был асессором горной коллегии и писал о химии металлов932. Тем не менее Вуд уверял, что может или будет скоро в состоянии производить превосходное ковкое железо в неограниченном количестве. Он толковал о займе в 1 млн. ф. ст. и установке сотни доменных печей933. В 1728 г. он заключил договор, по которому обязался поставить Королевской горной компании 30 тыс. т полосового железа по цене от 11 до 12 ф. ст. за тонну934. Он не взял бы на себя, конечно, таких обязательств, если бы не считал себя совсем близким к цели. Однако он напрасно учел таким образом будущее. Когда в 1729 г. им было возбуждено ходатайство о грамоте на монополию, которая, быть может, дала бы ему возможность выпутаться из трудного положения путем выкупа существующих доменных печей, то от него потребовали, чтобы он немедленно представил доказательства своего изобретения. Насмешки и брань посыпались на него градом. Его обвиняли в мошенничестве; утверждали, что железо, которое он показывал экспертам, было выплавлено на древесном угле, а то, которое он получил при помощи своего чудесного способа, было не более как черным чугуном, грубым и ломким; испытавшие его кузнецы заявляли все в один голос, что не стали бы употреблять его, если бы даже им дали его даром. В публику были пущены подложные проспекты, где, на основании этих хороших результатов, ее приглашали подписываться на сказочно большие суммы: «в уплату будут приниматься даже ирландские пенсы м-ра Вуда»935. Испытание перед свидетелями, которому принужден был покориться Вуд, довершило его фиаско936. Это не помешало некоему Вильяму Фаллоуфильду шумно возвестить в том же 1731 г. об аналогичном изобретении937, будто бы сделанном им,— настолько велико было общее желание найти решение проблемы, от которого зависело самое существование английской металлургии.

Одна семья или, лучше сказать, династия железозаводчиков, Дерби (Darby) из Кольбрукделя, нашла, наконец, то, что раньше угадал, повидимому, один лишь Додлей. Изобретение приписывалось обыкновенно деду, первому Аврааму Дерби, умершему в 1717 г.938Это был квакер, сын фермера, занимавшийся сначала ремеслом строителя мельниц, а затем производством чугунной посуды. Во время путешествия, совершенного им в 1704 г., он наблюдал приемы голландских литейщиков; он первый в Англии стал употреблять формы из влажного песка вместо старых глиняных форм, которые от жара деформировались и разбивались939. В 1709 г. он обосновался в Кольбрукделе, недалеко от Вольвергемптона на границе того района средней Англии, который является по преимуществу страной металлургических изобретений, подобно тому, как Ланкашир есть страна изобретений текстильных. Долина Кольдбрука, небольшого левого притока реки Северн, была старинным центром металлургических заводов, почти брошенным, несмотря на то, что окрестности были еще очень богаты лесом; поблизости имелись значительные залежи каменного угля. Понял ли Дерби сразу все выгоды этого положения? Не подлежит сомнению, что он попытался использовать его. В его Memorandum Book имеется страница, помеченная 1713 г., свидетельствующая о том, что он пробовал употреблять для поддержания огня в своей доменной печи смесь из кокса, торфа и угольной пыли6. Но ничто не доказывает, что он довел опыты до конца: если бы он добился успеха, то нельзя было бы объяснить себе продолжительные и трудные изыскания его сына.

Второй Авраам Дерби, который в момент смерти своего отца был еще совсем молод, стал управлять заводом в Кольбрукделе лишь с 1730 г. За двадцать лет округ обезлесился, и надвигалась опасность остаться скоро без топлива. Дерби принялся за дело с энергией, превосходившей, однако, его компетентность. Сначала он возымелг было мысль смешивать каменный уголь с древесным, но должен был отказаться от этого. Тогда он вернулся к работам, начатым его отцом: он занялся усовершенствованием приемов приготовления кокса, увеличением силы воздуходувок; чтобы помешать порче металла во время процесса плавки, он придумал подмешивать к руде негашеную известь и другие химические реагенты940. Наконец, в 1735 г. он достиг столь долго преследуемой цели: «Он оставался сам возле доменной печи в продолжение шести дней и шести ночей, почти без сна, принимая пищу тут же рядом с колошником. Вечером шестого дня, после более чем одного разочарования, опыт удался, и выпуск металла произошел как нельзя лучше. Тогда Дерби уснул тут же у порога топливника так крепко, что рабочие не могли его добудиться и отнесли его домой, за четверть мили от завода»941.

История этого важного изобретения представляет более чем одну черту сходства с историей текстильных изобретений. В обоих случаях преобразование техники стало необходимым вследствие экономического кризиса. И кризис этот был вызван нарушением равновесия между различными отраслями промышленности. Сравнительно бойкая деятельность мелких мастерских Шеффильда и Бирмингема, нуждавшихся в сырье; остановка роста или, вернее сказать, упадок горной и металлургической промышленности, которая не в состоянии была поставлять им больше этого сырья,—таковы были причины движения, решающий этап которого составляет изобретение Авраама Дерби. Что касается его последствий, то их можно было уже предугадать, по крайней мере, поскольку речь идет об Англии. «Природа дала нам сокровища железа и каменного угля. Ископаемый уголь столь же обилен и так же дешев близ наших железоделательных заводов, как древесный уголь в Швеции и России»942. Неразрывный отныне союз между каменным углем и железом открывал для английской, металлургии блестящую будущность.

III

После изобретения прядильной дженни ручные ткацкие станки не могли больше справиться с работой. Точно так же, когда благо- даря употреблению каменного угля стало возможным производить чугун в большом количестве, возникла новая задача: как превратить этот чугун в ковкое железо? Способ очистки в кричных горнах позволял оперировать только над небольшими количествами943. Сверх того,—и в этом заключалась главная трудность,—он требовал исключительного употребления древесного угля. Таким образом, в то время как производство чугуна быстро возрастало, производство полосового железа было ограничено. В результате получалось своего рода хроническое переполнение промышленности, которое должно было озабочивать металлургических заводчиков944. Для устранения его представлялся только один путь: заверщить дело, начатое Авраамом Дерби, и добиться того, чтобы каменный уголь употреблялся для передела чугуна в железо, подобно тому, как его употребляли для обработки руды.

Период поисков был сравнительно короток. В 1762 г. Джон Робек, основатель карГронских железоделательных заводов, получил обнадеживающие результаты. Это был толковый, образованный человек, изучавший одновременно химию и медицину в Эдинбурге и Лейдене945. Насколько мы можем судить, его изобретение было довольно близко к пудлингованию в том виде, как оно практикуется теперь946. Чего ему нехватало для полного успеха,—этого мы не знаем. Надо полагать, что получаемый металл не был достаточно чист и не мог бы выдержать опасной конкуренции русского и шведского железа. Аналогичный способ был найден в 1766 г. двумя кольбрукдельскими рабочими, Томасом и Джорджем Кранедж. При содействии своего хозяина Ричарда Рейнольдса, зятя второго Дерби, они построили отражательную печь, сходную с печью, которую столетием раньше поставил недалеко отсюда Блауенштейн947. Их опыты, как и опыты Робека, дали полу-успех. Понимали ли они вполне характер операции, которую надлежало выполнить? Вряд ли, ибо присутствие углерода в чугуне и обезуглероживание, путем которого из чугуна выделяется чистое железо, суть понятия высоко современные, а в каком состоянии находилась химия до Пристлея и Лавуазье, это нам достаточно известно.

Еще раз практика, под давлением экономической необходимости, опередила теорию. Одним из стимулов для изысканий, предпринятых в нескольких местах сразу948, была высокая цена ввозимого из России и Швеции полосового железа949, без которого нельзя было, однако, обойтись, пока английское производство оставалось недостаточным. Пудлингование было изобретено с интервалом в два месяца в южном Уэльсе и в Фонтлее, близ Портсмута. Оба изобретателя не знали друг друга, и судьбы их тоже были совершенно различны: Петр Оньонс950 (Onions), заводский мастер в Мертир- Тидвиле, остался неизвестным; Генри Корт951, поставщик адмиралтейства, находившийся в сношениях с высокопоставленными лицами, имел возможность тотчас же распространить сведения о своем способе и предпринять коммерческую эксплоатацию его. Если заслуга изобретения не принадлежит ему одному, то во всяком случае он играл главную роль в преобразовании промышленности, которое было следствием изобретения.

Здесь уместно будет дать краткое описание процесса пудлингования952. Чугун, содержащий в себе нечистые примеси, разбивается сначала на куски и прогревается на коксовом огне, вследствие чего он теряет часть своего углерода. Затем его помещают в пламенную или отражательную печь вместе со шлаками, богатыми окислами железа; как только чугун начинает плавиться, содержимый еще им углерод вступает в соединение с кислородом; чтобы содействовать этому соединению, жидкую металлическую ванну крепко перемешивают при помощи крюка или кочерги. Скоро происходит своего рода кипение, с характерным синим пламенем, вследствие сгорания окиси углерода. Раскаленную добела массу продолжают вымешивать, увеличивая или уменьшая временами интенсивность огня; мало- помалу чистый металл собирается в губчатую крицу. Эту крицу вытаскивают, кладут под молот, который выжимает из нее шлаки, и, наконец, прокатывают в вальцах. Употребление прокатных вальцов было наиболее оригинальной, быть может, особенностью изобретения Корта: оно чрезвычайно сокращало трудную операцию обработки молотом и позволяло производить быстро и в больших количествах953. Таков чисто эмпирический по происхождению способ, по которому были изготовлены с 1784 г. сотни миллионов тонн железа; открытия XIX в., давшие его научное объяснение, в общем итоге мало изменили его954.

Практический успех был немедленный. Первые же образцы пудлингового железа, представленные на испытание экспертам флота, были признаны «равными или более высокими по качеству, чем лучшее железо Орегрунда»955. Джемс Уатт, принявший Корта в Сохо в 1782 г.956, тотчас увидал существеннейшее значение изобретения и написал по этому поводу своему земляку, химику Джозефу Блеку из Глазго957. Владельцы крупных железоделательных заводов, устроенных с некоторого времени в средней Англии и Уэльсе, отнеслись к изобретению сначала с недоверием. «Корт встречает недостойное к себе отношение со стороны делового мира,—писал Уатт,—все они—ослы и невежды». Но вскоре они сами явились к изобретателю с предложением вступить с ними в переговоры насчет эксплоатации его привилегии. Результаты превзошли все их ожидания: в Сайфарте, на заводе Ричарда Кроушея, производство полосового железа поднялось с десяти тонн в неделю до двухсот тонн958. Выговоренная Кортом плата за право пользования его изобретением составляла 10 шилл. с тонны959; если бы договоры, заключенные между 1786 и 1789 гг., были честно выполнены, то сумма, причитавшаяся изобретателю за время законного действия его привилегии, составила бы 250 тыс. ф. ст960.

Но в тот самый момент, когда перед Кортом раскрывалась блестящая будущность, ожидающая его предприятие, на него внезапно обрушилась беда. Для расширения своих металлургических заводов в Фонтлее, он занял деньги у одного чиновника адмиралтейства,

Адама Джеллико, казначея военного флота961, сын которого был его компаньоном с 1775 г. В августе 1789 г. этот Джеллико скоропостижно скончался, распространился слух, что он лишил себя жизни из страха судебного преследования, так как он растратил часть доверенных ему казенных сумм. Казнав наложила руку на наследство умершего, в том числе на долговые обязательства третьих лиц по отношению к нему; все имущество Корта попало в эту массу. Даже его патент был конфискован или продан, и железозаводчики, его должники, воспользовались этим обстоятельством, чтобы не заплатить ему срочных взносов за право пользования его изобретением962. Это означало конец его промышленной карьеры; совершенно разоренный, он получил, благодаря протекции Питта, скромную пенсию, которою жил до 1800 г.963 Но судьба его изобретения не была связана с его личной судьбой. Напротив, сделавшись предметом общего пользования, оно приобрело тем большие шансы быстрого распространения, подобно изобретению ватерной машины, после судебного решения, аннулировавшего патент Аркрайта. Пудлингование стало скоро обычным способом производства полосового железа во всей Великобритании964. Отныне это производство могло итти нога в ногу с производством чугуна; оба они, воздействуя друг на друга, вступили на путь того гигантского прогресса, конец которого не достигнут еще и теперь, по прошествии столетия с лишним965.

Громадная промышленная роль стали началась лишь гораздо позже, всего каких-нибудь 50 лет тому назад. Тем не менее рядом с изобретениями, историю которых мы только что вкратце проследили, необходимо отметить изобретение литой стали, принадлежащее Бенджамину Гентсману (Huntsman). Уже в 1722 г. Реомюру удалось получить сталь, смешивая в тягле ковкое железо с чугуном; но его опыты не имели практических последствий966. Гентсман был часовщиком в Донкастере, в графстве Линкольншир, и занимался также немного механикой и хирургией. Пораженный, говорят, трудностями, которые ему приходилось испытывать при доставании чистой стали для выделываемых им часовых пружин967, он стал искать способов помочь делу. Вероятно изыскания его были уже начаты, когда он покинул в 1740 г. Донкастер, чтобы поселиться близ Шеффильда. Опыты были трудны и продолжительны и привели к желанной цели лишь около 1750г.968. Чтобы получить однородный, свободный от изъянов металл, Гентсман плавил его при очень высокой температуре, в герметически закрытых тиглях из огнеупорной глины, вместе с небольшими количествами древесного угля и толченого стекла, в качестве реактивов969. Этот способ употребляется еще теперь на немногих металлургических заводах, где продолжают выделывать так называемую тигельную сталь.

Гентсман намеревался продавать свою сталь шеффильдским промышленникам. Но эти последние, люди рутины и недоверчивые, отказались покупать ее. Лучший прием он нашел во Франции, но там цех ножевщиков Галламшира, опасаясь заграничной конкуренции, отправился in согроге к сэру Джорджу Сэвилю, одному из представителей графства в палате общин, и стал просить его, чтобы он ходатайствовал перед правительством о запрещении вывоза литой стали970. Если бы им удалось достигнуть своей цели, они убили бы злополучное изобретение, которое сначала чуть не нарушило их привычек, а теперь угрожало их интересам. Но сэр Джордж Сэвиль отказал в своем заступничестве; в то же время некоторые бирмингемские промышленники, узнав о работах Гентсмана, пригласили его поселиться близ них971; это было бы серьезнейшим ударом благосостоянию Шеффильда. Ножевщики поняли это, наконец, и, скрепя сердце, покорились тому, что должно было принести богатство им и их городу. Их враждебное отношение сменилось теперь корыстным любопытством; Гентсман, не имевший патента на свое изобретение, вынужден был принять тщательные меры предосторожности против шпионства: он работал ночью и держал у себя только рабочих, пользовавшихся его полным доверием. Долго сохранить свой секрет ему не удалось972, но превосходного качества его фабриката никто не достиг; марка его получила вскоре известность и стала предметом усиленного спроса во всей Европе. Его предприятие в Аттерклиффе973, повидимому, не бывшее особенно значительным, было первым, которому можно дать современное название сталелитейного завода. Дела его пошли хорошо около 1770 г., в тот самый момент, как в тридцати или сорока милях от него начали основываться первые прядильные фабрики974.

Параллель между этими двумя отраслями крупной промышленности, развитие которых было почти одновременным, опять как бы напрашивается сама собой. История техники показывает нам скорее их различия, нежели их сходные стороны. Преобразование текстильной промышленности было результатом механических изобретений, преобразование металлургии произошло благодаря изобретениям химическим. Там мы видим машины, функционирование которых заменяет ручной труд; здесь—способы, увеличивающие количество выработки или улучшающие ее качество, без заметного уменьшения роли живого человеческого труда. Оба ряда фактов настолько несхожи в известных отношениях, что действительно затрудняешься проводить между ними параллель: как сравнить изобретение Авраама Дерби с изобретениями Уайатта или Харгревса. А между тем последствия их если не тождественны, то по крайней мере весьма сравнимы между собой. Промышленная революция не поддается резюмированию в одной простой формуле: этому абсолютно противится разнообразие обнимаемых его фактов, станем ли мы на техническую точку зрения или точку зрения экономическую. Для объяснения ее происхождения недостаточно даже машинного производства, как бы велико ни было иной раз искушение свести к нему всю современную крупную промышленность. Как найти такое определение машинного производства, в которое можно было бы уложить существеннейший факт применения каменного угля к металлургии железа?

Впоследствии машинное производство захватило всю металлургическую промышленность, как и все другие отрасли промышленности, быть может, в большей даже степени, чем какую бы то ни было другую промышленную отрасль. Но в наиболее решительном ее преобразовании машины сыграли лишь второстепенную роль. К тому же употребление их не имело здесь того же характера новизны, как в других областях. Сложившееся уже оборудование скорее приспособилось к новым условиям производства, нежели определило их. Необходимо привести здесь некоторые из этих усовершенствований, явившихся дополнением к более важным изобретениям. Прежде всего были сделаны попытки увеличить силу воздуходувных приборов; это необходимо было, чтобы иметь возможность строить доменные печи больших размеров и использовать все выгодные стороны применения каменного угля. Впервые цилиндрическими мехами стали пользоваться в 1761 г. на Карронском заводе; они состояли из четырех насосов длиною каждый в 21 фут и диаметром в 4975/2 фута; поршни их приводились в движение поочередно водяным колесом. Устроены они были Смитоном, одним из первых профессиональных инженеров, отдавших свои познания на службу промышленности1. Благодаря энергичному и непрерывному дутью, которое они поддерживали, доменная печь, производившая раньше 10 или 12 т чугуна в неделю, могла производить отныне более 40 т976. Мы упомянули уже выше о прокатных вальцах, которые Корт употребил для обработки железа после пудлингования977 и которые заменили собою отчасти гидравлические молоты. Почти в то же время (1782 г.) Уатт устроил для железоделательных заводов Джона Вилькинсона паровой молот; он весил 120 фунтов и делал 150 ударов в минуту978. К давно употреблявшимся машинам для вытягивания в проволоку, разрезывания и придания известной формы металлу, прибавились теперь новые: сверлильные машины для высверливания канала орудий979, токарные станки для обточки металлов, главным усовершенствованием которых явился в 1797 г. передвижной суппорт Генри Маудслея980. В этом, перечне не должны быть опущены также машины более сложные- и специальные, вроде машины для ковки гвоздей и машины для нарезывания винтов981.

Эти изобретения имели своим результатом не только ускорение работы и достижение экономии в рабочих руках: прежде всего они обеспечивали ту полную точность исполнения, ту абсолютную правильность форм, без которых раньше можно было обходиться, но» которые теперь становились необходимыми. Эти машины послужили для производства других машин. Развивая свое собственное оборудование, металлургия способствовала усовершенствованию оборудования всех других отраслей промышленности. Но этот гигантский прогресс, имевший неисчислимые последствия, был возможен только благодаря некоторым изобретениям, предшествовавшим машинному производству и имевшим другой характер: мы разумеем употребление каменного угля в доменных печах, пудлингование и изобретенный Гентсманом способ изготовления стали. Именно они открыли: для всего мира эру крупного металлургического производства. Крупное производство, крупные предприятия—эти два термина звучат почти как синонимы. Причиною, помешавшей металлургическим заводчикам в XVI и XVII вв. расширить свою гегемонию над железоделательной промышленностью, были узкие границы, которые ставились производству недостатком горючего материала. Несколько доменных печей, Соединенных в одно предприятие, могли быть снабжаемы топливом только при условии правильного лесосечного хозяйства на обширных лесных пространствах. С исчезновением этого препятствия ничто не мешало больше основанию крупных металлургических заводов; напротив, все как будто способствовало этому. Производить в большом масштабе становилось не только возможным, но и необходимым, и те, которые первыми пошли по этому пути, приобрели сразу такое превосходство над конкурентами, что капиталы их очень быстро выросли.

Первым примером сказанного является семья Дерби. В 1750 г. кольбрукдельские заводы были еще единственными заводами, где пользование каменным углем стало обычным1. Размеры их были уже настолько значительны, что речка, на берегу которой их построили, оказалась теперь недостаточной для приведения в действие их воздуходувок; пришлось создать при помощи воздушного насоса искусственное падение воды, которым вращалось колесо-двигатель, имевшее 24 фута в диаметре982. В соседних местностях были построены одна за другой новые доменные печи983. Хорсгэевская домна производила уже в 1754 г. от 20 до 22 т чугуна в неделю984. Ричард Рейнольде, взявший на себя в 1763 г. управление делами фирмы, был крупным промышленником в полном смысле этого слова. Он имел склады в Лондоне, Ливерпуле, Бристоле, в Трюро (гр. Корнваллис)985. В 1784 г. он владел вокруг Кольбрукделя восемью доменными печами и девятью железоделательными заводами. Чтобы перевозить тяжелые вагоны, нагруженные каменным углем и рудой, с одного конца этого большого владения на другой, он отлил и уложил чугунные рельсы общим протяжением в двадцать миль6. Производство всего предприя- тия, которое в момент смерти первого Авраама Дерби, немногим превышало 500 или 600 т в год, составляло в конце столетия 13 или 14 тыс. тх,—почти три четверти всего производства Англии в тот период, когда каменный уголь еще не заменил древесного угля.

Богатство еемьи Дерби было делом трех поколений. Его история в продолжение 80 лет резюмирует историю английской металлургии. Более легкими оказались первые шаги для тех, которые явились позже и потому извлекли пользу из уже приобретенных результатов. Джон Вилькинсон является типом этих людей второго периода,— людей, которые не столько были изобретателями, сколько внимательно относились к изобретениям, умели быстро понять их практическую ценность и реализовать ее в свою пользу. Вот этот Вилькинсон поставил в 1754 г. в Брадлее, недалеко от Вольвергемптона, первую коксовую домну, построенную по образцу печей в Кольбрукделе986; он же купил в 1775 г. первую паровую машину, вышедшую из мастерских Больтона и Уатта987. В 1761 г. он имел только маленькое предприятие в Берсгеме, к юго-востоку от Честера, полученное им в наследство от своего отца Исаака Вилькинсона. Брадлеевские заводы, где он сделал свои первые шаги в качестве мастера, стали его собственностью в 1772 г.; он расширил их, прибавил к ним кирпичный завод и для обслуживания их прорыл ветку к Бирмингемскому каналу988. В Брозлее, на реке Северн, где он был соседом Рейнольдса и где им были построены одна за другой пять или шесть доменных печей989, ему доставляли каменный уголь копи, составлявшие его собственность и эксплоатируемые им самим. Он был негласным компаньоном литейных заводов в южном Уэльсе и акционером оловянных рудников в Корнваллисе. В Лондоне у него был большой склад с пятью или шестью пристанями на берегу Темзы990. Все это вместе составляло настоящее королевство, промышленное государство, которым Вилькинсон энергично и властно правил991. Это государство, более значительное и богатое, чем многие итальянские и немецкие княжества, пользовалось кредитом, которому те могли бы позавидовать, и подобно им чеканило свою монету: медные и серебряные жетоны, с изображением Джона Вилькинсона, обращались с 1787 до 1808 г. в нескольких графствах центра и запада. Великий заводчик представлен здесьвпрофиль: несколько грубоватое буржуазное лицо, которое напоминало бы вульгарность Аркрайта, если бы не надменные брови и презрительный рот. Кругом простая надпись: Wilkinson—ironmaster (Вилькинсон—железозаводчик)992.

Новые металлургические центры возникали везде, где были соединены все три необходимых для этого условия: наличность железа, наличность каменного угля и соседство водных потоков, способных доставлять двигательную силу. Во всех этих отношениях южныйУэльс был привилегированной областью. Но его естественные богатства долго оставались почти неизвестными, а доступ к нему был труден. В 1755 г. некий Антони Бекон получил от лордаТальбота концессию на все копи и рудники, расположенные на пространстве 40 кв. миль вокруг Мертир-Тидвиля, за ежегодную арендную плату в 200 ф. ст.993Этот Бекон разбогател во время американской войны за независимость благодаря артиллерийским заказам британского правительства. Когда он в 1782 г. оставил дела, у него уже было четыре больших завода, дела которых находились в блестящем состоянии: в Доулэг в Сайфарте, в Плимуте и Пен-и-Дарране. Из них два наиболее значительных перешли в руки Самюэля Гомфрея и Ричарда Кроушея. Названные лица первые стали практиковать пудлингование железа; они богатели, в то время как Корт разорялся. Кроушей, основатель настоящей династии железозаводчиков994, пользовался такой же известностью, какой пользуется иной крупный промышленник в наше время. Когда он ездил из Лондона в Сайфарт в своем экипаже, запряженном четверкою лошадей, то все население сбегалось посмотреть на человека, которого называли «железным королем», the iron king995. Другим районом, металлургическая деятельность которого начинается в эту эпоху, являются шотландские Lowlands, с их богатою минералами почвою и трудолюбивым смышленым населением. Из шотландских крупных заводов первыми и наиболее знаменитыми были карронские заводы, основанные в 1760 г. Джоном Робеком996. Место для них было выбрано очень удачное, на границе центральной равнины и предгорий шотландских Хайлендс, в непосредственной близости от широкого устья р. Форт997. Каменный уголь имелся в изобилии на месте, и стоимость его сводилась только к издержкам по его добыванию. Когда Робек поселился здесь, он не был уже новичком по части изобретений и предприятий. В Бирмингеме, где он занимался сначала врачебной деятельностью, он вступил в 1747 г. в компанию с Самюэлем Гарбеттом, чтобы заняться вместе с ним промышленной химией. В 1749 г. он устроил в Престонпансе, близ Эдинбурга, завод для производства серной кислоты998. Он хотел сделать из Каррона образцовое предприятие и для достижения этой цели заручился содействием самых выдающихся сотрудников.Сначала он цринял к себе на службу инженера Смитона, который построил для него цилиндрические меха. Затем он привлек Джемса Уатта, тогда еще никому неизвестного; он дал ему средства, чтобы довести до конца свои исследования и взять свой первый патент999. Ошибка его заключалась в том, что он хотел делать слишком много опытов сразу; эксплоатация каменноугольных копей и солеварен, расположенных на землях герцога Гамильтона и взятых им в аренду, оказалась разорительным делом. Он ухлопал на них значительные суммы и, в конце концов, в 1773 г. обанкротился1000. Но карронское предприятие, проданное компании английских и шотландских капиталистов (The Carron Company) не переставало процветать1001. Паи, на которые подписались вначале негласные компаньоны Робека, ограничивались общей суммой в 12 тыс. ф. ст.; сумма эта возросла скоро до 130 тыс. ф. ст., а затем до 150 тыс. ф. ст.6 Название Каррона обошло всю Европу благодаря его знаменитым пушкам—каронадам1.

В Йоркшире, вокруг Шеффильда, и в Нортумберленде, вокруг Ньюкестля, также вырастали крупные заводы. В нашем распоряжении имеются заметки Самюэля Уокера, из Ротергема, где он записал главные события своей промышленной карьеры1002. В 1741 г. он поставил «в старой гвоздарне» маленькую кузницу, где весь рабочий персонал составляли он сам и его брат. Они нашли компаньонов, внесших немного денег, и в 1746 г. получили возможность устроить свою первую доменную печь. Выведав хитростью секрет Гентсмана, Самюэль Уокер начал выделывать в 1748 г. литую сталь. Это было началом его богатства: стоимость его годового производства, которую он определял в 1747 г. в 900 ф. ст., поднялась в 1750 г. до 2 400, в 1755 г.—до 6 200, в 1760 г.—до 11 тыс. ф. ст. Он имел мастерские не только в Ротергеме, но и во всех соседних местечках; в Хольмсе, в Конисборо, в Масборо, где выстроил для себя княжеский дворец. В 1782 г. он умер, и предприятия перешли к его сыновьям; ротергем- ские заводы представляли в 1796 г. капитал более чем в 200 тыс. ф. ст1003.

257

Манту

По поводу организации этих крупных предприятий и прав собственности на них возникает вопрос, в какой степени они были единоличными и в какой коллективными? Компания, купившая каррон- ский завод после разорения Робека, не была единственным примером. Товарищества, вроде тех, которые издавна составлялись для экспло- атации копей, создали в различных частях страны металлургические предприятия или же управляли ими. Рассмотрим, однако, состав одного из них. Low Moor Company, купившая в 1788 г. рудники Лоу Мур, недалеко от Лидса, и основавшая в следующем году заводы в Боулинге, состояла вначале из трех компаньонов1004. Позже число их дошло до шести, но оставалось таким лишь в течение короткого времени. Около 1800 г. риск и выгоды предприятия делили между собой опять всего три человека: ливерпульский негоциант Джон Лофтгоуз, брадфордский стряпчий Джон Гарди и протестантский пастор Джозеф Даусон1005. Таким образом, при ближайшем рассмотрении, эта «компания» сводится к обычным размерам простого коммерческого товарищества самого старого и заурядного типа. Единственная черта, сближающая ее с нынешними крупными промышленными обществами, это—анонимность ее фирмы. Если бы она называлась, как могла бы, по имени своих компаньонов, то не остановила бы на себе даже внимания. С другой стороны, фирмы, которые были известны под именем их основателя или лица, фактически ими управлявшего, не всегда принадлежали им одним. Для первоначального устройства или перестройки металлургических мастерских требовались значительные капиталы. Чтобы найти их, заводчики обращались за ссудами к денежным людям, причем хороший или плохой оборот в делах этих последних мог оказать непреодолимое отраженное действие на судьбу финансируемых ими предприятий. Читатель припомнит историю Генри Корта, который оказался вовлеченным 1з злостное банкротство своего кредитора Джеллико. Чаще всего эти финансирующие предприятие лица, будучи сами промышленниками, становились компаньонами в тесном смысле этого слова и принимали деятельное участие в ведении его дел. Робек, Уокер имели нескольких компаньонов, Вилькинсон работал долго со своим братом Вильямом, Ричард Рейнольде—со своим шурином, третьим Авраамом Дерби. Но при всем том мы не выходим здесь из режима индивидуального предпринимательства. Основателями крупных предприятий в металлургической промышленности, как и в промышленности текстильной, были индивидуальные лица, которые вели дело либо в одиночку, либо объединенные в очень маленькие группы.

V

Невысокое положение Англии, поскольку речь идет о производстве железа, превратилось в течение немногих лет в признаваемое всей Европой превосходство. Среди иностранцев, приезжавших в конце XVIII или начале XIX в. в Великобританию с целью изучить здесь приемы новой металлургии, некоторые оставили путевые записки. С восхищением, оправдываемым новизной зрелища, они описывали деятельность посещенных ими центров, их общий вид, как и детали их технической организации. И нарисованная ими картина не отличается существенно,—разумеется, не забывая различия в масштабе,—от картины, которую дал бы нам какой-нибудь путешественник, объезжающий в наши дни большой металлургический округ.

Швед Эрик Сведеншерна посетил в 1802—1803 гг. металлургические заводы Уэльса центральных графств и низменной части Шотландии. Человек сведущий, интеллигентный, умевший наблюдать и расспрашивать, он многое видел, еще больше узнал и вернулся восхищенный. «Вокруг Сванси теснится такое множество медно- плэвильных заводов, каменноугольных копей, резервуаров, каналов, акведуков и рельсовых путей, что путешественник, по прибытии туда, не знает, в какую сторону ему направить раньше свое внимание»1006. Он едет в Мертир-Тидвиль: «Каких-нибудь двадцать лет тому назад это был незначительный поселок, но находящиеся в нем заводы сделали из него за последнее время одно из интереснейших мест во всей Англии». На протяжении одной шведской полумили он насчитывает выстроившимися в ряд, в узкой долине реки Тафф, 13 доменных печей, из которых каждая производит в среднем 40 т чугуна в неделю1007. В одном только предприятии Пен-и-Даррана ему показывают рядом три доменных печи, три кричных горна и 25 пудлинговых печей. Механическое оборудование громадно по размерам: в Сайфарте водяное колесо, приводящее в действие меха, имеет 52 фута в диаметре. Везде—паровые машины, среди которых имеются машины в 70 и 80 л. с.3. Каждый завод кажется городом, где толпится занятое делом население; один из них, вместе с относящимися к нему копями, занимает 900 рабочих. Владельцем его состоит Самюэль Гомфрей, в различных предприятиях которого занято, говорят, около четырех тысяч рабочих1008. С описаниями Сведеншерны, отличающимися всей точностью техника, небезынтересно сравнить менее отчетливые, быть может, но очень живые и подчас живописные картины, которые передают нам менее сведущие зрители. Французский минералог Фожа де Сен-Фон получил в 1796 г. разрешение осмотреть карронские заводы. Он видел мастерские, где изготовлялись знаменитые каронады: «Среди этих военных машин, этих страшных орудий смерти, расположены в подходящих для них местах гигантские подъемные краны, всякого рода вороты, рычаги, системы блоков, служащие для передвижения множества тяжелых грузов. Их движения, резкий скрип блоков, стук молотов, деятельность рук, сообщающих толчок такому множеству машин,—все это представляет зрелище столь же новое, сколько интересное...1009 Этих следующих одна за другой мастерских так много, что воздух нагрет от них на далеком пространстве, и ночью все блестит огнем и светом, так что, когда замечаешь на некотором расстоянии такие массы пылающего угля с одной стороны, а с другой— снопы огненных языков, вырывающиеся из доменных печей, когда слышишь стук тяжелых молотов, ударяющих по звенящим наковальням, смешанный с резким свистом воздушных насосов, то не знаешь, находишься ли ты у подножья вулкана во время извержения, или же ты каким-нибудь волшебством перенесен ко входу в пещеру, где Вулкан со своими циклопами кует молнию»1010.

Зрелище этих больших заводов показывало наиболее конкретным и захватывающим образом, какая революция произошла в английской металлургии. Предвидеть ее последствия уже тогда давали возможность новые и разнообразные применения железа. С устранением границ, поставленных их производству1011, железо и сталь, при своих исключительных свойствах сцепления й сопротивления, своей способности принимать всевозможные формы и неопределенно долго сохранять их, становились несравненным сырьем для множества отраслей промышленности.

Выше мы видели, что Ричард Рейнольде уже в 1767 г. заменил чугунными рельсами деревянные рельсы, соединявшие доменные печи и угольные копи Кольбрукделя. Но настоящим предтечей, человеком, который первым предугадал всю будущность, предстоявшую металлургической промышленности, и возвестил о ней своим современникам с своего рода энтузиазмом,—этим человеком был Джон Виль- кинсон, «отец железоделательной промышленности». Уже до него Исаак Вилькинсон употреблял в Берсгеме меха, подвижные стенки которых были сделаны из железа1012. Вдохновляясь примером отца, Джон Вилькинсон стал фабриковать сначала железные стулья, затем чаны для пивоваренных и винокуренных заводов, потом— чугунные трубы всяких размеров. В 1776 г. был поднят вопрос о постройке моста через Северн, между Брозлеем и Медлеем. Вилькинсон был в этом прямо заинтересован как один из главных шефов промышленности района. Вместе с Дерби из Кольбрукделя, он принадлежал к числу лиц, взявших в свои руки выполнение проекта1013. Вместо того чтобы строить каменный или кирпичный мост, он предложил употребить, по крайней мере для части сооружения1014, железо— преимущественный продукт района, обогативший его и тем самым сделавший необходимым устройство в нем новых путей сообщения. Идея не была абсолютно новой: она неоднократно высказывалась учеными и инженерами в разных странах1015. Но до этого она ни разу не была осуществлена. Вилькинсон и Дерби смело объявили ее практически ценной и решили немедленно испытать ее на деле. Проекты были составлены при содействии архитектора Притчарда из Шрюсбери1016. Отдельные части остова были отлиты под наблюдением Дерби, завод которого находился в непосредственной близости. Торжественное открытие происходило в 1779 г. Мост, сделанный весь из железа или, вернее, из чугуна, имел только одну арку пролетом в 100 футов и 45 футов вышины до полотна1017. Это был предмет всеобщего любопытства1018. Второй металлический мост был построен в 1796 г. в Сендерленде, над рекою Уир; гораздо более длинный, чем кольбрукдельский, он был достаточно высок, чтобы пропускать морские суда со всеми их мачтами1019. Третий мост, переброшенный через р. Северн, немнрго выше Брозлея, ведет свое начало от 1797 г.1020.

Выгоды этого способа постройки были настолько очевидны, что на применении его основывались уже самые смелые проекты. Когда в 1801 г. возник план построить в Лондоне еще один мост через Темзу, так как старый лондонский мост давно уже стал недостаточным для нужд столицы, то парламентская комиссия, которой поручено было изучить вопрос, выслушала мнения главных металлургов того времени. Они предложили не только построить железный мост, но и сделать его в одну арку пролетом приблизительно в 700 футов1021.

Постройка железного моста не заключала в себе, в конце концов, ничего такого, что переворачивало бы вверх дном общепринятые идеи. Но заставить плавать железные корабли—это казалось вызовом здравому смыслу. Когда вскоре после открытия Брозлеевского моста Вилькинсон впервые заговорил об этом, то все пожимали плечами; его объявили больным новой формой помешательства—манией железа. Твердо веруя в принцип Архимеда, он игнорировал эти разговоры и в июле 1787 г. пустил по Северну судно, построенное из скрепленных болтами листов железа. «Оно отвечает всем моим ожиданиям,—писал он одному приятелю,—и убедило маловерных, которых было 999 из тысячи. В течение одной недели ему будут дивиться, а затем повторится история с колумбовым яйцом»1022. Первыми судами, построенными по этой модели, были небольшие шаланды грузоподъемностью в 20 т, предназначенные для речного плавания1023. Менее удивительной новинкой, заслуживающей, однако, упоминания, было употребление чугуна для производства водопроводных труб. В 1788 г. Вилькинсон выполнил заказ, крупные размеры которого сделали бы его невероятным в глазах предшествующего поколения, а именно—он отлил 16 лье чугунных труб для водоснабжения города Парижа1024. Неудивительно, если такие результаты все более внушали ему страсть к своей отрасли промышленности и безграничную веру в ее будущность. К концу своей жизни он любил повторять, что железо призвано заменить большинство употреблявшихся тогда материалов, что наступит время, когда везде видны будут железные дома, железные дороги, железные корабли. Когда в 1805 г. он умер, то согласно его последней воле его похоронили в железном гробу1025.

Одновременно с наступлением царства железа началось царство машин. Могло ли быть возможно одно без другого? Уатт не мог бы построить паровую машину, заказанную ему в 1775 г. Вилькинсоном для Брозлеевских заводов, если бы Вилькинсон не доставил ему сна- чала металлических цилиндров безукоризненной формы, которые тщетно пытались бы изготовить при помощи старых методов,—это многозначительное обстоятельство, в котором ясно проявляется необходимая взаимозависимость этих двух современных друг другу фактов: развития железоделательной промышленности и развития машинного производства. Из всех новых применений железа это последнее является наиболее важным. В старых машинах,—например, в большинстве тех, которые можно видеть на прекрасных гравюрах трактата «De Re Metallica» (1556) Агриколы,—все части, за исключением некоторых пружин, были деревянные1026. Вследствие этого неизбежно получалась известная неровность движений и быстрое изнашивание. Как и следует ожидать, металлическое оборудование начали употреблять раньше всего на железоделательных и чугунолитейных заводах: такие машины, как прокатные вальцы, токарные станки для металлов, гидравлические молоты, могли быть сделаны только из железа и притом из очень твердого железа1027. Позже появились чугунные колеса, маховики;, которым их значительный вес и строго геометрическая форма обеспечивали двойное преимущество—большой подгоняющей силы и равномерного, правильного хода. Паровые мельницы, известные под названием Albion Mills и построенные между 1785 и 1788 гг. инженером Джоном Ренни, по планам Уатта, были, говорят, первым крупным предприятием, где все части оборудования—оси, колеса, шестерни, валы—были оделаны из металла1028. Но свидетельство французских путешественников, как раз в это время посетивших Англию, позволяет установить, что это не был единичный факт: везде железные машины занимали место деревянных. В прядильнях этот прогресс был осуществлен почти полностью1029. Таким образом, мы видим, что все сложные явления, совокупности которых предстоит вскоре образовать современную крупную промышленность, как бы сами собою движутся вперед в одном общем направлении. Это движение будет затем объединено и еще более ускорено одной всемогущей силой—силою пара.