<<
>>

ПАРОВАЯ МАШИНА

В металлургической промышленности, как и в текстильной, большинство изобретений, результатом которых явилась современная техника, было делом не отвлеченного умозрения, а практической необходимости и неуверенных исканий профессионального опыта.

Вместе с паровой машиной на сцену выступает уже наука: за эмпирическим периодом промышленной революции следует ее научный период. В этом обстоятельстве заключается одна из причин исключительного интереса, связанного с изобретением паровой машины: оно входит одинаково и в историю науки и в историю технологии. Но рассмотреть его с этой двоякой точки зрения мы не считаем себя вправе: для такой работы требовалась бы компетентность физика и инженера. Нам приходится ограничиться заимствованием из авторитетных источников тех кратких сведений, какие необходима для понимания фактов, составляющих прямой предмет нашего исследования. Для нас изобретение паровой машины составляет явление экономического порядка. Какой потребности отвечало оно? Как оно осуществилось практически? Когда оно было введено в различных отраслях промыщленности, породив само новую отрасль промышленности? Таковы вопросы, на которые мы можем и должны ответить. Мы располагаем, впрочем, для выполнения этой задачи первоклассными документами: бумаги завода Больтона и Уатта в Сохо, сохраненные в значительной своей части благодаря просвещенным заботам одного крупного английского промышленника, позволяют нам воссоздать промышленную и коммерческую историю паровой машины во время решающего периода ее первых шагов.

I

Применение других движущих сил, кроме мускульной силы человека или животных, составляет одну из существенных особенностей современной крупной промышленности. Без них могли бы существовать машины, но не было бы машинного производства. Производство могло бы развиваться только в сравнительно узких рамках; коротко сказать, расстояние, отделяющее строй мануфактуры от строя фабрики, не было бы пройдено.

В самом деле, существование крупных предприятий, первые шаги которых мы проследили выше, находилось в зависимости от пользования одной двигательной силой—силой воды, читатель припомнит характерное название water-frame, которое дано было прядильной машине Аркрайта. Древнее водяное колесо, употреблявшееся в течение столетий для размалывания зерна, затем, к концу средних веков—для приведения в действие сукновальных пестов, мехов и кузнечных молотов, питательных или откачивающих насосов,—это колесо приобретает в XVIII в. универсальное значение1030; мы находим его везде, где основывается или преобра- зуется какая-нибудь промышленность. Оно достаточно уже, чтобы приводить в движение мощные или многочисленные машины в одном и том же здании; оно позволяет организовать труд в больших мастерских, где рабочие подчинены той строгой дисциплине, которая составляет необходимое и прямое следствие машинного производства.

Этот период промышленной истории, который можно было бы назвать, в противоположность периоду паровой машины, периодом гидравлического двигателя, был довольно продолжителен. Если ему наступает конец в Англии раньше начала XIX в., то это происходит вследствие нескольких причин, совокупным действием которых объясняется быстрый успех изобретения Уатта. Пользование гидравлическим двигателем принуждало соответственные отрасли промышленности к очень строгой локализации: фабрики могли устраиваться только на берегу обильных и быстрых водных потоков. Это условие имелось налицо у подножья Пеннинской горной цепи, где были возведены первые прядильни, затем—в Уэльсе и в Шотландии, где, как нам уже известно, извлекла отсюда выгоду металлургия1031. Но остальная Великобритания состоит из слегка холмистых равнин, через которые медленно вьются ленивые речки. К этому первому неудобству присоединялось еще другое: даже там, где двигательная сила имелась, она часто бывала недостаточной. Системы колес, которые должны были собирать ее и передавать дальше, обусловливали утерю известной ее части, а между тем тогда не имели в своем распоряжении нынешнего ресурса—возможности пополнить недостающую энергию из более или менее отдаленного источника при посредстве электричества.

Единственное практическое средство, каким располагали в то время для увеличения количества свободной двигательной силы в данном месте, заключалось в создании искусственного падения воды. Но для этого нужно было поднять раньше воду в резервуар при помощи насоса. Вот тут-то и начинается роль паровой машины.

В самом деле, паровая или «огневая» машина (fire-engine), как ее долго называли, первоначально представляла собою не что иное, как насос. Мы только для памяти назовем здесь первые исследования расширения пара: изыскания Соломона де Ко, маркиза Ворчестера и Дениса Папина1032. Практические применения—я разумею также при- менения, которые не были опытами без продолжения,—начались* в действительности только с изобретением Севери. Томас Севери (Savery), офицер английской армии, был родом из Корнваллиса1033. Он мог наблюдать в этом крае, с какими возрастающими трудностями сталкивалась разработка медных рудников: дальше известной глубины становилось почти невозможным откачивать воду, заливавшую галереи; система поставленных друг над другом насосов, к которой приходилось прибегать, обходилась очень дорого и давала незначительные результаты1034. Именно для замены их Севери изобрел свою машину, модель которой была представлена летом 1698 г. королю Вильгельму III в его замке в Hampton Court1035.

Машина эта, хотя и очень простой конструкции, утилизировала две силы сразу: атмосферное давление—для всасывания воды, давление пара—для выталкивания ее. Она состоит в существенных чертах из котла (С) и резервуара (R), которые сообщаются между собой; резервуар снабжен в своей нижней части двумя трубами, одной (Т), направленной вниз, в пространство, откуда вода выкачивается, и другой (Т'), восходящей, Машина Севери (схематический которые обе снабжены клапанами: Т— набросок)

всасывающим, Т' — нагнетательным.

Пар, притекающий из котла, наполняет резервуар; тогда закрывают соединительный кран, а кожух (рубашку) резервуара обливают холодной водой. Вследствие охлаждения пар сгущается, в резервуаре образуется частичная пустота и атмосферное давление заставляет воду подниматься по всасывающей трубе Т.

Это—первая часть операции. Вторая заключается в том, чтобы, когда резервуар почти наполнится водой, вновь пустить в него пар. Последний оказывает, в свою очередь, давление на жидкую массу и гонит ее по нагнетательной трубе (Т'), направленной снизу вверх. Приведенное описание, разумеется,—чисто схематическое, как и сопровождающий его рисунок: в нем умышленно опущены детали. Надо отметить, однако, расположение частей, придававшее машине Севери ее характерную форму: вместо одного резервуара она имела их два равной вместимости, которые наполнялись и опоражнивались поочередно.

По мысли изобретателя, машина эта должна была применяться для множества целей: для осушения болот, для откачивания воды из рудников, для снабжения городов и домов водой, для тушения пожаров, для приведения в действие мельничных колес1036. Она действительно применялась в рудниках: сначала в Корнваллисе, в медных рудниках Хюль Фора, затем в 1706 г.—в Стаффордшире, в каменноугольных копях Бродватера, близ Венсбери2. Первым предпринимателям, которые стали пользоваться ею, она доставила, впрочем, неприятности: она гнала воду вверх максимум на 100 футов, а если пробовали усилить давление, то вызывали этим взрыв котла. Большую удачу Севери имел с менее сильными машинами, поставленными в частных домах или садах. Несколько машин его было поставлено около 1712 г. в Лондоне и его окрестностях; среди них надо упомянуть машину в Sion House, купленную лордом Чендос, и машину в Camden House, поднимавшую 52 галлона в минуту на высоту 58 футов1037. Другая машина употреблялась компанией, снабжавшей часть города Лондона водой из Темзы, но, повидимому, она не оказала услуг, которых от нее ожидали4. Водоподъемная машина Севери была далека от совершенства: функционировала она медленно, а мощность ее была ограничена, она была опасна, далее, своими взрывами котлов, которых не умели предупреждать, так как не располагали ни манометром для измерения давления, ни регулятором, чтобы умерить его. Она была заброшена, как только познакомились с машиной Ньюкомена.

Основная разница между этими двумя изобретениями—разница, с теоретической точки зрения, всецело в пользу Севери—

заключается в том, что Ньюкомен не применяет давлейия пара: он пользуется в действительности паром только для того, чтобы путем сгущения его образовать пустоту в корпусе насоса.

Наиболее подходящим для его машины названием можно считать название атмосферической машины. Принцип ее следующий. Паровой котел (С) сообщается с цилиндром (R), в котором движется поршень (Р). Шток этого поршня соединен с одним из концов балансира (В), качающегося подобно коромыслу весов на цапфе в вертикальной плоскости. С другим концом балансира соединена штанга (Т'), заставляющая работать всасывающий и нагнетательный насосы. В состоянии покоя вес длинной насосной штанги и добавочный груз (N) удерживают балансир в наклонном положении. Чтобы привести машину в движение, охлаждают наполненный паром цилиндр (R) при помощи холодной воды: пар тотчас же сгущается, атмосферное давление заставляет поршень (Р) опускаться вниз и через посредство балансира поднимает насосную штангу (Т'). Обратное действие происходит, как только в цилиндр (R) опять впускают пар; так как атмосферное давление перестает действовать, то поршень (Р) поднимается, увлекаемый весом насосной штанги и грузом (N). Таким образом достигается правильное движение вверх и вниз, заставляющее работать насос1038.

Изобретение Ньюкомена было сделано несколькими годами позже изобретения Севери1039. Ньюкомен был кузнецом и слесарем в Дартмуте (в Девоншире). Он слышал, без сомнения, разговоры о Севери, первые опыты которого происходили недалеко оттуда1040. Предание утверждает, что он был знаком с работами Папина и переписывался по этому предмету с одним из знаменитейших ученых своей страны и своего времени, Робертом Гуком, бессменным секретарем Лондонского королевского общества1041. Вероятно, однако, что изобретение имело более скромное происхождение: человек, с которым Ньюкомен вступил в компанию, чтобы довести его до успешного конца, был, подобно ему самому, ремесленником или мелким производителем, стеклоделом, по имени Джон Коллей (Galley)1042. В том виде, в каком машина вышла из его рук, она была еще очень неуклюжа. В цилиндре, куда поступал пар, поршень не прилегал плотно к стенкам; сгущение пара, получавшееся путем обливания цилиндра холодной водой снаружи, происходило очень неполно; кран для впуска пара приходилось открывать и закрывать рукой семь или восемь раз в минуту.

Ряд последовательных усовершенствований устранил отчасти эти дефекты. Сгущение пара было ускорено и сделано более полным путем прямого впрыскивания воды внутрь цилиндра с паром вместо поверхностного его охлаждения. Действие машины было ускорено системой проволок и штанг, соединивших краны для впуска пара и впрыскивания воды с балансиром, благодаря чему попеременное открывание и закрывание их стало производиться вполне автоматически. Впоследствии рассказывали, что это усовершенствование было сделано благодаря лености одного рабочего-подростка, Гемфри Лоттера, на обязанности которого лежало смотреть за машиной Ньюкомена и который придумал этот способ упростить и сократить свою работу1043. Наконец, опасность взрыва была устранена предохранительным клапаном, который был прибавлен к машине в 1717 г. Генри Бейтоном из Ньюкестля. Около 1720 г. машина была доведена до той практической формы, которую она, за исключением немногих деталей, сохранила затем в течение более чем полувека1044.

Уже в 1711 г. образовалась компания для эксплоатации изобретения Ньюкомена1045. Машины эти получили очень быстрое распространение не только в Англии, но и на континенте1046. Одна из них, поставленная в Гриффе близ Ковентри, производила столько же работы,, сколько 50 лошадей, при издержках в 6 раз меньших1047. Машина в York Buildings, купленная в 1720 г. компанией по снабжению Лондона водою из Темзы (для замещения машины Севери, которая была признана недостаточной), была уже почтенных размеров: объем котла составлял 450 куб. футов, цилиндр имел 2г/2 фута в поперечнике и 9 футов высоты; она потребляла ежегодно на 1 тыс. ф. ст. угля1048. Изумление современников вряд ли, однако, длилось долго, так как «огневые машины» скоро имелись везде,—не только в копях и руд- ликах, где они за короткое время стали необходимыми1049,—но и на берегу каналов, резервуары и шлюзы которых они питали1050, равно как в городах, которым они доставляли питьевую воду. В 1767 г. их насчитывали около 70 в одном Ньюкестле и его предместьях1051.

Машина Ньюкомена могла бы без коренного изменения стать машиной-двигателем; для этого было бы достаточно соединить ее балансир с передаточным механизмом. В 1758 г. некий Фицджеральд сделал по этому предмету сообщение Королевскому обществу, но идея, хотя и легко осуществимая, не привилась на практике1052. Находили более простым поднимать воду в резервуар, чтобы затем употреблять ее для вращения колеса. Около середины XVIII в. это сочетание огневого насоса с гидравлической машиной было в употреблении везде. Потеря силы, вызываемая этой смешанной системой, присоединялась к потере тепла вследствие последовательных охлаждений цилиндра-конденсатора. В результате получался расход топлива, не отвечавший достигаемому полезному действию. Неоднократно делались попытки помочь делу, и самые искусные инженеры того времени, Бриндли, Смитон, занимались этой проблемой1053. Но решение ее было найдено только благодаря знаниям и гению Уатта.

II

Слава, которой окружено имя Джемса Уатта, место, которое Англия и весь цивилизованный мир отвели ему среди своих великих людей, в особенности же долговечность, развитие и результаты его творения,—все это заранее говорит нам, что он принадлежал к другому сорту людей, чем рядовые изобретатели, и преследовал иные цели. Научная любознательность рано проснулась в нем. В доме, где ои родился1054, он мог видеть на стенах портреты Исаака Ньютона и изобретателя логарифмов Непера. Эти портреты принадлежали раньше его деду Томасу Уатту, преподавателю математики1055. Отец его, архитектор и судостроитель, был умный и образованный человек и занимал в Гриноке должности городского казначея и судьи1056. Несмотря на свое слабое здоровье, на постоянные и невыносимые головные боли, которыми он страдал всю свою жизнь, Джемс Уатт обнаружил с детства не только заметную склонность, но и настоящую страсть к учению. Его способности к механике проявились уже тогда: имея всего лишь 13 лет от роду, он строил в мастерской своего отца модели машин1057. Когда ему пришлось выбрать себе профессию, он остановил свой выбор на производстве лабораторных инструментов и отправился в Глазго, чтобы основаться там. Местные власти придирались к нему, так как он не был коренным жителем и не имел прав гражданина, но университет, нуждавшийся в его услугах, взял его под свое покровительство и отвел ему в своем собственном здании мастерскую, где он мог работать беспрепятственно1058. Здесь он познакомился с некоторыми видными учеными, в особенности с химиком Блэком, лекции которого он слушал как раз тогда, когда тот излагал свою теорию скрытой теплоты1059. Робисон, впервые видевший Уатта в 1758 г., когда тому было 22 года, был поражен его познаниями и быстрым соображением: «Я ожидал найти рабочего и встретил философа»1060. Чтобы иметь возможность читать научные сочинения, выходящие за границей, Уатт основательно изучил три языка—французский, итальянский и немецкий1061. С тех пор и в течение всей своей жизни он старался быть в курсе всего научного движения и сам участвовал в нескольких важных открытиях: вместе с Блэком, а затем с Робеком он производил изыскания о составе поваренной соли, о плавиковой кислоте, об усовершенствованиях в устройстве барометра и гигрометра; позже он работал, одновременно с Кавендишем и Пристлеем, над анализом воды1062. При этом его образование, как и его ум, не было образованием узкого специалиста: в своем зрелом возрасте он поражал людей, имевших с ним дело, своими познаниями в области древностей, законодательства, изящных искусств; он читал немецких метафизиков, интересовался поэзией и страстно любил музыку1063. Его умственный гений питался всем знанием и всей мыслью своего века.

Происхождение его изобретения известно нам из того рассказа, который он сам дал нам о нем1064. Здесь совершенно нет речи о тех внезапных и скороспелых вдохновениях, которые публика любит приписывать великим людям. Уатт не открыл сразу силы пара, наблюдая, как вода кипит в чайнике. Беседы со своим другом Робисоном привлекли РГО внимание к давно поставленной проблеме. В 1761 или 1762 г. он начал ряд систематических опытов над давлением пара, пользуясь папиновым котлом. Зимою 1763/64 г. ему пришлось чинить маленькую модель машины Ньюкомена, принадлежавшую Глазговскому университету и служившую для демонстраций на лекциях по физике. Это дало ему повод наблюдать ее функционирование и подвергнуть ее методической критике. Потеря энергии, которая была ее очевидным недостатком, казалась ему зависящей от двух главных причин. С одной стороны, расходовалось много тепла— для восстановления высокой температуры внутри цилиндра после каждого хода поршня, с другой—сгущение пара происходило очень неполно вследствие недостаточного охлаждения. Как устранить это двоякое неудобство? Изобретение Уатта есть не что иное, как ответ на этот вопрос, полученный лабораторным путем согласно научному методу.

Предоставим слово самому изобретателю: «Во избежание всякого бесполезного сгущения пара, надо было устроить так, чтобы цилиндр, где пар только что привел в движение поршень, оставался всегда таким же горячим, как самый пар... Для получения желаемой пустоты нужно было, чтобы сгущение происходило в отдельном сосуде, где температура могла бы быть понижаема настолько, насколько это необходимо, без одновременного изменения температуры цилиндра»1065. В этих немногих словах содержится весь принцип конденсатора, раздельного отныне от цилиндра, с которым он составлял одно целое в машине Ньюкомена. Это первое усовершенствование повлекло за собой другое, более важное: «Если не хотели быть вынужденными наливать и впредь воду под поршнем, чтобы достигнуть герметического прилегания его к стенкам цилиндра, и если хотели воспрепятствовать охлаждению цилиндра воздухом при опускании поршня, то абсолютно необходимо было употреблять в качестве движущей силы не атмосферное давление, а давление пара»1066. Таким образом, получается существенное преобразование машины, подобно тому как заключение напрашивается само собой в результате правильно проведенного рассуждения: атмосферическая машина становится паровой машиной.

Следовательно, творение в своих основных чертах ясно намечено. И какими Уатт наметил их около 1764 г., такими же мы находим их в тексте описания, приложенного к его первому патенту от 1769 г.1067

Скромное название, которое он давал своему изобретению, весьма точно указывало его происхождение. В принципе дело шло только об «уменьшении расхода пара и топлива в огневых машинах». Уатт, весьма склонный относиться с недоверием к самому себе, упомянул только мимоходом и как добавочную гипотезу то, что составляет действительно оригинальный и плодотворный результат его изысканий: употребление пара не в качестве вспомогательной силы, не как средства для образования пустоты в корпусе насоса, а как активной силы, рождающей движение1068. Лишь 13 лет спустя, после длинного ряда практических опытов, расширение пара выдвигается на первый план, и принцип атмосферической машины оставляется окончательно. В нашу задачу не входит излагать здесь все второстепенные изобретения, которыми Уатт дополнил свое главное творение. Одни, как центробежный регулятор или движущийся золотник машины двойного действия, имеют своей целью достигнуть максимума энергии и регулировать расход ее1069. Другие имеют целью использование этой энергии, приспособление ее к разнообразным практическим работам. На этих последних мы должны остановить свое внимание, так как именно от них зависела в известный момент ее истории промышленная будущность паровой машины. Если бы она осталась только тем, чем она первоначально была, и чем были машины, от которых она ведет свое происхождение, т. е. автоматическим насосом, то она сыграла бы в промышленности лишь ограниченную роль; в лучшем случае она была бы вспомогательной частью при гидравлической машине, имеющей своим назначением подавать воду для вращения колес этой последней. Чтобы она могла прямо приводить в действие всякого рода механизмы, выполняющие разнообразнейшие технические операции, нужно было решить ряд проблем, первая из которых заключалась в следующем: как преобразовать качательное движение коромысла в непрерывное вращательное движение? Возобновив исследования Фицджеральда, Уатт нашел скоро не одно только, а несколько решений (пять перечислены в патенте от 25 октября 1781 г. за № 1306). Лучшее из них было заимствовано от одной из самых старых и самых простых машин: от колеса с педалью, употребляемого точильщиком1070. Другое, более сложное, но к которому Уатт вынужден был преимущественно прибегнуть по соображениям коммерческого характера, довольно хорошо определяется выразительным названием—«планетное движение», sun and planet motion1071. Следует упомянуть еще об одном изобретении, которым Уатт особенно гордился: о так называемом «параллелограмме Уатта», исходном пункте множества остроумных усовершенствований. В лице Уатта мы имеем перед собою один из тех редких умов, которые умеют овладеть одинаково деталями, как и предметом в целом, которые не довольствуются установлением принципов, а прослеживают до конца их приложения, для которых наука представляет, одним словом, одновременно и цель и средство.

III

273

18 Манту

Одно дело—изобрести что-нибудь и другое дело—суметь использовать изобретение; в справедливости этого положения нам уже не раз приходилось убеждаться. Что касается паровой машины, то здесь представлялись особые трудности. Ибо, выражаясь кратко, здесь требовалось создать отрасль промышленности с ее персоналом и оборудованием. Чтобы заменить случайных механиков, которыми довольствовались до тех пор, всяких часовщиков, жестяников, строителей мельниц, надо было сформировать кадры рабочих-специалистов, подготовленных к трудной работе, требующей одновременно мускульной силы, смышлености и большой твердости руки. Вместо часто неправильных и плохо прилаженных частей, из которых были сделаны первые машины и которыми объясняется отчасти плохое функционирование их, надо было дать цилиндры правильной геометрической формы; поршни, плотно прилегающие к стенкам, но без чрезмерного трения; зубчатые колеса, такие же правильные, как колеса карманных часов. Успехи металлургии сделали это необходимое преобразование возможным. Но чтобы осуществить его на деле, нужны были еще капиталы, нужна была смелая решимость рискнуть ими в предприятии совершенно новом и с неопределенной будущностью, требовался, наконец, коммерческий талант, от которого зависит практический успех. Такое драгоценное изобретение, как паровая машина, должно было иметь успех; нельзя себе представить, чтобы оно осталось неизвестным или чтобы его игнорировали. Но как мы это видим относительно многих других изобретений, успех легко мог притти уже после смерти изобретателя. Уатту посчастливилось найти на своем пути двух замечательных людей, способных понять его и помочь ему,—людей, заслуживающих разделить с ним если не славу открытия, то, по крайней мере, честь перенесения его из области теории в область практики. Этими двумя людьми были Джон Робек из Каррона и Мэтью Больтон из Сохо.

Робеку Уатт был представлен в 1765 или 1766 г. их общим другом, профессором Глазговского университета Блэком1072. Как раз в это время Уатт почти совершенно забросил свои изыскания, так как они были сопряжены с непосильными для него расходами; не имея никакого состояния и обремененный вдобавок долгами, он принужден был сделаться землемером и инженером, чтобы зарабатывать средства к жизни для себя и своей семьи: незадолго перед этим ему поручили изготовить проект Каледонского канала1073. Именно в качестве инженера он имел дело с Робеком: последний нуждался в насосах для каменноугольных копей, на которые он только что получил концессию в Борроустоуннесе, на правом берегу р. Форт1074. Его интеллигентность и предприимчивость нам уже известны: узнав о работах Уатта, он тотчас сообразил весь их интерес и предложил Уатту помочь ему в доведении их до конца. Уатт принял предложение; оба подписали договор, по которому Робек обязался, во-первых, заплатить долги своего нового компаньона до суммы в 1 тыс. ф. ст., а, во-вторых, дать необходимые денежные средства, чтобы довести до конца начатые изыскания и организовать промышленную экспло- атацию их результатов; взамен этого он выговорил себе две трети будущих барышей1075.

Этот договор отмечает собой важную дату в истории паровой машины. Начиная с указанного момента, она оставляет стены лаборатории, чтобы вступить в мир промышленности, который ей предстоит скоро преобразовать, и именно—благодаря смелой инициативе Робека. Нерешительному по натуре, беспокойному и недовольному собою Уатту нужно было иметь рядом с собою человека, который подбадривал бы его и толкал вперед. Эту роль Робек выполнял с неутомимым рвением. К концу своей жизни Уатт с удовольствием признавал все, чем он был обязан Робеку: «Его дружеским поощрениям, его интересу к научным открытиям и быстроте, с которой он придумывал их приложения, его глубокому знанию дел и промышленности, широким взглядам, пылкому, великодушному и деятельному темпераменту—всему этому надо приписать в значительной степени успех, которого могли достичь мои усилия»1076.

Первая паровая машина была поставлена в Kinneil House1077, недалеко от Эдинбурга, в 1769 г. Постройка ее стоила больших тру- дов: несмотря на высокие качества своего оборудования, каррон- ские заводы не сумели точно выполнить задания, которые поставил им Уатт. Машина эта—несовершенное воплощение идеи, которая еще сама не приобрела полного своего развития, была окрещена, согласно сохранившемуся в Англии обычаю, именем «Вельзевул». Со своим единственным цилиндром и качающимся в вертикальной плоскости балансиром она сильно походила на машину Ньюкомена; впрочем, и назначение ее было то же самое1078. Вследствие весьма неудовлетворительного функционирования ее пришлось вскоре отставить в сторону. В то же время начались деловые затруднения Робека. Копи, эксплоатацию которых он опрометчиво предпринял, затоплялись водой, несмотря на старые и новые насосы; они поглотили уже много денег у него и у его друзей. Все дела, которые он стремился вести одновременно, испытали на себе отраженное действие этого несчастья. В течение некоторого времени он боролся с надвигающимся разорением. Уатт взялся опять за свои землемерные работы. Его незаконченное изобретение, недостатки которого показал опыт, было временно отложено. Банкротство Робека в 1773 г. положило конец этому неприятному положению и явилось поводом для вступления Уатта в компанию с Больтоном.

Больтон уже несколько лет как был знаком с Уаттом. Осведомленный об его изысканиях своим другом Робеком, он тем более заинтересовался ими, что надеялся найти в них ответ на один сильно озабочивающий его вопрос; дело в том, что его заводу в Сохо нехватало двигательной силы, и он подумывал об искусственном создании ее либо при помощи машины Ньюкомена, либо другим каким- нибудь способом. В 1766 г. он посоветовался по этому поводу с двумя людьми, пользовавшимися авторитетом в научных вопросах: с Вень- ямином Франклином и доктором Эразмом Дарвином1079. В 1767 г. Уатт, проездом через Бирмингем, посетил мастерские Сохо и восхищался там совершенством металлургической работы, которое так нужно было ему самому1080. В следующем году Больтон пригласил его к себе, долго беседовал с ним и предложил ему свое содействие. Робек, к которому Уатт обратился за советом, был того мнения, что предложение следует принять, но ограничив точно сферу его действия: Больтон должен был стать концессионером патента только для графств Уорик, Стаффорд и Дерби. Это значило не понять широких планов заводчика из Сохо и тех надежд, которые он возлагал на новое изобретение: «Предлагаемый мне план,—ответил он,—настолько отличен от задуманного мною, что я не могу считать удобным заниматься им больше... Моя мысль была—рядом с моим заводом на берегу нашего канала устроить завод, который был бы снабжен всем необходимым оборудованием для постройки машин и который снабжал бы мир машинами всевозможных размеров... Фабриковать только для трех графств, это—игра, не стоящая свеч; действительно стоило бы труда только одно—фабриковать для всего мира»1081.

Несостоятельность Робека дала Больтону случай вернуться к этому проекту. Робек был ему должен 1 200 ф. ст.; он предложил отказаться от своей долговой претензии, если тот уступит ему свои права по товарищескому договору с Уаттом. Многие скажут, что это значило купить задешево права неисчислимой ценности. Но дело в том, что ценность эта была еще пока сомнительна: результаты предприятия, какое бы доверие к ним ни питали, казались еще отдаленными: «все это—пока только тень, чистая идея, чтобы осуществить ее, потребуется много времени и денег»1082,—писал БольтонУатту29марта 1773г. Соглашение было без труда достигнуто, машина в Kinneil House была разобрана и отослана в Сохо. Сам Уатт переехал туда, как только закончил составление планов для Каледонского канала, в мае 1774 г.1083

IV Мануфактура в Сохо, расположенная к северу от Бирмингема, на возвышенности, теперь сплошь покрытой заводами и черной от угля и дыма, была основана в 1759 г.1084 Мэтью Больтон был уже в то время видным и богатым человеком. Отец его, производитель галантереи в Бирмингеме1085, рано привлек его к делам, но предварительно дал ему довольно хорошее образование, которое тот сумел потом пополнить сам. Мастерские фирмы «Больтон и сын» выделывали металлические пуговицы, цепочки для часов, стальные пряжки для башмаков. Последние были предметом курьезной торговли, вызванной в свет требованиями моды: их посылали во Францию, чтобы затем ввезти обратно как «французский товар»1086. После своей женитьбы на богатой наследнице, дочери «эсквайра»1087, Мэтью Больтон мог вести жизнь сельского дворянина, но он любил промышленность, среди которой вырос, и хотел посвятить свое состояние созданию образцовой мануфактуры. Постройка этого большого предприятия, начатая в 1759 г. и законченная лишь в 1765 г., обошлась ему в 9 тыс. ф. ст.1088. Оно состояло из пяти корпусов и могло вмещать 600 рабочих. Устроенный на возвышении резервуар доставлял воду, необходимую для приведения в действие мощного двигательного колеса, которое, в свою очередь, «приводило в движение много машин разного рода»1089. Как известно, механическое оборудование было уже очень развито в металлообрабатывающей промышленности, хотя и не играло еще здесь той существеннейшей роли, которую приобрело впоследствии. Больтон хотел иметь у себя новейшие машины и занимался сам приспособлением их к специальным требованиям своей отрасли промышленности1090. Цифра его оборотов достигала уже в 1763 г. 30 тыс. ф. ст.1091

Изделия этой мануфактуры были весьма разнообразны. К классическим изделиям бирмингемской галантереи Больтон прибавил новые: декоративную бронзу, вазы, канделябры, треножники, массивные и накладные ювелирные изделия, имитации золота и черепахи1092. В 1768 г. он задумал прибавить сюда фарфор, и Веджвуд, великий стаффордширский производитель керамических изделий, приготовился выдержать конкуренцию человека, которого сам называл «первым промышленником Англии1093». Больтон заслуживал этого титула не только по крупным размерам своего предприятия, но и по качеству своего производства. Он поставил себе задачей уничтожить дурную славу Бирмингема и не жалел усилий для ее достижения: он хотел употреблять только отборнейшие материалы и искуснейших рабочих и сам руководил работами в своих мастерских, обнаруживая в этом деле самую мелочную заботливость.

В коммерческом управлении предприятием ему помогал Фотер- гилль, его компаньон с 1762 г. Фотергилль имел связи с заграницей, знал вкусы различных покупателей, в случае надобности ездил за границу, чтобы добыть модели и заказы1094. Благодаря его энергии сбыт фирмы расширился, она приобрела европейскую репутацию. В 1765 г. Больтону были сделаны очень выгодные предложения пере- ехать в Швецию и обосноваться там1095. Но Больтон ничуть не думал покидать Англию. Положение, которое он занимал здесь, было уже весьма видным. Художественный элемент, занимавший тогда в его производстве приблизительно то же место, какое впоследствии занял в нем элемент научный, оказал ему драгоценные услуги. Аристократия покровительствовала ему. Горас Вальполь, лорд Шельборщ лорд Дартмут, герцог Нортумберлендский ссужали ему для копирования античные бронзы; лорд Каткарт рекомендовал его русской императрице2. Нет ничего удивительного, если гордый заслуженным успехом и обладая умом, по природе честолюбивым и смелым, он стал строить широкие планы: «Я интересуюсь,—писал он,—всем, что может расширить или улучшить мои познания относительно механических искусств. Круг моих дел должен с каждым годом становиться большим. Я должен, следовательно, быть в курсе вкусов и мод, господствующих в различных частях Европы... Я хотел бы работать для всей Европы и производить все изделия, которые могут составлять предмет общего спроса: золото, серебро, медь, накладной металл, позолоту, симилор, сталь, платину, черепаху»1096.

Отсюда видно, чем было уже предприятие в Сохо, когда Уатт вступил в него после банкротства Робека. Никогда режим мануфактуры и режим фабрики не были так близки друг к другу, никогда переход от одного к другому не был столь незаметен, и никогда не было так трудно провести между ними границу (имеющую, впрочем, полное оправдание, когда дело идет только о классификации фактов в их общем и суммарном виде), не впадая при этом в тонкости и произвол. В распоряжение Уатта Больтон предоставил уже ресурсы и, можно сказать, почти мощь крупной промышленности.

Уатт тотчас же принялся за работу. В ноябре 1774 г. машина из Kinneil House'а, перевезенная в Бирмингем и ремонтированная при содействии искусных рабочих, подобранных Больтоном, могла, наконец, с грехом пополам, работать. Уатт извещал об этом своего отца в следующих выражениях: «Дело, которое привело меня сюда, оборачивается довольно недурно: построенная мною машина работает теперь и дает гораздо лучшие результаты, чем все другие машины, изобретенные до меня. Я рассчитываю, что это изобретение будет для меня очень прибыльным»1097. Но до окончательного успеха надо было быть готовым к продолжительным усилиям и крупным затратам. Прошло уже пять лет, с тех пор как Уатт взял свой патент, срок которого истекал в 1783 г. Приходилось опасаться конкуренции однородных изобретений или более или менее прикрытых контрафакций. Уатт решил исходатайствовать у парламента продление своих прав. 23 февраля 1775 г. он обратился в палату общин с петицией1098, которая благодаря его связям в ученом мире, а также, несомненно, благодаря аристократическим связям Больтона, была рассмотрена с величайшим вниманием. Комиссия, которой поручено было обследование, выслу- шала показания Робека; последний отдал полную справедливость изобретению, практическое значение которого он первый оценил: «В сравнении с обыкновенной огневой машиной паровая машина выполнит вдвое большую работу при одинаковых издержках... Будет выгодно пользоваться ею везде, где нужна будет двигательная сила для каких бы то ни было целей»1099. В то же время он засвидетельствовал материальные жертвы, которых она потребовала и должна была еще потребовать, раньше чем начать давать барыши: сначала он, а затем Больтон истратили на научные опыты, постройки, пробы более 3 тыс. ф. ст.; общая сумма предвидевшихся расходов простиралась, по меньшей мере, до 10 тыс. ф. ст. Но что значила такая сумма в сравнении с выгодами, которые она должна принести Англии и всему миру? Парламент удовлетворил ходатайство и продлил патент на 25 лет1100, не без некоторой оппозиции, ибо Борк в момент голосования встал, чтобы протестовать во имя свободы против установления новой монополии.

Прошло еще несколько лет, в течение которых эту МОНОПОЛИЮ всего менее можно было назвать прибыльной. Расходы по ней превзошли, и притом на много, исчисление Робека1101. Продолжать обременительное производство паровых машин можно было только благодаря доходу от других производств, которых Больтон, вступая в компанию с Уаттом, все-таки не бросил. Маленькое практическое изобретение Уатта—копировальный пресс, принесло сумму, ока- завшуюся весьма небесполезной1102. Фирма несколько раз переживала трудные, почти критические моменты: в 1778 и 1780 гг. Больтону пришлось искать вкладчиков, после того как он продал часть недвижимости, которая досталась ему от отца и жены. В 1782 г. Уатт был так обеспокоен возрастающей тяжестью обязательств по отношению к банкирам Лоу, Вер и Вильяме, что писал своему компаньону: если бы они согласились отказаться от всяких долговых претензий на мои будущие предприятия, то я почти готов отдать им все, что у меня есть теперь, и вручить свою судьбу в руки провидения. Я не в силах жить дольше в своем теперешнем тревожном состоянии...»1103. Не ранее 1786 и 1787 гг. фирма получила возможность освободиться от своих долгов и пожать плоды так дорого стоившей ей инициативы.

Между тем заказы не заставили себя слишком долго ждать. Первый поступил от Вилькинсона: машина, купленная им в 1775 г., была водоподъемным насосом, причем вода должна была приводить в действие воздуходувные меха на металлургическом заводе в Броз- лее1104. Спустя немного времени после этого в Блумфильдских каменноугольных копях, близ Бирмингема, был торжественно установлен паровой насос, вышедший также из мастерских Сохо: он откачивал воду втрое быстрее машины Ньюкомена при равных издержках1105. В 1777 г. Уатт ездил в Корнваллис, где несмотря на некоторые колебания шахтовладельцев и некоторые разочарования вследствие неудовлетворительной установки на месте, он продал все-таки несколько больших насосов; насос в Чесвотерских копях, мощность и хорошая работа которого много содействовала преодолению местной рутины, был сооружен в 1778 г.1106 В том же году завод в Сохо посетили братья Перье, просившие Уатта дать им машину для парижского водопровода. Она была поставлена в 1779 г. на берегу Сены, у конца Cours-la- Reine. Это—знаменитый паровой насос в Chaillot, замененный в следующем столетии более современными машинами, не перестававшими работать в этом самом месте до самого недавнего времени1107.

Приезжали в Сохо и немецкие инженеры, посланные Фридрихом Великим, но паровые машины были введены в Германии лишь несколькими годами позже—в 1785 г.1108

Условия, которые Больтон и Уатт предлагали покупателям, были вполне сходными: они требовали только покрытия расходов по постройке и установке каждой машины плюс одна треть экономии, полученной на топливе, по сравнению с атмосферической машиной равной мощности1109. Таким образом, они ждали своего вознаграждения только от установленного, испытанного превосходства паровой машины и от прибылей, получаемых благодаря ее употреблению. Но известно, что когда первое нерасположение к новому изобретению преодолено, то неизменно наблюдается столь же сильное нерасположение платить деньги за пользование им. В особенности владельцы корнваллийских рудников обнаружили выдающуюся злую волю и недобросовестность, когда дело дошло до взноса условленных платежей. В течение многих лет между ними и заводчиками Сохо шла непрекращающаяся война1110. В 1780 г. по всему графству пошло движение—просить парламент об аннулировании патента. Уатт в резких выражениях жаловался на это: «Они обвиняют нас в том, что мы создаем монополию, но если это и есть монополия, то она во всяком случае сделала их рудники более производительными, чем они когда-либо были... Они говорят, что им неудобно платить взносы за право пользования машинами; но для того, кто хочет вытащить у меня из кармана кошелек, тоже неудобно, что я держу свой карман застегнутым... Нам ведь не предоставлено право принуждать кого бы то ни было к пользованию нашими машинами. Что же должен ответить парламент, когда эти люди придут к нему жаловаться на зло, которого они вполне вольны избежать?»1111. Проектировавшееся ходатайство не было подано, но начались нескончаемые тяжбы; в 1799 г. Больтон и Уатт, выиграв дело, получили сразу более 30 тыс. ф. ст. не уплаченных им взносов1112.

Им пришлось защищаться также против посягательств более или менее добросовестных конкурентов. Самым страшным среди последних был Джонатан Хорнблоуэр, в котором всего менее следует видеть заурядного контрафактора: он опередил Уатта в изучении использования высоких давлений пара. Его машина, более сложная, чем машина Уатта, имела два цилиндра, которые наполнялись паром поочередно1113. Она имела достаточный успех, чтобы внушить Больтону л Уатту серьезные опасения. Они решились преследовать Хорн- блоуэра судом; противник был признан виновным и разорился1114.

Другие трудности, притом не самые маленькие, представила внутренняя организация: надо было набрать, дисциплинировать, обучить значительное число рабочих. Эта задача лежала преимущественно на Больтоне, главным качеством которого было искусство управлять людьми. Ему превосходно помогали, впрочем, в этом деле заводские мастера, вышколенные им самим и Уаттом. По крайней мере, один из них, Вильям Мердок, был человеком, который по своим заслугам далеко возвышался над занимаемым им скромным положением. Сын шотландского millwright (строителя мельниц), он выпросил себе, как особой милости, чтобы его приняли в рабочие на заводе в Сохо1115, смышленый, трудолюбивый, изобретательный, он обратил на себя внимание хозяев, которые поручили ему руководство установкой машин, особенно в Корнваллисе. Он проявил там невероятную энергию, работая днем и ночью над установкой машин, над их осмотром и ремонтом, зорко оберегая при этом права своей фирмы и стойко воюя с коалицией враждебных интересов1116. Между делом он искал и находил технические усовершенствования. Именно он подсказал Уатту идею «sun and planet motion». Он же, первый в Англии и один из первых в Европе, сумел применить пар как средство тяги: в 1784 г. он построил небольшую модель локомотива, которая шла со скоростью 8 миль в час1117. Напомним еще, что вместе с французом Лебоном он разделяет честь открытия и утилизации свойств каменноугольного газа: с 1798 г. завод в Сохо освещался газом. И этот человек, который мог бы нажить состояние своими изобретениями, предпочел остаться в течение всей своей жизни на службе у Больтона и Уатта, пользуясь, впрочем, их полным доверием и выказывая, со своей стороны, абсолютную преданность им1118. Его сотрудничество было драгоценно в трудные моменты, когда будущность паровой машины, как блестящи ни были надежды, которые можно было на нее возлагать, вырисовывалась еще очень смутно.

V

Больтон никогда не сомневался в конечном успехе предприятия, в отличие от Уатта, который всегда легко падал духом и был пессимистически настроен1119. В 1781 г. он мог, наконец, констатировать ясно намечающееся движение, которого он ждал целых десять лет: изобретение Уатта становилось предметом общего внимании, даже любопытства. «В Лондоне, Манчестере и Бирмингеме люди помешались на паровых машинах»1120.

В том же году Уатт взял свой второй патент—на превращение качательного движения балансира в вращательное. До этого паровая машина была только усовершенствованным огневым насосом. Именно р качестве такового ее употребляли в копях и рудниках или для водоснабжения. Благодаря изобретению вращательного движения она становится машиной-двигателем; отныне ее применения могут разнообразиться без конца; для нее открыто все поле промышленности. Первые применения были сделаны в самом Сохо, где употреблялись меха, прокатные вальцы и молоты, приводимые в действие силой пара. Почти тотчас же Вилькинсон заказал такие же машины для своего предприятия в Брадлее, а Уокер—для завода в Ротергеме; их примеру последовали все крупные железозаводчики Англии ц Шотландии1121. В это именно время металлургические заводы, уже снабженные машинами всякого рода, приобретают свой характерный внешний вид; именно тогда прилагается, так сказать, печать к всемогущему союзу пара и железа.

Паровая машина рано стала употребляться также для приведения в действие мельниц: мельниц для размалывания зерна, растирания солода для пивоваренных заводов1122, размалывания кремня для керамической промышленности1123, прессования сахарного тростника для сахарных заводов Вест-Индии1124. Среди множества примеров, перечисление которых было бы слишком скучно, следует привести, по крайней мере, один—мукомольную мельницу Альбион (Albion Mills), построенную в Лондоне в 1786 г. Оборудование этого большого предприятия было организовано самим Уаттом, при содействии Джона Ренни, который впоследствии был строителемВатерлооского моста.

Оно состояло из 50 пар жерновов, приводимых в движение двумя машинами, в 50 л. с. каждая1125. Производство должно было доходить до 16 тыс. бушелей муки в неделю. Открытие этой мельницы было сенсационным событием в Лондоне. Притти осматривать ее стало модой, к великому неудовольствию Уатта1126. Мукомолы были встревожены этой неожиданной конкуренцией, но в 1791 г. пожар, вероятно, вследствие поджога, уничтожил дотла здания со всем их содержимым; убытки исчислялись в 10 тыс. ф. ст.1127

В текстильной промышленности паровая машина играла сначала лишь вспомогательную роль при гидравлической машине. Около 1780 г. Ричард Аркрайт употреблял на своей фабрике в Манчестере насос Ньюкомена1128. В 1782 г. прядильщики, обосновавшиеся в Бер- тоне-на-Тренте, просили у Уатта, чтобы он поставил им машину. Уатт отнесся к этому заказу довольно холодно. «Письмо этих господ,—писал он Больтону,—и человек, которого они прислали, не внушают мне особенно высокого представления об их деловых способностях. Если вы будете возвращаться через Манчестер1129, то не собирайте, пожалуйста, заказов для бумагопрядилен; здесь говорят о постройке такого множества предприятий у речек Севера, что через короткое время в этой отрасли промышленности неминуемо наступит перепроизводство. Мы рискуем потерять свои труды»6. Уатт не представлял себе, что промышленный подъем, свидетелем которого он был, может продолжаться дальше предела, казавшегося ему близким; он не видел, что сам же больше, чем кто-либо, способствует тому, чтобы эта граница отодвинулась в неопределенную даль. Впрочем, скоро он переменил свое мнение и в 1784 г. признал, что «паровая машина бесспорно может быть употребляема на бумагопрядильрых фабриках во всех тех случаях, когда легкость устройства фабрики в городе или в готовых уже зданиях может компенсировать расход на топливо и на платежи за право пользования изобретением»7. Опыт почти тотчас же подтвердил это мнение, высказанное еще в очень робкой форме.

Первой паровой прядильней была с 1785 г. фабрика Робинсонов в Папльвике8. Затем паровой силой стали пользоваться фабриканты

Уоррингтона и Ноттингема, выписав-шие машины из Сохо; их примеру последовал в 1787 г. Роберт Пиль, в 1789 г.—Петер Дринквотер из Манчестера, в 1790 г.—Аркрайт1130. В Йоркшире и вообще в районах, где преобладала шерстяная промышленность, процесс проникновения паровой машины был более медленным и встретил живейшее противодействие. Не только рабочие, но и очень многие хозяева не скрывали своего враждебного отношения. Когда в 1793 г. Джон Бекли из Брадфорда, пожелал Поставить в своей прядильне паровую машину, то он получил от своих соседей своего рода ультиматум, с угрозою, в случае если он осуществит свое намерение, возбудить против него иск об убытках за тот шум и дым, которые машина будет распространять кругом себя1131. Тем не менее, начиная с 1794 г., паровой двигатель вводится мало-помалу в шерстопрядильнях, куда машинное производство проникло не намного раньше его.

Машин

Лошадиных сил

84 9

1382 180

Хлопчатобумажные фабрики . . Шерстяные

Таким образом, с конца XVIII в. машина Уатта начинает везде заменять гидравлический двигатель. Сведеншерна удивляется в 1802 г., встречая ее почти на каждом шагу во время своего путешествия по промышленным районам Англии: «Не будет преувеличением сказать, что эти машины встречаются в Англии так же часто и даже чаще, чем у нас водяные и ветряные мельницы»1132. Иной раз несколько таких машин собрано на небольшом пространстве, где они применяются для самых разнообразных целей; в Сванси, например, «одни откачивают воду из копей, другие поднимают уголь на поверхность земли, третьи приводят в движение прокатные вальцы и жернова». В 1800 г. в Бирмингеме было 11 паровых машин1133, в Лидсе—20, в Манчестере—321134.

Надо сказать, что Уатт и Больтон не были единственными творцами этой революции. Мердок, их преданный помощник; Хорнблоуэр, их несчастный конкурент; Картрайт, который после изобретения ткацкой и чесальной машины обратил свой изобретательный ум к другим проблемам1135; Адам Хислоп, который пробовал вернуться к принципу атмосферической машины и развить его дальше1136; целая фаланга искателей, многие из которых остались неизвестными,— все они были их сотрудниками или соперниками. По предприятие в Сохо, ограждаемое актом 1775 г., осталось единственным центром производства и продажи паровых машин. В его мастерских, занимавших более тысячи рабочих1137, новая отрасль промышленности разрасталась среди традиционных отраслей промышленности Бирмингема, которые первоначально служили ей помощницами и которые она теперь, в свою очередь, преобразовывала. «Все отрасли металлообрабатывающей промышленности,—писал один посетитель,—представлены на этом заводе... Почти все работы производятся машинным путем: для операций, требующих известной силы, например, для расплющивания металлов, для их полировки и т. д., пользуются большими колесами, приводимыми в движение паровой машиной»1138. Среди наиболее интересных применений силы пара на заводе Сохо следует упомянуть автоматическую чеканку монеты—предприятие, инициатива которого принадлежала Больтону и которым он особенно гордился. Его озлобление против фальшивомонетчиков, компрометировавших доброе имя Бирмингема, внушило ему желание достигнуть такого совершенства чеканки, которое исключало бы возможность подделки, облегчавшейся грубостью старых способов. Он устроил паровые чеканные прессы, где монеты, поддерживаемые стальным кольцом, получали отпечаток с непогрешимой точностью; каждый станок, под надзором одного рабочего, мог выбить от 50 до 120 монет в минуту1139. Это изобретение имело большой vcnex: Больтон получил заказы от Ост-индской компании, от Франции в первые годы революции1140, от России, где ему было разрешено в 1799 г. устроить монетный двор1141; наконец, от самого английского правительства, которому он за десять лет, с 1797 до 1806 г., поставил более 4 тыс. т биллона1142. К выгодам быстрого производства и почти полного устранения ручной работы присоединялась еще выгода точного и правильного выполнения. Это был образчик результатов, которых следовала ожидать во всех отраслях промышленности от употребления машин, приводимых отныне в движение могучей и послушной силой, которую человек может производить, увеличивать, перемещать и направлять по своему усмотрению.

VI

Этот существеннейший факт, победа паровой машины, открывает собою последний и самый решительный фазис промышленной революции. Освобождая крупную промышленность от пут, которые еще сковывали ее, пар сделал возможным ее неизмеримое и быстрое развитие. Действительно, в отличие от воды, пользование силою пара не подчинено абсолютным условиям местоположения и местных ресурсов. Паровую машину можно поставить везде, где существует возможность достать каменный уголь по подходящей цене. В Англии, где каменный уголь имеется в изобилии, где его применения были уже многочисленны в конце XVIII в., где нарочито для этого созданная сеть судоходных путей позволяла перевозить его повсюду с небольшими расходами,—в Англии вся страна становилась привилегированным краем, более всякого другого пригодным для роста промышленности. Отныне фабрики могут покинуть долины, в которых они уединенно выросли на берегу водных потоков; они приблизятся теперь к рынкам, где покупают свое сырье и продают свои изделия, приблизятся к населенным центрам, в которых набирают свой персонал; они соединятся, составят группы, образуют огромные и черные скопления, над которыми вечно стелются облака дыма от паровой машины. Эта концентрация составляет, впрочем, только продолжение уже начавшегося раньше движения. Она не изменяет географического распределения отдельных отраслей промышленности в том виде, как оно определилось между 1760 и 1790 гг. под влиянием машинного производства в его первом периоде, периоде гидравлического двигателя. Факт замечательный, бросающий луч света на происхождение крупной промышленности в Англии: перемещение главных очагов хозяйственной деятельности в северные графства, образование новых текстильных и металлургических районов предшествуют по времени практическим применениям пара. Эти последние только ускорили ход явлений, продлив действие сил, которыми он был вызван. Нам возразят, пожалуй, что эта непрерывность, быть может, имела совершенно случайный характер: случайно оказалось, что в округах, где новые отрасли промышленности осели по совершенно другим мотивам, имелись залежи каменного угля. Это обстоятельство позволило им остаться здесь, когда близость копей стала для них более драгоценной, нежели близость рек, из которой они первоначально извлекали пользу. Но следует ли видеть в этом просторе совпадение? Каменный уголь уже до изобретения Уатта играл достаточную роль в промышленной жизни, чтобы создать для промышленников мотив—направляться по преимуществу в те районы, где он имелся в изобилии и стоил дешево. Думать, что они открыли его внезапно, словно зарытый клад, как раз в тех местах, в которых они только что основались,—это можно, только забывая длинную историю, которую он уже имел.

Пар не создал крупной промышленности. Но он дал ей ее мощь, он сделал подъем ее столь же непреодолимым, как непреодолимы силы, которыми он располагает сам. В особенности же он сообщил ей ее единство. До тех пор взаимная зависимость различных отраслей промышленности была гораздо менее тесной, чем в наши дни. Между их соответственными техническими приемами были только редкие точки соприкосновения. Прогресс их совершался обособленно и чисто специальными для каждой из них путями. Употребление общей им двигательной силы и, что особенно важно, силы искусственной, диктует отныне общие законы прогрессу всех отраслей промышленности. Последовательные усовершенствования паровой машины отразились одинаково на эксплоатации копей и рудников и на обработке металлов, на ткачестве и на транспорте. Промышленный мир стал как бы одной огромной фабрикой, где ускоренный ход двигателя, его замедление, его остановки вызывают изменения в деятельности рабочих и регулируют объем продукции.

Современники Джемса Уатта не увидели развития всех результатов великого факта, свидетелями которого они были. Но они имели уже возможность предугадать их. У них было смутное сознание, что начинается новая эра, исполненная возможностей, меры которых не может дать никакое сравнение с прошлым. В 1797 г. Эден писал: «Есть основание полагать, что в механике мы еще дети. Если принять в расчет число изобретений, сделанных за последние 50 лет, в целях сокращения промышленных операций; если подумать о том, что общеупотребительные ныне, они 50 лет тому назад были совершенно неизвестны,—то не будет ничего странного в предположении, что еще через 50 лет будут сделаны еще другие изобретения, в сравнении с которыми паровая и прядильная машины, как они ни удивительны в наших глазах, покажутся изобретениями малозначащими и неважными»1143.

<< | >>
Источник: Манту П.. Промышленная революция XVIII столетия в Англии М.: "Соцэкгиз". - 448 с.. 1937

Еще по теме ПАРОВАЯ МАШИНА:

  1. ВВЕДЕНИЕ
  2. ПРЯДИЛЬНИ
  3. ПАРОВАЯ МАШИНА
  4. ГЛАВА ПЕРВАЯ КРУПНАЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ И НАРОДОНАСЕЛЕНИЕ
  5. ПРОМЫШЛЕННЫЙ КАПИТАЛИЗМ
  6. Отчуждение и эмансипация
  7. Глава третья ПРОПОРЦИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ПРОГРЕССА
  8. Роль Наполеона.
  9. Пришествие мапгинизма.
  10. Жалобы на машины.
  11. Извечные наши вопросы. Кто виноват?
  12. СОЕДИНЕННАЯ С ЗЕМЛЕДЕЛИЕМ, И УМСТВЕННЫЙТРУД С РУЧНЫМ
  13. § 2. Субстратное и функциональное содержание техники