<<
>>

Глава 4. «Прекрасная девочка». Республика 1931–1933 годов

Конспираторы времен первой республики 1873–1874 годов называли свой идеал – республику – «Прекрасной девочкой» (La Nina Bonita). Возникшая весной 1931 года вторая испанская республика, казалось, как нельзя лучше соответствовала этому поэтическому определению.

Все виделось возможным, люди со дня на день ожидали, что самые смелые социальные утопии станут явью.

Но внимательный наблюдатель мог бы увидеть уже в самом наступлении республики предчувствие гражданской войны. Во-первых, победа республиканцев на муниципальных выборах вовсе не была победой или, по крайней мере, убедительной победой. Всего в муниципальные органы власти было избрано 39248 сторонников республики (в т. ч. 34368 буржуазных республиканцев, 4813 социалистов, 67 коммунистов) и 41224 монархиста. Да, за республикой шли почти все крупные города. Но деревня и многие города в традиционно консервативной местности (Леон, Эстремадура) голосовали за монархистов (Кадис, Бургос, Памплона и др.). Это разделение Испании на левые и правые регионы практически полностью повторились в годы гражданской войны.

Враги республики были раздавлены морально, но их основные бастионы: армия, церковь, касикизм, помещики и крупный капитал пережили уже не одну революцию. Не складывая оружия, они ждали первых ошибок и разногласий среди победивших революционеров.

В то время, как низложенный Альфонс XIII находился на пути в эмиграцию, было сформировано первое временное правительство республики. Главой кабинета стал бывший монархист и добрый католик Алкала Самора (его имя должно было успокоить боявшуюся социального переворота буржуазию). Властитель умов и «отец республики» Мануэль Асанья стал военным министром, его основной недоброжелатель – лидер радикалов – Алехандро Леррус возглавил МИД (Асанья не хотел, чтобы этот человек имел какое-бы то ни было влияние на внутреннюю политику).

Впервые в истории министерские портфели получили социалисты: Ларго Кабальеро стал министром труда, Прието – министром финансов, Фернандо де лос Риос – министром юстиции.

На этом месте хотелось бы исправить одну историческую несправедливость. В советской историографии не принято было много писать о Мануэле Асанье. Его не ругали, но и превозносить кабинетного политика и буржуазного республиканца, «скованного своим классовым происхождением», было как-то не принято. Между тем в истории любой страны редко встречаются политики, совмещающие блестящий ум, сострадание к своему народу и высокие принципы собственного поведения.

Именно таким человеком был Асанья, без которого нельзя себе представить все важнейшие социальные завоевания второй и последней испанской республики. В августе 1936 года один из главарей путчистов генерал Мола скажет в радиообращении, что Асанью породила не женщина. Это-де своего рода Франкенштейн, мозг которого подлежит изучению. Мола не смог скрыть за бранью невольного уважения к тогдашнему президенту Испанской республики.

Асанья родился в 1880 году на родине Сервантеса в маленьком городке Алкала де Энарес в 30 километрах от Мадрида. Рано лишился матери, что не помешало ему получить отличное образование: он учился и в Париже. Он много писал о литературе Испании и изучал историю французской Третьей республики. Асанья долго находился в тени большой политики и не старался делать карьеру. Во время диктатуры Примо де Риверы он сделал себе имя как блестящий оратор в одном из либерально-республиканских клубов Мадрида. После поражения республиканского восстания в декабре 1930 года Асанья скрылся в доме своего тестя, чтобы заняться любимым делом –писать очередной роман. Волна революции 1931 года вынесла этого известного своими пламенными речами интеллектуала в руководство республики. И тут выяснилось, что профессор не зря прожил в тишине большую часть жизни. В его голове давно сложился четкий, проработанный до деталей, план реформ всех сторон испанской действительности.

И еще оказалось, что профессор жестко и энергично проводит свои планы в жизнь, защищая республику от угроз справа и слева. Он, не колеблясь, послал войска на подавление анархистского восстания в Льобрегате в январе 1932 года, но отказался утвердить смертные приговоры его организаторам. «У меня нет желания кого-то расстреливать. Кто-то должен прекратить расстреливать людей справа и слева. И это начнется с меня». Ему неоднократно предлагали установить диктатуру, но он был против чрезмерного закручивания гаек, хотя в отчаянии писал в дневнике, что испанцы ничего не хотят делать без принуждения.

Будучи и премьером, и президентом, Асанья тяготился официальными церемониями и протокольными мероприятиями. Его оставляла равнодушным коррида и нисколько не увлекали модные в то время среди «сливок общества» скачки. Этот человек всецело принадлежал политике, считая ее делом не только увлекательным, но и сугубо нравственным, если только политика эта была в интересах большинства населения.

Асанья тяжело переживал начало гражданской войны, которую он всеми силами хотел предотвратить. Его мечта о стабильной, просвещенной и социальной республике рухнула под ударами мятежников и анархистов. Но до последнего часа неравной борьбы Асанья не предал республику, хотя и утратил веру в ее победу.

Но мы, пожалуй, забежали вперед. Весной 1931 года еще никто не видел на горизонте кровавой зари будущих потрясений.

Республика стремилась придать себе легитимность и на 28 июня 1931 года были назначены выборы в Учредительные кортесы (возрастной ценз был понижен с 25 до 23 лет, а женщины впервые получили право избираться, хотя не избирать). Как и ожидалось, выборы стали триумфом социалистическо-республиканского блока. ИСРП впервые в истории стала крупнейшей парламентской партией, получив 116 мест (из 417). Радикалы Лерруса стали вторыми с 90 мандатами, 56 мест было у радикал-социалистов, 36 – у каталонской Эскерры, 26 – у партии «Республиканское действие». Были представлены и другие более мелкие республиканские группировки.

Правая оппозиция имела 44 места, из которых только 1 (!) депутат причислял себя к монархистам. В целом, левые силы получили 263 места, центристы – 110 и правые, как уже упоминалось, 44. И опять, однако, проявились серьезные региональные различия. Республиканцы и социалисты вновь первенствовали в крупных городах, но Наварра и большая часть Кастилии шли за правыми.

В парламенте преобладали писатели, юристы, профессора, но впервые появились рабочие и две женщины. Президентом кортесов был избран правый социалист Хулиан Бестейро. Парламент сразу же взялся за выработку новой конституции, которая была принята после горячих дебатов в декабре 1931 года и сразу стала причиной первого правительственного кризиса.

Наиболее острые разногласия возникли, естественно, по церковному вопросу. Радикалы развернулись вовсю. Церковь была отделена от государства и ей было запрещено заниматься народным образованием. Орден иезуитов подлежал роспуску, остальным не разрешалось заниматься коммерческой деятельностью. Государство оставляло за собой право национализировать имущество монашеских орденов.

Церковь получила сильнейший удар. Конечно, к началу 1930-х годов она уже была не той, что 100 лет назад. Испанцы в массе своей уже не были религиозны и их общение с Богом ограничивалось крестинами, венчанием и отпеванием (правда, среди женщин религиозность все еще держалась крепко). И все же в стране было 60 тысяч церквей, 5 тысяч монастырей, 80 тысяч монахов и монахинь и 35 тысяч священнослужителей. Церкви принадлежало 11 тысяч поместий, банки, газеты и даже кинематографические компании. Но основное влияние, вплоть до установления республики, церковь осуществляла через подконтрольную ей систему образования. Половина испанского населения была неграмотна, а государственных школ было мало. И вот теперь церковь лишалась своего основного оружия.

Справедливости ради надо сказать, что церковники сразу же встретили республику в штыки. 1 мая 1931 года, когда Испания после долгого перерыва праздновала Первомай, глава испанской церкви кардинал Сегура опубликовал обращение к верующим, где сожалел о свергнутой монархии и призывал паству голосовать на выборах за правых.

Протест министра юстиции против этого явного вмешательства святых отцов в мирские дела был проигнорирован, но события уже приняли неуправляемый характер. 10 мая на одной из мадридских улиц собрался монархический кружок. Музыка «Королевского гимна», доносившаяся из открытых окон, привлекала внимание прохожих, которые стали громко протестовать. Произошла драка, в ходе которой был ранен республиканец – шофер такси. По Мадриду поползли слухи о монархическом заговоре и по всей стране люди стали жечь церкви и монастыри, особенно принадлежащие иезуитам. Больше других усердствовали анархисты, но вполне вероятно – и платные агентов ы реакции. Правительство пыталось защитить церковную недвижимость. Военный министр Асанья вывел на улицы войска, но запретил им стрелять в демонстрантов, заявив, что все монастыри Испании не стоят жизни одного республиканца. Он же изрек и ставшую крылатой фразу, что Испания перестала быть католической. Правительство закрыло ряд консервативных газет, провоцировавших беспорядки. Гражданская гвардия (своего рода жандармерия, созданная в 1844 году для поддержания порядка в сельской местности и особенно ненавистная рабочим и крестьянам) несколько раз по своему обыкновению стреляла в демонстрантов. Хотя ее и не распустили, но создали ей противовес в лице штурмовой гвардии, в которую набирались преданные республике люди.

Итак, первая проба сил показала, что у республики есть запас прочности. Но эксцессы против церкви, как и раньше, безусловно помогли сплотиться реакции и начать активную клевету против нового строя, якобы неспособного защитить порядок и собственность в стране. И эта пропаганда с каждым месяцем завоевывала все новых сторонников среди средних классов и части забитого и неграмотного крестьянства.

Именно за борьбу против неграмотности (писать и читать не умело 50% взрослого населения страны) республиканское правительство принялось с первых дней своего существования. Если в 1909–1931 годах государство построило в Испании 11128 школ (т. е.

около 500 в год), то только за первый год существования республики в строй было введено 9600 школ. Всего республика намеревалась возвести 27000 школ, прежде всего в сельской местности. На 15% была повышена заработная плата учителей, что в условиях отсутствия инфляции сделало эту профессию престижной и популярной.

Республика не забыла и о селе и впервые в испанской истории приступила к радикальному решению аграрного вопроса. Уже 29 апреля 1931 года был издан декрет, запрещавший помещику отказывать крестьянину в аренде, если последний исправно платил арендную плату, а за день до этого, 28 апреля, помещиков обязали нанимать батраков в первую очередь из их муниципального округа (эта мера была нацелена на предотвращение использования штрейкбрехеров против своих земляков-арендаторов). 21 мая создается Аграрная техническая комиссия для выработки полномасштабной реформы испанского сельского хозяйства. Временное правительство заявило, что считает аграрную реформу «осью социального, политического и промышленного преобразования Испании». И это воистину было правдой. Пока комиссия вырабатывала проект реформы, правительство не сидело без дела. 23 сентября 1931 года законом было установлено, что если помещик не обрабатывает свою землю, то муниципалитет вправе сам организовывать обработку этой земли, в т. ч. передать ее батракам. Для сельхозрабочих, так же, как и для промышленного пролетариата был установлен 8-часовой рабочий день.

9 сентября 1932 года кортесы проголосовали за аграрную реформу. Закон касался районов Испании, где преобладали крупные латифундии (Андалусия, Эстремадура, Саламанка и др.). Государство экспроприировало в этих районах земли, превышавшие определенный максимальный уровень (1/6 площади муниципального округа или приносящие доход более 20% от суммарного дохода с земель округа). Государство обязывалось выкупить земли, частично в денежной форме, частично облигациями госзайма со сроком погашения 50 лет. Земельные владения крупного дворянства и участников путча генерала Санхурхо (о нем ниже) экспроприировались безвозмездно. Для проведения закона в жизнь создавался Институт аграрной реформы, где, правда, оказалось много реакционеров. До 31 декабря 1934 года среди 12260 крестьянских семей было распределено 117 тысяч гектаров земли, хотя, по подсчетам экономистов, для успешного завершения реформы требовалось передать 6 миллионов гектаров 930 тысячам семей.

Аграрную реформу республики, как и многие другие ее социально-экономические и политические меры, принято называть несовершенной. Но где это совершенство? Республика действовала в обстановке острого противодействия не только со стороны реакции, но и леваков-анархистов. К тому же даже самые хорошие законы должны претворять в жизнь преданные идеалам реформ люди. А таких в испанской деревне среди образованного класса было немного. Не подлежит сомнению, что аграрная реформа страшно напугала господствующие классы, так как выглядела «социалистической»: еще никогда у испанских грандов правительство не изымало собственность.

В целом экономическая политика первых лет республики была довольно консервативной и успешной, учитывая тот факт, что установление республиканского строя совпало по времени с мировым экономическим кризисом. На первом же своем заседании Временное правительство было вынуждено принять меры против утечки капитала из страны. Это было действенное оружие, с помощью которого богатые слои общества хотели показать, кто в доме хозяин. Однако с помощью административных мер (запрет на вывоз из страны крупных сумм наличными, ограничения на снятия средств с текущих счетов и т. д.) упавший в апреле 1931 года курс песеты был стабилизирован уже к середине 1932 года. Министру финансов Прието пришлось, правда, депонировать в Банке Франции 250 миллионов песет золотом для поддержания курса национальной валюты.

Принимались протекционистские меры по защите отечественного промышленного и сельскохозяйственного производства. Так, например, чтобы сделать испанский уголь пригодным для паровозных топок, за границей был закуплен битум, необходимый для брикетирования угля.

1931–1933 годы были неудачными для испанской металлургии, так как на основном рынке сбыта испанской стали (в Великобритании) царил кризис. К тому же, в отличие от времен диктатуры Примо де Риверы, республиканское правительство развивало не железные дороги (они в основном электрифицировались), а автомагистрали. Шло большое государственное строительство ирригационных сооружений и ГЭС (чем-то похожее на «новый курс» Рузвельта). И при этом бюджет республики оставался сбалансированным, чем также не мог похвастаться Примо де Ривера. В целях экономии средств Прието вел переговоры с Советским Союзом о закупке бензина (вопиющий факт в глазах испанской реакции), так как СССР был готов продавать его на 18% дешевле англичан и американцев.

Так как почти все забастовки в 1931–1933 годах выигрывали рабочие, их зарплата и жизненный уровень росли (в то время это было невиданным явлением в Западной Европе, пораженной кризисом). На свою дневную зарплату в 16 песет испанский металлург (наиболее высоко оплачиваемая категория рабочих) мог купить три с половиной килограмма говядины или двадцать с лишним килограммов белого хлеба. Правда, рабочие семьи были многодетными, а жены, как правило, не работали. Цены в стране сильно не росли, и стоимость жизни в 1933 году была ниже, чем во времена диктатуры. И все же многомиллионные массы неквалифицированных и сельскохозяйственных рабочих были вынуждены существовать на 2–3 песеты в день.

Несмотря на то, что правительство республики использовало в своей экономической политике приемы, вполне обычные для Западной Европы того времени, крупные помещики и представители финансового капитала все равно ненавидели дорвавшихся до власти либеральных профессоров. Это были «не свои люди», которые слишком сильно заботились о благе черни.

Ненависть реакции вызвала и военная реформа, осуществленная профессором литературы Асаньей. Последний, правда, был корреспондентом во Франции в годы Первой мировой войны, и его острый ум сформировал концепцию преобразований, которая выглядит очень современной и в наши дни. Асанья хотел сделать вооруженные силы более компактными, дешевыми, технически совершенными и аполитичными.

Уже 22 апреля 1931 года появился первый «военный декрет» Асаньи, требовавший от всех офицеров принесения присяги на верность республике, включая обязательство защищать ее с оружием в руках. Если офицер отказывался дать присягу, то он должен был оставить военную службу. В требовании присяги не было ничего необычного, но правая пресса сразу же обрушилась на ненавистного ей Асанью за то, что он лишал-де принципиальных офицеров карьеры и средств к существованию. Но уже 25 апреля военный министр в новом декрете сообщал, что решившим подать в отставку офицерам будет полностью сохранено их жалованье (включая его последующее повышение, как если бы офицер продолжал служить и получать новые знания). Даже многие враги республики вынуждены были признать эту меру благородной. Противники Асаньи заговорили теперь уже о попытке «подкупа» офицеров. Из 26 тысяч офицеров (1 на 9 солдат) испанской армии 1930 года в отставку подала одна треть, из которых, в свою очередь, две трети были полковниками, потерявшими всякую надежду стать генералами. К сожалению, из армии ушло много либерально настроенных офицеров, которым давно претила затхлая, пронизанная предрассудками общественная атмосфера в казармах. Генералы-»африканцы», напротив, остались, а именно они ненавидели республику больше всего.

Асанья сократил численность дивизий испанской армии вдвое (с 16 до 8) и ликвидировал должности военных генерал-капитанов (т. е. генерал-губернаторов) провинций, к которым переходила в случае объявления осадного положения и гражданская власть. Высшей армейской должностью стал дивизионный генерал. Всего новая испанская армия должна была состоять из 80 генералов (вместо прежних 195) 7600 офицеров (в 1930 году майоров и капитанов было больше, чем сержантов) и 105 тысяч солдат в самой Испании и 1700 офицеров и 42 тысяч солдат в Марокко.

3 июля Асанья объявил о пересмотре всех военных назначений, сделанных во времена диктатуры, а 14 июля была закрыта единственная общая для всех родов войск военная академия в Сарагосе. Ее начальником был генерал Франсиско Франко. Слушателям академии генерал запомнился призывами к безусловному патриотизму и борьбой за нравственность и здоровье курсантов, которым было предписано всегда иметь с собой презерватив, чтобы не заразиться венерическими болезнями.

Франко не принял республику внутренне, но будучи очень осторожным человеком, демонстрировал внешнюю лояльность новым властям, которые, впрочем, не обманывались насчет его действительных настроений. Приказ о расформировании академии застал Франко на маневрах в Пиренеях. Он решил, что Асанья мстит ему за блестящую карьеру в Марокко. Хотя на самом деле военный министр считал, что преподавание в академии устарело: там не уделяли никакого внимания современным методам ведения боя, а увлекались шагистикой и воспитанием весьма спорных моральных качеств (офицерам внушали чувство кастовости, превосходства над гражданскими людьми, мессианизма). 14 июля 1931 года в своей прощальной речи перед слушателями академии Франко почти открыто критиковал действия правительства. Но когда Асанья сделал ему замечание, будущий диктатор поспешил оправдаться. 21 августа 1931 года в военном министерстве произошла встреча двух будущих врагов. Франко пришлось еще раз выслушать выговор за речь в Сарагосе, и он повторно заверил Асанью в своей лояльности, хотя и с улыбкой намекнул военному министру, что знает об установленном за ним полицейским наблюдением (это было правдой). Асанья смутился и распорядился снять слежку, хотя по-прежнему считал Франко врагом республики.

Помимо закрытия академии в Сарагосе Асанья обязал всех офицеров, желавших обучаться в академиях родов войск, пройти перед этим действительную военную службу и прослушать курс лекций по общественным наукам в гражданских университетах. Кроме того, Асанья расширил возможности сержантского состава получать офицерские звания, чтобы создать новое поколение командиров. Наконец, многие вспомогательные посты в армии были переданы гражданским лицам, на которых было распространено трудовое законодательство республики. Ударом для военных была и отмена пресловутого закона о юрисдикциях 1906 года. Наоборот, теперь все дела военных подлежали рассмотрению обычными гражданскими судами, которым придавались специалисты по военным вопросам.

В целом, военная реформа Асаньи не только сэкономила государству 200 миллионов песет, но и представляла собой первый в истории Испании шаг по превращению вооруженных сил в один из институтов гражданского общества. Асанья просчитался, как мы уже говорили, в одном: наиболее решительные и реакционно настроенные офицеры предпочли остаться в рядах армии. Генерал Франко, назначенный командиром пехотной бригады в своей родной Галисии, рекомендовал своим единомышленникам поступать именно так.

С самого момента провозглашения республики в казармах стали задумываться о государственном перевороте. Уже летом 1931 года правительство раскрыло заговор генерала Оргаса, в котором участвовали монархисты. Республика, правда, ограничилась высылкой генерала на Канарские острова.

Год спустя, в августе 1932 года армия сделала уже более серьезную попытку свергнуть правительство. Во главе мятежа стоял 60-летний популярный в войсках генерал Санхурхо. Будучи командующим гражданской гвардией в апреле 1931 года, он фактически отказался поддержать короля, которому не мог простить «сдачу» Примо де Риверы годом раньше. Республиканское правительство перевело Санхурхо на должность командующего корпусом карабинеров (пограничная стража). Летом 1932 года планы мятежа стали приобретать конкретную форму. По традиции планировалось поднять несколько военных гарнизонов (в Севилье, Мадриде, Гранаде, Кадисе и Вальядолиде) и заставить правительство уйти в отставку. Карлисты (называвшие себя теперь традиционалистами) обещали предоставить в распоряжение мятежников 6 тысяч бойцов своей милиции «рекете». Помощь обещала и фашистская Италия. Санхурхо пытался привлечь к путчу Франко, но тот отказался, намекнув генералу на его собственное поведение в дни крушения монархии. К тому же осторожный Франко считал, что выступление плохо подготовлено. И в этом он оказался прав. Асанья был начеку. К зданию его военного министерства были стянуты части республиканский штурмовой гвардии под командованием начальника военной разведки Менендеса. Штаб заговорщиков находился на соседней улице всего в нескольких метрах от резиденции военного министра.

В ночь на 9-ое августа 1932 года путчисты напали на здание военного министерства, но их не поддержали, как предполагалось, кавалерийские части, 31-й пехотный полк и гражданская гвардия. В результате двухчасового боя мятежники были разгромлены. Было убито 2 офицера и 7 солдат, генералы смогли скрыться.

Утром 10 августа Асанья уже докладывал находящемуся на отдыхе президенту Алкала Саморе о провале мятежа. Но победный рапорт был еще преждевременным. 10 августа под руководством Санхурхо восстал севильский гарнизон. В своем манифесте Санхурхо называл Учредительные кортесы нелигитимными, так как они были избраны в «обстановке террора». Однако генерал был достаточно умен и ничего не говорил о восстановлении монархии, обещая лишь новые свободные выборы парламента, который и определит форму правления. Путчисты арестовали не оказавшего сопротивления гражданского губернатора Севильи и заняли основные стратегические точки города. Затем Санхурхо выехал на расположенный неподалеку от Севильи военный аэродром Таблада с целью побудить летчиков присоединиться к нему, но натолкнулся на отказ солдат и механиков. Когда генерал вернулся в город, он уже видел на улицах листовки КПИ и НКТ, призывавшие рабочих к всеобщей забастовке, которая не замедлила начаться. После этого подчиненные Санхурхо полковник Поланко и подполковник Тассара заявили «вождю», что гарнизон Севильи не готов к дальнейшим действиям против правительства. Санхурхо пытался на автомобиле бежать в Португалию, но был арестован по дороге к границе.

Между тем Севилья уже находилась в руках бастующих, были подожжены клубы помещиков, предпринимателей и торговцев.

Правительство произвело многочисленные аресты и закрыло несколько правых газет. 17 августа 1932 года Асанья зачитал в Кортесах законопроект о безвозмездной конфискации земель всех участников мятежа и на следующий день за этот закон проголосовало 262 депутата (против – 14).

24 августа суд приговорил Санхурхо к смертной казни. Но правительство, несмотря на протесты рабочих организаций, заменило высшую меру наказания тюремным заключением. Интересно, что мексиканский президент Плутарко Кальес в специальной телеграмме рекомендовал Асанье все же расстрелять Санхурхо, предрекая в противном случае большие беды для республики. Но Асанья остался непреклонен. Профессор литературы был не только решительным, но и гуманным человеком.

Итак, первый раунд в борьбе республики с военщиной остался за «прекрасной девочкой», но путч Санхурхо ясно показал, что новая власть в опасности и должна уметь себя защитить.

Республиканский режим подвергался и атакам слева, в основном со стороны анархистов, которых не устраивала медлительность с осуществлением всеобщей революции и установлением в Испании так называемого «либертарного (т. е. свободного) коммунизма» без власти, денег и эксплуатации.

Между тем социалист и министр труда в 1931–1933 годах Ларго Кабальеро сделал для улучшения положения рабочих действительно много. 1 мая был впервые в истории объявлен праздничным днем и в этот праздник в 1931 году правительство ратифицировало конвенцию Международной организации труда (МОТ) о введении 8-часового рабочего дня в промышленности. На сельскохозяйственных рабочих было распространено законодательство о компенсациях при несчастных случаях. Конституция Испании под давлением социалистов провозгласила страну «республикой трудящихся всех классов». Статья 44 основного закона предусматривала возможность экспроприации собственности «ради социальной пользы за справедливое вознаграждение». 27 ноября 1931 года кортесы приняли специальный закон о смешанных судах (в составе рабочих и предпринимателей), которые должны были определять на предприятиях условия труда, уровень зарплаты, содержание индивидуальных и коллективных договоров. Правда, было запрещено начинать «дикие» забастовки до использования процедуры арбитража.

Вводя эту систему, Кабальеро много заимствовал из корпоративной системы времен Примо де Риверы, приглашая со стороны государства в состав смешанных судов прогрессивных людей, которые обычно становились в спорах на сторону рабочих. Пытался Кабальеро бороться и с безработицей путем регулирования занятости и организации масштабных общественных работ.

Чрезвычайный конгресс НКТ, проходивший в Мадриде 10–14 июня 1931 года, представлял 800 тысяч человек. Анархисты отвергли выборы в Учредительные кортесы, настаивая на немедленной социальной революции. Через пару месяцев в НКТ стало преобладающим влияние таких экстремистски настроенных деятелей, как Х. Гарсиа Оливер, Ф. Монтсени, Ф. Аскасо. Они всячески поощряли забастовки, число которых в 1931 году достигло 734 (в среднем, по две в день). Впереди шла анархо-синдикалистская Барселона. Введение Кабальеро системы обязательного арбитража было воспринято НКТ как объявление войны, так как изымало у анархистов их основное оружие – тактику прямых спонтанных действий. Анархисты стали попросту бойкотировать арбитраж, стараясь вызвать правительство на репрессивные меры. Последствия такой тактики не заставили себя ждать.

31 декабря 1931 года в местечке Кастильбланко бастующие батраки убили 4 гражданских гвардейцев. В ответ последние (привыкшие стрелять по рабочим в упор и без особых приказов) убили 6 человек во время митинга в Логроньо. Здесь следует отметить, что еще в октябре 1931 года был принят Закон о защите республики, направленный как против монархистов (запрещалось использование монархических эмблем), так и против «подстрекательства к неповиновению закону» (в частности, под это определение подпадали «дикие» стачки). После кровавых событий на переломе 1931 и 1932 годов НКТ и КПИ стали настойчиво требовать отмены закона. Им фактически вторили правые, со своей стороны обвиняя правительство в неспособности поддерживать общественный порядок и защищать собственность.

21 января 1932 года НКТ подняла настоящее восстание в Каталонии (долина реки Льобрегат). Часть городов была захвачена анархистами, которые объявили об уничтожении частной собственности, денег и установлении «свободного коммунизма». Армейские части, к которым было вынуждено прибегнуть правительство, быстро подавили восстание. Асанья не стал запрещать НКТ, но выслал видных анархо-синдикалистов в Испанскую Гвинею. Тем не менее, популярность «революционной» НКТ росла, и в 1932 году в ней состоял уже 1 миллион человек.

Следует отметить, что республика первоначально была встречена в штыки и коммунистами как «буржуазная». Руководство КПИ механически повторяло лозунги Коминтерна о Советской власти и рабоче-крестьянском правительстве. Перелом произошел после IV съезда партии в Севилье в марте 1932 года, когда генеральным секретарем КПИ стал видный рабочий вожак и бывший анархист Хосе Диас. Тогда в партии было около 12 тысяч членов. Летом 1932 года коммунисты образовали и собственный профцентр – Унитарную всеобщую конфедерацию труда (УВКТ), в которую вошли некоторые местные профсоюзы общей численностью 150–200 тысяч человек.

В социалистическом профцентре ВСТ в 1932 году было около 1 миллиона человек и его руководство старалось внушить рабочим умеренность в своих требованиях, призывая не бастовать против собственного министра. Однако, к тому времени настроения в испанском рабочем движении были столь радикальными, что отдельные профсоюзы ВСТ просто не могли не участвовать в стачечном движении, так как в противном случае им грозил переход собственных членов в НКТ или УВКТ.

В январе 1933 года анархисты подняли новое восстание: 8 января была атакована без всякого успеха штаб-квартира полиции в Барселоне. Зачинщиков быстро арестовали. В некоторых деревнях Леванта (восточное побережье Испании с центром в Валенсии) крестьяне все же захватили власть, провозгласив «либертарный коммунизм». В Мадриде дело ограничилось небольшими перестрелками. Но по-настоящему повстанческое движение разгорелось в сельской Андалусии 8–12 января. Одна из деревень провинции Кадис – Касас Бьехас («Старые дома») – также объявила у себя «коммунизм». Гражданская и штурмовая гвардии вошли в деревню и обнаружили, что один старый крестьянин-анархист забаррикадировался в своем доме вместе с родственниками и соседями. Осада продолжалась всю ночь. Затем гвардейцы подожгли дом. Хозяин погиб в огне, а те кто попытался выбраться, были хладнокровно расстреляны из пулеметов. Командир гвардейцев капитан Рохас на этом не успокоился и приказал расстрелять еще одиннадцать крестьян.

Бойня в Касас Бьехос всколыхнула всю страну. Асанья сначала неосмотрительно взял под защиту действие сил правопорядка и его правительству был высказан вотум доверия. Но когда раскрылись все факты, Рохас был арестован и приговорен к 21 году тюрьмы. Раньше в испанской истории еще не бывало такого, чтобы находящееся у власти правительство судило гвардейцев. И все же по престижу республики был нанесен огромный удар. «Прекрасная девочка» заплакала кровавыми слезами. С этого момента правительство Асаньи уже не работало как раньше, а только отбивалось от нападок со всех сторон.

Правда, кризис республиканско-социалистической коалиции начался раньше. Еще в октябре 1931 года бывшие монархисты Алкала Самора и Маура покинули кабинет в знак несогласия с антицерковной статьей конституции. Новое, более однородное правительство республики, состоящее из левых республиканцев и социалистов проработало активно весь 1932 год. после событий в Касас Бьехас Асанье (который стал премьером после ухода Алкала Саморы и сохранил за собой портфель военного министра) предлагали установить диктатуру и объявить осадное положение. Но премьер на это пойти отказался.

23 апреля 1933 года в Испании состоялись частичные муниципальные выборы (переизбирались те муниципальные советники, которые были объявлены победителями в апреле 1931 года ввиду отсутствия конкурентов). Победили кандидаты правых, правительственные партии получили лишь 25% голосов.

Правительство вновь попыталось завладеть инициативой на проверенном временем антирелигиозном фронте. 17 мая 1933 года был принят закон о религиозных конгрегациях, запрещавший уже с 1 октября 1933 года функционирование всех церковных образовательных учреждений, кроме начальных школ. Все храмы и церкви были объявлены национальным достоянием. В течение года со дня издания закона церковные организации должны были прекратить любую коммерческую деятельность. Была полностью прекращена урезанная ранее выплата государственных субсидий духовенству.

8 июня 1933 года ставший президентом республики Алкала Самора отклонил ряд кадровых перемещений в правительстве Асаньи и вызвал тем самым отставку кабинета. Формирование нового правительства было поручено социалистам (формально имевшим самую большую фракцию в кортесах; на деле Алкала Самора хотел дать почувствовать ИСРП ее полную изоляцию). В конце концов, новым премьером опять стал Асанья, сохранивший партийный состав своего кабинета. Но кризис усиливался. В 1933 году было зафиксировано 1127 стачек. Все чаще забастовки стали сопровождаться перестрелками боевиков анархистов и нарождавшегося фашистского движения (подробнее о нем в следующей главе).

4 сентября 1933 года состоялись выборы в конституционный суд – Трибунал конституционных гарантий. Правительственным партиям досталось 5 мест, правоцентристской оппозиции – 12. Причем в состав высшего суда республики от коллегии адвокатов вошел находившийся в эмиграции ярый монархист и «экономический гений» времен диктатуры Примо де Риверы Кальво Сотело (этот человек впоследствии станет своеобразным поводом к гражданской войне). Асанья подал в отставку.

<< | >>
Источник: Платошкин Н. Н.. Гражданская война в Испании. 1936–1939 гг. — М.: ОЛМА-ПРЕСС. — с.: ил. –– (Архив).. 2004

Еще по теме Глава 4. «Прекрасная девочка». Республика 1931–1933 годов:

  1. Глава 4. «Прекрасная девочка». Республика 1931–1933 годов
  2. ГЛАВА 3. ПАРТИЙНО-ГОСУДАРСТВЕННАЯ (СОВЕТСКАЯ)ДОШКОЛЬНАЯ ПЕДАГОГИКА