ПРОЦЕСС ДВЕНАДЦАТИ

После второй мировой войны у кормила государственной власти в США оказались представители наиболее реакционных, крайне правых кругов. В 1947 году президент Г. С. Трумэн с целью остановить рост авторитета и влияния коммунистической идеологии, вызванный разгромом фашистской Германии и возникновением государств народной демократии в ряде стран Европы и Азии, выдвинул так называемую доктрину сдерживания коммунизма. Сущность этой доктрины — в сочетании широкой социальной демагогии с репрессивным подавлением политических противников. Практическим же результатом явился развернутый американскими карательными органами «поход против красных» (а по терминологии американских газет и других массовых изданий — «охота на ведьм»). Юридическим основанием этой репрессивной кампании стал приказ президента Г. С. Трумэна № 9835 от 21 марта 1947 г. о проверке лояльности государственных служащих, усилении деятельности ФБР и комиссии палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности ».

Первый удар приняла на себя Коммунистическая партия США. 20 июля 1948 г. генеральный атторней представил на рассмотрение федерального большого жюри заключение по обвинению 12 членов ее Национального комитета в заговоре с целью свержения правительства. Субъектами преступления в этом документе были названы: Уильям Фостер, Председатель Национального комитета Коммунистической партии США > Юджин Деннис, Генеральный секретарь Национального комитета; Генри Уин- стон, секретарь Национального комитета по организационным вопросам; Джон Уильяме, секретарь Национального комитета по вопросам профсоюзов; Джек Стечел, руководитель отдела Национального комитета по политико- воспитательной работе; Джон Гейтс, редактор газеты «Дейли уоркер»; Гэс Холл, председатель партийного комитета в штате Огайо; Роберт Томпсон, председатель партийного комитета в штате Нью-Йорк; Джилберт Грин, председатель партийного комитета в штате Иллинойс; Карл Уинтер, председатель партийного комитета в штате Мичиган; Бенджамин Дэвис, член муниципального совета г.

Шестнадцать месяцев заседало большое жюри. В его составе оказались одиннадцать директоров фирм, восемь государственных служащих высокого ранга, трое лиц свободной профессии, один инженер и одна домохозяйка — жена сержанта полиции. Этим людям, среди которых не было ни одного рабочего, доверили решать судьбу лидеров рабочего класса страны. Расчет на классовое правосознание присяжных оказался точным. В обвинительном акте большого жюри отмечалось:

«Лидеры Коммунистической партии вступили в заговор, имевший целью свергнуть правительство путем: 1) организации политической партии, руководствующейся принципами марксизма-ленинизма; 2) опубликования и распространения... книг, статей, журналов и газет, проповедующих принципы марксизма-ленинизма; 3) устройства школ, курсов, семинаров для изучения принципов марксизма-лени- низма, где проповедуются и отстаиваются обязательность и необходимость свержения и уничтожения правительства Соединенных Штатов путем применения силы и насилия».

Каждому обвиняемому в отдельности было предъявлено обвинение по следующей форме:

«Обвиняемый по делу (имярек) состоял членом Коммунистической партии США, причем в течение всего периода ему было хорошо известно, что эта партия является сообществом, группой, объединением лиц, проповедующих и отстаивающих необходимость свержения и уничтожения правительства США путем применения силы и насилия» з.

Лидеры партии обвинялись по ст. 2 Закона о регистрации иностранцев от 28 июня 1940 г., более известного по имени сенатора, внесшего законопроект, как закон Смита \ Специальный закон, изданный во время войны для борьбы с германскими и японскими агентами, был использован против последовательных и самоотверженных противников фашизма и милитаризма, многие из которых с оружием в руках сражались на фронтах второй мировой войны.

Обвинительное заключение большого жюри по делу лидеров Коммунистической партии сразу приобрело значение крупнейшего внутриполитического события послевоенного времени в США.

С напряженным вниманием следили за процессом за рубежом. Резко осудил судебные преследования американских коммунистов выдающийся немецкий писатель Томас Манн. Он был свидетелем зарождения фашизма в своей стране, поэтому имел моральное право заявить: «Именно так начиналось в Германии. То, что за этим последовало, было фашизмом. А за фашизмом шла война».

Утром 17 января 1949 г. площадь Фоли-сквер в Нью- Йорке, где разместилось здание федерального суда, была заполнена до отказа. Несмотря на морозный день здесь было жарко, но не только в буквальном смысле — от обилия людей, но и от столкновения мнений. Внушительный отряд конной и пешей полиции под командованием 38 офицеров перекрыл все подступы к зданию суда. Для процесса был выделен зал заседаний № 110, вмещавший не более сотни человек. Видимо, для организаторов суда гласность судопроизводства, считающаяся в США одной из демократических гарантий правосудия, в данном случае показалась излиш- ней. Об этом свидетельствует, в частности, и то обстоятельство, что большая часть мест в зале, как стало известно впоследствии, была заполнена полицейскими агентами и специально подобранными людьми. Во всяком случае так называемому среднему американцу прорваться через полицейские кордоны в зал судебного заседания практически было невозможно.

Кресло председательствующего занимал судья Гарольд Медина, личность довольно колоритная. Вкрадчиво учтивый, педантичный, щеголеватый, с тщательно подстриженной узенькой полоской усов — таков словесный портрет Г. Медины со слов тех, кому довелось видеть его во время заседаний.

В начале судебного заседания защита потребовала аннулирования обвинительного акта большого жюри. Мотивировалось это тем, что присяжные в нарушение Шестой поправки к Конституции США подбирались исключительно из числа представителей имущего класса. Комплектование корпуса присяжных осуществлялось по системе, предложенной судьей Ноксом. Суть этой системы состоит в том, что кандидаты в присяжные отбираются не по спискам избирателей, а по справочникам типа «Кто есть кто?» и перечням телефонных абонентов. Поскольку в справочники такого рода попадают фамилии лишь привилегированной элиты, а личных телефонов население рабочих районов практически не имеет, то становится понятным, почему в составе большого жюри не оказалось ни одного представителя пролетариата.

Приведенные защитой бесспорные данные о дискриминационной практике комплектования коллегии присяжных большого жюри не произвели, однако, на судью сколь- нибудь заметного впечатления. Казалось, такое положение вполне его устраивает. Во всяком случае Гарольд Медина принимает свое первое ответственное процессуальное решение в этом деле: в ходатайстве защиты об аннулировании обвинительного акта большого жюри отказать.

Начинается подбор 12 присяжных и четырех их заместителей в состав малого жюри для рассмотрения дела по существу. Несколько недель продолжались дискуссии сторон вокруг личности каждого кандидата. Судья Медина Неизменно блокировал все попытки защиты обеспечить надлежащий социальный и национальный состав малого жюри.

В качестве свидетелей обвинения на процессе выступили 13 человек. Это был подлинный парад полицейских агентов, платных осведомителей, профессиональных провокаторов. Вот их имена: Л. Буденц — политический ренегат, осведомитель ФБР; X. Филбрик — провокатор, внедренный политической полицией в ряды Компартии; Ф. Мейер — политический ренегат, полицейский осведомитель; Э. Стюарт и Ф. Кук — специальные агенты ФБР; В. О'Делл- Ноуэлл — политический ренегат, осведомитель, внедренный в профсоюзное движение; Ч. Никодемус — политический ренегат, освобожденный из тюрьмы при содействии ФБР; Г. Пирсон, Э. Каломирис, Т. Янглов — полицейские осведомители; В. Каммингс — осведомитель, внедренный ФБР в профсоюзное движение, а затем — в Компартию; Дж. Бланк — осведомитель ФБР; Б. Хидалго — полицейский осведомитель.

Эти люди на протяжении длительного времени из всех сил старались поддерживать по возможности тесные личные отношения с руководителями Компартии, напрашивались на приглашение в гости, знакомились с их частной жизнью, играли с их детьми, часто фотографировали. Подробные отчеты о каждой такой встрече с приложением политических брошюр, листовок, адресов, списков имен.

фотографий немедленно направлялись в органы политического сыска. За это все тринадцать получали щедрое вознаграждение. И не только в долларах. Предоставление так называемых теплых мест, освобождение от уголовной ответственности за былую преступную деятельность, оказание других услуг деликатного свойства — это входило в оплату ремесла, которое во все времена и у всех народов не вызывало ничего, кроме презрения.

Для дачи показаний вызывается свидетель обвинения Чарльз Никодемус. В зале заседаний появляется плотный человек с огромной шапкой густых черных волос. Близорукие глаза скрываются за толстыми стеклами очков. Эта характерная внешность хорошо известна в полиции. Задолго до того, как данный субъект стал агентом ФБР, его фотографии — анфас и профиль — появились в криминалистической картотеке питтсбургской полиции под номером 53417. Тогда ему удалось добиться освобождения от уголовной ответственности за совершенное преступление лишь в результате согласия на сотрудничество со спецслужбами 8.

Сейчас же этот «свидетель» сообщил суду, что накануне рождества 1945 года в Кэмберленде состоялось партийное собрание. На нем один из руководителей Компартии О. Леннон (не привлекавшийся по данному делу) в ответ на вопросы коммунистов сообщил: революция в США произойдет с помощью Советской Армии, которая-де нанесет удар через Аляску и Канаду.

О дальнейшем ходе процесса и его атмосфере дает представление протокол судебного заседания 9.

Свидетель Ч. Никодемус: Речь шла о том, что революция в США не имеет шансов на успех без помощи Советской Армии, и что пока СССР не укрепит своих позиций в Европе, на такую помощь мало надежды.

Обвинитель Ф. Гордон: Вы что-нибудь говорили на собрании?

Свидетель Ч. Никодемус: Говорил. Меня занимал один вопрос, и я спросил Леннона, как может Советский Союз вторгнуться в США без военно-морского флота. На это Леннон повторил то, о чем я говорил ранее. Он сказал, что Советская Армия в Сибири насчитывает несколько сот тысяч солдат и представляет собой могучую силу, что русские неустанно укрепляют ее, что у них хорошая авиация и что в нужный момент они при поддержке

8 Заказ 101

с воздуха могут вторгнуться через Аляску и Канаду и даже разрушить Детройт.

Защитник Р. Глэдстейн: Что такое?

Судья Г. Медина: И даже могут разрушить Детройт, насколько я понял. Вы так сказали?

Свидетель Ч. Никодемус: Да.

Судья Г. Медина: Почему все подсудимые так ухмыляются?

Подсудимый Дж. Гейтс: Вот именно, почему?

Подсудимый И. Поташ: Да, мы действительно ухмыляемся.

Судья Г. Медина: Здесь царит веселое настроение, словно это не зал суда, а загородный клуб. Так вот, предупреждаю: такого настроения в этом зале не допущу.

Защитник Р. Глэдстейн: Мне думается, что когда человек слышит что-нибудь столь нелепое, то ему позволительно реагировать на это презрительной улыбкой.

Судья Г. Медина: Мы уже слышали подобные замечания и раньше. Быть может, подсудимые считают их очень остроумными, но я придерживаюсь другого мнения, и смех им ничем не поможет.

Защитник Р. Глэдстейн: Здесь заседает федеральный суд Соединенных Штатов. Я ожидал, что правительство приложит все усилия, чтобы добросовестно и трезво обосновать, если это возможно, обвинения в том, что некое политическое учение призывает к свержению правительства Соединенных Штатов. Но вместо этого нам преподносят одного за другим свидетелей, рассказывающих то, что мы уже слышали от членов Конгресса Рэнкина и Томаса 10.

Во время перекрестного допроса Ч. Никодемуса защита стремилась установить факт его сотрудничества с ФБР. С этой целью защитник Гарри Сейкер предложил свидетелю ответить на ряд вопросов. Бесстрастный протокол судебного заседания зафиксировал этот диалог.

Защитник Г. Сейкер: Помните ли Вы дату Вашей первой встречи с агентом ФБР?

Свидетель Ч. Никодемус: Нет, точно не помню.

Защитник Г. Сейкер: Это было в январе или феврале 1948 года, не так ли?

Свидетель Ч. Никодемус: Да, либо в конце января, либо в начале февраля.

Защитнк Г. Сейкер: С кем именно Вы встречались? Как звали этого агента ФБР? Свидетель Ч. Никодемус: Его фамилия Джонс.

Защитник Г. Сейкер: А имя?

Свидетель Ч. Никодемус: Рэймонд.

Защитник Г. Сейкер: Говорили ли Вы господину Джонсу, что Вас арестовали в Питтсбурге?

Обвинитель Ф. Гордон: Протестую.

Судья Г. Медина: Протест принят.

Защитник Г. Сейкер: С Вашего разрешения, господин судья, я хочу доказать, что судебное постановление занесенное в этот документ п, является следствием соглашения между свидетелем и ФБР. С этой целью и был задан мой вопрос.

Обвинитель Ф. Г ордон: А я отрицаю, что правительство Соединенных Штатов могло войти в соглашение с каким- либо судьей в Питтсбурге...

Защитник Г. Сейкер: Разрешите, Ваша честь...

Обвинитель Ф. Гордон (продолжает): ...о том, чтобы снять обвинение с подсудимого.

Защитник Г. Сейкер: Я протестую.

Обвинитель Ф. Гордон: А я протестую против дальнейших вопросов на эту тему.

Судья Г. Медина: Протест обвинения против данного вопроса защитника принят. Относительно дальнейших вопросов я буду принимать решение по ходу дела.

Защитник Г. Сейкер: Сколько раз Вы встречались с господином Джонсом после той первой встречи в конце января или начале февраля?

Свидетель Ч. Никодемус: Я виделся с господином Джонсом как будто раза три. Что-то в этом роде — три или четыре раза.

Защитник Г. Сейкер: Когда Вы видели господина Джонса в последний раз?

Свидетель Ч. Никодемус: В последний раз? Вы имеете в виду промежуток времени между моим арестом и возвращением в Питтсбург?

Защитник Г. Сейкер: Отвечайте, когда Вы в последний раз видели господина Джонса?

Свидетель Ч. Никодемус: Если Вы спрашиваете, сколько времени прошло с моей последней встречи с мистером Джонсом...

Судья Г. Медина: Об этом Вас и спрашивают.

Свидетель Ч. Никодемус: Так вот — я видел господина Джонса на прошлой неделе...

Как говорится, что и требовалось доказать. Связь свидетеля с сотрудником ФБР была подтверждена из первых уст и стала очевидной для всех, кто находился в зале судебного заседания.

Далее к присяге приводится главный свидетель обвинения Луи Буденц. Этот политический ренегат состоял в Коммунистической партии с 1935 по 1945 год, занимал в ней высокие посты, в том числе несколько лет работал редактором газеты американских коммунистов «Дейли уоркер». Выступал во многих судебно-политических про» цессах на стороне обвинения против своих товарищей по партии, за что буржуазная пресса назвала его королем свидетелей. И в данном случае обвинение делало на него особую ставку. Он должен был истолковать в приемлемом для обвинения смысле политическую платформу Коммунистической партии. С этой целью на суде оглашается преамбула Устава Коммунистической партии США 1945 года:

«Коммунистическая партия США является политической партией американского рабочего класса, основывающейся на принципах научного социализма — марксизма- ленинизма».

Обвинитель Дж. Макгохи (к свидетелю Буденцу): Что это значит?

Защитник Р. Глэдстейн: Задавать такой вопрос свидетелю — значит, вторгаться в компетенцию присяжных. Этот вопрос должны решать присяжные.

Судья Г. Медина: Откуда же они будут знать, какие идеи проповедует марксизм-ленинизм, если им никто не скажет?

Защитник А. Иссерман: Из протокола уже явствует, что марксизм-ленинизм, или научный социализм, это совокупность идей огромного масштаба. Об этом говорят документы, предъявленные суду представителями обвинения, выдержки, которые были зачитаны присяжным, а также ряд материалов, оставшихся неоглашенными. Нет никаких оснований считать, что свидетель обладает достаточной квалификацией, чтобы давать заключение о том, что означают идеи, совокупность которых составляет марксизм. Кроме того, чтобы дать такое заключение даже и квалифицированному специалисту потребовался бы дли- тельный срок ввиду обширности литературы по вопросам марксизма-ленинизма.

Судья Г. Медина: В свете имеющихся доказательств я не вижу причин, почему бы нам не заслушать разъяснения свидетеля о том, как он и другие коммунисты понимали первую фразу преамбулы Устава Коммунистической партии.

Защитник Г. Сейкер: Обвиняемые не отвечают за толкования и разъяснения, которые этому свидетелю вздумается дать марксизму-ленинизму и вообще чему бы тО ни было. Не отвечают они и за интимные беседы между господином Буденцем и другими лицами. (Прозрачный намек на то, что показания свидетеля были заблаговременно согласованы с представителями обвинения.)

Судья Г. Медина: Мистер Буденц, что Вы и другие коммунисты, с которыми Вы работали, понимали под этим?

Свидетель Буденц: Суть научного социализма заключается в том, что к социализму можно прийти только через насильственное разрушение государства и установление вместо него диктатуры пролетарита путем применения силы и насилия. Для Соединенных Штатов это означает, что основной задачей американской Коммунистической партии является свержение правительства, созданного на основе Конституции США.

Критический момент процесса. Отныне это заявление свидетеля Луи Буденца будет фигурировать в деле в качестве обвинительного доказательства противоправной деятельности Компартии США. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что вопреки юридической логике доказательственное значение было придано судом не фактическим данным, а частному мнению свидетеля. И нужно ли после этого удивляться, что это мнение оказалось полностью совпадающим с позицией обвинения?

Интересно, что когда тот же вопрос о сущности марксизма-ленинизма защита поставила перед подсудимыми, то это натолкнулось на решительное возражение и обвинителя и даже судьи. Характерен в этом отношении фрагмент допроса подсудимого Роберта Томпсона, зафиксированный на с. 11818—11819 протокола судебного заседания.

Защитник Р. Глэдетейн: Скажите присяжным, что такое марксизм-ленинизм.

Обвинитель Дж. Макгохи: Протестую.

Судья Г. Медина: Протест принят.

Защитник Р. Глэдстейн: Разрешите, Ваша честь, обратить Ваше внимание на протокол...

Судья Г. Медина: Нет, я не желаю слушать никаких вопросов на эту тему.

Защитник Р. Глэдстейн: Но, Ваша честь...

Судья Г. Медина: ...Я не считаю, что заданный Вами вопрос имеет какое-нибудь отношение к делу.

Защитник Р. Глэдстейн: Разрешите, Ваша честь, обратить Ваше внимание на то, что, согласно протоколу, Вы разрешили задать в точности такой вопрос свидетелю Буденцу и выслушали его ответ.

Судья Г. Медина: Я Вам уже сказал, что не желаю слушать споров на эту тему, а Вы все-таки настаиваете. Это опять неуважение к суду. Продолжайте допрос.

Защитник Р. Глэдстейн: Могу я задать свидетелю в точности такой же вопрос, который задал господин Макгохи, Ваша честь?

Судья Г. Медина: Повторяю Вам, господин Глэдстейн, я не желаю слушать споров на эту тему.

Защитник Р. Глэдстейн: Я не собираюсь спорить, я только прошу разрешения...

Судья Г. Медина: Нет, Вы именно спорите и опять проявляете неуважение к суду.

В явном противоречии с принципом равенства прав участников судебного разбирательства в состязательном процессе судья так и не допустил постановки этого вопроса.

Однако вернемся к допросу свидетеля Буденца. Защита стремилась выяснить, обсуждался ли во время партийной дискуссии 1945 года вопрос о применении насилия для свержения правительства Соединенных Штатов.

Свидетель Буденц: Прямых указаний на свержение правительства путем применения насилия не было, но вся дискуссия на страницах «Дейли уоркер» велась вокруг этого вопроса.

Защитник Р. Глэдстейн: Вокруг какого вопроса?

Свидетель Буденц: Вокруг вопроса о принятии марксистско-ленинской линии, а это и означает насильственное свержение правительства США. Защитник Р. Глэдстейн: Сказано ли где-нибудь на страницах «Дейли уоркер», что марксистско-ленинская позиция означает свержение правительства США путем применения силы и насилия?

Свидетель Л. Буденц: Этого я точно не могу сказать, но всякий коммунист знает, в чем заключается марксистско- ленинская линия.

Тогда защитник предложил свидетелю процитировать любой материал из газеты «Дейли уоркер», которую он в тот период редактировал, где бы говорилось о применении насилия для свержения правительства.

Ничего подобного Луи Буденц сделать не смог.

Продолжая эту линию защиты, адвокат Р. Глэдстейн выступил с предложением последовательно предъявить свидетелю все номера «Дейли уоркер» периода партийной дискуссии, и пусть он укажет конкретно, где содержится призыв к свержению правительства путем насилия. Но тут на помощь растерявшемуся свидетелю поспешил судья Г. Медина. Он отклонил предложение защитника.

Тогда защита обратилась с ходатайством предъявить комплект газеты «Дейли уоркер» присяжным заседателям, с тем чтобы они смогли лично убедиться в отсутствии на ее страницах призывов к насилию. Таким образом была бы показана несостоятельность произвольной интерпретации политики партии со стороны ее предателя. Однако и здесь Медина, зорко следивший за политическим направлением процесса, остался непоколебимым, отклонив ходатайство защиты.

В этой ситуации защита обратилась к вопросу о нравственном облике свидетеля.

Защитник Р. Глэдетейн: В период, когда Вы работали в партии и изображали из себя преданного коммуниста хотя в душе давно задумали уйти, брали ли Вы деньги из партийной кассы?

Свидетель Л. Буденц: Нет, сэр.

Защитник Р. Глэдстейн: Так-таки и не брали7

Свидетель Л. Буденц: Нет, сэр.

Защитник Р. Глэдетейн: Но ведь Вы же брали деньги!

Свидетель Л. Буденц: Я брал деньги? Да ничего подобного, сэр!

Защитник Р. Глэдетейн: Нет, брали. У Вас оставались на руках деньги, принадлежащие партии. Вспомните! Свидетель Л. Буденц: Не брал я никаких денег! А если и брал, мало ли у меня было расходов! Я все израсходовал.

Защитник Р. Глэдстейн: А много ли Вы задолжали редакции «Дейли уоркер»?

Свидетель Л. Буденц: Не помню.

Защитник Р. Глэдстейн: Брали ли Вы деньги в редакции «Дейли уоркер» после того, как решили уйти из Коммунистической партии?

Свидетель Л. Буденц: Повторяю, что не помню этого.

Защитник Р Глэдстейн: Разве за Вами не осталось 800 с лишним долларов долга?

Свидетель Л. Буденц: Не знаю сэр. Позабыл.

Защитник Р. Глэдстейн: Вы не помните, сколько задолжали. Но тот факт, что Вы были должны, надеюсь, помните?

Свидетель Л. Буденц: Были какие-то долги... Не помню, сколько... Но ведь я брал деньги на оплату расходов и тому подобное...

Защитник Р. Глэдстейн: А разве Вы не брали деньги для себя лично, чтобы потом понемногу выплачивать долг?

Свидетель Л. Буденц: Не знаю, возможно.

Защитник Р. Глэдстейн: Не «возможно», а наверняка!

Судья Г. Медина: Скажите, когда Вы задумали уйти, но никому еще не говорили об этом, Вы брали деньги?

Свидетель Л. Буденц: Не помню... То есть нет, не брал, Ваша честь.

В ответ на это сделанное под присягой заявление свидетеля защита тут же предъявила чек, выписанный на имя Л. Буденца компанией «Freedom of Press», которая финансировала газету американских коммунистов. Специальная надпись удостоверяла, что деньги предоставлены заимообразно. Ознакомившись с этим документом, Буденц вынужден был признать подлинность своей подписи под ним. После этого защита продолжила перекрестный допрос.

Защитник Р. Глэдстейн: Скажите, это верно, что, когда Вы ушли из «Дейли уоркер», за Вами еще числилось 899 долларов 94 цента долга?

Свидетель Л. Буденц: Я затрудняюсь ответить на этот вопрос.

Защитник Р. Глэдстейн: Вы не помните в точности сумму и потому затрудняетесь ответить?

Свидетель J1. Буденц: Совершенно верно.

Защитник Р. Глэдстейн: Вы уплатили Коммунистической партии свой долг?

Свидетель Л. Буденц: Нет, сэр, но я охотно возвращу деньги, если это необходимо.

Судья Г. Медина: Разрешите взглянуть на чек.

Защитник Р. Глэдстейн: Прошу Вас, Ваша честь.

Судья Г. Медина: Кто написал здесь слово «заимообразно»? Мистер Буденц, Вам не известно, чья это рука?

Свидетель Л. Буденц: Нет, не знаю, Ваша честь.

Судья Г. Медина: Вы брали эти деньги взаймы?

Свидетель Л. Буденц: Точно не знаю, Ваша честь.

Судья Г. Медина: Не знаете, хотя чек у Вас перед глазами и на нем Ваша подпись?

Свидетель Л. Буденц: Возможно, что я и взял эти деньги взаймы, но имел в виду...

Судья Г. Медина: Ну, понятно, понятно.

Далее защита предъявляет суду еще один платежный документ, выписанный на имя Луи Буденца, и продолжает перекрестный допрос.

Защитник Р. Глэдстейн: Господин Буденц! По этому чеку от 5 октября 1945 г. Вам было выписано жалование по 11 октября включительно. Вы просили, чтобы Вам выписали деньги вперед, не правда ли?

Свидетель Л. Буденц: Да, сэр.

Защитник Р. Глэдстейн: Эту последнюю неделю Вы совсем не посещали редакцию?

Свидетель Л. Буденц: Да, с понедельника не посещал. Вернее, со вторника.

Защитник Р. Глэдстейн: Не посещали, зная, что около 10 октября Вы уйдете из партии и из «Дейли уоркер»?

Свидетель Л. Буденц: Да, сэр.

Из дальнейшего допроса выяснилось, что Луи Буденц, приняв решение выйти из рядов партии, тем не менее обратился с ходатайством выписать ему из партийной кассы в порядке аванса значительную сумму, которую так и не возвратил.

Но не только из партийной кассы черпал средства политический ренегат. Главный источник его доходов лежал совсем в другом месте. Платный осведомитель ФБР Луи Буденц хорошо знал дорогу и к денежным фондам на агентуру спецслужб. И это тоже не прошло мимо внимания защиты.

Защитник Р. Глэдстейн: Вас вызывали в Сиэтл, штат Вашингтон, для дачи таких же показаний, как Вы давали здесь. За это Вам было уплачено.

Обвинитель Дж. Макгохи: Протестую!

Судья Г. Медина: Протест принят.

Защитник Р. Глэдстейн: Вас вызывали в Гонолулу на Гавайских островах для дачи таких же показаний, какие Вы давали здесь. За это Вам было уплачено?

Обвинитель Дж. Макгохи: Протестую!

Судья Г. Медина: Протест принят.

Защитник Р. Глэдстейн: Получили ли Вы плату за услуги, оказанные члену Конгресса Дж. Парнеллу Томасу по части аналогичных свидетельских показаний?

Обвинитель Дж. Макгохи: Протестую!

Судья Г. Медина: Протест принят.

Защитник Р. Глэдстейн: В те же годы, когда Вы были членом Коммунистической партии...

Судья Г. Медина (прерывая): Что дискредитирующего Вы усматриваете в том, что человек дает одни и те же показания в разных местах?

Как всегда, на помощь свидетелю из ФБР поспешил судья. При этом, как видно из замечания Г. Медины, он исподволь подменил поставленный защитником принципиальный вопрос другим, совершенно нейтральным. Ведь не о различиях в показаниях шла речь, а об оплате за них из касс спецслужб.

К подобным методам судья прибегал неоднократно во время продолжавшегося допроса JI. Буденца, отчет о котором занял в протоколе судебного заседания 1276 страниц.

Почти два месяца — с 23 марта по 19 мая — давали показания свидетели обвинения, каждый из которых имел свой личный номер в агентурных картотеках спецслужб. Это о них спустя некоторое время атторней Джон Макгохи, выступавший на процессе в качестве обвинителя, скажет: «Эти свидетели обвинения — люди, глубоко преданные своей родине, выполнили задачу, требовавшую от них огромных личных жертв, и вошли в историю как замечательные патриоты. По моему мнению, они проделали под руководством Федерального бюро расследований блес- тящую работу». По меркам ФБР так называемые «свидетели», видимо, действительно оказались подготовленными неплохо. Другой вопрос, какое отношение такая подготовка имеет к подлинному правосудию. Ведь процессуальная обязанность свидетеля состоит только в одном — дать правдивые, беспристрастные показания о тех событиях, которые он лично воспринимал своими органами чувств. В данном же случае, как признал обвинитель, свидетели действовали «под руководством Федерального бюро расследований». Ни одним законом руководство такого рода не предусмотрено. Вывод очевиден.

Внимавший каждому слову свидетелей обвинения судья Г. Медина, лишь только дело дошло до показаний свидетелей защиты, ґіолярно изменил свое отношение к заявлениям допрашиваемых. Куда делись его предупредительность, доверие к каждому слову, готовность немедленно прийти на помощь в трудных случаях единоборства с профессиональным юристом. Теперь в судебном кресле сидел человек, который с ходу и бесцеремонно отвергал любое показание, опровергающее измышления платных осведомителей ФБР.

Так, судья наложил свое вето на ряд существенных вопросов, которые он вообще запретил задавать свидетелям защиты. В числе таковых оказались вопросы о дискриминации негров, о положении молодежи, об условиях жизни ветеранов войны, о профсоюзном движении и даже о боевых наградах подсудимых, полученных ими на фронтах второй мировой войны. Таким путем судья фактически лишил возможности дать показания известного негритянского певца Поля Робсона. Все вопросы, которые задавал ему защитник Дж. Крокетт, судья безапелляционно отводил. В результате адвокат заявил на суде, что вынужден отпустить свидетеля, поскольку судья все равно не дает возможности его допросить.

Далее суд приступил к исследованию вещественных доказательств. Обвинение представило около полутора тысяч печатных изданий по философии, политической экономии, истории, социологии. Особое внимание суда привлекла книга «Краткий курс истории ВКП (б)». На нее обвинение делало ставку как на публикацию, свидетельствующую о пресловутой «руке Москвы», достигающей-де Соединенных Штатов. Слово просит представитель защиты.

Защитник Р. Глэдстейн: Я не имею никаких возражений против содержания этой книги, но я хочу сделать следующее возражение по ходу ведения процесса: судить людей за то, что они рекомендовали изучать ту или иную книгу, непозволительно.

Защитник А. Иссерман: Предъявление этой книги в качестве обвинительного доказательства равносильно суду над книгами, суду над историей.

Судья Г. Медина: Здесь судят людей, которые использовали эту книгу и другие средства с целью совершить преступление, в котором они обвиняются, и эта книга, на мой взгляд, является вещественным доказательством.

Защитник А. Иссерман: Должны ли присяжные прочесть и изучить эту книгу до того, как вынести вердикт? И как это будет организовано? Ее будет читать судья? Или же защита должна будет прочесть ее присяжным от начала до конца, а потом привести специалистов, которые бы разъяснили ее содержание?

Этот утилитарный вопрос тоже вызвал дискуссию. Возникла идея выдать каждому присяжному заседателю по экземпляру книги «Краткий курс истории ВКП(б)».

Обвинитель Дж. Макгохи: Только не оставлять ее до утра.

Судья Г. Медина: Нет, нет, не до утра.

Обвинитель Дж. Макгохи: Ничего, книги всегда будут под рукой. Мы будем приносить их с собой на заседания, так что присяжные смогут ежедневно пользоваться ими.

Защитник Дж. Крокетт: Разрешите мне сказать, что не будет ничего неправильного, если присяжные оставят себе по экземпляру. Это не потребует значительных расходов. Ведь речь идет о самом недорогом издании.

Судья Г. Медина: Нет, нет, я не соглашусь на то, чтобы они брали книги домой.

Защитник Г. Сейкер: Когда же они будут их читать?

Судья Г. Медина: В перерывах.

Защитник Г. Сейкер: В перерывах? Я думаю, в перерывах им лучше покурить.

Судья Г. Медина: Вы бы хотели, чтобы они брали книги домой?

Защитник Г. Сейкер: Да, мне кажется, что это было бы правильно.

Судья Г. Медина: Ну а мне так не кажется.

А между тем в зале судебного заседания прямо перед скамьей присяжных были свалены груды книг, связки журналов, подшивки газет. Гора эта быстро росла, угрожая заполнить собою весь зал без остатка. Стало ясно: нужны годы, а быть может, и десятилетия, чтобы все это прочитать, и еще больше, чтобы разобраться в написанном. В конце концов судья безнадежно махнул руной и ... решил ограничиться интерпретацией марксизма-ленинизма, которую дал на процессе все тот же свидетель Луи Буденц.

При этом Г. Медина отказал в ходатайстве подсудимому Джил бе рту Грину приобщить к делу в качестве доказательства его статью как раз по этим вопросам. Когда же подсудимый заявил протест против незаконного ограничения его процессуальных прав на представление доказательств и изложение своих доводов, судья просто удалил его из зала судебного заседания на все время процесса. Со скамьи подсудимых Д. Грин был немедленно препровожден в тюрьму.

Когда редактор партийной газеты «Дейли уоркер» Джон Гейтс отказался назвать своих товарищей по партии, помогавших ему готовить критические публикации, судья Г. Медина тут же приговорил его к тридцатидневному тюремному заключению за «неуважение к суду». Выступившие с протестом против этого произвольного решения подсудимые Гэс Холл и Генри Уинстон разделили участь своего товарища: их лишили права присутствовать на процессе и незамедлительно препроводили в тюрьму. Подобным же образом поступил судья и с подсудимым Карлом Уинтером, отказавшимся назвать лиц, присутствовавших на съезде Коммунистической партии США. Тридцать дней тюремного заключения показались Г. Медине подходящим наказанием за солидарность подсудимого с товарищами по партии.

Осужденные за неуважение к суду в период судебного разбирательства содержались в старой нью-йоркской тюрьме на Вест-стрит. Условия содержания заключенных здесь остались на уровне прошлого века. Даже по минимальным тюремным нормам это заведение отличали недопустимая теснота, отсутствие какой-либо вентиляции в камерах, антисанитарное состояние. Четырех подсудимых — Г. Хол- ла, Г. Уинстона, Д. Грина и Д. Гейтса — поместили в камеру, в которой уже находились восемь заключенных (коек же было всего только четыре). Их ежедневно просвечивали ренгенсвскими лучами с целью «обнаружения всякого рода запрещенных предметов». Не было возможности для надлежащего, без посторонних глаз, общения с защитниками. Посещения других лиц и передачи категорически запрещались.

В этих условиях у Генри Уинстона случились два сердечных приступа. Узнав об этом, судья Г. Медина не допустил в тюрьму лечащего врача подсудимого для оказания ему необходимой медицинской помощи. Отказал он и в отсрочке исполнения приговора за «неуважение к суду» до окончания процесса.

Девять месяцев продолжался этот грандиозный судеб- но-политичесхий процесс. Девять месяцев Америка с напряженным вниманием ловила каждое слово из зала заседаний № 110 на Фоли-сквер в Нью-Йорке. И вот, наконец, судебное следствие завершено, прения сторон окончены, присяжные заседатели удалились для вынесения вердикта...

Он не оказался неожиданным для тех, кто инспирировал этот процесс, тщательно готовил свидетелей, обрабатывал общественное мнение. 21 октября 1949 года все подсудимые были признаны виновными в нарушении ст. 2 Закона о регистрации иностранцев от 28 июня 1940 г. Десять подсудимых в соответствии со ст. 5 того же Закона приговорены к пяти годам тюремного заключения и штрафу в размере 10 тыс. долларов каждый. И лишь подсудимому Роберту Томпсону было оказано некоторое снисхождение. Учитывая его исключительные боевые заслуги на фронтах второй мировой войны судья счел возможным ограничиться тремя годами тюремного заключения.

Однако же на этом служебное рвение судьи Г. Медины не иссякло. Одновременно он приговорил к различным мерам уголовного наказания за неуважение к суду всех пятерых защитников, выступавших в процессе. В соответствии с этим приговором адвокаты Ричард Глэдстейн и Гарри Сейкер были осуждены на шесть месяцев лишения свободы, Джордж Крокетт и Абрахам Иссерман — на четыре, Льис Маккейб — на один. Так поступил скорый на расправу судья Г. Медина с защитниками, которые старались добросовестно выполнять свой профессиональный долг. Председатель Национального комитета Коммунистической партии США Уильям Фостер, избежавший скамьи подсудимых по данному делу исключительно в результате тяжелого заболевания, дал глубокую и точную оценку этому судебно-политическому процессу: «Варварский приговор судьи Медины по делу 11 коммунистических лидеров и его отказ освободить их под залог являются логическим продолжением того общего реакционного курса, который проводился в этом судебном деле. Эти действия, нарушающие все нормы справедливости и демократии, находятся в полном соответствии с возмутительным заключением в тюрьму мужественных защитников, с многими пристрастными решениями судьи, с цепью клятвопреступников, выступавших в качестве свидетелей обвинения, и с истерическими воплями печати и радио. Это — политический приговор. Юджин Деннис и другие товарищи брошены в тюрьму за свои идеи, а не за совершение какого-либо преступления. Заключение их в тюрьму необходимо для безумной внешней политики Г. Трумэна. Все это дело является частью трумэновской «холодной войны» против всеобщего мира и демократии... Исход суда был предрешен с самого начала. Что бы обвиняемые ни говорили и ни делали, это не изменило бы его. Военная программа правительства требовала, чтобы обвиняемые были признаны виновными, и они были признаны таковыми вопреки закону, правосудию и свидетельским показаниям».

По всей стране прошли многотысячные митинги и манифестации протеста против возмутительного приговора. Американская рабочая партия штата Нью-Йорк обратилась в юридическую комиссию палаты представителей Конгресса США с требованием привлечь судью Гарольда Медину к ответственности за нарушение конституционных норм во время процесса. Сплошным потоком петиции протеста против вынесенного приговора шли на имя президента США Гарри Трумэна в Белый дом. В числе тех, кто выразил свое несогласие с приговором, оказалось немало видных американских юристов, обеспокоенных судьбами Билля о правах. «Мне стыдно носить звание судьи в Соединенных Штатах, где осуществление правосудия доверяется таким людям, как Медина», — заявил судья из Индианы Норвил Гаррис.

Но подобное мнение среди власть имущих разделяли отнюдь не все. И прежде всего президент США Гарри Трумэн. Это о нем сразу после суда сказал обвинитель Джон Макгохи: «Президент в ходе недавнего процесса оказывал мне полную поддержку». Причем не только моральную, следовало бы добавить. Президент щедро одарил Макгохи высоким назначением на должность федерального судьи Южного округа Нью-Йорка. Теперь обвинитель сам стал вершить правосудие.

Не были забыты и заслуги Медины в этом процессе. Он был удостоен звания лауреата национального «Фонда свободы» и премирован суммой в размере 1500 долларов. Сумма, признаться, не ахти какая, но ведь и заслуги-то сомнительные. Не случайно же демократическая пресса США присвоила ему еще одно «почетное» звание — «Судья Линч 1949 года».

Новый этап борьбы против приговора лидерам Компартии США начался с поступлением дела в апелляционный суд. Здесь защита прежде всего обжаловала отказ судьи Медины освободить осужденных под залог на период рассмотрения дела в апелляционной инстанции. Выступивший на процессе в качестве защитника бывший помощник министра юстиции США Рогге убедительно показал, что такое решение нарушает конституционное право американских граждан, закрепленное в VIII Поправке к основному закону страны, и создает опасный прецедент. Ведь до сих пор практика федеральной юстиции шла по пути признания абсолютного характера права апеллянта на освобождение под залог. Это означает, что при внесении достаточной залоговой суммы в депозит суда осужденный подлежит безусловному освобождению из-под стражи до вынесения решения апелляционной инстанцией. Из этого императивного положения имеются лишь два исключения, касающиеся лиц, приговоренных к пожизненному тюремному заключению или смертной казни. На них абсолютное право на освобождение под залог не распространяется.

Юридическая аргументация защиты оказалась столь убедительной, что представитель обвинения не мог ей ничего противопоставить по существу вопроса. Поэтому была избрана другая тактика. Он заявил, что освобождать под залог руководителей Компартии весьма опасно, но если апелляционный суд все же согласится с доводами защиты, то следует назначить как можно более высокие залоговые суммы. И далее он указал их конкретно. По его мнению, осужденных Ю. Денниса, Г. Холла, И. Поташа,

Р. Томпсона, Д. Грина, Д. Сгечела, Д. Уильямса можно освободить под залог в сумме не менее 100 тыс. долларов за каждого, остальным осужденным следует определить залог в размере 75 тыс. долларов с тем, чтобы общая залоговая сумма составила один миллион долларов. С явным расчетом на то, что осужденным заведомо не удастся собрать такую огромную сумму, апелляционный суд согласился с предложением представителя обвинения. 3 ноября 1949 г. состоялось решение суда об освобождении лидеров Компартии под залог в указанных суммах до рассмотрения дела в апелляционном порядке в Верховном суде США.

Спустя некоторое время выяснилось, что расчет на невозможность собрать столь высокие залоговые суммы не оправдался. Разумеется, осужденные не относились к зажиточным слоям американского общества и такими средствами не располагали. Требуемый залог в депозит суда перечислил со своих счетов Конгресс борьбы за гражданские права. Осужденные вышли на свободу.

Это был первый успех в трудном судебном поединке. Его приветствовали все демократические силы страны. Председатель Национального комитета Компартии США Уильям Фостер заявил:

«Это первый плод роста народного понимания фашистской угрозы, заключающейся в неконституционном законе Смита. Американский народ не даст запугать себя вердиктом, вынесенным на Фоли-сквер и означающим установление контроля над мыслями. Освобождение 11 руководителей Коммунистической партии представляет собой провал бесславной попытки судьи Медины отменить конституционное право на освобождение под залог. Оно также представляет собой поражение судебных властей, назначивших непомерный залог в размере одного миллиона долларов».

За освобождением лидеров Коммунистической партии последовала манифестация рабочей солидарности. В Нью- Йорке состоялись многочисленные митинги и демонстрации трудящихся. Только что вышедшие из ворот тюрьмы заключенные обратились к собравшимся с краткой речью.

— Я вернулся, чтобы бороться за права народа, и никакой Медина не остановит меня, — заявил Бенджамин Дэвис.

Разрешив вопрос об освобождении под залог, апелляционная инстанция приступила к обсуждению решения судьи

Медины приговорить пятерых адвокатов, выступавших в этом процессе в качестве защитников, к тюремному заключению за неуважение к суду. Это решение содержало в себе немало яда. Ведь отправляя защитников за решетку накануне рассмотрения дела в апелляционной инстанции, судья тем самым заведомо препятствовал пересмотру приговора. Он, несомненно, учитывал, что апелляционное производство в США, отличаясь исключительной сложностью с процессуальной стороны, требует от апеллянта высочайшего с юридической точки зрения профессионализма. Отстранение же квалифицированных адвокатов от процесса на период пересмотра дела в вышестоящей инстанции заведомо обрекает осужденных на поражение.

Однако этот не лишенный юридической тонкости ход Медины не остался недоступным пониманию его оппонентов. От имени группы калифорнийских юристов адвокат Мактернан (из Лос-Анджелеса) представил апелляционному суду ходатайство об отмене решения Медины по данному вопросу. Другое ходатайство, подписанное 334 видными юристами США, призывало суд отложить исполнение приговора в отношении защитников с тем, чтобы дать им возможность участвовать в апелляционном производстве. Обвинитель, сознавая, насколько осложнится позиция обвинения при участии в апелляционном суде защитников, категорически возражал против удовлетворения таких ходатайств. Однако апелляционный суд не мог игнорировать общественное мнение и вынес решение отложить исполнение приговора в отношении осужденных защитников до 12 декабря 1949 г. Позднее отсрочку исполнения приговора продлили.

Это был второй, пусть ограниченный по характеру, но важный по значению успех. Большего же добиться не удалось. В начале 1950 года приговор, вынесенный Мединой, был оставлен судом апелляционной инстанции без изменений. Аргументы защиты о неконституционности Закона о регистрации иностранцев 1940 года, о правомерности политической деятельности Коммунистической партии со ссылкой на Первую поправку к Конституции США апелляционный суд проигнорировал.

Борьба осужденных продолжается. Дело поступает в Верховный суд США, где произошло исключительное по напряженности и остроте столкновение юридических идей. Мнения членов высшей судебной инстанции страны по поводу законности и обоснованности приговора, вынесенного руководителям Компартии США, разделились. Председатель Верховного суда Винсон и три члена суда — Бартон, Минтон и Рид — безоговорочно поддержали приговор первой инстанции. К ним присоединились члены Верховного суда Франкфуртер и Джексон, которые, однако, выступили с особыми мнениями по вопросу о юридических основаниях приговора Ч

Судья Феликс Франкфуртер признал, что Закон о регистрации иностранцев 1940 года значительно ограничивает свободу политических высказываний. Между тем эта свобода представляет собой существенную социальную ценность, поскольку создает возможность критики ДЄЙ-* ствительно существующих в американском обществе и государстве недостатков. Без такой критики осуществление реформ, необходимых в любом здоровом развивающемся государственном организме, невозможно. Запрещение пропаганды радикальных политических идей, по его мнению, заставит замолчать и тех, кто не занимается ею, но опасается, что их критика может быть истолкована как такая пропаганда. Поэтому было бы глубоким заблуждением полагать, отметил судья Франкфуртер, что осуждение лидеров Компартии никак не отразится на тех американских гражданах, которые разделяют убеждение коммунистов в необходимости определенных социальных реформ. Оставление рассматриваемого приговора в силе неизбежно будет означать ограничение обмена идеями. Без свободы высказываний не может быть и свободы мысли, прекращается жизненно необходимый процесс поиска истины. С другой стороны, продолжал Франкфуртер, преследуя коммунистов по Закону о регистрации иностранцев 1940 года, общество понесет большие издержки, которые едва ли оправданны конкретными обстоятельствами этого дела. Реальная угроза внутренней безопасности США -со стороны американских коммунистов сомнительна, — заявил член Верховного суда, — скорее правящие круги страны создают такую угрозу своей реакцией на деятельность Компартии. Ведь подобного рода судебные процессы порождают у американцев нетерпимость, скрытность, жестокость по отношению к инакомыслящим, а быть может, и страх перед ними. Это неизбежно приведет к утрате веры в себя и силу собственных идеалов. Таким образом, разюмировал Франкфуртер эту часть своего выступления, применение Закона о регистрации иностранцев против руководителей Компартии США — не только репрессивная, но и, по его словам, «совершенно неразумная мера».

Убедительно показав несостоятельность и даже определенную социальную опасность рассматриваемого закона, Франкфуртер неожиданно сделал вывод о его конституционности. Столь своеобразная юридическая логика, разумеется, личное дело автора такого рода умозаключения. Однако в связи с этим можно сделать предположение о стремлении Франкфуртера избежать конфликта с влиятельными политическими силами, которые все настойчивее толкали США на путь антикоммунизма. Тем более что в биографии видного американского юриста, профессора права Гарвардского университета Феликса Франкфуртера уже был случай, когда перед назначением на должность члена Верховного суда США на заседании судебного комитета сената ему самому был устроен в буквальном смысле допрос для выяснения его политической лояльности. Тогда, в 1939 году, сенатор П. Маккарен заподозрил претендента на высокую судейскую должность в том, что тот является «приверженцем Маркса». Ф. Франкфуртер успокоил собравшихся заявлением, что он «не менее привержен теории и практике американизма, чем сам сенатор» К

Член Верховного суда США Р. Джексон 15 в своем особом мнении по делу тоже отметил конституционность Закона о регистрации иностранцев, по которому были преданы суду и осуждены руководители Компартии. Вместе с тем он заявил, что никакой судебный приговор не сможет предотвратить революцию, если правительство будет не в состоянии обеспечить себе уважение и лояльность народа. И далее высказал мысль, под которой охотно подписались бы осужденные по этому делу: «Коммунизм не запрятать в тюрьму вместе с коммунистами» ,6. Оценивая позицию судьи Джексона в целом, нельзя, как и в предыдущем случае, не заметить его непоследовательности, вызванной, видимо, не столько собственно юридическими, сколько политическими и классовыми соображениями.

Принципиальную позицию по делу лидеров Компартии заняли члены Верховного суда США Хьюго Блэк и Уильям Дуглас. Они выразили несогласие с приговором суда первой инстанции, нашли в себе мужество возвыситься над огратшченными интересами своего класса и стать на защйту осужденных коммунистов.

Судья Блэк в своем особом мнении доказывал иекон- ституционность Закона о регистрации иностранцев, который противоречит Первой поправке к основному закону США. Нет и не может быть обстоятельств в политической жизни страны, которые оправдывали бы посягательства на закрепленные Первой поправкой демократические права и свободы, подчеркнул он. И далее: «Апеллянтов не обвиняли в попытке свергнуть правительство. Их не обвиняли и в совершении каких-либо конкретных деяний, связанных с реализацией этой цели. Их не обвиняли даже и в том, что они публично пропагандировали идеи, направленные на свержение правительства. Они обвинялись лишь в том, что договорились объединиться с целью пропаганды таких идей» 17 А это, по мнению судьи Блэка, с юридической стороны не может квалифицироваться иначе как посягательство на свободу слова и свободу печати, закрепленные Первой поправкой к Конституции США.

Судья Дуглас, аргументируя свое несогласие с осуждением руководителей Компартии, заявил, что провозглашение социальных идей (в том числе и идей, направленных на свержение правительства, если оно действует вопреки интересам народа) нельзя рассматривать как заговор. Применение этой юридической категории к политическим выступлениям совершенно неприемлемо, поскольку известно, что под заговором в американской юриспруденции всегда понималась начальная стадия преступной деятельности, заключающаяся в коллективной подготовке к совершению конкретного умышленного преступления. Провозглашение же социальных идей, продолжал Дуглас, будучи абстрактным и не имея конкретного умысла, не может квалифицироваться как заговор. Если бы мы имели дело со случаем обучения технике саботажа, взрывов, убийства президента, террористических акций, кражи государственных документов, уличных боев и тому подобных преступных действий, не было бы сомнений в обоснованности предъявления обвинения в заговоре, подчеркнул член Верховного суда США. В данном же случае ситуация совершенно иная. В основу обвинения положен факт организации осужденными изучения марксистско-ленинской теории. Но в Соединенных Штатах произведения теоретиков марксизма-ленинизма никогда не находились под запретом. Их можно найти на полках многих библиотек страны. В этих условиях попытка обнаружить преступный умысел в действиях осужденных означает недопустимое посягательство на гарантированные Конституцией страны свободу мысли и свободу слова. В случае если эта позиция возобладает, заключил Дуглас свое особое мнение, американские граждане окажутся под угрозой уголовных санкций не за 'то, что они сделали, а за то, что они подумали; не за то, что сказали, а за умысел, который можно усмотреть в их высказываниях 18.

Эти слова У. Дугласа впоследствии оказались пророческими по отношению к его собственной судьбе. Написанная им брошюра «Смысл мятежа» была истолкована именно в таком духе19. В апреле 1970 года 104 члена палаты представителей американского Конгресса проголосовали за проект резолюции об импичменте 20 мятежного члена Верховного суда США Ч

Краткое изложение дискуссии, состоявшейся в федеральном Верховном суде по делу руководителей Коммунистической партии, дает лишь слабое представление об остроте разыгравшихся там юридических баталий. Ведь речь шла о создании нового судебного прецедента, который должен был определить отношение юстиции к конституционным правам и свободам американских граждан. Свобода мыслей или подавление инакомыслия, свобода слова или тотальная правительственная цензура, свобода печати или запрещение неугодных изданий — так стоял вопрос. И Верховный суд США сделал свой выбор: большинством в шесть голосов против двух судьи подтвердили законность и обоснованность осуждения коммунистов.

Все юридические возможности обжалования приговора были исчерпаны. В этих условиях перед осужденными встал вопрос о тактике дальнейшей борьбы. Мнения разделились. Четверо из них — Г. Холл, Г. Уинстон, Р. Томпсон, Д. Грин — решили перейти на нелегальное положение. Семеро остальных 2 июля 1951г. явились в федеральный суд. Здесь судья Райен официально огласил им решение Верховного суда и объявил, что они подлежат немедленному тюремному заключению.

Закованных попарно в наручники (одного из семерых осужденных приковали к полицейскому), их доставили в тюрьму города Льюисберг, штат Пенсильвания. Здесь соратников по партии разделили и направили в разные концы страны: Ю. Денниса и Д. Гейтса в Атланту, Б. Дэви- са в Терре-Хот, Д. Стечела в Декбери, И. Поташа в Ли- венворт, К. Уинтера и Д. Уильямса оставили в Льюисберге.

«Правительство постаралось разделить нас, — писал Б. Дэвис, — чтобы в одной исправительной тюрьме находилось не более двух руководителей коммунистов. Нетрудно догадаться, почему это было сделано. Тем самым наше наказание стало еще более тяжелым, ведь мы были лишены товарищеской поддержки. Положение же тех, кто остался один, оказалось еще хуже. Нас лишили возможности быть вместе, делиться знаниями, заниматься общими делами. Правительство, очевидно, боялось оставлять нас вместе даже в тюрьме, в окружении уймы тюремщиков, за стальными прутьями решеток» 22 Сохранились заметки политического заключенного Б. Дэвиса о пребывании в федеральной тюрьме Терре-Хот. Они написаны в тюремном застенке и не предназначались для печати, однако с большим трудом все-таки вырвались за пределы каземата:

«Меня одного отослали в штат, печально известный деятельностью ку-клукс-клана и столь близко расположенный к Сисеро (штат Иллинойс), где отмечалось усиление расистских настроений среди белых жителей. Я почти физически ощущал все это на себе. Я был единственным негром среди заключенных руководителей Коммунистической партии, и поэтому перед «поборниками» демократии, правившими страной, возникла серьезная проблема. Если поместить меня вместе с белыми коммунистами, то это будет явным нарушением сегрегации, установленной в федеральной тюремной системе. Моя дружба с кем-либо из соратников-коммунистов послужила бы плохим примером для других заключенных негров и белых ... Самое опасное в тюрьме — психическая депрессия. Осознав это, надо вести с ней борьбу, иначе заключенный опускается на самое дно тюремного существования. Одна из самых распространенных форм депрессии — тоска и жалость к себе. Это трудно и для обычного узника. Для политического же заключенного, которого два судьи Верховного суда, не говоря уже о миллионах американцев, сочли несправедливо заключенным в тюрьму, опасность впасть в депрессию еще более велика. Трудно привыкнуть к тому, что тебя бросили в тюремный застенок в то время, когда мошенники, воры, поджигатели войны, антисемиты и лин- чеватели расхаживают на свободе. Мне так никогда и не удалось полностью успокоиться. Хуже всего то, что ты отрезан от участия в борьбе за мир — важнейшее дело нашего времени, за освобождение негров и колониальных народов. В тюрьму запрятано не только тело, но и душа. Те книги, газеты, другие периодические издания, которые я хотел читать и изучать, занимали первое место в списке запрещенных изданий. В их числе были произведения Маркса, Ленина, Фостера, газета «Дейли уоркер». Находясь в тюрьме, я заведомо не мог вступить с кем-либо в заговор, тем не менее мне не разрешали читать коммунистическую литературу. Будучи не в состоянии заточить в тюрьму сами книги, власти пошли на самое большое насилие, упрятав в тюрьму тех, кто читал их. В то же время тюремная библиотека была битком набита клеветнической антикоммунистической писаниной. В ней было даже несколько экземпляров книги Адольфа Гитлера «Майн кампф»... Ни я, ни другие коммунисты не строили из себя мучеников. Мы всеми силами стремились не допустить нарушения властями традиционных американских свобод, спасти американских трудящихся от установления контроля над мыслями и от катастрофы еще одной мировой войны. Эта борьба будет продолжаться независимо от того, что произойдет с нами» 23

Осужденным, перешедшим на нелегальное положение, некоторое время удавалось скрываться от преследований. Гэс Холл вынужден был покинуть территорию Соединенных Штатов. Под чужим именем он оказался в Мексике. Но и здесь агенты ФБР напали на его след. Ночью 8 октября 1951 г. он был арестован мексиканской полицией под предлогом незаконного проживания на территории страны, а через два дня выслан из Мексики. В техасском городе Ларедо состоялся акт передачи «государственного преступника» Гэса Холла представителям американских властей 24. Оттуда на специальном самолете его доставили в федеральную тюрьму г. Тексаркана (штат Техас), позднее перевели в тюрьму г. Ливенворта (штат Канзас).

2 ноября 1951 г., во время отбывания наказания, политическому узнику Г. Холлу предъявляется новое обвинение в «преступном оскорблении суда», которое выразилось в уклонении от назначенного судом тюремного заключения. Снова осужденного доставляют в знакомое здание федерального суда на нью-йоркской площади Фоли-сквер.

21 ноября 1951 г. под председательством судьи Райена начинается судебное разбирательство. Главный обвинитель — федеральный атторней Лейн — потребовал приговорить подсудимого за неявку для отбывания тюремного заключения к дополнительному наказанию в пределах 5—7 лет лишения свободы.

В качестве одного из доказательств обвинитель сообщил о хирургической операции по изменению внешности, которую Г. Холл якобы произвел, находясь на нелегальном положении. Однако защитник подсудимого Г. Сейкер без труда доказал, что указанная операция была произведена задолго до перехода на нелегальное положение — еще в феврале 1950 года. Из больницы Г.Кливленда, где она осуществлялась,, был представлен документ, из которого однозначно следовало: операция производилась по клиническим показаниям и преследовала цель не изменения внешности, а удаления родинки, опасной в онкологическом отношении.

Далее защитник Г. Сейкер обратил внимание суда на то обстоятельство, что в американском федеральном судопроизводстве не существует прецедента, по которому лицо, не явившееся для отбывания тюремного заключения, понесло бы иное наказание, помимо обращения залоговой суммы в доход государства. Напротив, известно немало случаев, когда за подобного рода нарушения осужденные вообще не несли никакой ответственности. При этом защитник сослался на уголовные дела знаменитых американских гангстеров Капоне, Кастелло и другие.

Выслушав аргументы обвинения и защиты, 19 декабря 1951 г. судья Райен объявил Г. Холла виновным в инкриминируемом преступлении и вынес новый приговор: добавить к пяти годам тюремного заключения по предыдущему приговору еще три года дополнительно. Окружной федеральный суд, пересматривая дело в апелляционном порядке, оставил это решение без изменений. Верховный суд США в пересмотре дела по апелляционной жалобе осужденного отказал.

Потянулись долгие годы тюремного заключения и связанных с ним физических и нравственных страданий. Но любой срок имеет конец. Наступил он и для осужденных коммунистов. Первого марта 1955 г. распахнулись тюремные двери и шестеро из семерых узников обрели свободу. В застенках наряду с Гэсом Холлом остался лишь Бенджамин Дэвис. Незадолго до окончания срока наказания его неожиданно доставили в Питтсбург, где начинался судебный процесс по делу группы руководителей местного отделения Компартии « На предложение выступить на процессе в качестве свидетеля обвинения, назвать имена активистов, дать показания об их деятельности Б. Дэвис ответил решительным отказом, за что и был приговорен («неуважение к суду») к двум месяцам тюремного заключения дополнительно.

Спустя два года, в марте 1957 года, открылись двери тюремной камеры и для Гэса Холла. После шестилетнего заключения он был освобожден условно-досрочно 26. При этом ему было предписано регулярно являться в полицейский участок для регистрации до полного истечения назначенного судом по совокупности приговоров восьмилетнего срока наказания. Кроме того, под угрозой отмены условно- досрочного освобождения ему запрещалось в течение двух лет заниматься политической деятельностью.

А впереди уже маячила тень «великого инквизитора» Джозефа Маккарти. Все более конкретные юридические очертания приобретал новый судебно-полити- ческий процесс.