Творчество

Подобные разработки, несомненно, служат своеобразной техникой, с помощью которой и эвристика, и психология помогают нам ближе подойти к пониманию сущности творчества. Но, тем не менее, все рекомендации подобного рода исследований не обладают общеобязательностью. поскольку отталкиваются от конкретных эмпирических ситуаций и обстоятельств, в которых почему-то состоялся творческий акт. Во всех работах такого рода мы имеем дело с прикладными аспектами творчества, то есть в них не ставится и не исследуется собственно философский вопрос: как вообще возможно творчество У При анализе наследственных способностей субъекта творчества, его таланта, голосовой, слуховой или зрительной исключительности, которые всегда уникальны и неповторимы, мы никаких теоретических выводов о сути и истоках творчества сделать не можем. Точно так же мы не уйдем далеко, изучая психологию субъекта: его темперамент, скорость психических реакций, способность образовывать далекие ассоциации. — эти и другие не менее важные характеристики всегда относятся к конкретному эмпирическому субъекту.

мер. сделан. їм при in.шия многих великих гнорпои. что очень част озарения иртолнлн х ніш DO Lin-: І'а «т- что Go'iiane спать. Мы можем Поспеловап. совету Эйнштейна и профессионально заниматься мудыкой. Играть на скрипке или внимательно ичп і ыват ься нДостосн- екого. го есть соблюдать нее. ПО '^ІИІІИТСІПіу. условия, необходимые лля творчества, п. если нам повезет, натолкнуться на счастливую идею в фи «икс или математике Однако это всегда будет неконтролируемым чудом Сами по себе способности, таланты, воспитание, образование, культурная ittoittpaiitoctt. сше ко дел,тки ча/оііск.і торном.

Проблема творчества стала предметом специального изучения только в XX веке, в связи с появлением массовой культуры, которая при своем широком распространении неизбежно ведет, по нашему мнению, к угасанию творческого потенциала напни иди парода. В то же время во многих направлениях своего развития человеческое общество или зашло в тупик нлп подходит к нему это проявляется в іроіящеіі экологической-катастрофе. в роете насилия и преступности, но пены HI Kits национализма. н падении роли и престижа религии п т.п. И все больше рас- н-т необходимость и новых идеях, в новых радикальных рецептах спасения. в людях, мыслящих оригинально, способных к новому видению, к открытию новых перепекти I.

Попытки попять п описать феномен творчества ера >У наталкиваются на неразрешимые парадоксы: люди, много знающие о творчестве, сами не творят (разве что пишут интересные CTuri.il и киши но проблеме творчества, что тоже в определенном смысле является творчеством). Гот же. ктотворпт, создаст совершенно новые иеппости в науке пли искусстве. чаше всего не знает, как он это делает (а то. ч то он потом рассказывает теоретикам творчества, особой ценности не представляет, ибо никаких общих выводов иди рекомендаций нз его сугубо индивидуального опыта получить нельзя).

Когда мы говорим о творчестве, то прежде всего имеем в пилу великих людей: писателей, художников, ученых.

Творчество, считал И.Бердяев, выдаст іеппальпую природу человека. каждый человек гениален, а соединение гениальности и таланта создаст гения. Можно не быть гением, по быть гениальным. « . Гениальной может быть любовь мужчины к женщине, матери к ребенку, гениальной може і быть забота и ближних, гениальной может быть внутренняя интуиция людей. не выражающаяся ин в каких продуктах гениальным может быть мучение над вопросом о смысле киши п искание правды жизни СВЯТОМУ может быть присуща іеііпальпоеті. в самогвор- честие. в превращении себя в совершенную, проспяппую тварь, хотя никаких продукти он може і и не создана г і,»".

Гениальность это прежде всего внутреннее творчество, самоїнорче- сгво. прекращение себя в человека, способною к любому Коцкренюму II.Д. I >они. 1 .11 McKiiiiviiiia

виду творчества. Только такое иервотворчесіно и есть исток и основа ЛЮООІІ тнорческоіі ДСЯГСЛЬНОСТН.

Перел людьми п здавна вставал вопрос: откуда берется понос — новая идея, новая мысль'.' Ведь новая мысль не складывается in суммы старых, иначе вообще не было бы проблемы творчества, каждый мог бы походя творить новые идеи. Был в истории философии «парадокс Сократа— Плагона»: чтобы прийти к новой мысли, пало се уже каким-то Образом знать, иначе не известно— куда идти и чю искать. По как можно знать что- го. чего еше никто не знал и ты сам не таешь'.'

Можно сколько угодно перебирать знания, полученные в школе, вычитанные из книг. - ничего нового не создашь. Нужно самому измениться, нужно научиться все время удивляться миру, все время видеть тайны и проблемы там. где другой ничего подобного не видит.

Увидеть что-либо впервые чрезвычайно трудно. Потому чю паши знания, паше образование, наша привычка сейчас же все объясняют, прреводят в привычные штампы. Мы видим, как идет первый снег за окном, он пошел вдруг, хотя его ждали давно, и вместо юго чтобы поразиться тому, как большие белые хлопья медленно, словно танпуя. падают в вечернем темнеющем воздухе, мы говорим: «Подумаешь! Что тут удивительного? Это просто никлои принес холодный воздух со Скап л и и а вс кого пол уос гро ва!».

Однако творчест во начинается с такою удивленного видения. Выше мы уже говорили о «памяти сердца». Здесь можно добавить, что память сердца - это достигшие глубины души живейшие впечатления, когда мы действительно увидели что-то сами в мире. «Того не приобрссть. что сердпсм не дано». - писал поэт Евгений Баратынский.

Каждый ребенок в детстве, в пору формирования личности должен что-то «увидеть», не важно что. по важно, чтобы увиденное глубоко запало ему в душу, в память сердца, чтобы произошло «прикосновение» к миру и родилось изумление перед ним. будь то солішс. пробивающееся через кроны деревьев, иди полная луна в бездонном весеннем небе.

Если не было такого видения, го не возникло и главных условии дли творчества, для того, чтобы человек стал творцом. Что-то не состоялось в человеке, нсдозавершилось. осталась пустота, на которую не могут опереться ни интеллект, ни чувства. Если у человека никогда не было переживания удивительной новизны, свежести и бездонной неисчерпаемости мира, не было прорыва к этому состоянию, то он остается одни па один с собой, со скудным набором правил жизни, с постепенно крепнущим убеждением, что жизнь скучна, уныла, однообразна и не имеет никакого внутреннего смысла. В философии такое пидеппс. такое открытие мира называется созерцанием. Созериапие — это смотрение не только глазами, не только умом, по всей душой, всей человеческой сущностью. С него всегда начинается творчество.

Увидеть мир по-новому, не так.

ЦИТОЛОГИЯ человеческою ОМТНИ

Тень прошлого постоянно нисит над нами- Копа мы говорим себе: «Это оригинальное нас том шее. этого никогда раньше не было- то этот самый момент уже иоглошлется прошлым, настоя шее исчезает, как только мы пытаемся схватить его и выразить.

В оригинальном видении мир всегда нов, поскольку это живое, непосредственное восприятие, состояние непосредственно)/ актуальности. здесь нет мертвою прошлого, с которым мы сравниваем настоящее. Здесь новое — не просто в сравнении со старым, не в тени старого и не на фоне старого. Это принципиально новое видение: мы вдруг видим мир так. как будто увидели его впервые, переживаем удивительный подъем духа и чувствуем, что происходит наше «слияние» с миром и понимание его «изнутри». В эти мгновения и рождаются новая мысль и сам человек как творен

Увидеть впервые трудно еше и потому, что для рассудочной мысли и механической памяти - а именно ими мы обычно и пользуемся — все тривиально, для них нет ничего оригинального, на любое внешнее воздействие или проблему следует тот или иной ответ, га или иная автоматическая реакция. Мы часто действуем, основываясь не на личном наблюдении, а на знаниях, полученных извне, и такой способ бытия отчасти превращает нас в бездумную машину, делает неспособными к творчеству, мы автоматически проецируем свои знания, свои старые навыки па новую ситуацию. Нужно изменить отношение ко всему известному, прошлому, чтобы получить возможность действительно увидеть настоящее. Это не значит, конечно, что мы должны стереть воспоминания, нужно только перестать реагировать на настоящее. исходя исключительно из прошлых знаний и привычек. Без памяти и прошлых знаний, без преемственности человек не может существовать и развиваться. Но новое знание возникает не тогда, когда мы.

Это восприятие мира похоже на то. как если бы мы смотрели на реку, плавно текущую и заливающую берега. Если утром вы смотрите на солнечный свет, отражающийся от реки, на всю ширину танцующей воды, не рассуждая, не переводя все это в какие-нибудь обозначения, то вы сами входите в этот свет, в его бесконечное движение, похожее на прилив моря, растворяетесь в нем, чувствуете охватывающую вас красоту мира, а себя и свой разум - просветленным!! до самых глубоких основ. Это и есть то. что называется созерцанием (или медитацией — в восточной традиции), с него начинаются и мысль, и действие, и сам человек, почувствовавший смысл своего существования и свою опору в природе. Точно так же и звуки. Они могут раздражать нас. как нлач ребенка или лай собаки, а могут и радовать, кик игра оркестра, исполняющего наше любимое произведение. Нолтсе это внешнее наблюдение, внешнее слушание. А вол когда звук, допустим, вечернего колокола перед іакатом подхватывает нас и несет через долину над холмами, то мы чув- и

И.Л- І уоин. Iі-Н. Некрасова

ствуем. что мы и шук неразделимы, что мы - часть звука, а его красота — часть нашей души-'".

Творчество проявляется во всех формах жизни человека. В л ом пла не особенно наглядно виден творческий характер морали. В морали всегда есть лве стороны закон и творчество. Нравственный человек должен соблюдать закон, но истинное понимание и исполнение закона всегда должно быть не механическим, а творческим. Если совершенство и чистота внутреннего строя лущи есть общечеловеческая задача, то у каждого человека должно быть свое особенное совершенствование - совершенствование собственной личности, творчество самого себя как «просиянной твари». В этом смысле не послушание, т.е. не механическое следование требованиям закона, а творчество есть нравственный долг личности. В завете «будьте совершенны, как совершенен Отеи ваш Небесный» суммированы, по С.Франку, все заповеди Христова откровения. Стремление к совершенствованию — определяющий признак духовной жизни, он выдает творческое призвание человека. Совершенствование относится ко внутреннему бытию человека, и завез говорит о совершенствовании не других людей или мира в целом, а себя самого, о стремлении к максимально совершенному состоянию души.

Н.Бердяев также полагал, что в законе человек откалывается от бытия и не может изменить свое собственное бытие. Когда добро находится под законом, оно в известном смысле есть безбожное добро. И человек все время жаждал и жаждет, что Бог или боги примут участие в разрешении мучительной проблемы добра и зла. в человеческих страданиях. Человек не может оставаться один, предоставленный своим силам, зависящий лишь от власти безличного и бесчеловечного закона. Христианство совершает революционный переворот в нравственных опенках. Оно устраняет неисчислимое количество табу, побеждает внешний страх нечистоты, все переносит в глубину человеческого сердца, показывает, что в нравственном акте действует не только человек, но и Бог. и то. что невозможно дня человека, становится возможным дтя Бога. Евангельская, христианская морать не есть мораль нормы и закона, это морадь благодатной силы, не известной закону, то есть уже не мораль в собственном смысле этого слова. В основе христианства лежит не отвлеченная идея добра, а живое существо, личность, личное отношение человека к Богу и ближнему. Христианство поставило человека выше идеи добра. Такая этика основана на бытии, а не на норме, она жизнь предпочитает закону. Каждый человек имеет свою неповторимую индивидуальную задачу, которая ничего не имеет общего с механическим исполнением раз и навсегда данной нормы. В противоположность Канту, подобная этика утверждает, что нельзя поступать так. чтобы это стало максимой поведения для всех и всегда, поступать можно только индивидуально и всякий раз иначе. Ведь каждый всегда имеет перед собой живого человека, а не отвлеченное добро.

«Любовью к Богу ті любовью к человеку исчерпывается евангельская мораль, все же остальное не специфически евангельское и лишь подтверждает закон*-1. Речь идет, конечно, об идеальном христианском мироощущении. В реальной жизни и в христианстве зачастую побеждают законники и фарисеи, и «суббота-'. Отвлеченная идея добра, ста-

180

^ Онтология человеческого оытия

втггея выше человека. Такое христианство очень «язгзко традиционному гуманизму- ведь он тоже вышел из христиане -на. I уманиетнческая любовь отвлеченна и безлична, .тля нее всего дороже идея, лаже если это идея человечества и человеческого блага В ней также свои законники и фарисеи - идея счастья, идея прогресса ставится выше человека. особенно это относится к гуманизму революционному.

Проблема творчества как самосовершенствования человека тесно связана с проблемой соотношения закона и благодати. Отсутствие законов. правового и морального регулирования сделали бы жизнь в обществе невозможной. Но соблюдение закона - что эмпирический уровень (хотя закон имеет определенные метафизические основания, вытекающие из природы человека). Благодать — особое состояние души. Для обыкновенного человека - не святого - благодать, отмечал Бердяев. дает лишь мгновения радости и блаженства. В эти мгновения просыпается и растет его душа, приходит любовь к миру и людям, истинное понимание своего места в мире, смысла своей жизни. Все остальное время человек живет в эмпирическом мире, руководствуясь законами и принципами этого мира. Но если нет таких мгновений «прозрения». то духовности вообще и нравственности в частности просто не на чем держаться, последняя выступает дія человека чисто внешним принуждением. которому он до поры до времени подчиняется. Она не затрагивает его сущности. не происходит внутреннего роста и созревания, человек остается цивилизованным животным.

Противоположность закона и благодати рассматривается в русской философии еше и в другом плане - как противоположность насильственного добра и свободы. Диалектику этой противоположности анализировал Бердяев, разбирая творчество Достоезского. Свобода не может бьпь отождествлена с добром, с истиной, с совершенством. Свобода. считал Бердяев, имеет свою самобытную природу, свобода есть свобода, а не добро. И всякое смешение и отождествление свободы с самим добром и совершенством есть отрицание свободы, есть признание путей принуждения и насилия. Принудительное добро не есть добро. оно перерождается во зло. Б этом скрыта тайна христианства. Свободное добро предполагает и свободу зла. В этом заключается трагедия свободы. которую постиг Достоевский. Мир. в котором не было бы зла. был бы миром без свободы. В этом мире безраздельно господствовал бы закон, уничтожающий всякое зло. но в таком мире жить человеку было бы невозможно.

Подобное понимание трагичности свободы стало возможным, по Бердяеву, лишь в христианском мире. Античный человек такой свободы. противостоящей господству формы, ограничивающего предела, не знал. Такая свобода предполагает бесконечность, что для античного грека было тождественно хаосу. Эта бунтующая свобода, тревожные, не знающие предела стремления, этот бунт личности против миропорядка. против рока — внутренне христианское явление32.

Человек выходит из-под вне/иней формы, внешнего закона и страдальческими ПУТЯМИ добывает себе внутренний свет. Все переходит в последнюю глубину человеческого духи. «Вместо твердого древнего икона. - говорит Великим Инквизитор Христу. - свободным сердцем

B.J. I yuim. h.ll. Некрасивії

должен был человек решать впредь сам. что лобро и чю зло. имея и руководстве Твои обрат.лишь перед собой*. В мире так много їла и страдания. потому что в основе мира лежит свобода, а в свободе все достоинство и мира, н человека. Никакой чакон, самый справедливый и гуманный, не может уничтожить такого положения, ибо. уничтожая гло. он уничтожает и Божье начало, уничтожает благодать, осененность которой доступна только свободному человеку. Если бы мир был исключительно добрым и благим, го Бог был бы не нужен, мир был бы уже богом, а скорее всего — был бы рациональным механизмом, некой принудительной гармонией- .

Этика творчества отличается от этики закона тем. что для нее нравственная задача есть неповторимо индивидуальная творческая задача Нравственные проблемы жизни нельзя разрешать автоматическим применением общеобязательных норм. На все случаи жизни, которая у каждого человека своеобразна и неповторима, общеобязательных норм не напасешься. Человек всегда должен поступать индивидуально и индивидуально разрешать нравственную задачу жизни.

Творчество, творческое отношение ко всей жизни есть не право, а обязанность человека. Творческое напряжение есть нравственный императив и притом во всех сферах жизни. Этика творчества преодолевает кошмар конечного, кошмар порядка жизни, из которого никуда нельзя вырваться. Только а ней становится ясным, что злые страсти нельзя побелить через отрицательную аскезу, запрет. Их можно победить только через пробуждение положительной творческой духовной силы. По поводу задач, поставленных жизнью, человек должен постоянно делать нравственные изобретения и открытия. Не просто принимать закон добра, а индивидуально тиорить его. В каждом неповторимом индивидуальном акте творится новое добро, не бывшее еше в мире, которое является изобретением совершающего нравственный акт. Не существует статического, застывшего нравственного порядка, подчиненного единому, общеобязательному нравственному закону.

Говоря о проблеме творчества, нельзя не коснугься очень странной и интересной проблемы, выдвинутой русскими мыслителями. — проблемы «теургии». Дело в том. что высшие достижения культуры не суть новое бытие, новая жизнь — они несоизмеримы с творческим порывом. С творческим заданием. Творческий порыв, направленный ввысь, пресекается тяжестью этого мира и направляется вниз. Вместо нового бытия появляются книги, картины, учреждения, вместо новой жизни — научные гипотезы и теории, объясняющие, как ее. эту новую жизнь, создать. Культурные ценности создаются творческим актом человека. Но всегда есть, полагал Н.Бердяев, несоответствие между творческим актом, творческим замыслом и творческим продуктом. Творчество — это огонь, а культура — охлаждение огня. Творческий акт — это взлет, победа над тяжестью объективированного мира, продукт творчества в культуре есть уже притяжение вниз. В культуре происходит как бы отчуждение, эксгерноутзаиин человеческой Природы.

Такая трагическая неудовлетворенность культурой не чувствуется массой потребителей кчльтуры. но она остро переживается ее творцами

ЦИТОЛОГИИ 4f,lUBC4CCK(lll) D1.I I ПН

Творцы всегда недовольны своими дост ижениями, их всегда не удовлетворяет наличный уровень развитии культуры, поэтому всегда остается конфликт и непонимание между духовными исканиями творческого меньшинства и интересами, аппетитами пассивного большинства.

Творческое меньшинство постоянно стремится выйти та пределы культуры к сверхкультурному состоянию, к новому бытию. Теургия (бо- годеланис) — это изменение мира, преобразование бытия. Человек пытается сравниться с Богом: не просто создавать новые смыслы, но и гвормть новое бытие. Но подобная деятельность возможна только в сфере искусства. Красота спасет мир — этот призыв Ф.Достоевского разделялся многими русскими философами. Только искусство, полагали они. возможно, в будущем вырвется за рамки сегодняшней отчужденной. массовой, кризисной культуры к подлинному творчеству мира, к его преобразованию на основе божественных принципов добра, любви и красоты.

Невозможность творить повое бытие составляет трагедию творчества. Это основная проблема нашего времени: художник пытается творить бытие, а творит только символы. Каждый художник на свой лад пытался эту проблему разрешить. Вся жизнь Л.Толстого была мучительным переходом от творчества совершенных художественных произведений к творчеству совершенной жизни. Толстому, писал С.Булгаков, было недостаточно одной литературы, он видел, как мало она в действительности изменяет окружающую жизнь, и решился на религиозно-аскетический подвиг — отказался от своего искусства. Толстой, правда, так и остался писателем: даже в самые трагические минуты жизни, после ухода излома, уже слыша зов Божий, он диктовал статью о смертной казни. И тем не менее, его драма — попытка разрешить противоречие между искусством и жизнью, попытка найти в себе силы, которые выше искусства п в то же время только с помощью искусства могут стать силами, преображающими мир. «Ему так и не удалось окончательно превзойти в себе писателя и всецело перейти на путь религиозного действия. Но своей жизнью, освещаемой ослепительным реф- лектором небывалой мировой славы, своей религиозной драмой он дал людям нечто более захватывающее и поучительное, чем все его великие художественные произведения и все его богословские трактаты, дал — свою жизнь*4 .

Мечта о возможности теургического творчества завершается или в технической объективации или в эстетическом безумии, но не перестает тревожить душу художника. Часто то. что нашептывают художнику музы о выходе за пределы символов, оказывается только соблазном, но тем не менее размышления о нем. пусть и неосуществимые, помогают осуществлению в мае нового сознания, нового понимания сути человеческого творчества.

Художник может лишь построить новый миф. который, если повезет. действительно повлияет на сознание людей. Но это все. что дано человеку, ибо он человек, а не Бог. Однако без теургического устремления остается непонятной природа человеческого творчества, как и сама богоподобная природа человека

Ц..І. І упин. І .. 11. Искрасив»