<<
>>

11. Обоснование индукции: правдоподобные миры

Процесс индуктивных умозаключений предполагает, что определенный набор наблюдений хи хп позволяет обнаружить некую закономерность R и прийти к выводу, что та же самая закономерность, вероятно, будет обнаружена и в общем наборе феномена 5, содержащего не ТОЛЬКО AFI, ЛГЯ, но и другие элементы, которые не удалосъ обнаружить в процессе наблюдений.
Например, различные варианты шахматного города Шеллинга, с которыми я экспериментировал, могут быть представлены как хг, зарождающаяся сегрегация в модельных городах—как R, а множество всех шахматных горо- дов—как S. Обнаружив R в п отдельных городов, я прихожу к выводу, что это свойство является общим для всех шахматных городов.

Индуктивные рассуждения с неизбежностью зависят от предыдущих представлений о сходстве: мы должны интерпретировать S как определение некоего релевантного или характерного отношения, в котором ЛГІ , - - -, хп являются схожими. Многие из философских загадок, связанных с индукцией, коренятся в трудностях, связанных с обоснованием любого критерия сходства272. Очевидно, что я и не думал решить все эти сложные задачи к концу статьи, посвященной экономическим моделям273. Для меня здесь важно, что, если мы распространяем выводы, сделанные в мире моделей на реальный мир, мы обязаны признать существование значительного сходства между этими мирами.

В том случае, когда мы интерпретируем Акерлофа и Шеллинга, используя схему 1 или схему 2 (см. раздел 8), мы имеем основания утверждать, что это сходство обусловлено набором каузальных факторов F: общее между двумя мирами заключается в том, что в каждом из них присутствует набор этих факторов. Можно взглянуть на проблему иначе. Реальный мир эквивалентен бесконечно сложной модели: мы имеем дело с предельным случаем процесса замещения упрощающих допущений исходной модели все более реалистичной детализацией. Чтобы (см. обоснование в разделе 10) иметь возможность законным образом распространить индуктивные выводы, полученные на основе анализа простой модели, на несколько более сложные варианты, мы должны иметь некоторую гарантию относительно справедливости выводов и для существенно более сложных вариантов, а значит и для реального мира.

Однако огромная разница в степени сложности реального мира и любой модели, которую мы хотели бы проанализировать (а значит, и очевидное отсутствие сходства между ними), требует особой осторожности, когда мы распространяем выводы, истинные для модели, на реальный мир.

Что могло бы упрочить нашу уверенность в справедливости такого рода выводов? Полагаю, что мы испытывали бы большую уверенность в том случае, если бы мы могли относиться к релевантной модели как к описанию того, каким мог бы быть мир.

Поясним, о чем идет речь. Чаще всего индуктивные ВЫВОДЫ используются для того, чтобы «перенести» нас из одной части реального мира в другую. Например, предположим, что мы наблюдаем расовую сегрегацию на рынках жилья в Балтиморе, Филадельфии, Нью-Йорке, Детройте, Толедо, Буффало и Питтсбурге. Отсюда мы можем сделать индуктивный вывод о том, что сегрегация — это характерная черта крупных индустриальных городов на северо-востоке США. Отсюда формируется ожидание, что сегрегация не обошла стороной и такой город, как, скажем, Кливленд. Вероятно, что этот вывод основывается на мысли о том, что воздействующие на рынок жилья в Кливленде силы, независимо от того, какой именно характер они носят, в широком смысле сходны с теми, действие которых мы наблюдаем в других крупных промышленных центрах на северо-востоке США. Истинное для этих городов свойство в общем, скорее всего, останется истинным и для Кливленда. Один из способов описания умозаключения, к которому мы пришли, состоит в том, чтобы сказать, что рынки жилья в Балтиморе, Филадельфии, Нью-Йорке и т. д. представляют собой модель сил, воздействующих на крупные города на северо-востоке США. Конечно, в данном случае мы будем иметь дело с естественными моделями, рассматриваемыми как противоположность теоретическим моделям, рождающимся в головах исследователей. Однако если мы способны сделать индуктивные выводы из естественных моделей, что мешает нам сделать точно такие же выводы из теоретических моделей? Неужели география Кливленда в большей степени ближе к географии Балтимора или Филадельфии, чем к географии шахматного города Шеллинга?274

Что делает Шеллинг? Он создает набор воображаемых городов.

Понимание принципов жизни в них не вызывает у нас ни малейших проблем. Расовая сегрегация развивается в них только в тех случаях, когда у жителей имеются определенные предпочтения относительно расового состава соседей. При этом жесткая сегрегация возникает даже тогда, когда эти предпочтения являются относительно мягкими. Кроме того, мы обнаруживаем, что со временем в случае сохранения сегрегации пространственные границы между расами в этих воображаемых городах начинают изменяться. В сущности, нам предлагают сделать индуктивный вывод, согласно которому схожие причинно-следственные процессы имеют место и в реальных многонациональных городах. Присмотримся, что в действительности происходит в таких городах? Мы обнаруживаем, что в них имеет место жесткая пространственная сегрегация этнических групп, границы между которыми со временем изменяются. Поскольку в реальных и воображаемых городах мы наблюдаем одни и те же последствия, предположение о том, что они были вызваны одними и теми же причинами представляется, по меньшей мере, правдоподобным. Таким образом, у нас появляются некоторые основания полагать, что сегрегация в реальных городах вызывается предпочтениями их жителей по поводу этнического состава соседей, а степень сегрегации инвариантна изменениям в силе этих предпочтений.

Обратимся к Акерлофу. Он создает два варианта воображаемого рынка подержанных автомобилей. Согласно одному из них покупатели и продавцы располагают в равной степени несовершенной информацией о качестве автомобилей, а торговля осуществляется в «нормальном режиме». Во втором случае продавцы имеют информационное преимущество перед покупателями, а торговля сходит на нет. Когда мы начинаем размышлять о том, как работают эти рынки, у нас возникает вполне правдоподобное предположение о возможности создания большого количества вариантов воображаемых рынков, общая черта которых состоит в том, что ceteris paribus по мере снижения степени симметричности информации объем торговли уменьшается. В сущности, нам предлагают сделать индуктивный вывод, согласно которому на реальных рынках происходят во многом схожие каузальные процессы, характеризующиеся одними и теми же последствиями.

Таким образом, и на реальных рынках ceteris paribus объем торговли положительно связан с информационной симметрией.

Я полагаю, что степень нашей уверенности в такого рода индуктивных умозаключениях повышается, благодаря тому, что мы получаем возможность рассматривать релевантные модели как примеры в некоей категории; при этом часть относящихся к ней примеров относится к числу существующих в реальном мире. В результате мы рассматриваем шахматные города Шеллинга как возможные города в числе реально существующих Нью-Йорка и Филадельфии. Мы рассматриваем рынок подержанных автомобилей Акерлофа как возможный рынок в ряду других реальных рынков, таких как реальный рынок бывших в употреблении машин в одном из городов или рынок страховых полисов определенного типа. Мы признаем всю важность сходства между модельными и реальными городами, или между модельными и реальными рынками, соглашаясь с тем, что мир модели мог бы быть реальным. Это означает, что исходя из того, что мы знаем (или полагаем, что нам известно) об общих законах, направляющих развитие событий в реальном мире, мы рассматриваем мир модели как правдоподобно описывающий состояние дел. С этой точки зрения модель является не столько абстракцией реальности, сколько параллельной реальностью. Нельзя сказать, что мир модели создается на основе реального мира посредством устранения усложняющих его факторов —хотя мир модели проще, чем реальный мир, первый не является упрощением второго.

Правдоподобность моделей, как я полагаю, в чем-то сродни правдоподобности «реалистических» литературных произведений. Герои и места, в которых происходит действие реалистического романа—плоды воображения писателя, которому тем не менее удалось убедить нас в их правдоподобности, в том что такие места и люди могли бы существовать. По мере чтения романа у нас возникает ощущение, что происходящие в нем события являются естественными результатами того, как думают и ведут себя герои, и того, как существует наш мир. Если мы находим, что герой ведет себя не так, как это должно было бы быть, исходя из его характера, у нас складывается мнение, что автор ошибается. То же самое ощущение возникает и в случае, если мы обнаруживаем в историческом романе некий анахронизм, —мы знаем, что эти вещи никак не могли произойти.

Но мы ведь не требуем, чтобы описываемые в романе события происходили на самом деле. Мы не рассчитываем даже на то, что это будет упрощенное представление того, что произошло в реальной жизни. (Конечно же, упрощение и изоляция рассматриваются как вполне допустимые; мы не ожидаем, что нам будет предложено полное описание того что делают или думают герои. При этом упрощению подвергается не мир действительных событий, но мир придуманный писателем). Мы можем превозносить роман за «правду жизни», одновременно соглашаясь с тем, что каждое событие в нем является выдуманным. В то же время мы признаем, что те или иные черты героев романа являются типичными, присущими и тем людям, с которыми мы лично знакомы. Если роман воспринимается нами как правдивый, мы даже задаем вопросы «Что произошло бы в том случае, если..?» (во многом сходным образом поступают экономисты, использующие модели). Когда мы следим за реакциями героев на события, в отношении которых мы не имеем собственного опыта, то очень часто размышляем над тем, как мы вели бы себя в схожих обстоятельствах275.

Впрочем, читатель имеет право ожидать от меня большего, чем простой аналогии. Очевидно, что я обязан ответить на вопрос о том, что обеспечивает правдоподобность экономических моделей. Но все что я могу сказать по этому поводу,—весьма далеко от исчерпывающего ответа; лучшее что я способен предложить — это несколько критериев, которыми я сам руководствуюсь в процессе создания моделей и которые представлены в вызывающих мое восхищение экономических моделях.

Для меня лично одним из важнейших измерений правдоподобности является связность и непротиворечивость модели. Тезис о том, что теоретическая модель должна быть логически связной, признается всеми. Но я имею в виду нечто большее. Допущения хорошей модели должны быть связными в более широком смысле, чем их естественное соответствие друг другу. Например, в некоторых экономических моделях допускается, что агенты хорошо информированы и ведут себя рационально, в то время как другие основываются на допущениях о том, что агенты плохо информированы и руководствуются преимущественно житейскими соображениями.

Ответ на вопрос о том, какой тип модели окажется наиболее полезным для объяснения некоего феномена, требует оценочного суждения. Однако создатель модели, в которой используется явно случайная «смесь» из двух видов допущений—допущение о гиперрациональности в одном контексте и ограниченной рациональности в другом,—делает ту же самую ошибку, что и автор романа, когда он «заставляет» героя поступать так, как тому совершенно несвойственно. В отсутствие связности результаты модели не могут рассматриваться как естественным образом вытекающие из четкой концепции возможного мира; это вызывает подозрения, что допущения были «сколочены» друг с другом на скорую руку, только для того, чтобы получить заранее ожидаемые результаты. Описания таких ad hoc моделей часто встречаются на страницах экономических журналов; впрочем, их распространенность никак не может служить оправданием.

Для того чтобы модель воспринималась как правдоподобная, достаточно, чтобы используемые в ней допущения были связными и не противоречили друг другу; кроме того, они должны соответствовать тому, что нам известно о каузальных процессах в реальном мире. Так допущение Акерлофа, согласно которому рыночные цены стремятся к равновесному уровню, обосновывается

диетических произведений писателей северной Англии молодой человек, вынужденный жениться на девушке, которая вынашивает их ребенка. Читая эту книгу, я очень глубоко осознал гипотетические последствия действий, возможность которых со своей стороны я даже не мог вообразить.

множеством фактических подтверждений, полученных на «естественных» и лабораторных рынках. Допущение Шеллинга о том, что многие люди имеют, по крайней мере, мягкие сегрегационные предпочтения соответствует психологическим и социологическим свидетельствам, а также подтверждается общей интуицией и опытом. В то же время допущения, на которых основывается модель, совсем не обязательно (даже с учетом упрощения) должны соответствовать некоей отдельной ситуации в реальном мире. Таким образом, у нас нет никаких оснований возражать против допущения Акерлофа о том, что функции полезности автомобилей для продавцов подразделяются на денежную и качественную, или посылки, в соответствии с которой ценность автомобилей для продавцов одного типа ровно на 50% больше, чем для продавцов другого типа. В данном случае мы имеем дело с ограничительными допущениями, однако они кажутся достаточно репрезентативными по отношению к людям, которые продают автомобили в реальном мире. Схожим образом автор романа может назвать своего главного героя Фрэнком, заявить, что ему 48 лет отроду и поселить в Ипсвиче. Это в высшей степени ограничительное описание полностью оправданно, если логика романа требует, чтобы его главным героем был англичанин средних лет. Ведь герою требуется какое-то имя, он должен прожить какое-то количество лет в каком-то городе; поэтому приведенное писателем описание адекватно представляет англичанина средних лет (в отличие от ситуации, если бы героя звали Утконосом).

Акерлоф прилагает особенно большие усилия для того, чтобы его модель воспринималась как правдоподобная в том смысле, о котором мы говорим. Мир его модели гораздо более однороден и постоянен, чем реальный мир. Однако Акерлоф пытается убедить нас, что и в реальном мире мог бы существовать рынок подержанных автомобилей подобный тому, что описывается в модели. Его «автомобили» и продавцы далеко не столь примитивны, как того требует формальная дедуктивная система. Я полагаю, что мир, который вообразил себе Акерлоф, «населяют» автомобили, похожие на реальные машины, и продавцы, напоминающие реальных торговцев. Он настолько близок реальному миру, что мы легко можем представить себе, что он реален. Вспомним, что в своей статье Акерлоф, как представляется, то и дело «соскальзывает» с разговора о своей модели на разговор о реальном рынке подержанных автомобилей. Это еще одно подтверждение того, что Акерлоф думает о своей модели так, как будто она является реальной.

На первый взгляд, Шеллинга гораздо меньше волнует вопрос о том, воспримут ли читатели мир его модели как возможную реальность. В отличие от стратегии Акерлофа, представляющего свою модель как один из типичных случаев из практики, Шеллинг постоянно называет два типа действующих в модели лиц «даймами» (монета в 10 центов) и «пенни» (монета в 1 цент). Но это, возможно, обусловлено стратегией Шеллинга просить читателя совершать действия в модели: он говорит «теперь переместим этот дайм», а не «этот дайм теперь перемещается». Возможно, это также отражает нежелание Шеллинга рассматривать вопрос о расовых предрассудках напрямую. Однако, когда он описывает законы движения этих монет, становится очевидным, что Шеллинг ожидает, что мы будем думать о них как о людях. Например, согласно одному из его предположений, «мы можем постулировать, что каждый дайм желал бы, чтобы по крайней мере половина его соседей была даймами, а каждый пенни хотел бы, чтобы по крайней мере одна треть его соседей была из числа пенни; поэтому каждый дайм или пенни, для которого эти условия соседства не выполняются, собирается и уходит» (Schelling, 1978, 147-148). Или место, где он прямо говорит о дайме или пенни в мире даймов и пенни: «Он доволен или недоволен своим местом жительства в зависимости от того, какого цвета его соседи, занимающие эти восемь соседних квадратов (р. 148). Даже с учетом того, что использование «он» и «цвет» вместо «она» и «тип монеты» —это, скорее всего, просто оговорки автора, не вызывает сомнений, что Шеллинг стремится к тому, чтобы мы разглядели за даймами и пенни две группы людей, испытывающих определенное смущение от того, что им приходится жить по соседству друг с другом. Очевидно, что автор ожидает от нас и того, что мы будем воспринимать шахматную доску как город (или иное социальное пространство, такое, например, как зал кафетерия). Более того, он побуждает нас к восприятию установок этих людей по отношению друг к другу как правдоподобные и понятные, и даже извинительные (вспомним предшествующий модели шахматной доски его пассаж о распределении мест за столиками в кафетерии). Шеллинг предлагает нам модель города, жители которого похожи на настоящих людей.

<< | >>
Источник: Дэниел Хаусман. Философия экономики - Антология, пер. с англ. — М.: Изд. Института Гайдара. — 520с.. 2012

Еще по теме 11. Обоснование индукции: правдоподобные миры:

  1. 7.1.2 Неопрагматизм Н.Гудмена
  2. Глава IV: Природа экономических обобщений 1.
  3. 10. Обоснование индукции: устойчивость
  4. 11. Обоснование индукции: правдоподобные миры
  5. Глава 1. Медиакомпетентность личности: от терминологии к показателям
  6. 1. ИНДУКЦИЯ КАК ВЕРОЯТНОЕ РАССУЖДЕНИЕ
  7. ЛЕКЦИЯ 11
  8. ПРОЦЕСС МОДЕЛИРОВАНИЯ
  9. Глава 4. ПРИНЦИП ДОВЕРИЯ ЧЕЛОВЕКУ ПОЗНАЮЩЕМУ. АРГУМЕНТЫ ЗА И ПРОТИВ
  10. Глава 4. ЕВРОПЕЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ XVII—XVIII ВВ.
  11. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ О ГРЕХЕ И СТРАДАНИИ