КРИТИКА ОБЫЧНЫХ ОБЪЯСНЕНИЙ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О БЕССМЕРТИИ, В ОСОБЕННОСТИ НАРОДНЫХ И ДРЕВНИХ

Если, несмотря на это, в "Одиссее" этим лишенным сущности образам приписывается "порхание" п "визжание" и даже "крики", то это тем не менее не придает им никакого иного значения, чем сказано, так как Гомер определенно сравнивает ушедшую душу со сном или сонным видением и тут же снова сравнивает се с дымом или тенью. Тень, дым суть лишь воплощенная, созерцаемая непрочность сновидения. Если же бессущественное силой воображение представляется существом вис человека, то само собой разумеется, что этому существу придаются и другие чувственные качества. Так, бесплотный призрак Ифтимы входит в покои Пенелопы, не тронув ремня у задвижки, и, наконец, исчезает "в легко веющем воздухе". Если поэтому в "Одиссее" мертвые, несмотря на их бессознательное состояние, изображаются существами, большинство которых, - правда, после вкушения крови - выступает существами говорящими, обладающими рассудком, выражающими боль и радость, то нельзя забывать при этом, что у Гомера и сами появляющиеся во сне призраки разговаривают и к ним самим можно обращаться с речью, что они действуют и с ними обращаются, будто они суть наделенные личностью существа.

У христианина данный мир есть тоска но потустороннему миру; у греков, по крайней мере у гомеровских, наоборот, потусторонний мир есть тоска по данному миру. Ахиллес желает лучше быть на земле поденным рабочим, чем царствовать на том свете над бездушными мертвыми. "Не скорби и не горюй о том, что ты умер", - говорит Одиссей Ахиллесу. "Утешение в смерти мне дать не надейся", - отвечает ему Ахиллес.

Пели душа человека после смерти, как в "Одиссее" душа Эльпеиора, не имеет другой заботы, кроме той, чтобы оставшиеся в живых продолжали о нем помнить, чтобы они не бросили его неоплаканным и непогребенным, чтобы они поставили ему памятник с указанием его деятельности до смерти, т.е. памятник, который вещал бы и будущим поколениям о его делах и страданиях, - то явно ошибаются те, которые, вместо того, чтобы искать следы и даже доказательства о бессмертии души у Гомера в данном мире, ищут их в мире потустороннем, не в светлом наземном мире, а в темной преисподней.

Желание людей иметь бессмертное имя понимают совершенно неверно, если это желание подменяется верой в бессмертную жизнь - по той причине, что ведь без существования и сознания после смерти человеку ничего не известно о его имени и нет от этого имени никакого проку. Вообще бессмертие принимае тся близко к сердцу только живыми, а пе умершими. Поэтому пе мертвый, а только живой думает о смерти и испы тывает при этой мысли потребность восполнить преходящий характер своей жизни вечностью своего имени, своих деяний.

"Не надолго нам жизнь достается на свете", но именно поэтому - в чем и заключается смысл приведенного места-

Кто... беспорочный душой, п в поступках своих беспорочен - Имя его, с похвалой по земле разносимое, славят Нее племена и пароды, все добрым его величают.

Прав поэтому также Августин в своем "Граде божьем", говоря в пятой книге о римских героях, таких как Сцсвола, Деций и Курций, что они,-так как пх цель была государство земное, а не государство небесное, так как их цель была жизнь временная, а не вечная, - не могли любить ничего иного, кроме славы, посредством которой они н после смерти как бы желали продолжить свою жизнь в устах людей, их восхваляющих.

ю*

Некромантия, заклинание мертвых, всегда рассматривалась как доказательство веры древних народов в бессмертие. Толкователи Ветхого завета весьма поражались тому, что, в то время как в Ветхом завете незаметны никакие следы или видны очень слабые следы веры древних евреев в бессмертие, эта вера в бессмер тие, несомненно, высказывается лишь в рассказе о заклинательнице мертвых в Аэндоре59, ибо "как мог Саул желать вызвать дух Самуила, если он ие верил, что Самуил после своей телесной смерти продолжает существовать?" Заклинание мертвых в своем первоначальном и истинном смысле не есть, однако, выражение или доказательство веры в бессмертие отошедших душ, опосредствованной искусственным различением тела и души; наоборо-V, заклинание мертвых есть лишь выражение непосредственной веры человека в волшебное всемогущество его желаний и потребностей. Первоначально человек прибегает к заклинанию мертвых, находясь лишь в состоянии страстного волнения страха, безысходности и безутешности, лишь в моменты, когда его счастье, более того, когда все его существование поставлено на карту, когда поэтому он не знает и не соблюдает никакого закона, никакой необходимости, когда в состоянии крайнего сердечного страха и тяготеющего над ним инстинкта самосохранения даже железная смерть утрачивает свою бесчеловечную жестокость.

Заклинатель мертвых не верит в жизнь мертвых; хотя он и не выражает этого словами, но этот вывод следует из его действий - он верит лишь в то, что при необходимости благодаря всемогуществу своих желаний человек может даже оживить мертвых, так же как христианин, веря в воскресение мертвых, не верит в то, что тела их уже существуют, а вери г только в то, что божье всемогущество в состоянии вновь восстановить их из праха земного и что когда наступит этот час, восстановит их. У Гомера кровь есть то вещество, выпивая которое мертвые вновь подают признаки жизни и рассудка; у римских поэтов, любивших яркие описания, как, например, у Лукана, трупы оживляются насильно, вопреки законам природы, путем вливания в них горячей крови и применения различных волшебных средств. И в Библии не сказано: яви мне духа или душу Самуила, но говорится буквально, но древнееврейскому тексту: "дай Самуилу подняться"60, т.е. подняться из могилы, из смерти или из царства мер- твых*, ведь известно, что у древних евреев находят представления о мертвых и их месте жительства, аналогичные подобным представлениям у греков. Но вместе с тем эти мертвые также суть действительно мертвые, если и не в нашем прозаическом понимании, резко различающем представление и действительность, Я и предмет. Поэтому по сути дела одно и то же - вызываю ли я души из царства теней или же мертвых из могилы. Так же нее равно — но применению силы — вливаю ли я жизнь в тень или в труп47 И то и другое может делать лишь сила, делающая также невозможное возможным, а невероятное вероятным" Но эта сила, как уже сказано, присуща человеку изначально, - в отличие от превращенного в профессию заклинания мертвых, - но только в моменты высшего волнения, наибольшего бедствия.

Как известно, древние евреи говорили об умирающем, что он присоединился к своему народу пли к своим отцам. "Значит, - делают из этого вывод, - после смерти души пе развеиваются ветром, не обращаются в ничто, они продолжают существовать, ибо никто, как уже сказал Орнгеи, пе может присоединиться к тем, коих нет" Однако это присоединение к своему пароду или к своим отцам отличается от смерти или умирания точно так же, как оно отличается от могилы: например, ки. Бытия, 25, 8: "И скончался Авраам... и приложился к пароду своему" Но вместе с тем это, очевидно, обозначает также и умирание, если сказано и кп. Бытия 15, 15: "А ты отойдешь к отцам твоим в мире и будешь погребен в старости доброй"' то же самое сказано в главе 49, 29: "Я прилагаюсь к пароду моему, похороните меня", и вообще это не имеет никакого иного смысла, чем тог, который оно имеет у Гомера: "Его окутала смер ть, и душа спустилась в Аид" Оба выражения: "умирать" и "быть присоединенным" обозначаю т то же самое - смерть; но первое обозначает смерть лишь как отдельный физический акт или происшествие; второе же выражение обозначает событие, которое уже случилось и с другими, с несколькими людьми, - ad plurcs ire70- притом людьми мпе близкими, с моими родителями, с моими предками, следовательно, событие, которое не остается вне связи, а значит, не является бессмысленным. Первое есть лишь выражение холодное, прозаическое, второе же - поэтическое, задушевное; в первом случае я думаю лишь о смерти, во втором же - об умерших, некогда живших, к которым теперь присоединяюсь и я. "Быть или не быть" - не в этом здесь вопрос. Я здесь только связываю настоящее с прошлым, свою судьбу с судьбой моих предков, мою смерть с их смертью48 Безразлично, существуют ли они или нет - они умерли до мепя, и я умираю вслед за ними; они пошли впереди меня, и я следую за ними49; пока я был живым, а они мертвыми, я был разлучен с ними; умирая, я снимаю, этот разлад между живыми и мертвыми, я соединяюсь с умершими.

Разреши, просил сосланный Овидий в своих "Скорбных элегиях", по крайней мере вернуть мои кости в отчизну, дабы я и после смерти моей не продолжал оставаться сосланным7'. Так человек и после своей смерти желает быть со своими земляками вместе, или покоиться там, где покоятся его соотечественники и близкие, без того, однако, чтобы себе или своим близким и соотвечественникам приписывать после смерти жизнь. Он ничего не требует кроме того, чтобы его похоронили в любимых местах, чтобы, таким образом, и после своей смерти свидетельствовать против отвратительного раздвоения тела и души. Так ведь и Иаков в Библии требует после слов: "Я прилагаюсь к народу моему" непосредственно и прямо: "похороните меня с отцами моими"73. Даже у христиан, для которых ведь могила больше не представляет собою "вечное жилище", как это было у греков и римлян, говорится: "Тех, кого соединял единый брак, пусть соединит и могила", или: "Коих дух некогда был всегда во господе, тех тела и могила не разделит"50 Между прочим, желание иметь "общую могилу" налицо не у всех людей; очень многие, наоборот, и по смерти не желают иметь с другими что-либо общее и в знак своего бессмертного упрямства даже ставят на своей могильной плите надпись, проклинающую смешение чужих костей с их собственными. Вот какой привязанностью к своим костям обладает бессмертная душа! Не приходится удивляться, что Бог охраняет кости не менее, чем души (Псалом 33, 21)74, чтобы не погибла ни одна косточка и, больше того, при светопреставлении все члены и кости столь полно восстанавливаются милосердным Богом, будто бы они и повреждены никогда не были51 О! как современный естественнонаучный материализм все же беден по сравнению с религиозным и спиритуалистическим материализмом, который верует в бессмертие даже костей человеческих и в католицизме превращает "святые мощи", ossa sacra, даже в предметы религиозного почитания!

Согласно сочинению Лукиана "О печали", простые греки были настолько убеждены в правдивости поэтических описаний царства мертвых у Гомера, Гесиода и других слагателей поэм, что вкладывали в уста мертвых один обол - монету, соответствующую нашим пфеннигам, чтобы мертвые могли оплатить переезд через Ахерон76. А у нас ученые, этнологи, филологи, теологи, даже философы еще сегодня почитают поэмы за историю, сновидения за истины, образы мертвых за действительные бессмертные существа, они еще сегодня усматривают в потоках жгучих слез преисподней, этих излияний Стикса77, т.е. ужаса перед лицом смерти52, - источники вечной жизни, не принимая во внимание, что вместе с душой, спускающейся в Аид, и пфенниг, который покойник берет с собой в преисподнюю, также может претендовать на бессмертие, и что стоимость, душа пфеннига, так же как и душа человека, после смерти продолжит свое существование в потустороннем мире.

"Мнение о том, что представление о будущей жизни рождается естественным стремлением человека к бессмертию, есть мнение неправильное, ибо незаметно, чтобы дикие и малоразвитые люди испытывали стремление к бессмертию по ту сторону смерти, хотя представление об этом они и имеют" Если эти люди действительно не имеют стремления к такому бессмертию, то это представление также не имеет того значения бессмертия, которое, однако, этому представлению желают придать; значит, это мнимое бессмертие есть ие что иное, как фантастическое выражение незнания этими людьми того, что есть смерть; значит, они после смерти продолжают житі» только потому, что пе знают, что мертвы, они лишь воображают, будто живы, хотя в действительности они мертвы, точно так же, как некоторые пароды прямо верят н утверждают, что "будучи мертвым, в могиле еще можно есть и пить"53 Любое представление требует основания, предмета, материала. Бессмертие же есть представление, основание или предмет которого есть лишь стремление или желание - желание жить, следовательно, не умирать: ибо именно в этом состоит желание бессмертия, изначальное, нефальсифицированное, заложенное в природе человека, но крайней мере до тех пор, пока он не имеет причины проклинать жизнь. Поэтому без этого желания бессмертие не имеет никакого основания и почвы, не имеет цели и смысла. "Предпосылка стремления к бессмертию есть но крайней мере некая смутная идея о будущей жизни. Нельзя испытывать стремления к чему-либо, о чем ие имеешь ни малейшей идеи. Идея бессмертия должна быть предпосылкой, и тогда ею может быть пробуждено стремление к нему, а не наоборот" Однако человек не обладает первоначально даже смутной идеей о будущей жизни; у него есть лишь идея о данной, о настоящей жизни; данная жизнь для него с самого начала единственная, всеобъемлющая, вечная, т.е. жизнь, которая не имеет конца или, но крайней мере, не должна его иметь. Тем не менее жизнь против волн насильственно прерывается смертью. Что поэтому человеку остается иного, как продолжить ее после смерти, но па этот раз за свой собственный счет, т.е. в мыслях? Он, значит, не представляет себе будущую, неизвестную жизнь в образе нынешней, как это утверждают вследствие недопонимания или непонимания, а представляет себе жизнь продолжающуюся как до, так н после смерти именно потому, что эта жизнь для него первоначально, до того, как опыт опровергает это мнение, как уже сказано, есть вся жизнь, есть вечная жизнь. И в человеке первым говорит стремление: "Я хочу жить, я не хочу умирать", говорит еще до того, как фантазия осуществляет это пожелание, а рассудок из этого делает вывод: "значит, я должен жить, значит, я должен быть бессмертным, ибо стремление пе обманчиво", обращая, таким образом, необходимость чувства, возникающую из стремления или желания, в логическую необходимость. Китайский император, или король, Пань-Гэн говорит в lily Цзпн78- одной из святых книг китайцев54: "Если мои министры желают собрать для себя богатства, то их предки поставят об этом в известность моего высокочтимого господина - Пань-Гэн имеет в виду своего предка Чэн Гана, главу династии - и скажут ему: накажи наших внуков. Мой высокочтимый господни удовлетворит их просьбы и обрушит на вас зло во всех его видах"79. "Из этого следует, - отмечает переводчик в связи с этим, - что и у китайцев обстоит дело пе так, как это думают многие европейцы, - будто души погибают вместе с телами, - а наоборот: души существуют после смерти" Что означает: они существуют? Что собой представляет существование без придания ему и без обозначения для него места и характера существования? Как и где они существуют? Там, где они существовали и до их смерти, где они жили и действовали - в Китае и больше нигде. Но каким образом они существуют? Так, как живые китайцы? Нет, они существуют лишь как мертвые, как духи. Поэтому деревянная табличка для поминания мертвых называется у китайцев шэньчжу, т.е. жилище духов. Они существуют как духи, т.е. они существуют лишь в духе, существуют лишь в памяти, в душе, существуют в продолжающемся после смерти почитании живыми китайцами мертвых. И это поклонение, предметом которого они служат, единственное соответствующее духу и желаниям китайцев бытие души после смерти. "Вряд ли китайцы имеют в своей жизни иное столь сильное желание, чем быть после смерти почитаемыми так, как они сами почитали своих предков"55 Поэтому потусторонний мир у китайцев отличается от данного мира тем, что в потустороннем мире Я превращается в предмет, действительный залог в страдательный, а служащее и почитающее лицо в обслуживаемое и почитаемое.

"Но души умерших китайцев ведь действительно существуют, ибо как они могли бы иначе продолжать принимать участие в судьбе и поведении живых, как они могли бы продолжать совершать хорошее и плохое, как они могли бы иначе продолжать наказывать и вознаграждать"? Кто заявляет о своем существовании только тем, что он заботится о благе и нуждах, о добродетелях и пороках других, существующих, тот тем самым доказывает, что обладает сам пе существованием для себя, а только существованием для других, что он продолжает существовать не ради собственного интереса, а только ради интереса и эгоизма других. И в самом деле лишь человеческий эгоизм пе дает вечно покоящимся покоя; "для чего ты тревожишь мепя", нарушил мой покой? - говорит Саулу пробужденный от смерти Самуил80; лишь человеческий эгоизм молит даже мертвых о жизненных благах, извлекая волшебством или даже выкапывая трупы из могил, чтобы поставить эти трупы на службу своим целям и желаниям, привязывая даже ушедшие души полными заботы узами кровного родства к земле, заставляя даже пе обладающих горестями и радостями либо из бесконечной любви к бывшим живым - вечно радоваться, либо из бесконечной непримиримой ненависти к ним - вечно страдать. Вера в то, что от благополучия пли неблагополучия предков зависит счастье или несчастье их потомков, между прочим заключает в себе весьма разумный смысл, состоящий в том, что тот, кто действует по образцу и примеру, а значит, в духе своих мудрых и добродетельных предков, тот делает себя счастливым, а кто действует в противоположном направлении, тот делает себя несчастным. Так говорил, например, Конфуции: "Почитай мертвых", следуй примеру твоих отцов, и парод твои будет к тебе привязан верной любовью"56 "Если ты собираешься, - говорится в Ли цзых|. - сделать что-либо нехорошее, то тебе достаточно подумать, как подобное деяние опозорит имя твоего отца и твоей матери, - и ты откажешься от такого своего намерения"57 Как грек превращает угрызения совести или душевное беспокойство, испытываемые им, когда он забывает оказать мертвому полагающиеся ему погребальные почести, в беспокойство, испытываемое самим мертвым, так китаец превращает упреки, которые он сам себе делает перед об- разом своих родителей и предков, в наказующпе упреки, исходящие от них самих.

Действительная, настоящая вера в бессмертие есть лишь там. где жизнь, представляемая после смерти, есть идеал, есть цель, которой горячо желает и к которой действенно стремится человек, значит, она есть там, где человек зпает, чего ои своим бессмертием хочет достигнуть и хочет своим бессмертием достигнуть того, что ои знает. Там же, однако, где человек отказывается от всех определенных представлений п образов, останавливаясь лишь на всеобщем, на том, что он вообще будет существовать и после смерти, - он сам не знает, как, где и для чего, - там вера в бессмертие имеет лишь значение отрицания, имеет лишь целью устранить мысль о смерти, чтобы она не мешала человеку наслаждаться жизнью. И кто из-за мысли и-том, что он живет не вечно, утрачивает смысл п ценность временной жизни, тот поступает правильно и верно, если верит в свое бессмертие. Ведь таким образом человек наделяет себя вечной жизнью только па период временной жнзнн, беря вечную жизнь как противовес против столь краткой в его представлении жизни. И совершенно все равно, есть ли вечная жизнь в действительности нлп пет, - главное, чтобы в нее верили. Кто в нее верит до конца своей жизни, тот не ошибается и в отношении самого себя. ибо его собственное небытие, то, что противоположно его вере, ие находится в пределах его сознания, пбо его вера кончается вместе с его жизнью, а вместе с его жизнью одновременно прекращается его сознание. Кто шитому может нлп желает ИЛИ, вернее, должен верить в вечную ЖИЗНЬ, дабы себя самого поддержать в СОСТОЯНИИ рассудка п здоровья, тот пусть именем божьим верит в эту вечную жизнь, иочіусть он предостави т другим придержива ться противоположной веры и не ставит им в вину, если эти другие придают вере в бессмертие, как вере в неопределенное п неведомое существование после смерти, лишь медицинское пли диетическое значение.

Рейнгольд в первом томе своих "Писем о кантовской философии"82 отмечает, "что странным образом именно с тех пор, как Декарт установил разумную идею о духовности души в ее существеннейших чертах и тем самым свершил как бы завершающий акт в доказательстве бессмертия", - именно с тех пор бессмертие подвергается сомнению илп, по крайней мере, обходится молчанием лучшими философскими умами. Ои правильно усматривает основание такого скепсиса и безразличия в том, что раньше, правда, отличали простоту от сложности, но ие от протяженности, так ч то, значи т, с душой связывалось представление устойчивого в пространстве, она представлялась как бы обладающей протяженностью субстанцией; теперь же идея простой субстанции из- за утраты протяженности потеряла "также последнюю опору, которую до настоящего времени она имела в чувственности; пбо теперь нельзя было больше мыслить душу без противоречия как нечто устойчивое в пространстве". Но потеряв эту последнюю опору, бессмертие потеряло свой последний смысл; ведь только последний, окончательный смысл является решающим, истинным, первым по значимости. Бессмертие духа есть лишь пустая, обманчивая фраза; истинное слово, истинный смысл есть бессмертие человека как существа чувственного, телесно-духовного. Так и в христианстве истинный, последний смысл бессмертия не есть бессмертие души или духа, которое есть лишь нечто предварительное, а есть воскресение, в котором снимается насильственное, неестественное состояние отделения души от тела и вновь восстанавливается цельный, действительный человек58 Подобно тому как пространство, место есть для человека существенное условие его существования, более тогот существенное условие его разума и сознания, ибо без пространственного местонахождения он не обладал бы также духовной точкой зрения, точкой опоры и точкой сосредоточения, - пространство также есть существенное условие будущего существования человека, существенная точка опоры его веры в будущее существование. Что мне от того, что я буду существовать, если я не знаю, где я буду существовать - на небе или в аду, над землей или под землей? Только место моего существования есть определенность, есть смысл и разумность моего существования. От того, где я есть, зависит то, кто я есть, будь то в посюстороннем или в потустороннем мире. Потусторонний мир, содержащийся в народной и древней вере, той вере, которая есть неподдельное выражение человеческой природы, - разумеется, речь идет о народном и древнем периоде развития человечества - этот потусторонний мир поэтому отнюдь не нечто "сверхчувственное" и "неведомое", каковым выступает потусторонний мир современного пресыщенного поколения, которое не может расстаться с потусторонним миром и вместе с тем ничего о нем знать не желает. Потусторонний мир того периода обладает той же чувственной достоверностью, той же чувственной непосредственностью, как небо над моей головой, место жительства блаженных во христианстве59, как солнце, луна и звезды, в которых так много народов и даже философов усматривают местопребывание отошедших душ. Если даже тот потусторонний мир наличествует не пространственно, если даже он существует по ту сто- рону моих чувств, связанных с данным местом, то ои тем не менее расположен по эту сторону чувственного мира вообще, как, например, Елисейские поля Гомера, которые расположены не по ту сторону, а но сю сторону всемирной реки Океана; так и Британия или близлежащие к ней острова в течение нескольких столетий рассматривались в Северной Европе как страна отошедших душ; так и лежащая на далеком Западе страна была тем местом, где североамериканские дикари располагали свой потусторонний мир; в стране за АнДами бразильцы располагали свой; индейцы, жившие у Ориноко, располагали свой потусторонний мир в областях, заселенных европейцами. Негры-рабы в Вест-Индии даже сами умерщвляли себя "в надежде, что они сразу же воскреснут на своей прежней родине", - поистине деяние, делающее всяческие слова излишними, деяние, освещающее ярчайшим светом данного мира коварный мрак потустороннего.

С мертвыми в могилу или па костер, как известно, отправляли у древних, да и поныне у некоторых народов отправляют даже одежду, оружие, украшения, животных, рабов, женщин, короче говоря, все, что покойники в жизни любили или что им было необходимо, чтобы и во смерти пользоваться всем этим. По Дподору (V, 29), галаты вместе с мертвыми бросали в огонь даже письма, адресованные своим умершим родственникам, будучи уверены, что те их прочтут. Разве все эти предметы, эти письма не представляют собой очевидные, неопровержимые доказательства того, что в представленнях, в вере живых мертвые продолжают жить действительной и полной жизнью? Да, но вместе с тем все это также доказывает неопровержимо и противоположное; ибо что дают с собой мертвым, то ведь одновременно с ними предается уничтожению. Кто читает письма, тот, конечно, еще и жив и обладает рассудком; сожженные письма, однако, может читать лишь сожженный мозг, и только тот, кого больше пет, может носить ту одежду и оружие, которых уже нет, и только мертвый может получать радости от мертвых женщин и рабов. Каждому свое: живому живое, а мертвому - мертвое! Так то. что в представлении или в воображении есть подтверждение жизни, на деле есть подтверждение смерти.

Между прочим, представление о том, что умершим еще "понадобятся в стране душ" закопанные или сожженные вместе с ними предметы, определенно есть не причина, а лишь объяснение обычая отдавать мертвому все ему принадлежащее. Этот обычай определенно основывается в первую очередь лишь на почитании мертвых или страхе перед ними, на боязни трогать некогда столь любимое покойным имущество, которое и теперь как бы находится во владении его души, его эгоизма, а возможно и на любви, которая от боли и горя по поводу смерти любимого не хочет, чтобы имущество пережило своего владельца, собака или попугай - человека, раб - господина, жена - мужа. Так, некоторые женщины и рабы сами, добровольно, т.е. из любви - хотя, возможно, и не только по этой причине - вместе с трупами своих господ и мужей бросались в пламя!

Что же касается обычая убивать в угоду мертвым не любимых ими пли близких им, а вообще живых людей, то этот обычай, как известно, имеет своей причиной веру или суеверие, полагающее, что разгневанные духи мертвых могут быть умиротворены лишь посредством человеческой крови. Почему, однако, они гневаются, почему они злятся по поводу своей смерти, если они действительно продолжают жить или если их уделом стала даже лучшая жизнь? "Но для того чтобы гневаться, они должны быть еще живыми". Да, они живы, но лишь настолько или в той степени, в какой это необходимо для того, чтобы злиться но поводу потери жизни; да, они продолжают ощущать, но лишь для того, чтобы ощуща гь боль по поводу того, что они ничего больше не могут ощущать, по крайней мере не могут ощущать ничего хорошего, ничего радостного, ничего достойного ощущения. "Sunt aliquicl Manes, lelum ион omnia Іїпії"89, - говорит Пропсрцпй, и он прав. Но то, что смерть оставляет манам, мертвым, это есть лишь горестная скорбь или ярості» в связи с тем, что они мертвы. В книге Иова о мертвом говорится (14, 21-22):44 в чести ли дети его - он не знает, унижены ли - он не замечает; по плоть его на нем болит, и душа его в нем страдает"

Мертвые злы потому, что сама смерть есть нечто злое, потому что она отнимает у человека жизнь, его себялюбие, а значит, глубочайшим образом нарушает его стремление к жизни. Прежде всего это относится к неестественной, насильственной смерти. Поэтому в связи с этим говорится: "Искупить смерті» смертью должно, должно злодейство придать к злодейству, к могиле могилу!", как об этом восклицает Алтея в "Метаморфозах" Овидия90, когда она решается "кровью смягчить по крови родимые тени", решается отомстить, искупить смерть своих братьев смертью своего сына, который их убил. Так, Ахиллес приносит в жертву своему другу Патроклу 12 троянских юношей, побуждаемый мщением и гневом в связи со смертью Патрокла. И в доказательство того, что этот гнев Ахиллеса носит не односторонний, не субъективный характер, по что сам убитый Патрокл разгневан из-за своей смерти, Ахиллес до и после удушения своих жертв, захваченных в битве, обращается к Патроклу; он не говорит: "Прими мой привет" или "Я приветствую тебя", но говорит: "Радуйся, милый Патрокл, и в темном жилище Аида! Все я свершил неизменно, как дал обещание прежде"91. Североамериканские дикари мучают пленных, "чтобы умиротворить озлобленные души своих павших воинов" Сиамцы же "считают злыми духами души умерших детей и рожениц, души утопленников, убитых или казненных, которые причиняют вред, если их насильно не прогнать или каким-либо образом не умиротворить". Но вначале для чело- века существует лишь неестественная, насильственная смерть; даже естественная смерть есть убийство, которое можно искупить лишь кровью, будь это хотя бы кровь исцарапанных щек и груди, более того, смерть есть предательское убийство, ибо смерть может быть объяснена лишь как намеренно совершенное из-за угла убийство злым, враждебным человеку существом. Поэтому изначально смерть есть не обретение, а утрата бессмертия, да притом такая утрата, какую человек несет помимо своей волн, более того, против собственной воли, лишь вследствие дьявольской злобы, и только более позднее теологическое объяснение приписывает вину за смерть воле самого человека. "Бог, - говорится в книге премудрости Соломона, обращенной к тиранам, - создал человека для нетления... но завиегью диавола вошла в мир смерть"92. Язычники в своем полном горечи возмущении смертью любимых людей доходили до того, что изрекали горчайшие жалобы и упреки богам, опрокидывали даже алтари и забрасывали храмы каменьями. Христиане смеются над этим столь же безбожным, как и безрассудным, по их мнению, проявлением гнева язычников против богов; но как раз к данному случаю подходит изречение о лицемере: "В чужом глазу видишь сучок, а в своем глазе и бревна не чувствуешь" Что же иное составляют упреки богам, выраженные таким способом - камнями пли словами, как не возражения человеческого сердца, проявившиеся в связи со смертью, против существования богов вообще? В чем же их смысл? Только в этом: если ты бог, то спаси человека от смерти, уничтожь его небытие. Только так ты докажешь, что ты тот, за кого себя выдаешь, - Бог, т.е. бесконечно доброе и бесконечно могущественное существо. Но разве преданные Богу христиане не обращаются к своему Богу с тем же упреком? Разве они не говорят своему Богу: Ты не Бог, если мы не бессмертны? Если они этого и не говорят, разве они, во всяком случае, так не думают? Разве они не выводят свое бессмертие из могущества, мудрости, справедливости и благости божьой? Следовательно, если не существует человеческого бессмертия, то не существует и могущества божьего, божьей мудрости, божьей справедливости и доброты. Но что такое Бог без этих божественных качеств пли (а это одно и то же) человеческих качеств?60

Мнимое бессмертие древних язычников и евреев есть лишь, как ЭТО говорилось выше, замаскированная, аллегорическая смерть; или, если выражаться по-иному, оно есть лишь прозопопея (олицетворение, ожи- вотворение или чувственное воплощение) смерти. Однако разве при помощи подлинной, прямой веры в бессмертие, коей мы, в частности, обязаны "христианскому откровению", мы вышли за границы смерти? Во всяком случае - по видимости, в воображении, но не на самом деле, не в действительности. Смерть есть конец жизни и именно тем самым также конец, граница нашего мышления и представления. Бессмертие, обещаемое нам божественным откровением, также есть лишь маска, за которой скрывается отвратительная смерть.

У бессмертия две стороны - светлая и теневая, небо и ад, но эта дву- стороиность присуща самой смерти. "О смерть! - говорит в Ветхом завете Иисус, сын Спрахов, - как горько воспоминание о тебе для человека, который спокойно живет в своих владениях, для человека, который ничем не озабочен и во всем счастлив и еще в силах принимать пищу. О смерть! отраден твой приговор для человека, нуждающегося и изнемогающего в силах, для престарелого и обремененного заботами обо всем, для иепмеющего надежды и потерявшего терпение"98. "На что, - вопрошает Иов, - дан страдальцу свет, и жизнь огорченным душою, которые ждут смерти, и нет ее, которые вырыли бы ее охотнее, пеже- ли клад"99. Греки говорят аналогично: "Лучше не жить, чем плохо (в нищете, страданиях) жить"; Менандр: "Сладка смерть для того, кто жить не может, как он желает"; Эсхил: "Никакое горе ие трогает мертвых"* "Несправедливо человек ненавидит смерть, которая есть конец всех зол" Смерть, рассматриваемая с этой - хорошей стороны (и так ее рассматривает и переносит хороший, мудрый илп религиозный, отдавший себя "воле богов", т.е. необходимости и неизбежности, человек) и расписываемая в этом приятном свете, есть небо; следовательно, небо первоначально есть не что иное, как олицетворение смерти в той мере, в которой смерть есть конец всех зол, страданий и всякой борьбы. Даже в теологических догматических сочинениях в качестве первого определения неба дано только отрицательное, указывающее, что небо есть "отсутствие всяческого зла"

Но небытие всяческого зла достигается лишь ценой полного небытия. Поэтому смерть забирает вместе со всеми видами зла в жизни также все ценности жизни, включая самую жизнь. Смерть, рассматриваемая п констатируемая лишь с этой мрачной стороны, есть вообще "царь ужасов" для человека и, в частности, есть страх, суд страшный, наказание безбожников, неправедных, а также безжалостных слуг Мамона, высокомерных князей, "могучих штурмоватслей неба и пожирателей людей", "храбрых героев винных и глотателей отбивных, женолюбов в духе моды и собратьев Амаднса"100; поэтому ад вначале, или сам но себе, есть не что иное, как олицетворение смерти в той мере, в которой она есть небытие всего доброго, небытие всех жизненных наслаждений и радостей.

Это выражение ясно в том, что еще даже в Новом завете ад - это место или состояние осужденных - прямо называется "гибелью", потерей души или жизни, "погибелью", "разрушением" или даже "смертью" И другие выражения суть лишь образы смерти. Так, ад называется темницей, тюрьмой. Но с таким же успехом смерть можно сравнивать с тюрьмой, если, например, в книгах Иова и Иисуса, сына Сирахова о ней говорится: "Из смерти нет возврата" Так, Давид также говорит при смерти одного из своих сыновей: "теперь оно [дитя] умерло... Разве я могу возвратить его? Я пойду к нему, а оно не возвратится ко мне"101, т.е. выход или возвращение из смерти сыну закрыты. У греков бог смерти именуется Пиларт - запирающий ворота, т.е. никого больше не выпускающий, а у латинян слово "orcus", царство мертвых, происходит от слова, означающего включение, ограничение илп же связывание. Далее, ад именуется "крайней темнотой"; но также и смерть именуется в Ветхом завете "страной мрака", как сказано в книге Иова (К), 22), или прямо тьмой, как сказано в книге Товита (4, 10). Так как ад есть лишь поэтическое и фантастическое чувственное представление и очеловечивание, есть лишь антропоморфизм упомянутой теневой стороны смерти, то поэтому вечность адских наказаний есть также необходимое следствие; ибо время принадлежит жизни, вечность же-смерти. "А человек умирает, - говорится в книге Иова (14, 10-12), - и распадается... и не встанет", т.е. он мертв навечно. Так же говорит и псалмист (Псалтирь, 48, 20): "Он пойдет к роду отцов своих, которые никогда не увидят света" В книге Товпта (3, 6) могила, или царство мертвых, а о чем- либо ином здесь и думать не приходится, именуется "вечной обителью" Так, у римских ноэ гов, например у Сенеки и Силия Италика, царство мертвых также именуется "вечным жилищем" - actcrna aedes, domus aclcrna, или "вечною тьмою", обитатели которой суть "вечные ген и" Вечными именуются, однако, тени, ибо, кто однажды стал тенью, снова плотью и кровью ие станет, он есть навсегда, навечно тень. Если тень, мертвый - это осужденный (т.е. проклятый из-за греховности своей) или же блаженный (т.е. такой, который вследствие своего добродетельного образа жизни и ио смерти признается благословенным, блаженным), то само собой разумеется, ч то оп проклят пли блажен навечно; по за этой христианской вечностью кроется лини» языческая вечность смерти. "После смерти, - говорят христиане, - никто уже не может исправиться", "в аду нет больше надежды на прощение греха и освобождение от зла" Лишь живые надеются, как говорит один греческий поэт; мертвые лишены надежд. "Dum spiro, spcro" - "пока я дышу, я надеюсь" "Какими мы будем в вечности - блаженными или проклятыми, это решается только в данной жизни", или даже, как выражаются иные набожные христиане, в час смерти; "только в этот единственный момент вечное блаженство либо приобретается, либо утрачивается"; "последний день мира застанет нас в таком состоянии, в каком застал нас день нашей смерти, или последний день нашей жизни; в каком состоянии мы были, когда умирали (были ли мы объектом благодати или же объектом гнева) - в зависимости от этого состояния в страшный день над нами свершится суд мирской" Значи т, здесь и сейчас решается па веки вечные неизменно судьба паша; со смертью наше бытие и сущность навсегда завершены и решены; тот, кто уже до смерти был ангелом пли чертом, и после смерти будет соответственно таковым. Это, говоря без аллегорий, означает: со смертью все кончено, только лишь, как уже сказано, это окончание всего делится на два разряда в соответствии с человеческими желаниями и со способностями воображения, причем отсутствие всех зол представляется как небесное блаженство н предназначено пли желанно как награда для добрых, т.е. верующих, а отсутствие всех жизненных благ вновь представляется как жизнь н предназначено или желанно как наказание для злых, неверующих. Как. однако, человек приходит к тому, чтобы делать из небытия всего доброго бытие всего злого, - "в аду наличествует всяческое зло" а значит, мучительное состояние? Точно так же как человек приходит к тому, чтобы превратить палача одновременно в живодера, отнимать у бедного грешника не только жизнь, но и к похищению этой высшей ценности вместе с тем прибавлять величайшее зло - бесконечные - не по продолжительности, но по силе испытываемой боли - страдания, бросать, например, бедного грешника на съедение хищным зверям или сжигать его заживо, или закапывать его заживо, или кипятить его в масле, или вспарывать ему живот, вырывая из него внутренности, или, начиная с нижней части тела, ломать ему кости колесом или каким-либо иным способом калечить его член за членом, пока не наступит последний смертельный удар. Только так удовлетворяется оскорбленная справедливость илп себялюбие, только гак удовлетворяется озлобление против злоумышленников, будь то злоумышленник мнимый пли действительный. Лишь "квалифицированная", т.е. мучительная смерть есть пикантная, удовлетворяющая эстетические вкусы защитников пыток. То, что собой представляет пища без приправ, добавляемых поваром, то представляет собой смертная казнь без изобретений живодера. Смерті,, правда, отнимает у злоумышленника его самую дорогую и самую высшую ценность, но она, однако, освобождает его от всех зол, а значит, и от зол судьи-мучителя и палача. Поэтому император Тиберий считал смерть столь малым наказанием, что заставлял тех, кто хотел умереть, жить, и, когда однажды осужденный им к смерти, по имени Карнулий, сам лишил себя жизни, Тиберий воскликнул: "Карнулий ускользнул от меня!" А император Калигула распорядился приговоренных им к смерти умерщвлять посредством часто повторяемых мелких уколов, чтобы они, как он выразился, также чувствовали, что умирают.

Смерть сама по себе не страшна; нет! Естественная, здоровая смерть, т.е. смерть, наступающая в преклонном возрасте, наступающая тогда, когда человек насыщен жизнью, как об этом говорится в Ветхом завете о праотцах и других благословенных Богом мужах, такая смерть есть даже последняя воля и желание человека, по крайней мере до тех пор, пока он остается вереи желаниям и представлениям человеческой природы. Ужасна лишь неестественная, насильственная, чудовищная смерть. Поэтому только такая смерть кажется человеку страшным судом божьим. Так, у пророка Иезекинля смерть от меча (от паендия вообще), смерть от чумы (тяжелых болезней вообще), смерть от голода, смерть от диких зверей именуется четырьмя страшными судами или наказаниями господними102. И поэтому ад есть не что иное, как увековеченная и персонифицированная божественной, т.е. религиозной или духовной, жаждой мести и силой воображения квалифицированная смертная казнь уложения о наказаниях.

Ад именуется в Новом завете "темнотою мрака", "темницей, где имеются истязатели и тюремщики", где "огненная печь, где плач и скрежет зубовный", "место мучений" (вернее, истязаний, пыток), где осужденные "испытывают муки вечного огня", т.е. где их сжигают за- живо без того, чтобы когда-нибудь уничтожить, как бы они того ни желали, потому что всемогущество карающей силы божьей не дает им умереть, заставляя их жить против собственной воли, но лишь для того, чтобы, в духе Калигулы, заставить их "чувствовать, что они умирают", чтобы, в духе святого Августина и других христианских святых заставить их "умирать без конца". Поэтому они и называют ад "вечной смертью", "бессмертной смертью", "смертью без смерти", "концом без конца". Что по сравнению с адскими мучениями мучения, причиняемые палачом-человеком, который имеет пределом своего страшного ремесла смерть и, кроме того, ограничен лишь одним определенным мучительным видом смерти, в то время как "адское наказание включает в себя все страдания, все мучения, которые может только выдумать изощренная жестокость"*

То, что адские наказания имеют тот же смысл, то же психологическое основание и происхождение, что и мучительные наказания и пытки, доказывается религиями индийцев и парсов, которые составляют исторический источник более позднего иудейского и христианского учений об аде и вообще о вещах, после смерти с человеком происходящих. Они доказывают это неопровержимо тем, что адские наказания непосредственно связываются с наказаниями гражданскими или уголовными (так, например, у парсов говорится: "триста, шестьсот и т.д. плетей в данном мире и триста, шестьсот и т.д. лет адского наказания на том свете") или же оба наказания по виду и характеру превращаются в одно и то же наказание, как, например, у индийцев, у которых нарушающий супружескую верность в этом мире сжигается на раскаленном железном ложе, а на том свете, в аду, он должен попасть в объятия раскаленной докрасна железной девы. Христиане, правда, не выразили в такой неуклюжей и явной форме тождественность божьих, или адских, наказаний и человеческих, или уголовных, наказаний; они, однако, также превратили Бога в определение смертной казни, потому что он есть не только Бог любви и всепрощения, но и Бог гнева и мести, налагающий на грешников тягчайшие наказания в данной и будущей жизни61, и даже наглядно проде- монсгрировали на примере одного из страшнейших квалифицированных видов смертной казни, - а именно сжигания, - что мучения, проистекающие из уголовного права, по своему характеру пе отличаются от мучений в аду, и, наоборот, адские мучения не отличаются от мучений земных. Так, например, в книге Деплера "Арена телесных наказаний и видов смертной казни" говорится о наказании "посредством сжигания": "Этот вид лишения жизни - наказание, которое особенно относится к тем, которые всевышний сам любил применять, ибо мы находим ведь в Священном писанин, как всевышний, будучи справедливым судьей и в своей законной ярости, наказал люден огнем и серой, падающими с неба, наказал за чудовищные грехи и пороки, как об этом свидетельствуют примеры семи Содомских городов и другие" Но огонь, уничтоживший Содом и Гоморру, есть лишь пример адского карающего огня, как это написано во втором апостольском послании святого Петра и в послании Иуды.

Палач или вешатель у немцев называется, между прочим, также "Мастер Хэммсрлннг" - имя общее у него, как это сказано в только что приведенной книге "Арена", с дьяволом, потому что оп время от времени с дьявольской жестокостью свирепствует над людьми. По быть дьявольским и адским - это одно и то же: ведь дьявол есть ангел смерти, как он называется у евреев, убийца людей с самого начала, как об этом говорит Иоанн, "возбудитель и виновник, - как выражается Лютер, - греха, смерти и всяких бед и несчастий", следовательно, и адского несчастья. По все равно, посылаю ли я ког о-либо к палачу или к дьяволу, или, как говорит Лютер в "Застольных речах", дьявол есть палач именем нашего господа Бога, а палач для человека есть дьявол.

Как одно из мучений, причиняемое адом или дьяволом, особенно выделяется мучение жажды. "Пошли Лазаря, - молит бога тый в аду отца Авраама, - чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил мой язык, ибо я мучаюсь в пламени сем" Но в аду христиапско- германского уголовного права также пе забыта "пытка жаждой", которая "еще п поныне (1693 г.) в некоторых местах применяется к ведьмам и колдунам, когда перед пыткой палачи дают им кушать сильно пересоленный суп (который они принимают п проглатывают краппе неохотно), а потом горячо натапливают застенок, ибо подвешенные на лестнице ведьмы так сильно хотят, просят и молят пить, будто бы дух из них вон выходит", как об этом сказано в упомянутой "Арене" Деплера. Но достаточно доказательств тождественности ада временного и вечного, человеческого и божественного!