ФЕНОМЕНОЛОГИЯ Э. ГУССЕРЛЯ: РАДИКАЛЬНЫЙ ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЙ СДВИГ И.Ф. Габрусь
Адекватно определить предметную область феноменологии - дело далеко не простое. Выступив под флагом «философии как строгой науки», с категорическим призывом «назад, к самим вещам!», отвергнув, на основе уничтожающей его критики, модный в европейской философии психологизм как путь обоснования всякого, в том числе и научного знания, на каждом шагу апеллируя к «абсолютно достоверным очевидностям» и объективности логических объектов, феноменология первоначально была многими воспринята как возрождение объективно-идеалистического платонизма.
Последующие работы Гуссерля были также не совсем адекватно восприняты как радикальный разворот автора феноменологии от объективизма к субъекту, как реабилитация субъективности. Поэтому для правоверных гуссерлианцев, не утруждающих себя критическим анализом основных феноменологических постулатов, как гром с ясного неба прозвучал тезис позднего Гуссерля о том, что «трансцендентальная субъективность есть интерсубъективность». Однако неизменной «универсальной постоянной» гуссерлевской феноменологии является ego-cogito-cogitatum, чистое сознание с его «реальными составляющими» - чувственными данными и мнящей интенцией в качестве объекта феноменологичеких описаний. С «мнящей интенцией» как предданностью чистого сознания мы сразу попадаем в «жизненный мир» субъекта, полностью ангажированного в акутальный контекст культуры, который служит основой, всеобщей предпосылкой, универсальным фоном «смыслоконституирующей активности» трансцендентального Я феноменологии.
Феноменология Гуссерля - это гносеология вторичного познания. Тем самым нами сказано решительное и наиболее значимое слово в интерпретации феноменологии, в раскрытии ее все еще не разгаданной тайны. То есть феноменология - это радикальный гносеологический сдвиг с познания первичного, в котором прокладываются новые, непроторенные пути познавательного опыта, на познание вторичное, в котором они успешно и привычно репродуцируются и тиражируются.
Там, где догуссерлевская гносеология со спокойной душой ставит последнюю точку, феноменология обнаруживает для себя крепко завязанный проблемный узел, видит лишь начало гносеологической ситуации.Первичное познание - это Макс Планк в пору его напряженного поиска решения острейшей проблемной ситуации физики микромира, завершившейся введением Планком его знаменитой постоянной. Вторичное познание - это академики, профессора и доценты, студенты и просто обыватели, изучившие и освоившие до автоматизма результаты первооткрывателя и легко, с пользой для себя и дела запускающие его при разведении проблемных ситуаций своего, в данном случае уже вторичного познавательного опыта. Носитель интенцио- нального сознания-бытия гуссерлевской феноменологии - это уже полностью сформировавшийся гносеологический субъект, всецело ангажированный в ту или иную предметную область реальности и потому схватывающий ее на лету, с первого взгляда, интуитивным обра-
зом. Вторичное познание - это сфера преимущественно, и даже исключительно интуитивного опыта.
И очевидно, что вторичное познание предполагает познание первичное как свою необходимую основу, и порождающий корень, и живое начало. В этом отношении оно - своего рода паразит, прорастающий, а потом и процветающий (соответственно, бурно размножаясь) на теле и за счет познания первичного. Безусловно, это самое массовидное гносеологическое явление. Оно упреждает любое, а в первую очередь - «отшлифованное» человеческое действие, вплетено, вмонтировано органической составляющей в его живую ткань, идет неотступной тенью по его следам.
Мир интенционального бытия-сознания гуссерлевской феноменологии - это квантовый мир. Объекты этого мира - смысловые образования любой разновидности и природы - обретают свою предметность, ноэматическую форму с актуализацией, «включением» интенции и исчезают, растворяются, уходят в небытие с ее затуханием. Длительность их существования определяются длительностью «мнящей интенции», на которой и вокруг которой они конституируются.
Проницательность феноменологии поразительна. Неопозитивистам потребовалось почти полвека, чтобы придти к истине, которая изначально заложена в феноменологической установке на анализ-описание «чистого сознания». Тезис позднего Витгенштейна, гласящий о том, что «языковые игры» предполагают в качестве своей онтологической предпосылки соответствующие «формы жизни», заложен в исходном гуссерлевском постулате о «мнящей, обремененной смыслом интенции» как «преданности чистого сознания», который непосредственно отсылает к соответствующей предметной онтологии, требующей при ее освоении и соответствующих, так называемых «имманентных» познавательных средств. Феноменология - это онтологический и методологический «сепаратизм», автономизация, обособление, разделение предметных областей с неизбежным требованием «имманентности» познавательных средств, соответствующих специфике и особенностям исследуемой предметной области.
Прямое следствие гуссерлевского исходного постулата - бескрайний демократизм феноменологии. Она уделяет одинаковое внимание как самой никчемной малости, так и всякому мега-явлению. Но этот бескрайний демократизм феноменологии имеет и свою оборотную сторону, оборачивается ее принципиальной неспособностью, да просто сознательным отказом ранжировать феноменально данное по шкалам вертикальных иерархий любой значимости - онтологической, гносеологической, аксиологической и всякой иной. Для феноменолога всякая бытийная мелкота столь же значима, самодостаточна, равноценна, как и всякая иная бытийная вещь. Ведь она неминуемо пропускается через призму «чистого сознания», в котором предстает уже неотделимым от него его «коррелятом», интенциональным предметом, ноэматической объективацией сознания. Здесь уже был заложен сегодняшний разгул постмодернистского релятивизма, и цинизм его, и зубоскальство, упертая постмодернистская дегероизация реальности, уравнивание в правах истины и лжи, добра и зла, низменного и возвышенного и т.д.
Гуссерлевское априори - это весь, без остатка, универсум культуры, с его как наличными, актуально и полнокровно функционирующими материальными, предметно овеществленными и духовными, сверхчувственными, умопостигаемыми ценностями, так и с ее сокровищами, выпавшими уже из живого повседневного обихода культуры в ее запасники и кладовые, в напластования и отложения ее культурного слоя.
Постмодернистская «ризома» как познавательный принцип отталкивается от этого же гуссерлевского принятия всего универсума культуры со всеми прошлыми и современными достижениями как само собой разумеющейся данности, а точнее будет сказать, не требующей объяснений и даже просто упоминаний исходной гносеологической и онтологической предданности.Феноменология сразу, без всяких околичностей погружает нас в «живую жизнь». Ее не интересует прошлое как исток и начало первичного знания. А это и есть, один к одному, портрет современной культуры «европейского человечества», безоглядно ориентированной только на «здесь и сейчас», на текущий момент. Но это куцая актуальность, обрывающая
живые связи с прошлым.
Первичное познание - в небрежении, если не сказать - в запустении. Оно формируется по принципу «как придется» и все больше перекладывается на технику. Учебники, по которым обучается школьная молодежь, составляются сегодня не с установкой на пробуждение в юной душе максимально полно и глубокого понимания (главной цели первоначального школьного обучения), а с ориентацией на уже хорошо «натасканного» обучаемого. В результате - даже студенту технического вуза часто не по плечу простые арифметические действия. Тестовая система контроля знаний - это не что иное как очередной триумф вторичного познания. В ней заложена очевидная пассивность субъекта познания, роль которого сводится лишь к выбору одного из предложенных, готовых вариантов ответа. Ему уже нет необходимости самому конституировать ответ, находить, извлекать знание из глубин своего Я.
Познание вторичное, а культура сеймоментная! Притом интенциональности даже не горизонтальной, а решительно устремленной вниз, в социальный и аксиологический антимир, в социальное подполье. Телевизионный репортаж о премьерном спектакле «Король Лир» в известном московском театре. Исполнитель главной роли в ключевой сцене объявления Лиром своей монаршей воли как знак ее необратимости и непреклонности резким, решительным движением расстегивает ширинку и сбрасывает до колен монаршие портки. Зритель «покорен и поглощен» созерцанием изнеженно белых интеллигентских актерских ляжек. Это и есть дар самому бессмертному Шекспиру постмодернистской современности, привнесение в труды его исполинские обезьяньего духа нашего времени. Познание вторичное, а культура - выверт!