Г. Спенсер и его идеи в России XIX века

В декабре 1903 г. мир облетело известие, что скончался Г. Спенсер (родился он в 1820 г.). Оно было воспринято повсеместно, в том числе и в России, как известие о том, что «сошел в могилу великий, по счету третий (первыми двумя обыкновенно считают Аристотеля и Канта), мыслитель с мировым значением» [Коротнев, с.

Такие высочайшие оценки творчества Г. Спенсера были неслучайны: его идеи, обличенные в ясные и запоминающиеся формы, не только открывали новую — эволюционную — картину мира, восхищавшую своей стройностью и грандиозностью, но и резонировали с доминирующими умонастроениями образованных людей — как ученых в самой Великобритании, так и интеллигенции в России. Г. Спенсер в своей концепции всеобщей эволюции и круговорота вещества в природе утверждал жизнь и обосновывал неизбежность потока жизни на Земле: «точно так, как Шопенгауэр является классическим философом отрицания жизни, Спенсер является великим представителем утвердительного решения вопроса о жизни. Шопенгауэровский ответ есть плод неврастенического расстройства и фантастических причуд, плод произвольный, сильный и капризный, как того требует природа самого Шопенгауэра, — тогда как Спенсеровский ответ покоится на точных наблюдениях, на многочисленных естественно-исторических данных, на результатах этнографических и статистических исследований. Там зигзаг, тут прямая линия; там настроение, тут характер; там возбужденная фантазия, тут трезвое мышление; там причудливые завитки и диалектические рококо, тут монументальная готика чистой мысли; там художник, тут ученый . Философская система Герберта Спенсера, англичанина и, притом, инженера, есть поистине квинтэссенция интеллектуальных успехов XIX века.

«Если Локк, Юм и Кант сделали в философии приблизительно то, что сделал для астрономии Коперник, — писал П. Мокиев- ский, — то Огюст Конт, Герберт Спенсер, а отчасти и Авенариус, совершили дело Кеплера. Кеплер, как известно, дал внешнюю обработку астрономических явлений: он указал, что планеты в своем движении вокруг солнца движутся по эллипсам, но он не открыл внутренний причины этого явления — тяготения. Огюст Конт своею классификацией наук, которая и есть классификация явлений, дал общую формулу возникновения мировых явлений, а Герберт Спенсер своим учением об эволюции дал связную картину внешнего хода мирового процесса. Остается понять внутреннюю сущность этого мирового процесса: философам будущего предстоит совершить дело Ньютона» [Мокиевский, 1903, с. 97-98].

Г. Спенсера отличала удивительная эрудиция, знание множества фактов, которые он привлекал для своих научных заключений и концепций, сила обобщений и абстрактной мысли, проникавшей в суть скрытых от непосредственного наблюдения вещей, органического мира и мироздания в целом. В его системе он стремился осмыслить широчайшие сферы действительности и науки: мир биологических явлений и биологию, общество и социологию, мораль и этику, государство и право, мир психики и психологию, политики и юриспруденции, процесса воспитания и педагогики. Спенсер оставил громадное творческое наследство — множество книг, статей, афоризмов, собраний фактов. Это был энциклопедист, равного которому в Европе XIX века вряд ли можно сыскать, хотя эпоха энциклопедистов, казалось бы, закатилась еще в конце XVIII — начале XIX столетия.

Хотя Спенсер строил свои теории как синтез множества фактов, он как бы адсорбировал их, но его теории позволяли и по-новому упорядочить факты, и увидеть их в новом свете. Ч. Дарвин как-то пошутил: «Я мирюсь с тем, что Спенсер вдвое талантливее меня, но не могу завидовать тому, как он в двенадцать раз более увертливее меня» (цит.

В России идеи Г. Спенсера пользовались большой популярностью. Почти все основные его труды — а его творческое наследие впечатляет своими масштабами! — были переведены и изданы в России.

Философскую доктрину Г. Спенсера в России обычно оценивали как синтетическую, которая предполагает натуралистической мировоззрение (см.: [Морачевский, 1905, с. 151]). Речь идет о концепции самопроизвольной эволюции космоса, природы, человеческого общества и человека. Понятие эволюции явилось центральным понятием этой доктрины, а сама доктрина как в известной степени венчающая многовековые поиски системы, которая давала бы место всему сущему. В качестве идейных предшественников Спенсера, которые в каких-то деталях анализа эволюции даже могли превосходить Спенсера, назывались такие мыслители как Лейбниц, Шеллинг, Гегель, Шопенгауэр, Лотце, Дюринг, Гартман, Вундт, Декарт, Кант, Лаплас, Сен-Симон, Конт и, конечно же, Дарвин и Ламарк. Эволюционная теория — характерная черта умственной жизни нашего времени и ее не могут не признавать даже противники этой теории, констатировал П. Мокиевский [Мокиевский, 1903, с. 87]. Кстати, Спенсер на обложке многих своих сочинений помещал диаграмму, своего рода собственную эмблему, которую он сам нарисовал. Она изображала процесс закономерной эволюции мира: из земли произрастает двудольное растение, на нем образуется беспозвоночной жизни, сидят гусеница, куколка, а на самом верху цветка — совершенная форма насекомого.

«Идея эволюции выражает собою тот несомненный факт, более того — она нравственно обязательная идея, имеющая громадное научно-философское и религиозно-метафизическое значение, но в толковании Спенсера, как мировая формула, она построена на принципе механически-стихийной необходимости, в цепях которой оказывается закованной свобода индивидуального духа. На всем миросозерцании Спенсера лежит роковая печать фатализма, цепи которого могут и должны быть разбиты», — писал И.А. Морачевский [Морачевский, 1905, с.

Хотя Спенсер и признает наличие процессов диссолюции, которые являются обратными по отношению к эволюции, но эти процессы не играют сколько-нибудь важной роли в мировом круговороте вещества и поглощаются всемогущей волной эволюции. Он имеет в виду постоянный процесс самовозрастания всемирной сложности, хотя, возражает И.А. Морачевский, степень сложности в мировом целом держится всегда близ одного и того же уровня. Спенсер удивляется, что наш мир в своем культурном развитии повернул к «рабству и варварству», хотя в этом нет ничего удивительного. Этот поворот показывает, что эволюцию нельзя понимать как прямолинейное движение. «Стремление понять мировое развитие как необходимый процесс, Спенсер отождествлял, подобно многим другим, с возможностью дать мировую физико-механическую формулу этого процесса, т. е. взялся решать абсолютно неразрешимую задачу, и потому эволюционная система Спенсера оказалась . величественным, но не бессмертным сооружением великого ума. От верху до низу этого колоссального здания прошла роковая трещина, и при первом натиске критики оно рухнуло», — был убежден И. А. Морачевский [Морачевский, 1905, с. 158, 163]).

Г. Спенсер формулировал основные принципы, которые в концентрированном виде выражали бы суть его эволюционной теории: повсюду во Вселенной происходит постоянное перераспределение материи и движения, оно является эволюцией, когда в нем преобладает интеграция материи и рассеяние движения, но оно является разложением, когда в нем преобладает поглощение материи и дезинтеграция материи, процесс интеграции сопровождается процессом дифференциации и он представляет собой не простой переход от однородности к разнородности, а переход от неопределенной однородности к определенной разнородности, и эта возрастающая определенность, сопровождающая возрастающую разнородность, проявляется, как в вещах, так и их мельчайших частях и т.д. (см. [Моки- евский, 1903, с. 88-89], [Философия Герберта Спенсера, 1897, с. 2-4]).

Эти принципы Спенсер реализует в эволюционной теории, которая охватывает грандиозные сферы действительности — от биологии до психологии человека.

Спенсер считал общество к организмом потому, что общество «растет» и, когда оно растет, то «части его изменяются и оно приобретает организацию», «деятельность отдельных частей одна другую обусловливает», но различие между биологическим и социальным организмами состоит в том, что в организме части живут «для интересов целого, а в обществе, наоборот, raison d'etre целого в интересе его частей». Распространение этой идеи на область права позволяет считать Спенсера родоначальником нового направления и в юриспруденции, — направления, которое можно назвать «биологическим» [Гольденвейзер, 1904, с. 79, 173].

Спенсер касался и традиционных проблем систематической философии. Так, он полемизировал с В. Гамильтоном по вопросу о сущности пространства и времени. Если Гамильтон понимал пространство лишь как «закон мысли, а не закон вещей», то Спенсер настаивал на том, что сознание однозначно свидетельствует об объективности материальных вещей, что они суть «объективные реальности», но в той же мере оно свидетельствует, что пространство есть «транссубъективная реальность». Таким образом, реализм Спенсера налицо и «его борьба против субъективного идеализма заключает уже в себе проблески нового направления в эмпиризме . Вовсе не случайно то обстоятельство, что частности его учения о процессах знания сходны с учениями, в которые входят, как необходимый элемент, в мистический эмпиризм. В процессе знания он выдвигает на первый план деятельность сравнения.

В психологии Спенсер придерживался взглядов, близких ассо- цианизму. Именно ассоцианизм является фундаментом даже его эстетических воззрений. Этот факт вполне объясним, поскольку ассо- цианизм предоставлял возможность истолкования в понятиях более или менее близким естественным наукам сложных феноменов человеческой психики и поведения. Эстетическая деятельность с точки зрения Спенсера представляла собой бесцельную и бесполезную активность, проявление избытка сил в борьбе за существование, вовсе не связанного с удовлетворением органических процессов жизни. В такой форме Спенсер представлял идею эволюции, распространенную на область эстетического. На ошибочность таких взглядов указывали некоторые русские ученые (см.: [Балталон, 1913, с. 680]).

Спенсер, сторонник либерализма, был проповедником индивидуализма, созидающей роли частной инициативы и невмешательства государства в общественные процессы.

Русские ученые отмечали, что в учении Спенсера об антагонизме между индивидуальностью и процессом воспроизведения развеивался «мальтузианский кошмар»: чем более развиты индивид и общество, тем меньше его воспроизводительная способность. «Постоянное уменьшение возрастания населения в Западной Европе и

Америке является прекрасным подтверждением учения Спенсера», — писал П. Мокиевский [Мокиевский, 1903, с. 93].

Спенсер видел сложность и неоднозначность отношений человека и государства, власти и богатства, войны и мира. Народы- победители, по мысли Спенсера, такие же рабы, как и покоренные ими народы. Он обращается к образу, который часто присутствует на ассирийских барельефах: пленника за веревку на шее ведет свирепый победитель. Ассирийский победитель так же привязан к веревке, как и его раб: он стеснен в своих движениях, должен заботиться не только о своем, но и прокормлении пленника и т.п. По мере «возрастания империализма» увеличивается и объем подневольной работы, «каждый из сынов Альбиона становится все в большей степени рабом государства», а служба в британской армии, особенно во время южно-африканской войны является «рабством худшим, чем то, в котором находились негры у плантаторов и, к тому же, осложняющимся риском насильственной смерти» ([Михайловский, 1903, с. 99, 100]).

Спенсер всячески хочет избежать характеристики как патриота, но те черты, которые Н.М. Карамзин относил к патриотизму британцев, по мнению Н.К. Михайловского, присущи и Г. Спенсеру, ему не чужда «ни любовь к отечеству, ни народная гордость». И в то же время Спенсер негодует по поводу способов, которыми Англия приобретала колонии и протектораты, все свои восемьдесят заморских владений, ведет войну с бурами.

Между тем в русской литературе говорили и об аполитичности Г. Спенсера, который был убежден, что «не идеи правят миром», а «идеи служат руководствами чувств» [Тиблен, 1866, с. VI].

Г. Спенсер явился суровым критиком социалистических идей и проектов переустройства общества на социалистических началах. Указывая на факты увеличения средней продолжительности жизни в Западной Европе и Соединенных Штатах Америки, значительного увеличения благосостояния их жителей, на явное улучшение жизненных условий, в работе «От свободы к рабству» он обращает внимание, что «провозглашается с возрастающею заносчивостью, что существующий порядок вещей настолько плох, что современное общество должно быть уничтожено в корне и переустроено на иной лад. Пропорционально тому, насколько зло уменьшается, извет против него увеличивается, по мере того как объявляется могущественность естественных причин, растет убеждение в их бессилии» [Спенсер. От свободы., 1894, с. 7]. Однако социализм означает ликвидацию конкурентной борьбы производителей в обществе и, тем самым, ликвидацию системы мер, которая способствует понижению цены товаров.

Оппозиция моя против социализма является следствием уверенности в том, что социализм остановил бы прогресс к такому высшему социальному состоянию и вернул бы нас к состоянию низшему, заявлял Спенсер: «Только медленное изменение человеческой природы, подверженной дисциплине социальной жизни, может произвести устойчивые благоприятные перемены». «Борьба против социализма не представляет исключительно расчета для одних хозяев; она является еще более выгодною для рабочих классов», — заключал ученый [Спенсер. От свободы. 1894, с. 39, 41].

Предупреждение Спенсера, как известно, услышано в России не было.

Среди русской интеллигенции большой популярностью пользовались афоризмы ученого.

Так, в разделе «Наука» книги афоризмов Спенсера можно найти такие афоризмы: «Что такое наука? Чтобы видеть весь абсурд ее отрицания, заметим только, что наука есть не больше, чем высшее развитие знания. Итак, если отвергать науку, следует отвергать и всякое знание», «Научные истины необходимы и вечны. Он во все времена касаются всего человечества. И в прошлом, и в настоящем, и в самом отдаленном будущем наука имеет огромное воспитательное значение. Люди должны изучать науку жизни физической, духовной, и всякую другую науку следует понимать как ключ к науке жизни» [Спенсер, 1903, с. 12].

В ХХ веке учение Г. Спенсера во многом потеряло ореол величественности. В СССР вообще его имя обычно упоминалось лишь в ряду других приверженцев позитивизма, а наследие остается изученным в масштабах, несоразмерных тому значению, которое оно имело в XIX — начале XX века.