13.1. Проблема включения новых теоретических представлений в культуру
Включение новых теоретических представлений в культуру идет несколькими путями. Прежде всего наука — форма общественного сознания и, как таковая, она изначально является составной частью культуры. Это предполагает внедрение научных достижений в производство и усовершенствование образовательного процесса за счет адаптации учебных программ всех уровней образования к новому состоянию науки. Научный процесс, научные открытия предполагают совершенствование и развитие концептуального языка науки. Появляются новые слова, новые понятия, новые «конструкты», без знания которых невозможно не только объяснить, но и рассказать неученым о происходящем в науке. В период примитивизации жизни в стране после октября 1917 г. считалось, что самые сложные научные явления не только можно, но и должно выражать на языке обыденного сознания. Однако вся история цивилизации и культуры противятся этому. Как писал выдающийся французский математик, физик и философ А. Пуанкаре (1854—1912), ... все законы выводятся из опыта. Но для выражения их нужен специальный язык. Обиходный язык слишком беден; кроме того, он слишком неясен для выражения столь богатых содержанием точных и тонких соотношений. Вместе с тем, как писал Эйнштейн, «ни один математик не мыслит формулами». Чтобы сделать науку доступной для сознания людей, ученые должны адаптировать ее научный аппарат, учитывая уровень образованности данного общества. Необходим нарратив — рассказ о современном состоянии науки и ее истории. Образцом такого нарратива, рассказа без упрощения, являются телевизионные передачи видного российского ученого, профессора С.П. Капицы «Очевидное невероятное». Цивилизация — поле взаимодействия науки и культуры Говоря об условиях включения новых теоретических представлений в культуру, философы науки используют понятия «микроконтекст» и «макроконтекст» науки. Микроконтекст означает зависимость науки от особенностей научного сообщества данной эпохи. Макроконтекст — это зависимость науки от социокультурной ситуации в данном обществе в целом. Исследователи указывают на «внешнюю» и «внутреннюю» социальность науки: Зависимость от социально-экономических, идеологических и духовных условий функционирования того или иного типа общества и государства, определяющего политику по отношению к науке, способы поддержки ее развития или сдерживания ее роста составляют «внешнюю» социальность науки. Влияние внутренних ментальных установок, норм и ценностей научного сообщества и отдельных ученых, окрашивающих стилистические особенности мышления и самовыражения ученого, зависимость от особенностей эпохи и конкретного периода времени составляют представление о «внутренней» социальности1. Еще в античности полем взаимодействия культуры и науки была цивилизация. Совместное развитие науки и культуры было ответом греков на вызов цивилизации, что вербально выразило понятие «техне». С одной стороны, оно означает ремесло и мастерство в изготовлении вещей, а с другой — искусство, качество античного гражданина, воспитанного в нем культурой. Слою «культура» впервые встречается в III—II вв. до н.э. в письмах и трактатах мыслителей Древнего Рима. Но содержание этого понятия было выделено еще раньше мыслителями Древнего Китая, Древней Индии и Античной Греции и обозначалось соответственно такими понятиями, как «жэнь» (гуманность и человеколюбие), «дхарма» (долг и порядок), «пайдейя» (от слова «пайс» — ребенок, означает процесс формирования взрослого гре- ка-гражданина из ребенка). Средствами такого формирования были воспитание, обучение, образование, то есть культура. Воспитанность, по мнению древних греков, отличала грека от варвара. Содержание слова «пайдейя» включало в себя идею человека как меры всех вещей, человека-гражданина, верховенство человеческого разума, а также идеалы демократии и гуманизма. Греческая «пайдейя», создав мифы о Прометее, Аполлоне, Дионисе, тем самым заложила основы различных культурных традиций. Без греческой идеи культуры не существовало бы ни античности как исторической эпохи, ни западноевропейского мира культуры. Трактат о земледелии римского государственного деятеля Ка- г тона (234—149 до н.э.) назывался «Агрикультура». Однако речь в трактате шла не только об обработке почвы, с чем традиционно связывают этимологию слова «культура», но в основном об уходе за земельным участком, а возделывание почвы Катон связывал с особым душевным настроем. В дальнейшем слово «культура» стали соотносить с «душой». В работах римского философа и государственного деятеля Цицерона (106—43 до н.э.) встречается выражение «культура аними» — «возделывание души», «культура души». Рим для Цицерона был образцом культуры. Он полагал, что греческое понимание культуры как образованности, как развития искусства, науки и философии не исчерпывает содержания понятия «культура». Подлинная культура для Цицерона — это особый строй жизни, при котором духовное состояние человека и интересы государства находятся в неразрывном единстве. Конечно, это идеал, стремление к которому лежало в основе работ выдающихся римских политиков и писателей. И потому такое большое значение они придавали своим публичным выступлениям перед гражданами, содержавшим призывы к солидарности. Слово как бы объединяло идеал и не вполне соответствовавшую ему действительность и потому было синонимом культуры для выдающегося оратора Цицерона. Слово — признак культуры, не владеющий словом — варвар. Рим для Цицерона был образцом культуры потому, что ему были свойственны такие выраженные в слове явления, как община, гражданин, общество, государство, культура, республика, солидарность, разум, индивид, коллектив и мн. др. Второй стороной античной культуры-техне было ремесло, мастерство и умение, которое проявилось, например, при строительстве довольно сложных кораблей, требовавших объединения самых разных способностей и умений. И не случайно помощник руководителя назывался «кибернетес», искусный кормчий. При той сложности созидания, которым были заняты античные граждане — созидание своих государств, строительство кораблей и городов, возведение храмов только что формировавшаяся наука, научные знания по математике, астрономии, юриспруденции, медицина были органично интегрированы в повседневную жизнь, образовательный процесс, процесс управления государством. Не случайно, Платон понятие «кибернетике» употреблял не только в значении искусного кораблевождения, но и как деятельность искусного управления государством192. Развитие цивилизации и культуры способствовало развитию науки. В XVII в. сначала Западная Европа, а после петровских реформ XVIII в. и Россия стали ориентироваться на науку как высшую ценность, и наука постепенно в паре с техникой изменила лицо европейского мира. Научные школы, отдельные выдающиеся ученые в различных городах и странах вводили в культуру и научно обосновывали различные идеи, перешагивавшие рамки отдельных научных дисциплин и становившиеся достижениями культуры в целом: идеи Коперника, Галилея, Ньютона, Лобачевского, Дарвина, Сеченова, Павлова, Бехтерева, Эйнштейна изменили мир человеческого сознания. Как уже отмечалось, проблема включения теоретических представлений в культуру зависит от общей обстановки в обществе. В истории отечественной науки был тяжелый период, обернувшийся «деформацией института науки». В работе В.П. Кохановского, Т.Г. Лешкевич, Т.П. Матяша, Т.Б. Фатхи «Основы философии науки» этот период охарактеризован довольно адекватно. Угроза давления ненаучных, идеолого-политических принципов и ориентировок нависала над судьбой не только отдельных ученых, но и целых научных направлений. Широко известный в марксизме тезис о классовой борьбе в науке обернулся многообразными акциями разоблачения «вредительства». Классический тип кабинетного ученого был назван чучелом и пугалом и подвергался всяческой критике. Лозунги типа «Догнать и перегнать природу!», «Борьба с природой!», «За революцию в природе!» — выдавали чудовищно агрессивный настрой лженауки. Большой урон понесла археологическая наука: прекратили свое существование Русское и Московское археологические общества, были арестованы десятки выдающихся археологов, некоторые из них расстреляны. Широкую практику имели массовые репрессии среди музейных работников, места которых отдавались воинствующим невеждам, широко известно дело «врачей-отравителей». Уничтожение культурных ценностей, икон, библиотек, повсеместное разрушение церквей, соборов и архитектурных памятников было атрибутом тоталитарной системы, стремящейся к реализации механизма безусловного подчинения. В качестве критерия истины выступали идеи и замечания «корифея всех наук» и «отца всех народов»1. Ситуация отчасти изменилась лишь в 60-е годы XX в. в период «оттепели». Начался период осмысления пережитого, общение с западными учеными и их трудами, и это способствовало выводу о социокультурной детерминации процесса научного познания.