В связи с изменением сегодня в философии науки отношения к проблеме истины целесообразно рассмотреть становление этого понятия в философии. Оно всегда было важнейшим в теории познания как цель любого научного исследования, но его рассмотрение, как правило, увязывалось с такими понятиями, как практика, отражение, субъект, переоценка которых в условиях четвертой научной революции ставит вопрос, как пишет Л.А. Микешина, о проблематизации категории истины: Происходящая сегодня переоценка ряда фундаментальных понятий, прежде всего таких, как отражение, субъект, практика... позволяет по-новому проблематизировать категорию истины, вырваться из пут традиционной гносеологической концепции, несущей на себе явные следы созерцательного материализма2. Классические теории истины Автор классического понятия истины Аристотель, определивший истину как соответствие наших суждений действительности. Аристотелевская концепция истины получила название корреспондентской теории истины. Претерпевая определенную интерпретацию и развитие, эта концепция существует уже много столетий. Примером такой концепции в Новое время является картезианская точка зрения. Декарт писал, что в трудных вопросах истина обнаруживается лишь «немногими». Одним из средств ее постижения он считает интуицию, другим — дедукцию: «Людям не открыто никаких других путей к достоверному познанию исти- ны, кроме очевидной интуиции и необходимой дедукции»237, У Декарта есть даже работа «Разыскание истины посредством естественного света...», в которой (хотя он и признается, что «не заимствовал» понимание истины «ни у Аристотеля, ни у Платона»), характер его рассуждений на эту тему позволяет его взгляды по вопросам истины отнести к корреспондентской теории истины. К определению истины Декарт приходит через определенный дискурс. Он отмечает, что в каждой области познания существует множество истин и что эти истины не открываются через чувства, что «все истины взаимосвязаны»238, в поисках истины надлежит руководствоваться здравым смыслом, не допуская «в качестве истины ничего из вещей, вызывающих хоть малейшее сомнение»239. Ставя вопрос о критерии истины, Декарт отвергает мнение большинства в качестве такового: ... большинство голосов не является доказательством, имеющим какое-нибудь значение для истин, открываемых с некоторым трудом, так как гораздо вероятнее, чтобы истину нашел один человек, чем целый народ240. Для нахождения истины необходим «метод, который учит следовать истинному порядку»241. Классифицируя истины, Декарт называет «вечные истины», «богооткровенные истины» и истины, полученные с помощью интеллектуальной интуиции. В письме священнику Мерсенну, знавшему, что Декарт всю свою жизнь работал над вопросом об истине и приславшему ему книгу английского философа Герберта Чербери «Трактат об истине» (1624), Декарт дает определение истины в духе корреспондентской теории: это слово истина — в собственном своем смысле означает соответствие мысли предмету, но в применении к вещам, находящимся вне досягаемости мысли, оно означает лишь, что эти вещи могут служить объектами истинных мыслей242. К классической теории истины относится и когерентная теория, трактующая истину как логическую непротиворечивость самой идеи, считающейся истинной. Сторонниками такой концепции истины были И. Кант и Г. Гегель, но первым в истории философии ее сформулировал Г. Лейбниц: «Мы должны принимать за истину согласие наших феноменов друг с другом»243. Между двумя этими концепциями истины — корреспондентской и когерентной нет противоречия, по словам Е.В. Ушакова, они даже дополняют друг друга. Первая обращает внимание на объективную реальность, вторая — на логику истинного суждения. ;>? Марксистская и прагматическая концепции истины Марксистская концепция истины, восходящая к учению К. Маркса, активно анализировалась в работах советских философов, авторы которых акцентировали внимание на рассмотрении практики как критерия истины, выделяя такие виды истин, как объективная, относительная и абсолютная, конкретная. Фактически это было воспроизведением классической теории истины, абсолютно материалистически истолкованной, с добавлением «внетеорети- ческого» (практика) ее критерия. Данная концепция по сей день воспроизводится в учебниках по философии для вузов. Практика как «материальная, чувственно-предметная деятельность людей» признается основным критерием истины в познании, ее основными положительными сторонами считается то, что, аппелируя к материальному началу, она выводит за пределы чисто идеальной познавательной деятельности, в чем авторы видят ее свойство объективности, а также позволяет обосновать всеобщность суждений, поскольку включает весь исторический опыт человечества. Но, как пишет Л.А. Микешина, Марксистская концепция истины требует сегодня конструктивного переосмысления, поскольку, основываясь на идеалах и нормах классической науки XIX в., она во многом не соответствует современным научным представлениям244. И автор указывает, в чем это несоответствие. Прежде всего, в сфере логико-математического знания и гуманитарного знания материальная практика не является критерием истины, здесь применяются другие способы оценки — «логические, семиотические, семантические, системные или культурно-исторические». Другое несоответствие Микешина видит в ошибочности положения «абсолютная истина есть сумма относительных истин», поскольку в науке не имеет место простое суммирование истинных знаний. Неприемлемо также традиционное понимание объективности как воспроизведения объекта независимо от человека и его сознания. Основоположники прагматизма — Дж. Дьюи, У. Джеймс и Ч. Пирс — связывали понятие истины с успехом в практической деятельности, считая критерием истины полезность: «... истина определяется как полезность», «...гипотеза о боге истинна, если она служит удовлетворительно». Критикуя данную концепция, Е.В. Ушаков отметил, что действенность теории на практике еще не гарантирует ее истинности, а использование внетеоретического критерия вообще выводит прагматистскую концепцию из теоретического контекста, истина превращается в неопределенное понятие, ведущее к трудностям: оценочным контекстом становится практическая сфера. Это означает, что следует проверять эффективность теории в действии. Если теория показывает свою действенность на практике, то это существенный аргумент в пользу ее истинности245. На положительные стороны прагматического понимания истины указывает Л .А. Микешина: Прагматический подход... если его не упрощать и не вульгаризировать, фиксирует социальную значимость, признание обществом, коммуникативность истины246. Конвенционадистская концепция истины Как показывает история науки, с ее развитием развивалось и представление об истине. К XX в. многие ученые и философы науки приходят к выводу о конвенциональном характере законов природы. «Возникновение в человеческом сознании понятия Законов Природы до некоторой степени конвенционально»247, — писал А. Уайтхед. Разъясняя свою позицию, английский философ тут же добавляет, что данное утверждение нельзя толковать искаженно. , Конвенционализм (от лат. соглашение) — трактовка закона и истины как результата найденного согласия в научном сообществе. Основоположник этой концепции — французский математик и физик А. Пуанкаре, рассматривавший в своих работах проблемы «свободного соглашения» и «замаскированного соглашения», определяющих природу истины и лежащих в основе науки. Выбор этих соглашений диктуется зачастую соображениями удобства и целесообразности. Нет правила общего, нет правила строгого; есть множество ограниченных правил, которые применяются в каждом отдельном случае. Эти правила не предписаны нам... однако невозможно ... уклониться от них, не усложнив сильно формулировку законов физики, механики и астрономии. Следовательно, мы выбираем эти правила не потому, что они истинны, а потому, что они наиболее удобны...248 249-. Точку зрения конвенционализма в науке разделял польский логик и философ К. Айдукевич (1890—1963), Радикальный конвен- ционалист Айдукевич считал, что исходные принципы языка науки, понятия и правила логических выводов и эмпирической интерпретации научных предложений основаны на конвенции. «Картина реальности» полностью зависит от системы понятий и меняется с переходом от одной системы к другой, считал он. К конвенционализму склоняется и немецкий философ гер- меневтик К. О. Апель (р. 1922). Принимая во внимание определение истины Ч. Пирса как «согласия абстрактного утверждения с идеальным пределом, к которому бесконечное исследование привело бы мнения ученых»2, Апель предлагает в качестве критерия истины идеализированное согласие научного сообщества. Концепцию Апеля российский философ науки Е.В. Ушаков считает одной из самых серьезных современных концепций истины, видя ее особенность в выходе автора «в идеальное измерение как решение проблемы». В чем заключается данный «выход»? По Апе- лю, истина — это идеал человеческих знаний, на который ученый ориентируется в процессе исследования. Когда ученый делает открытие, т.е. формулирует принципиально новую идею, она часто недоступна реальным сознаниям реального окружения, и тогда ученый обращает свои аргументы к идеальной аудитории. Для объяснения своего понимания научной истины и ее критерия Апель обращается к гносеологии И. Канта. Цель гносеологии Канта Апель видит в том, чтобы сделать понятной объективную значимость науки для любого сознания. Для этого он использует понятие «априори», правила которого Кант выражает с помощью понятий «рассудок», «разум», «созерцание» и др. У Канта существует проблема сознания как субъекта научного познания. В дисциплине «логика науки» такая проблема устранена. В логике науки, пишет Апель, нет кантовского «сознания вообще», т.е. трансцендентального субъекта науки, поскольку «в этом предположении больше нет необходимости»250. Кантовская проблема объективной значимости научного познания для «сознания вообще» в современной логике науки решается посредством логико-синтактического и логико-семантического «подтверждения» научных предложений, т.е. с помощью доказательства их логической согласованности и эмпирической верифицируемое™251. Как пишет Апель, «трансцендентальная функция субъекта заменяется на логику языка науки». Однако поставленный Кангом вопрос о трансцендентальных условиях возможности и значимости науки в «логике науки» не получил ответа, а между тем, по мнению Апеля, на этот вопрос должна отвечать каждая философская теория науки. Ответ на этот вопрос должен быть опосредован реальными достижениями современной философии, которые проявляются в понимании «трансцендентального достоинства языка»252. Глубина и серьезность позиции Апеля проявляется в следующем. Принимая идеальные нормы в качестве предпосылок всякой аргументации, он считает, что они могут и принципиально должны реализовываться в конкретном обществе. Из антагонизма между нормативно-идеальным и материально-фактическим моментами в нашей трансцендентальной предпосылке коммуникативного сообщества вытекает ... основная диалектическая черта философской теории науки, обнаруживающаяся как только коммуникативное сообщество, которое формирует трансцендентальный субъект науки, в то же время становится объектом науки: на уровне наук о духе в широчайшем смысле253. Это ключевой фрагмент текста Апеля, в котором он формулирует свое понимание научной истины и ее критерия. Материалистический критерий истины «в духе онтологического “диамата”» он не приемлет, не приемлет мыслитель также критерий «идеалистический в духе традиционной философии сознания» (Кант). Он пишет «о поистине диалектической концепции, располагающейся по ту сторону идеализма и материализма»254. Конкретно — это не социум, это только часть общества, которая является субъектом науки, идеал неограниченного коммуникативного сообщества. И если научное открытое, аргументацию автора в его защиту такое «неограниченное коммуникативное сообщество» принимает, выражает «консенсус об истине», данная идея ученого и будет истиной, истиной будет научная теория, принятая данным сообществом. Проблема истины в социально-гуманитарном знании Заключая разговор об истине в точных и естественных науках, следует отметить, что развитие концепции истины, ее понимание происходит в рамках логико-методологического подхода, и все три вида истины (корреспондентская, когерентная, конвенциональная) — это развитие традиции данного подхода. Неклассическая философия с начала XX в. проблематизирует понятие истины в сторону антропологического, экзистенционального подхода, что позволило распространить данное понятие на область социально-гуманитарного знания. По вопросу истины в социальногуманитарном знании свои идеи сформулировали как отечественные мыслители (М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман, Д.С. Лихачев), так и зарубежные (Х.-Г. Гадамер). Саму научность гуманитарных наук М.М. Бахтин определяет как «инонаучность». «Место философии. Она начинается там, где кончается точная научность и начинается инонаучность»255. Ее особенность Бахтин видел в том, что она строится с учетом человека. Однако специфика не означает отсутствие общего. Несомненно, что для социального познания характерно все то, что свойственно познанию как таковому. Эго описание и обобщение фактов (эмпирический этап), теоретический и логический анализ с выявлением законов и причин исследуемых явлений, построение идеализированных моделей (по Веберу «идеальных типов»), адаптированных к фактам, объяснение и предсказание явлений и т.д.256 Гадамер пишет, что в гуманитарных науках «тоже необходимо познавать сходства, регулярности, закономерности, делающие предсказуемыми отдельные явления и процессы»257. Понимание истины в социально-гуманитарных науках дополняет и развивает концепцию научной истины в целом, особенно в той ее части, что касается субъекта. Вместе с тем Гадамер, указав на общее в гуманитарном и строго научном исследовании, акцентирует внимание на особенностях гуманитарного познания. Он отмечает, что в двух типах наук существуют различные идеалы исследования: Чтобы ни означало здесь слою «наука» и как бы ни было распространено в исторической науке в целом применение более общих методов к тому или иному предмету исследования, историческое познание тем не менее не имеет своей целью представить конкретное явление как случай, иллюстрирующий общее правило. Единичное не служит простым подтверждением закономерности, которая в практических обстоятельствах позволяет делать предсказания. Напротив, идеалом здесь должно быть понимание самого явления в его однократной и исторической конкретности258. Такой идеал исследования предопределяет и характеристики исследователя, и тип рациональности гуманитарных исследований, и характер истины. Важнейшей характеристикой исследователя становится его образование, эрудиция, нравственный фундамент. Приведя определение образования Гердером как «возрастания к гуманности», Гадамер перечисляет йрнятия вещей, необходимых для исследовательской деятельности4* сфере гуманитарных наук, непосредственно связанные с образованием: «творчество», «история», «искусство», «мировоззрение», «гении», «переживание», «внешний мир», «внутренний мир», «выражение», «стиль», «символ». Гуманитарные науки — это науки о духе, а бытие духа, отмечает Гадамер, связано с идеей образования259, в процессе которого человек, становясь духовным существом, по идее Гегеля, поднимается ко всеобщему. Принимая эту идею Гегеля, Гадамер добавляет, что образование — не только процесс, обеспечивающий подъем духа в область всеобщего, но это также стихия, в которой пребывает образованный человек. Именно стихия обеспечивает свободную «подвижность духа». Формируя такие различные качества, как трудолюбие, такт, восприимчивость, память, которые одновременно являются способами познания, образование одновременно формирует способ бытия человека и исследователя: Общие точки зрения, для которых открыт образованный человек, не становятся для него жестким масштабом, который всегда действен; скорее они свойственны ему только как возможные точки зрения других людей260. Проанализировав проблему образования исторически и логически, Гадамер приходит к выводу, что, возможно, единственный источник истины может лежать «в гуманистическом поня- тии образования»261, связав критерий истины с понятием здравого смысла и наличием нравственного фундамента. Обращение к здравому смыслу в гуманитарных науках восходит к античности, а в Новое время — к творчеству Дж. Вико (1668—1744). Такое обращение, признавая право истины в гуманитарной науке, защищает «право на существование вероятного». А вероятное как истинное в специфическом гуманитарном понимании предполагает «нравственный фундамент», т.е. «духовную добродетель». Это связано с классическим пониманием здравого смысла. Гуманистическая традиция, приверженцем которой считает себя Галамер, а именно она дает классическое понимание здравого смысла, исходит из того, что здравый смысл — это понимание общего блага, приверженность обществу, гуманность, естественные чувства, любезность. Важность нравственной составляющей процесса познания в гуманитарных науках связана с их спецификой и прежде всего с отсутствием возможности верификации в общепринятом понимании этого термина. Отсюда особенно пристальное внимание к субъекту гуманитарного исследования, требование от него мудрости, гениальности, высокой нравственности. Если моральный кодекс представителя естественных и точных наук акцентирует внимание прежде всего на ответственности, то в гуманитарных науках акцент переносится на честность. Как мы уже отмечали, о честности как важнейшей характеристике ученого неоднократно писал Д.С. Лихачёв262. О специфике истины в гуманитарных науках и в связи с этим о качествах ученого говорил Ю.М. Лотман в интервью в 1982 г. «О ценностях, которым нет цены». Отвечая на вопрос, что особенно он ценит в научном работнике, Лотман назвал основным стремление к истине, уклоняясь от поисков которой человек перестает быть ученым, добавив, что это особенно важно для гуманитарных наук. Ведь математические выводы — и это обязательное условие — дают проверяемость решения. Нет ни одного математического решения, которое бы не имело повторяемого алгоритма. А гуманитарные науки оперируют гораздо более сложным материалом. Прежде всего, по количественному охвату — читатель не может пойти в архив и проверить корректность использования документов. Читатель не может перелистать вслед за ученым все страницы источников. Здесь огромную роль играет доверие к личности ученого263. И потому, уверен Лотман, для ученого важна способность «к самому будничному труду» и очень важна научная честность, «без которой науки нет»1.