Постпозитивизм. Школа историков науки

А.              Койре, М. Полани, Т. Кун, И. Лакатос, С. Тулмин, П. Фейерабенд и др. [28] стремились исследовать динамику научного знания. Они переформулировали проблему - задача философии науки не в обосновании знания, а в реконструкции его изменений. Новое направление исследований дало возможность получить неожиданные и даже шокирующие результаты.

Доктрина К. Поппера (1902 - 1994), получившая название «критический реализм», ориентировала на изучение реальных механизмов роста научного знания. Он начал с проблемы демаркации, показал, что современные физические теории, например теория относительности Эйнштейна, удалена от того, что называют эмпирическим базисом. В то же время книги, толкующие сновидения, на первый взгляд более близки к наблюдениям и часто пользуются чем-то вроде индукции. Поэтому, делает вывод Поппер, не стоит проводить резкой грани между наукой и метафизикой, а в качестве демаркатора предлагает фальсификационизм. Единственным гарантом научного знания является, по Попперу, критицизм - рациональная критика гипотез. К. Поппер формулирует принцип фальсифицируемости, согласно которому научная теория должна допускать эмпирическое опровержение. «...От научной системы я не требую, чтобы она могла быть раз и навсегда выделена в позитивном смысле, но я требую, чтобы она имела такую логическую форму, которая делает возможным ее выделение в негативном смысле: для эмпирической научной системы должна существовать возможность быть опровергнутой опытом...» [29].

Поппер рассматривает науку как цепь сменяющих друг друга теорий. Основной проблемой становится развитие науки. Поппер предложил биологизаторскую модель научного знания, сопоставляя развитие науки с развитием живого, законы которого описаны в дарвинизме. В этой аналогии теория рассматривается им как клеточка научного организма. Научной теорией он называет некую символическую формулу, схему, подобную сети, которую мы забрасываем, чтобы уловить мир, рационально объяснив его себе. Мы трудимся, говорил К. Поппер, чтобы сделать ячейки сети все более мелкими. Смысл научной деятельности заключается в поиске удовлетворительных объяснений. Чтобы объяснение было научным, оно должно быть причинным (не телеологическим). Поппер пояснял, что дать причинное объяснение события - значит дедуцировать утверждение, которое его описывает, используя универсальные законы. То есть проверка научных гипотез - это дедуктивный процесс. Поппер, который начинал свою деятельность в Венском кружке, разделял мнение логических позитивистов, что теорию нельзя обосновать, но в то же время он не считал научную деятельность языковыми играми. Отсюда стремление сформулировать иной критерий научности, таковым стал принцип фальсификации.

Другой важнейшей идеей Поппера является концепция трех миров. Мир научного знания, считает он, достаточно автономен. Научное знание, которое, как и любое знание, является продуктом познавательной деятельности субъекта, в то же время объективно. Мир знаний - это мир объективного содержания мышления (третий мир), он существует наряду с миром физических объектов (первый мир), психическим миром состояний индивидуального сознания (второй мир). Поппер отвергает идею сенсуализма о доминирующей роли чувственного опыта, критикует предшествующую традицию от Беркли, Локка, Юма до Канта и Рассела за субъективизм. Он считает, что почти все знание зависит от содержания «третьего мира», в этом смысле знание не только субъективно, но и объективно. Он формулирует принципы эпистемологии без познающего субъекта как познания в объективном смысле.

Проблеме объективности знания К. Поппер уделил особое внимание. Это та проблема, в обсуждении которой проявилась вся острота дискуссий логического позитивизма и витгенштейнианцев, отстаивающих лингвистический образ философии, и постпозитивизма. Согласно Витгенштейну, истинная природа философии выражается не в словах, а в деятельности, и задача философии заключается в том, чтобы учить людей говорить осмысленно. Поппер «защищал философию и даже метафизику от Венского кружка» [30]. Даже если согласиться с Витгенштейном, что чисто философских проблем не существует, подлинные философские проблемы, утверждал К. Поппер, можно обнаружить в истории научных идей. «Философия не может отделяться от частных наук... Именно критическое исследование науки, ее открытий и методов продолжает оставаться характерным для философского исследования даже после отделения науки от философии» [31].

К. Поппер отстаивал объективность научного знания как главную ценность науки и как главную цель, поскольку научное знание гипотетично. Фундаментализм как важнейшая характеристика науки, данная позитивистами, у Поппера заменяется фалибилизмом. Поппер утверждал, что объективное знание не может быть абсолютным, поскольку объективное - значит проверяемое, проверяемое - значит опровержимое, опровержимое - значит не абсолютное. Здание науки, как говорил Поппер, воздвигнуто на болоте, оно подобно дому, построенному на сваях. Сваи погружаются в болото сверху вниз, но они не достигают никакого естественного или «данного» основания; и если мы прекращаем попытки забить эти сваи еще на один слой глубже, то не потому, что достигли твердой почвы. Мы просто останавливаемся, убедившись, что сваи достаточно прочны, чтобы выдержать здание, по крайней мере, на данный момент [32].

Эпистемологический прагматизм (отождествление истинности с полезностью) логических позитивистов Поппер связывал с авторитаризмом и тоталитаризмом. Неверие в силу человеческого разума, в способность человека распознать истину рассматривал как отказ от либерализма: «Человек может знать, поэтому он может быть свободным» [33].

Объективная истина не достижима, но науке присуще стремление к правдоподобию. Рациональный смысл этих идей понятен в контексте эволюционной теории науки, которую выстраивал К. Поппер. Разум в процессе приобретения знаний следует приобретенному в ходе эволюции шаблону мышления. Структурные единицы мира знаний (Мир-3) и познаваемого мира (Мир-2) когерентны. Поппер обосновывал познание в целом эволюционно. Мы понимаем потому, что когнитивный порядок как бы привит нашему разуму. Только признавая, что разум есть часть роста знания, мы можем прийти к идее объективного знания [34].

В противовес Попперу, Т. Кун выдвинул тезис, что объяснение научного развития вообще невозможно обеспечить с помощью рационально-логических понятий. Для Куна начало прогресса науки не в жесткой конкуренции и не в опровержении, а в переходе к единой точке зрения - парадигме. Книга Т. Куна «Структура научных революций» имела огромный резонанс в ученом мире. Она весьма ощутимо поколебала веру в однозначную абсолютную научную истину. Исследуя проблему научных революций, Т. Кун ввел термин «парадигма» (греч. - образец), обозначающий систему из согласующихся теорий, сети понятий, объясняющих предложений. Парадигма есть некая дисциплинарная матрица, образец решений тех или

иных проблем, своего рода «клей», среда, связывающая несколько согласующихся теорий и позволяющая членам научного сообщества понимать друг друга.

Развитие науки представляется как поочередная смена периодов «нормальной» науки и периодов научных революций. Революция - это всегда переход к новой парадигме, за которым не только выбор новой теории, но и перемены в мышлении. Если у Поппера развитие науки понимается как саморазвитие, основной акцент на объективных факторах как динамики третьего мира (без субъекта), то у Куна развитие науки определяется научным сообществом, которое и есть подлинный субъект научной деятельности. Факторы, детерминирующие развитие науки, переносятся из внутринаучной сферы в социально-психологическую.

Т. Кун показал, что не только эмпирические данные двигают науку, гораздо большую роль, чем полагали его предшественники, играют традиции. В рамках спокойного развития науки ученый работает, как говорит Т. Кун, только для аудитории коллег, принимая без доказательств единую систему стандартов. Он не должен даже выбирать проблемы, они сами его ждут. Но это один период научного развития, другой - период ломки устоявшихся парадигм, и здесь главное - выбор теории на роль парадигмы. Критерии выбора относятся к социально-психологической сфере. Принятие новой парадигмы подобно гештальт-переключению, религиозному обращению в новую веру, обретению видения новых ракурсов реальности. Научная революция - это изменение взгляда на мир и логика не имеет средств для описания подобных феноменов. В истории науки смена парадигмы связана с именами Коперника, Ньютона, Лавуазье, Бора, Эйнштейна, Пригожина.

Исследуя причины смены парадигм, Т. Кун ввел новый параметр в объяснение реального развития науки. Он показал, что переход знаний от ненаучных форм к научным стал возможным благодаря отказу от критичности, что логика и эксперимент сами по себе едва ли способны продиктовать ученому выбор определенной теории.

После Куна проблема научных революций становится центральной для представителей школы историков науки. Как происходит смена концептуальных каркасов, какие факторы играют решающую роль? Поппер принимает во внимание аргументы о социальнопсихологических факторах научной динамики, но в то же время стремится восстановить объективность и рациональность научного подхода, избавить его от социологического релятивизма. Для сохранения объективности как ценности науки ему потребовалось подняться до еще более высокого уровня концептуализации науки. Используя метафизику трех миров и эволюционную эпистемологию, он обосновывал, что научные теории не отдаются на милость ученых данной эпохи. Напротив, само научное сообщество - лишь звено всего процесса развития автономного третьего мира (автономность третьего мира не генетического плана, поскольку он является продуктом человеческого духа, а функциональная). «Отдельные ученые не создают науку по своему желанию, они все мелкие рабочие на огромном конвейере. Вклад каждого, как бы ни был он велик, мал с точки зрения третьего мира в целом. Разум в процессе приобретения знаний следует определенному, заранее заданному структурному шаблону (pattern) - шаблону мышления» [35].

И. Лакатос рассматривает науку как познавательную деятельность, причем деятельность нормативную, в отличие от Т. Куна, у которого она хаотична и регулируется социальными факторами. Он предпринял попытку спасти логическую традицию при анализе исторических изменений в науке и вводит в качестве единицы эволюции научного знания исследовательские программы, именно они, а не изолированные теории подлежат проверке на научность. «Программа складывается из методологических правил: часть из них правила, указывающие, каких путей исследования нужно избегать (отрицательная эвристика), другая часть - это правила, указывающие, какие пути надо избирать и как по ним идти (положительная эвристика)» [36].

Исследовательская программа - это совокупность теорий, непрерывно связанных друг с другом. Таким образом, в методологии исследовательских программ И. Лакатоса рациональная реконструкция развития науки опирается на серию теорий, где любая научная теория оценивается вместе со своими вспомогательными гипотезами, начальными условиями и предшествующими ей теориями. Исследовательская программа имеет твердое ядро, содержащее принципы построения теории, «отрицательные эвристики» (совокупность запретов), «положительные эвристики» (программа действий ученого), а также «защитный пояс» вокруг ядра программы из вспомогательных гипотез. История науки по Лакатосу - это история конкуренции научных программ.

По отношению к концепциям науки К. Поппера и Т. Куна И. Лакатос занимает промежуточную позицию. Он против жесткого попперовского правила: опровергнув, отвергай. Сопоставление теории с опытом - процедура более сложная, чем верификация или фальсификация. Ни логическая противоречивость, ни экспериментально обнаруженная теоретическая аномалия не смогут уничтожить исследовательскую программу. Например, ньютоновская программа, будучи не способна объяснить природу гравитации, господствовала в физике более трехсот лет. Он согласен с Т. Куном, что научные теории неопровержимы. Факт не может быть судьей в споре теорий, потому что он допускает множество интерпретаций. Решающий эксперимент, утверждает Лакатос, не возможен, потому что в сопоставлении участвуют по меньшей мере три слоя знания: сама проверяемая теория, теория, которая интерпретирует данные наблюдения, и некоторое фоновое знание, проявившееся, например, в конструкции прибора. Нельзя думать, что эксперимент демонстрирует, как природа кричит «нет» проверяемой теории. Скорее, мы предлагаем на испытание путаницу наших теорий, а природа кричит «несовместимы!». Какая из теорий должна быть отвергнута, это еще вопрос.

Итак, теория терпит поражение не потому, что ее фальсифицируют факты, а потому, что ее вытеснила другая теория. Ответить на вопрос, в чем преимущества новой теории, можно, считает Лакатос, если теорию понимать как научно-исследовательскую программу. Та программа, которой удается предсказание и объяснение аномальных фактов, побеждает в конкуренции с программами-соперницами. Побежденные исследовательские программы не погибают сразу. История науки подтверждает, что ядро научной программы может возрождаться спустя какое-то время. Поэтому методология научного исследования должна сочетать историю и философию науки. «Философия науки без истории науки пуста; история науки без философии науки слепа» [37].

В то же время концепция науки И. Лакатоса является развитием логико-рационалистического анализа науки, в отличие от предложенного Т. Куном социально-психологического подхода. Его не удовлетворяет куновское сведение философии науки к психологии науки, он стремится спасти логическую традицию при анализе исторических изменений в науке. Лакатос трансформировал критический метод К. Поппера, предложив концепцию зрелого фальсификацио- низма, в которой фальсификация перестает быть простым отношением между теорией и эмпирическим базисом, а предстает как сложное взаимоотношение между конкурирующими теориями, исходным эмпирическим базисом и эмпирическим ростом. Фальсифи- кационизм приобретает исторический характер. «Ни логическое доказательство противоречивости, ни вердикт ученых об экспериментально обнаруженной аномалии не могут одним ударом уничтожить исследовательскую программу» [38], а только реальная история, мудрым можно быть только задним числом, замечает он. Фальсифи- кационизм Лакатос трансформирует при помощи истории науки, показывая, что логика развития науки не только проверяется историей, но сама история раскрывает логику развития науки. Чтобы рациональная реконструкция науки была возможна, надо саму историю признать рациональной, имеющей свою логику. Пока программа даёт прирост знания, работа учёного рациональна, когда программа теряет предсказательную силу, от нее следует отказаться.

С.              Тулмин предпочитает поиску истины понимание сути проблемы. Свою теорию развития науки он излагает в книге «Человеческое понимание». Согласно Тулмину, основные черты эволюции науки сходны с дарвиновской схемой биологической эволюции. Содержание концептуальных популяций (аналог биологических видов) подвержено изменению, что влечет за собой изменение методов и целей научной деятельности. Возникновение концептуальных новшеств корректируется процессом критического отбора (аналог био

логической мутации и селекции). В развитии науки сохраняются те концептуальные варианты, которые лучше адаптируются к требованиям интеллектуальной среды (аналог выживания или вымирания видов в борьбе за существование).

С.              Тулмин строит популяционную модель развития науки, подчеркивает, что понятия, а не теории являются клеточкой научного организма. Понятия в своей совокупности представляют собой популяцию. Он показывает, что в основе научных теорий лежат стандарты рациональности и понимания. Ученый считает понятными те события или явления, которые соответствуют принятым им стандартам, теории и законы занимают в науке подчиненное место по отношению к понятиям. То, что не укладывается в «матрицу понимания», считается аномалией, устранение которой выступает как стимул эволюции науки. Рациональность научного знания, по Тулмину, есть соответствие принятым стандартам понимания. Она связывается не со свойствами логических конструкций, а с процессом формирования нового знания. Коллективная человеческая деятельность принимает форму рационально развивающейся научной дисциплины, если согласованные внутри определенной группы идеалы ведут к развитию самоопределяющегося набора процедур, и если эти процедуры открыты для дальнейших модификаций.

Он отбрасывает саму идею поиска универсальных границ, отделяющих науку от иных сфер человеческой деятельности, концентрирует внимание на реальных проблемах научных исследований. Рациональность связывается не со свойством логических конструкций, а с процессом формирования нового знания: рациональность - атрибут не логической или концептуальной системы, это атрибут человеческой деятельности.

Наиболее резкая критика позитивистского взгляда на науку содержалась в работах П. Фейерабенда. Его концепция, называемая методологическим анархизмом, основана на принципах пролиферации и плюрализма. Термин «пролиферация» (proliferation - размножение) перенесен Фейерабендом из биологии в философию науки для обозначения хаотического размножения теорий, которые оказываются несоизмеримыми по методу и категориальному аппарату. Историю науки и культуры в целом Фейерабенд представляет как стихийный процесс. Согласно принципу пролиферации теорий, ученые должны стремиться создавать теории, несовместимые с существующими и признанными теориями. Этот принцип был выдвинут Фейерабендом на основе разработанного Поппером и Лакатосом положения о том, что при столкновении научной теории с некоторым фактом для ее опровержения необходима еще одна теория (придающая факту значение опровергающего свидетельства). Создание альтернативных теорий, по Фейерабенду, способствует их взаимной критике и ускоряет развитие науки. Принцип пролиферации призван обосновывать у Фейерабенда плюрализм в методологии научного познания.

Плюрализм - принцип методологии П. Фейерабенда, являющийся следствием принципа пролиферации теорий. Соединение у Фейерабенда плюрализма с тезисом о несоизмеримости теорий в итоге порождает анархизм, суть которого состоит в том, что каждый ученый может изобретать и разрабатывать свои собственные теории, не обращая внимания на противоречия и критику. По Фейерабенду, деятельность ученого не подчинена никаким рациональным нормам, поэтому развитие науки иррационально, и наука ничем не отличается от мифа и религии, представляя собой одну из форм идеологии, поэтому следует освободить общество от «диктата науки», отделить науку от государства и предоставить науке, мифу, магии, религии одинаковые права в общественной жизни.

В критике позитивистского взгляда на науку, как объективное, достоверное знание, добывающее абсолютную истину, он исходит из того, что наука - это исторически возникшее мировоззрение, это одна из традиций. Фейерабенд отмечал, что вопреки господствующей научной идеологии, вопреки заданному еще в ньютонианскую эпоху объективистскому и редукционистскому образу науки, когда ученого представляли как физика математически доказывающего универсальные принципы, именно физика уже полвека демонстрирует невозможность отделить «объективную природу» от познающего ее субъекта, от человека. «Неопровержимые факты» и «объективность» на поверку оказываются следствием сугубо идеологических постулатов. Так, в XVI в. установление Галилеем закона свободного падения представляется верхом объективности, но и этот закон - неотъемлемая часть идеологии, кредо которой выражено в словах о том, что книга природы написана языком математики. Вот и получается, отмечает Фейерабенд, что «объективный» закон несет в себе идею реальности без биологических, психологических, социальных, художественных явлений, которые не поддаются математизации.

Отмечая и анализируя такую черту науки, как универсализм (законы науки универсальны), Фейерабенд указывает, что это также элемент мифа научности. Например, медик Гиппократ отождествлял болезнь с конкретным больным и лечил больного, а не болезнь вообще. А историк Геродот полагался не только на истину факта, но и на истину мифа. Совсем не очевидно, отмечает Фейерабенд, что подход к лечению современной научной медицины является научным, а у Гиппократа - нетрадиционным.

Вслед за критикой таких критериев научности, как объективность и универсализм, Фейерабенд подвергает критическому анализу рационализм, как отличающий науку способ отношения к реальности. Рационализм, говорит он, это тоже одна из традиций, а не стандарт, с которым должны соизмеряться все традиции. Разум и практика входят в историю в равных пропорциях. Разум не хорош, не плох, он просто есть. Мысль о том, что существуют некоторые общие правила и стандарты, которым подчиняется наша деятельность, включая познавательную, это, по Фейерабенду, тоже традиция. Единственным универсальным методом может быть только плюрализм - «все дозволено». Для науки же характерен «твердокаменный догматизм». Наука и миф, считает Фейерабенд, сходны в том, что центральные идеи одинаково священны и в мифе, и в науке. «Исследовательские программы погибают не вследствие натиска аргументов, а потому, что их защитники гибнут в борьбе за выживание», заинтересованность, насилие, пропаганда и тактика «промывания мозгов» играют в развитии нашего знания и науки гораздо большую роль, чем принято считать.

Одно и то же множество данных наблюдения совместимо с разными взаимно несовместимыми теориями. Теория, выдвигаемая ученым, зависит не только от фактов, имеющихся в его распоряжении, но и от традиции, представителем которой он является, от математического аппарата, которым он владеет, от его вкусов, эстетических взглядов, от мнений его друзей и других элементов, которые существуют не в фактах, а в мышлении теоретика. Поэтому, если теории, выдвигаемые разными учеными, универсальны, то это следует рассматривать как сигнал опасности, свидетельствующий о том, что новых идей нет и деятельность теоретиков прекратилась.

Многообразие концепций философии науки, разработанных в рамках постпозитивизма, вызвало много новых проблем. Результатом этого стало осознание безнадежности создания общепризнанной теории, описывающей строение и развитие науки.