Поздняя философия Витгенштейна

В своей поздней философии (с 1930-х гг.) Витгенштейн отказался от тезиса, что имеются простые элементы языка, простые элементы реальности и простое отношение между ними. Он стал подчеркивать относительность понятий «простое» и «сложное».

Философы традиционно объясняли сущность языка на примере существительного (или, в логической терминологии, имени), обозначающего какой-то предмет. Классическим примером было слово «стол». Его значение можно объяснить с помощью указывающего жеста и слов: «Это — стол» (так называемое «ос- тенсивное определение»). Подобный пример побуждал к представлению, что слова языка по сущности являются, так сказать, ярлыками для обозначения реальных или абстрактных предметов.

Витгенштейн же подчеркивает теперь многообразие функций языковых выражений и соответственно многообразие отношений между знаком и тем, к чему этот знак относится. Витгенштейн предлагает такой образ языка: «Представь себе инструменты, лежащие в специальном ящике. Здесь есть молоток, клещи, пила, отвертка, масштабная линейка, банка с клеем, гвозди и винты. Насколько различны функции этих предметов, настолько различны и функции слов. (Но и там, и здесь имеются также и сходства.) Конечно, нас вводит в заблуждение внешнее подобие слов, когда мы сталкиваемся с ними в произнесенном, письменном или печатном виде. Ибо их применение не явлено нам столь ясно. В особенности когда мы философствуем» [Витгенштейн, 1994 в, с. 84-85].

Для иллюстрации своей мысли Витгенштейн конструирует в качестве примера некоторый фрагмент деятельности, в котором Употребляется определенный фрагмент языка. Такие фрагменты, выступающие моделями разных употреблений языка, он назвал «языковыми играми». Смысл этого названия состоит в напоминании о том, что дети усваивают значения слов в ходе определенных определенных видов деятельности.

Его пример таков: «Этот язык должен обеспечить взаимопонимание между строителем А и его помощником В. А возводит здание из строительных камней — блоков, колонн, плит и балок. В должен подавать камни в том порядке, в каком они нужны А. Для этого они пользуются языком, состоящим из слов «блок», «колонна», «плита», «балка». А выкрикивает эти слова, В доставляет тот камень, который его научили подавать при соответствующей команде. Рассматривай это как завершенный примитивный язык» [Там же, с. 81]. Что означают слова этой языковой игры? Они не являются «ярлыками» для обозначения объектов. У них своя, особая функция.

Языковую игру строителя и его помощника можно обогащать и усложнять, добавляя обозначения для натуральных чисел, цветов и слова типа «туда», «сюда». Теперь строитель может говорить более сложными фразами, например: «Три красные плиты — туда!» Что обозначают слова этого языка? Слова «туда» и «сюда» нельзя трактовать как знаки, представляющие в предложении определенные предметы. Не поддаются такой трактовке и числительные.

А что мы скажем относительно значения слова «красное»? Не является ли оно «ярлыком» для обозначения свойства красноты, данного нам в чувственном опыте? Чтобы разобраться со значением слова «красное», Витгенштейн предлагает посмотреть на то, как ребенок усваивает значение данного слова. На первый взгляд ответ кажется очевидным и банальным: ребенку показывают что-то красное и называют его. То есть представляется, что значения слов типа «красное» (обозначающих чувственные данные) задаются остенсивно, т. е. с помощью указующего жеста и фразы: «Вот это называется красным». Но к чему относится слово «это»? Как может обучающийся ребенок сразу понять, что данное слово относится к цвету, а не к форме или назначению предмета?

Представим себе далее такую попытку преодолеть данную неопределенность: «этот цвет (указывающий жест) называется «красное».

чем отличаются, например, числа от цветов или форм, знает, что употребление выражений любой категории управляется особыми правилами. Обучение языку представляется как обучение переводу с этого внутренне присущего ребенку языка на наш общедоступный язык.

Витгенштейн же показывает, что обучение языку есть «натаскивание» на правильное употребление языка во всех соответствующих ситуациях. Овладение языком есть овладение определенной техникой, а овладение значением слова, введенного остенсивно, есть элемент этой техники. Поясняя это, Витгенштейн приводит пример объяснения того, что такое шахматный король. Остенсивное определение, т. е. указание на фигурку и фраза «Это король», имеет смысл только тогда, когда для данного понятия, так сказать, «приготовлено место»: тот, кому объясняют, представляет себе, в чем заключается шахматная игра.

Идея Витгенштейна состоит в том, что значение любого слова подобно значению выражения «шахматный король». Оно зависит от правил той языковой игры, в которой употребляется слово. Шахматный король не существует сам по себе; его существование определяется тем, что люди создали систему правил шахматной игры. Витгенштейн стремится подвести нас к мысли, что то же самое верно относительно многого из того, что мы привыкли считать объектами и чертами самой реальности. Реальность не существует для нас помимо способов ее восприятия и описания. Витгенштейн исходил из этого в «Логико-философском трактате». В его поздней философии к этому добавилось допущение многообразия языков и их структур.

Один из аргументов в пользу того, что мы имеем дело не с миром самим по себе, а с миром, увиденным и понятым определенным образом, связан с анализом слова «видеть».

На которых можно видеть то утку, то ^Ролика (рис. 4.1).

Этот пример служит для иллюстрации тезиса, что не бывает вйдения в

первом смысле без вйдения во втором. Например, мы видим человека — это «вйдение что». А потом видим, как он похож на своего отца, — это «вйдение как». Но что изменилось в самом акте чувственного восприятия? Чувственное восприятие осталось тем же самым. Поставим теперь более общий вопрос: видеть человека — не значит ли видеть нечто как человека, т. е. видеть в определенном аспекте? И наконец, принципиальный вопрос: видим ли мы вообще окружающий мир, как он есть сам по себе, или всегда в определенном аспекте?

Эти рассуждения Витгенштейна оказали влияние на филосо- фов-постпозитивистов, выдвинувших тезис о теоретической нагруженное™ языка наблюдения. Например, Т. Кун, раскрывая свое понимание научной революции как изменения способа ученых видеть мир, пишет: «То, что казалось ученому уткой до революции, после революции оказывалось кроликом. Тот, кто сперва видел наружную стену коробки, глядя на нее сверху, позднее видел ее внутреннюю сторону, если смотрел снизу»[XXIX]. Здесь Кун как раз ссылается на излюбленные примеры Витгенштейна, на которых он демонстрировал смену аспекта вйдения.

Итак, мы всегда имеем дело с реальностью, определенным образом увиденной, понятой или описанной. Правила наших «языковых игр» оказывают определяющее влияние на то, каким образом мы видим реальность, потому что, как уже говорилось, у нас есть склонность предполагать за каждым существительным какой-то (реальный или абстрактный) предмет, являющийся его значением, тогда как значения слов конституируются правилами языковой игры, и в этом смысле Витгенштейн говорит, что значение — это употребление.

Для иллюстрации он приводит пример слова «игра».

«Я имею в виду, — пишет он, — игры на доске, игры в карты, с мячом, спортивные игры и т. д. Что общего у них всех? — Не говори: «В них должно быть что-то общее, иначе их не называли бы «играми», но присмотрись, есть ли что-нибудь общее для них всех. Ведь, глядя на них, ты не видишь чего-то общего, присущего им всем, но замечаешь подобия, сходства, и причем целый ряд. Как уже было сказано: не думай, а смотри! Погляди, например, на игры на доске с их многообразными сходствами. Затем перейди к карточным играм: здесь ты найдешь множество соответст-

вИЙ с первой группой, но много общих черт исчезнет, зато появятся другие. Если мы далее обратимся к играм в мяч, кое-что общее сохранится, но многое утратится. Все ли они «развлекательны»? Сравни шахматы и «крестики-нолики». Или: всегда ли есть победа и поражение или соперничество между игроками? Подумай о пасьянсах. В играх с мячом есть победа и поражение; но если ребенок бросает мяч в стену и ловит его, то этот признак Исчезает. Посмотри, какую роль играют ловкость и удача. И сколь различны ловкость в шахматах и ловкость в теннисе. Теперь подумай о хороводах: здесь есть элемент развлечения, но как много других черт исчезло! И таким образом мы можем пройти через многие и многие группы игр. И увидеть, как сходства то появляются, то снова исчезают.

Результат этого рассмотрения звучит так: мы видим сложную сеть сходств, переплетающихся и пересекающихся. Сходств больших и малых.

Я не могу придумать лучшего выражения для характеристики этого сходства, чем «семейное сходство»; ибо именно так переплетаются и пересекаются различные линии сходства, существующие между членами одной семьи: рост, черты лица, цвет глаз, походка, темперамент и т. д. и т. п. И я буду говорить: «игры» образуют семью» [Там же, § 66, 67]. Тут же Витгенштейн приводит примеры других понятий, образующих «семью»: язык, число. «Вместо раскрытия чего-то общего для всех явлений, которые мы называем языком, я говорю, что эти явления не имеют чего-то общего им всем и позволяющего нам употреблять одно и то же слово для их обозначения, но они родственны друг другу многими различными способами». Что касается понятия числа, то Витгенштейн говорит: «Мы расширяем наше понятие числа так же, как мы прядем нитку, скручивая волокно с волокном. А прочность нитки не в том, что какое-то одно волокно проходит по всей ее длине, а в том, что многие волокна переплетаются Друг с другом» [Там же].