<<
>>

Системность

Последний методологический регулятив, который будет здесь рассмотрен, я предлагаю назвать принципом системности, отчетливо осознавая несовершенство этого названия.

* Дело в том, что слово «система» — одно из самых многознач- Йых1; выражение «принцип системности» прежде всего ассоциируется с системными исследованиями, системным методом, общей теорией систем и т.

д. Меньше всего мне хотелось бы таких |ссоциаций, и поэтому я с самого начала попробую пояснить тот Цтсл, который буду вкладывать в выражение «принцип систем- рости» (это будет не определение, а именно пояснение).

| Естествознание представляет собой некоторого рода систему котя бы в одном, а может быть, в нескольких из 40 смыслов, Избираемых В.Н. Садовским). Хотя установление точных отно- г 1 В.Н. Садовский дает типологический анализ около 40 различных определе- РЙ понятия «система» (см.: [Садовский, 1974, с. 92—102].

шений между отдельными компонентами этой системы (научными дисциплинами, науками, теориями и т. д.) вряд ли возможно (во всяком случае, в настоящее время), не подлежит сомнению, что эти компоненты как-то связаны между собой, что наука не представляет собой хаотического нагромождения отдельных теорий или групп теорий. Та или иная появляющаяся теория, идея, концепция, для того чтобы быть включенной в состав науки, должна стать в какое-то отношение к наличным компонентам, должна быть интегрирована в систему.

В достаточно развитых отраслях науки для радикально новых фундаментальных теорий это включение в систему науки прежде всего регулируется принципом соответствия (или каким-либо его аналогом). Принцип соответствия регулирует, таким образом, интенсивный рост науки. Экстенсивный рост регулируется механизмом куновских парадигм’. Парадигма выступает в роли некоторого «защитного механизма» науки, некоторого рода фильтра, не пропускающего в науку внепарадигмальные построения[CCLIX] [CCLX].

Как известно, термин «парадигма» весьма многозначен, но при любом толковании парадигма включает обязательное наличие некоторых стандартов, приобретенных той или иной дисциплиной в ходе длительного исторического развития. Все выполненное ниже этих стандартов просто не допускается к обсуждению[CCLXI]. Деятельность по поддержанию уровня этих стандартов — одна из важнейших компонент профессиональной научной работы, которой занято большинство ученых. «Вполне вероятно, — писал Н. Винер, — что 95% оригинальных научных работ принадлежит меньше чем 5% профессиональных ученых, но

большая часть из них вообще не была бы написана, если бы остальные 95% ученых не содействовали созданию общего достаточно высокого уровня науки»1.

Кроме того, в науке существуют какие-то глобальные ее характеристики, какие-то принятые в ней «правила игры», которые на данном этапе развития обязательны для участия в игре. Короче, игра, называемая наукой, — это не «игра без правил», хотя задача выделения и четкой характеристики всех этих правил представляется мне, как минимум, трудновыполнимой.

Два отмеченных сейчас момента и характеризуют тот смысл, который я вкладываю в выражение «принцип системности». Я мог бы также предложить называть его принципом респектабельности [Баженов, 1974] (не будучи, впрочем, уверен, что это название много лучше). Но так или иначе ясно, чтб я понимаю под принципом системности (респектабельности): новые идеи, концепции, теории, появляющиеся в науке, не могут быть любыми, на них налагается ряд ограничений, а именно: 1) они удовлетворяют некоторой парадигме (при экстенсивном росте) или принципу соответствия (при интенсивном росте); 2) они удовлетворяют существующим на данной стадии развития науки некоторым общим «правилам игры».

Начнем рассмотрение со второго пункта.

При всех трудностях выполнения задачи — четко выделить все правила игры, бесспорен факт их наличия и то обстоятельство, что ученые де-факто руководствуются ими. В число этих правил включаются прежде всего некоторые чрезвычайно общие философские соображения относительно общего характера сущего и путей его познания, соображения, определяющие в целом то, что может быть названо, например, стилем мышления[CCLXII] [CCLXIII].

К такого рода правилам, безусловно, относятся и те регуля- тивы, которые были рассмотрены выше. С этой точки зрения принцип системности выступает (во всяком случае, частью своего содержания) как некоторого рода метарегулятив, говорящий нечто (на более высоком языковом уровне) о других регулятивах- допускаемые в науку построения должны в той или иной степени удовлетворять соображениям проверяемости, общности, предсказательной мощи и простоты.

К числу общих правил игры, принятых в науке, относится также, кроме названных, ряд максим, на двух из которых я хочу коротко остановиться.

Первая максима касается общего характера эксперимента и получаемых в нем результатов и кратко может быть сформулирована как требование объективной воспроизводимости экспериментальных данных. Результаты эксперимента не должны зависеть от личности экспериментатора, эксперимент должен иметь четко зафиксированную методику его проведения, следуя которой любой исследователь должен получить одинаковые результаты. В науке не принимаются во внимание единичные данные эксперимента; все экспериментальные факты — это результаты, прошедшие сложную статистическую обработку (см., например, [Ракитов]).

Максиму воспроизводимости мне хотелось бы сформулировать, может быть, не в самой точной, но зато в яркой форме, обратившись за помощью к Фазилю Искандеру. В повести «Созвездие Козлотура» рассказывается, в частности, о том, что работы по разведению козлотуров (гибрид козы и тура) были горячо поддержаны «известным московским ученым», заявившим, что разведение козлотуров целиком лежит в русле его опытов по созданию гибридов ржи с пшеницей, картофеля с томатами и т. д. Правда, замечает Ф. Искандер, опыты «московского ученого» вызвали возражения у его коллег, которые пытались повторять их и не получали результатов, о которых этот ученый сообщал. На возражения коллег «известный ученый» отвечал, что в этом нет ничего удивительного, так как он ставит «гениальные опыты», и было бы странно, если бы его результаты мог получить любой из его коллег.

Неполучение его результатов у коллег как раз и является, по мнению «известного ученого», доказательством гениальности, а значит, и особой ценности его опытов- Используя сатиру Ф. Искандера, обсуждаемую максиму можно сформулировать так: научный эксперимент не должен быть гениальным в смысле Фазиля Искандера.

Вторая общая максима может быть передана афоризмом д. Эйнштейна: «Бог изощрен, но не злонамерен». Н. Винер подробно обсуждает этот афоризм в работе «Человеческое использование человеческих существ. Кибернетика и общество» (см. [Винер, 1958, с. 47—48, 193—196]), отмечая, что это «больше чем афоризм» и в действительности является «положением, выражающим основы научного метода» [Там же, с. 48].

Если представлять себе науку как некоторого рода игру (разумеется, в теоретико-игровом смысле) с природой, то она в одном отношении радикально отличается от игры двух сознательных партнеров, где каждый из «игроков» может стремиться ввести в заблуждение другого. Скажем, когда два полководца ведут «игру», называемую войной, каждый из них, естественно, стремится дезинформировать другого; он может построить, например, фальшивые аэродромы, макеты ракетных установок ит.д., короче, проявить «злую волю». Природа («бог» Эйнштейна) лишена злой воли; она коварна, т. е. скрывает свои тайны, но в игре с нами она не проявляет злого умысла, она не ставит себе целью «водить нас за нос», она не «строит фальшивых аэродромов».

Н. Винер, обсуждая эту методологическую максиму, вводит понятия о дьяволе манихейцев как существе рафинированной злобы, представляющем некоторую позитивную силу, стремящуюся запутать нас, и о дьяволе августинцев, не представляющем самом по себе силы, а лишь «показывающем меру нашей слабости». В научной игре природа ведет себя так же, как «дьявол августинцев». Он «может потребовать для своего обнаружения всей нашей находчивости. Однако когда он обнаружен, мы, в известном смысле^ произнесли над ним заклинание, и он не изменит своей политики в уже решенном вопросе, руководствуясь простым намерением еще более запутать нас» [ Там же, с.

47]. «Йрирода оказывает сопротивление стремлению раскрыть ее тайны, но она не проявляет изобретательности в нахождении новых и не подлежащих расшифровке методов, с тем, чтобы затруднить нашу связь с внешним миром» [Там же, с. 48].

Максима «природа коварна, но не злонамеренна» не случайно характеризуется Н. Винером как положение, выражающее основы научного метода. Здесь в афористичной форме схвачена самая суть науки как формы объективного освоения природы. Июбые концепции, претендующие на включение в науку, конечно, должны удовлетворять тесту на «незлонамеренность приро- ды». Если принять аналогию науки как информационно-разви- вающейся системы с биологическими системами[CCLXIV], то можно сказать, что те или иные нововведения в науке аналогичны мутациям в живых организмах. И так же, как бывают летальные мутации, связанные со слишком радикальной перестройкой генотипа, так же бывают и «летальные научные мутации», т. е. не вписывающиеся в сложившийся генотип науки новообразования, включение которых просто вело бы к ликвидации науки как исторически сложившейся системы знания.

Во вписывании того или иного нововведения в систему научного знания важную роль играют, как уже отмечалось, понятия парадигмы и принципа соответствия. Если принять как более или менее ясное (и во всяком случае прочно вошедшее в научный обиход) понятие парадигмы, то «защитный механизм науки» на стадиях ее экстенсивного роста становится достаточно понятным. Однако интенсивный рост как раз предполагает смену существующей парадигмы и, следовательно, не может регулироваться ею. Здесь на авансцену выходит принцип соответствия.

При этом спешу оговориться, что направленность изложения на анализ «защитных механизмов» никак не означает какого бы то ни было сомнения в «сумасшедшем» (используя емкое выражение Н. Бора) характере радикальных научных нововведений. Требование «сумасшедшего» характера новых идей — требование, глубоко схватывающее диалектику познания мира человеком. Но понятно, что «сумасшедший» характер — требование необходимое, но недостаточное.

Если угодно, «тривиально-сумасшедшую» идею выдвинуть несложно — достаточно просто взять отрицание какой-либо общепринятой концепции. Вся трудность состоит как раз в генерировании не тривиально-сумасшедших идей. А для этого такая идея должна быть в каком-то смысле продуктом уже достигнутой системы знания. Она, разумеется, не дедуцируется этой системой (тогда она не была бы сумасшедшей), но она и не детальна для нее, она в нее вписывается прежде всего с помощью принципа соответствия.

Этому принципу посвящена обширная методологическая литература, и я не ставлю своей задачей дать здесь сколько-нибудь полное освещение всех связанных с ним вопросов, а останов-

Люсь лишь на тех, которые представляются мне непосредственно связанными с моей основной темой[CCLXV].

Прежде всего здесь встает вопрос о совместимости принципа соответствия с концепцией парадигм Т. Куна. Дело в том, что Т. Кун и его сторонники настойчиво подчеркивают антикумулятивный характер развития науки, противопоставляя этот тезис кумулятивной точке зрения, одним из наиболее ярких выражений которой обычно считается принцип соответствия. Смена парадигм рассматривается как изменение способа видения мира, делающее несравнимыми сменяющие друг друга теории. Развивая эти представления, Т. Кун приходит к сомнению в «онтологическом прогрессе» научного познания, но я не буду здесь касаться этого вопроса. Сейчас меня интересует вопрос о том, действительно ли признание наличия смены парадигм (в смысле наличия радикальных концептуальных перестроек) несовместимо с принципом соответствия?

На мой взгляд, такой несовместимости нет. Принцип соответствия в своем специфическом содержании относится не к фундаментальным понятиям и идеям, входящим в состав сменяющих друг друга теорий, а к формулируемым в этих теориях законам (это обстоятельство подчеркнуто и в приведенной формулировке И.В. Кузнецова). Общеизвестно, что фундаментальные концептуальные предпосылки, например, релятивистской и классической физики или квантовой и классической физики не только не соответствуют друг другу (в смысле принципа соответствия), но, напротив, исключают друг друга. Повторяю, это общеизвестно, и подчеркивание этого момента Т. Куном можно понять как протест против монотонно-кумулятивистского представления развития науки, но нельзя принять как аргумент против наличия кумулятивной компоненты в знании, выражаемой принципом соответствия.

Именно формулировка законов (фундаментальные уравнения теории) подчиняется принципу соответствия, а не сами по себе исходные теоретические понятия.

Этот момент стоит, как мне думается, особо подчеркнуть, так как он не всегда достаточно осознается. Довольно часто можно встретить в качестве примеров действия принципа соответствия, скажем, развитие понятия числа или отношение понятия массы в релятивистской и классической физике. Здесь явное недоразумение.

Понятие числа есть понятие математическое, и, когда говорят о расширении понятия числа, имеют в виду не изменение содержания понятия об остающемся неизменным (одним и тем же) объекте, а именно изменение самого объекта. Это изменение объекта (конструирование нового объекта) действительно проводится нами так, чтобы новый тип объектов (и описывающие его «законы») включал как частный случай старый объект (и его «законы»). В этом смысле переход от старой системы объектов к новой подчинен некоторому аналогу принципа соответствия, так называемому принципу перманентности Г. Ганкеля (О принципе Ганкеля см., например, [Крымский]). Таким образом, в математике мы имеем дело не с развитием понятий как таковых, а с развитием математических объектов, и в отношении соответствия здесь стоят как раз теории (системы аксиом-постулатов), описывающие эти объекты.

Что касается примеров физических понятий, якобы удовлетворяющих принципу соответствия (например, понятие массы), то здесь картина несколько иная. Понятие массы в классической механике и понятие массы в релятивистской механике с логической точки зрения несовместимы, ибо одна обладает свойством «быть неизменной характеристикой тела», другая — «зависеть от скорости движения тела»[CCLXVI]. Поскольку, однако, эти понятия должны для совпадающих сфер компетенции релятивистской и классической механики иметь общий референт, то у них, конечно, должна быть и часть содержания, находящаяся в отношении соответствия. Мы, конечно, могли бы дать релятивистской и классической массам просто разные названия и считать их разными понятиями. Однако в силу черты, которую я предложил назвать сохраняемостью или экстраполябильностью фундаментальных понятий [Баженов, 1973, с. 380], мы обычно отказываемся от этого пути и распространяем старое понятие на новую область, меняя при этом его содержание. Понятно, что если мы хотим, чтобы новое и старое понятия сохраняли какую-то связь, то у них должно быть и какое-то общее содержание. В отношении соответствия (в смысле принципа соответствия) в этом слут чае находится та часть содержания понятий, которая выражена в математически формулируемых законах.

Таким образом, наличие радикальных изменений в концептуальном аппарате сменяющих друг друга теорий (смена парадигм) не отменяет действия принципа соответствия, фиксирующего отношения законов (фундаментальных уравнений) этих теорий. Принцип соответствия выполняет свою роль защитного механизма науки в периоды интенсивного роста, формулируя условия включения новых теоретических построений в систему научного знания. Как уже отмечалось, этот принцип может быть сформулирован лишь для дисциплин, достигших высокой степени зрелости и могущих поэтому придать формулируемым законам форму математических уравнений. В менее развитых областях знания аналогичную роль выполняет менее жесткое (и более неопределенное) требование наличия преемственной связи новой теории со сложившейся системой знания.

Принцип соответствия, рассматриваемый как элемент принципа системности, выступает как некоторого рода защитный механизм науки. Это, однако, не означает, что это единственная его функция. Не менее (а может быть, и более — это зависит от угла рассмотрения) важной является его эвристическая функция в процессе формирования новых теоретических построений. Я кратко остановлюсь на ней, тем более что этот вопрос не всегда одинаково понимается.

На первый взгляд кажется, что принцип соответствия имеет прежде всего ретроспективную направленность, оценивая старую теорию с позиций новой. «Принцип соответствия в его классической формулировке ретроспективен, он обращен в прошлое, рассматривая прежние теории с позиций новой теории. В этом смысле его эвристические возможности существенно ограниченны» [Илларионов, Мамчур, 1973, с. 353]. Однако авторы еще резче формулируют эту мысль, говоря, что «принцип соответствия в его классической формулировке допускает только проверку его выполнения post factum после создания новой теории» [Там же, с. 361].

На мой взгляд, подобная оценка принципа соответствия вряд ли справедлива. Принцип соответствия отнюдь не обращен только в прошлое. Даже в своей «защитной» функции он направлен как раз против новых построений, летальных для системы научного знания.

Еще заметнее обращенность принципа соответствия вперед в его эвристической функции. Конечно, принцип соответствия включает в себя наличие предельного перехода от новой (значит, уже построенной) теории к старой, но — «это вторичная, возвратная функция принципа соответствия, когда мы применяем его для логического оформления связи новой, уже созданной теории, со старой и тем самым находим строгое логическое обоснование тому методу распространения на новую область некоторых старых представлений, который явился эвристическим средством построения новой теории. Главная же эвристическая ценность принципа соответствия состоит, — говорит

С.Б. Крымский, — в поисках нового путем экстраполяции старых методов на новую область» [Логика научного исследования, с. 265].

Действительно, исследователь, опираясь именно на принцип соответствия, стремится угадать законы новой предметной области, руководствуясь тем соображением, что их математическая формулировка должна при предельном переходе давать уравнения старой теории. Как раз при создании (а никак не post factum) и теории относительности, и квантовой теории их авторы широко использовали принцип соответствия (и, кстати, С.В. Илларионов и Е.А. Мамчур хорошо пишут именно об этом в цитировавшейся статье).

Иллюзия ретроспективности принципа соответствия возникает, по-моему, может быть, из-за названия этого принципа,

подчеркивающего, что старая теория должна соответствовать новой, образуя ее предельный случай. Но понятно, что название никогда не покрывает содержания, и принцип соответствия не составляет здесь исключения[CCLXVII].

* * *

Мы обсудили пять методологических регулятивов. В ходе этого обсуждения был рассмотрен и ряд других регулятивов (принцип наблюдаемости, принцип инвариантности, принцип Рейхенбаха, принцип Фейнмана, принцип соответствия), некоторые из них (а может быть, и каждый) под другим углом рассмотрения могли бы претендовать и на самостоятельный статус. Этим я хочу лишь подчеркнуть, что моей задачей было не создание «жесткой» классификации регулятивов (если таковая вообще возможна), а освещение того обстоятельства, что наука в своем развитии вырабатывает определенную систему внутренних ценностей, находящую свое выражение в разнообразных методологических регулятивах.

В заключение уместно сказать несколько слов об общем характере действия методологических регулятивов. Как мы видели, они выполняют определенную селективную функцию в научном познании: возникающие теории должны в определенной мере удовлетворять требованиям общности, простоты, проверяемости, системности и т. д. И тем не менее я бы возражал против названия «селективные принципы» вместо «методологические регулятивы (принципы)». Конечно, в том или ином контексте, наряду со вторым названием, может использоваться и первое. Но если видеть в этом изменении названия глубокий принципиальный смысл, то это, на мой взгляд, связано с чрезмерным «ужесточением» обсуждаемых принципов. Некоторые из них действительно носят достаточно специфицированный и «жесткий» характер (например, принципы соответствия или инвариантности), однако другие более общи и значительно менее определенны.

Как мне думается, требования, предъявляемые методологическими регулятивами, не носят характера жестких правил отбора и, как любые методологические рекомендации, по самой сути являются «определенно-неопределенными».

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

Акчурин И.А. Теория элементарных частиц и теория информации // Философские проблемы физики элементарных частиц. М, 1963.

Амосов Н.М. Искусственный разум. Киев: Наукова думка, 1969.

Баженов Л.Б. Главное — респектабельность // Знание — сила. 1974. № 1. С. 16-17.

Баженов Л.Б. Основные вопросы теории гипотезы. М.: Высш. шк., 1961.

Баженов Л Б. Принцип детерминизма и законы сохранения // Современный детерминизм. Законы природы. М., 1973.

Баженов Л.Б. Строение и функции естественно-научной теории. М.: Наука, 1978.

Борн М. Моя жизнь и взгляды. М.: Прогресс, 1973.

Борн М. Физика в жизни моего поколения. М., 1963.

Вавилов С.И. Собрание сочинений: В 5 т. Т. III. М.: Изд-во АН СССР, 1956.

Вигнер Е. Этюды о симметрии. М.: Мир, 1971.

Визгин В.П. Принцип инвариантности // Методологические принципы физики. М.: ИИЕТ, 1975.

Визгин В.П. Развитие взаимосвязи принципов инвариантности с законами сохранения в классической физике. М.: Наука, 1972.

Винер Н. Кибернетика и общество. М.: Иностр. литература, 1958.

Винер Н. Я — математик. М., 1964.

Гамов Г.Н. Начало принципиальной наблюдаемости в современной физике // Успехи физических наук. 1927. Т. VII. С. 388.

Гейзенберг В. Теория, критика, философия // Успехи физических наук. 1970. Т. 102. Вып. 2.

Грюнбаум А. Философские проблемы пространства и времени. М.: Прогресс, 1969.

Илларионов С.В., Мамчур Е.А. Регулятивные принципы построения теории // Синтез современного научного знания. М., 1973.

Искандер Ф. Дерево детства. М.: Советский писатель, 1970.

Карнап Р. Философские основания физики. М., 1971.

Клейн Ф. Сравнительное обозрение новейших геометрических исследовании // Об основаниях геометрии. М., 1956.

Кочергин А.Н. Моделирование мышления. М.: Политиздат, 1972.

Крымский Б. С. Научное знание и принципы его трансформации. Киев, 1974.

Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ // Кун Т. Структура научных революций М.: ACT, 2001. С. 265—454.

Логика научного исследования. М., 1965.

Мамчур Е.Н. Проблема выбора теории. М.: Наука, 1975.

Маркс К, Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. М., 1955—1973.

Мах Э. Популярно-научные очерки. СПб., 1909. Гл. XIII.

Милль Дж. Cm. Система логики силлогистической и индуктивной: Изложение принципов доказательства в связи с методами научного исследования. М., 1899.

Навиль Э. Логика гипотезы. СПб., 1882.

Налимов В. В. у Мульченко З.М. Сравнительное изучение двух самоорганизующихся систем — науки и биосферы // Методологические проблемы кибернетики (Материалы к Всесоюзной конференции). М.: ИФ АН СССР, 1970. Т. 2.

Нейман Дж. фон. Теория самовоспроизводящихся автоматов. М., 1971.

Окунь Л Б. Понятие массы (Масса, энергия, относительность) // УФН. 1989. Т. 158. № 3.

Омельяновский М.Э. Диалектика в современной физике. М.: Наука, 1973.

Поппер К. Логика и рост научного знания: Избр. работы. М., 1983.

Пуанкаре А. Наука и гипотеза. СПб., 1904.

Ракитов А. И. Статистическая интерпретация факта и роль статистических методов в построении эмпирического знания // Проблемы логики научного познания. М., 1964.

Рассел Б. Человеческое познание. М.: Наука, 1957.

Румер Ю.у Рывкин М.С. Теория относительности. М.: Учпедгиз, 1960.

Садовский В.Н. Основания общей теории систем. М., 1974.

Сачков Ю.В. Процессы обобщения в синтезе знания // Синтез современного научного знания. М.: Наука, 1973.

Сачков Ю.В. Эволюция стиля мышления в естествознании // Вопросы философии. 1968. № 4.

Тьюринг А. Может ли машина мыслить? М., 1960.

Фейнман Р. Характер физических законов. М.: Мир, 1968.

Франк Ф. Философия науки. М.: Иностр. литература, 1960,

Эйнштейн А., Инфельд Л. Эволюция физики // Эйнштейн А. Собрание научных трудов. Т. IV. М., 1967.

Эшби У.Р. Системы и информация // Вопросы философии. 1964. № 3.

Bridgman P.W. The Logic of Modem Physics. N.Y., 1927.

Bunge M. Myth of Simplicity. N.Y., 1963.

Kuhn T. The Copemican Revolution. N.Y., 1957.

Lakatos I. Changes in the Problem of Inductive Logic // Problem of Inductive Logic, ed. Lakatos, North-Holland, Amsterdam, 1968.

Popper K. Philosophy of Science // Mace C.A. British Philosophy in the Mid-Century. London, 1957.

Schlesinger G. Method in the Physical Sciences. L.; N.Y., 1963.

ВОПРОСЫ Методологические принципы научного познания и их место в общей теории познания. Значение и функции методологических принципов в конкретном научном познании. Обсуждение методологических принципов в философии науки. Совокупность методологических принципов как целостная взаимосвязанная система. Открытый характер системы методологических принципов и развитие этой системы в процессе развития научного познания. Внутренняя структурированность системы мето

дологических принципов и выделение в ней группы принципов, регулирующих главным образом взаимоотношение теоретического и эмпирического уровней, и группы принципов, относящихся главным образом к внутри- и межтеоретическим отношениям. Принципы проверяемости (в узком смысле слова — подтверждаемости), опровергаемости и наблюдаемости в научном познании. Принцип подтверждаемости и характерные требования, предъявляемые им к структуре и способу организации научного знания. Принцип опровергаемости (фальсифицируемости), его содержание и взаимосвязь с принципом подтверждаемости. Принцип простоты в истории развития познания. Различные исторические трактовки содержания принципа простоты. Современная интерпретация принципа простоты и его взаимосвязь с другими методологическими принципами. Принцип соответствия в философии науки. Возникновение и развитие принципа соответствия в процессе создания квантовой физики в XX в. Осмысление принципа соответствия как общего принципа научного познания и «каноническая» формулировка принципа соответствия. Более широкое понимание принципа соответствия как выражения генетической преемственности в развитии научных теорий (Принцип ограничений). Значение принципа соответствия как критерия истинности научного знания. Принцип инвариантности (симметрии) в научном познании XIX—XX вв. Осмысление принципа инвариантности как общего принципа существования и структурирования теоретического уровня научного знания в работах Е. Вигнера и формулировка принципа. Роль и функционирование принципа инвариантности в современной физике микромира. Принцип системности (согласованности) в научном познании и его своеобразие во всей системе методологических принципов. Характер требований, накладываемых принципом системности на содержание и способ организации научного знания, — требования внешней и внутренней согласованности теории, требования согласованности между теориями. Связь принципа системности с другими методологическими принципами.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Баженов Л.Б. Строение и функции естественнонаучной теории. М.: Наука, 1978.

Овчинников Н.Ф. Методологические принципы в истории научной мысли. М., 1997.

<< | >>
Источник: Под ред. д-ра филос. наук А.И. Липкина. Философия науки: учеб, пособие. 2007

Еще по теме Системность:

  1. § 2. Системность и синергетика — новые парадигмы методологии науки
  2. Системность библиотечного дела
  3. Объективный характер системного развития библиотечного дела
  4. СИСТЕМНОСТЬ ФИЛОСОФСКИХ КАТЕГОРИЙ КАК СТУПЕНЕЙ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ Д.И. Широканов
  5. СИСТЕМНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ МЕТОДА ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ
  6. О частном и системном подходах к решению главной задачи геодезии
  7. Системность
  8. Системность эволюции, или процесс как система
  9. § 3. Междисциплинарные принципы в формировании естественнонаучной картины мира (системность и самоорганизация)
  10. § 3. Системная и комплексная формы технической целостности
  11. § 13. Системные представления в современном техническом знании
  12. 9.2. Требования к менеджерам системного менеджмента качества
  13. Системность словарного состава языка Лексика как система
  14. § 2. Системность знака
  15. Р.Р. Ишмуратов К вопросу о принципах системности в работах Маркса, Мизеса и Хайека
  16. Системно-синергетический подход к профессиональной подготовке будущих специалистов в образовательной системе вуза
  17. Системность
  18. 3.6. СТРУКТУРНЫЙ, ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ, СИСТЕМНЫЙ И АТОМАРНЫЙ МЕТОДЫ