Сущность техники
Что представляет собой техника как реальность модернити? Попробуем ответить на этот вопрос, характеризуя технику в категориальном пространстве, заданном четырьмя основными координатами.
Техника как артефакт. В отличие от явлений первой природы технические изделия (орудия, механизмы, машины, сооружения, техническая среда), даже очень сложные, например городские структуры или космические системы, являются искусственными образованиями, т. е. артефактами. Определяя технику как артефакт, обычно подчеркивают именно это: техника — не явление первой природы, она создана человеком. «Природа, — пишет К. Маркс, — не строит ни машин, ни локомотивов, ни железных дорог, ни электрического телеграфа, ни сель- фактов. Все это продукты человеческого труда, природный материал, превращенный в органы человеческой воли, властвующей над природой, или человеческой деятельности в природе» [Маркс, Энгельс, т. 46, ч. 2, с. 215]. «Дарвин интересовался историей естественных технологий... образования растительных и животных органов, которые играют роль орудий производства в жизни растений и животных... но человеческая история тем и отличается от истории природы, что первая сделана нами, вторая же сделана не нами» [ Там же, т. 23, с. 383]. Человек, вторит Марксу отец философии техники Э. Капп, в отличие от животного обладает способностью к творению и артификации; в одном слове «артефакты» мы обнимаем всю систему механических приспособлений [Капп, 1925, с. 97, 127].Все это правильно, но затеняет два обстоятельства, а именно, что техника не только сделана человеком, но и является своеобразной природой (второй, третьей, социальной), а также что техника как артефакт сегодня воспринимается не только наравне с первой природой, но даже как реальность более естественная и непосредственная, чем явления первой природы. Действительно, отдадим себе отчет: с явлениями первой природы современный человек фактически уже дела не имеет.
Вся наша среда искусственная (температура, освещение, условия проживания и т. п.), пища тоже; явления первой природы интересуют нас или как сырье, т. е. опять как момент техники, или как экологические условия, параметры которых мы должны поддерживать для жизни человека, а следовательно, это тоже продукт нашей деятельности, или как эстетический феномен (пейзаж и прочее), то есть и в данном случае мы имеем дело, как говорит Маркс, с «природой», сделанной нами. Действие и присутствие техники, начиная с XX столетия, воспринимается как основная реальность, реальность по преимуществу, и, хотя техника сделана человеком, именно она в настоящее время выступает в сознании обычного человека как «естественное», а первая природа — скорее как «ис
кусственное», поскольку ее явления в одних случаях нужно использовать по назначению, а в других сохранять.
Есть еще одно соображение. По привычке сущность человеческого, да и социального существования мы относим к естественному бытию, которое понимается как сакральное начало (Бог, Разум, Интеллигенция) или как природа. Во всяком случае как начало, не зависящее от человека, а, напротив, определяющее его. Техника как артефакт заставляет нас видеть действительность иначе. Действительность столь же продукт иных начал, сколько и нас самих, нашего творчества и понимания. Но это означает, что сущность нашего бытия, как верно отмечал М. Хайдеггер, заключается в технике; конечно, не только в ней, но в ней в том числе. Техника как концептуализация и искусство изготовления изделий. Сравнивая два понимания техники (характерное для архаической культуры и современное [Розин, 2001, с. 81—84, 130—140]), мы видим, что они различны (первое существует в рамках анимистического, сакрального мироощущения, а второе — в рамках рационального, естественно-научного). Можно предположить, что различие этих пониманий обусловлено различием культур. Как правило, в понимании техники (будем называть его «концептуализацией техники» или «технической рефлексией») можно различить два момента: осмысление того, что собой представляет техника как феномен (действие духов или богов, синергия действий человека и природы и т.
п.), и объяснение эффектов техники, т. е. того, почему техника позволяет получить нужный результат (человек не может вызвать своей мускульной силой какое-то явление, но, создав техническое изделие, вызывает это явление; он не может летать, но, сделав самолет, летит).Концептуализация техники, вероятно, возникает вместе с ней самой, поскольку в культуре каждое явление должно быть осмыслено — понято и выражено в языке. Тем более техника, создающая для человека реальность, по преимуществу позволяющая ему выжить и успешно действовать. Понимание и выражение техники в языке необходимо и для нащупывания правильных действий человека. Здесь возникает принципиальный вопрос, который уже давно обсуждается в философии техники: нужно ли считать искусство, порождающее технические артефакты, техникой? В «Философском словаре» 1991 г. читаем: «Техника (от греч. techne — искусство, навыки, мастерство) в качестве понятия имеет два смысла. В первом обозначает орудия и инструменты труда и любые искусственные устройства (артефакты), созданные человеком и используемые для преобразования окружающей среды... Во втором смысле обозначает систему навыков, уровень мастерства в реализации того или иного вида деятельности» [Философский словарь, с. 456—457].
А.В. Бондарь, обсуждая эти два смысла, которые он называет соответственно «узким» и «широким», пишет следующее: «Если дуалистические различия в определении техники как были прежде, так и сохраняются сегодня, то нельзя не присоединиться к тем исследователям, кто продолжает считать, что пока «данное положение полностью не преодолевает свой дискуссионйый характер, как в смысле методики, так и тематики». Если это так, то приходится соглашаться с тем, что в методическом отношении оно по-прежнему содержит в себе противоречия, то есть остается нерешенной проблема, где задача как раз состоит в том, чтобы сделать очевидной взаимозависимость между узким и широким аспектами техники» [Бондарь, 2001, с. 20].
С моей точки зрения, техника — это не только артефакты, но и техническое искусство (техническая деятельность), приводящее к данным артефактам, и различные концептуализации техники, которые меняются под влиянием культуры.
Нащупывая и выстраивая действия, приводящие к нужным человеку результатам и артефактам, техник одновременно создает и соответствующие концептуализации техники, именно как необходимое условие разворачивания технического искусства. Например, искусство (техника) подъема скульптурных изображений тотемных духов на острове Пасха неотделимо от анимистического объяснения этой техники («духи сами встают и идут», а действия человека склоняют их это сделать [Розин, 2001, с. 81—84]). Исторические наблюдения показывают, что часто именно неправильная концептуализация техники не позволяет решить новую техническую задачу и нащупать нужное техническое искусство. Например, как в случае с созданием аппаратов тяжелее воздуха в античной культуре и в эпоху Возрождения, которые не поднимались в воздух, как птицы, а падали.Одну из первых концептуализаций, способствовавших развитию техники, как известно, наметил Аристотель, который различил, с одной стороны, «природу» и «естественное изменение», с другой — «искусство» (в античном понимании — это всякое изготовление, включая техническое) и «деятельность». Искусство и деятельность Аристотель связывает с достижением цели и способностью действовать в отношении определенного предмета. Искусство, с точки зрения Аристотеля, опирается на опыт и научные знания (знания «причин» и «начал»).
«Из различных родов изготовления, — пишет Аристотель в «Метафизике», — естественное мы имеем у тех вещей, у которых оно зависит от природы... природою в первом и основном смысле является сущность вещей, имеющих начало движения в самих себе как таковых...» [Аристотель, 1934, с. 82, 123]. «Названием способности прежде всего обозначается начало движения или изменения, которое находится в другом, или поскольку оно — другое, как, например, строительное искусство есть способность, которая не находится в том, что строится... Далее идет способность совершать такое-то дело удачно или согласно выбору: ведь если люди только начали идти или сказали, но вышло нехорошо или не так, как они наметили (т.
е. речь идет о цели. — В.Р.), — о таких людях мы иной раз не скажем, что они способны говорить или идти» [Там же, с. 91—92].Заметим, что природа и естественное понимались в Античности не так, как в культуре Нового времени. Естественное просто противопоставлялось искусственному, т.е. сделанному или рождающемуся самостоятельно. Природа понималась как один из видов бытия, наряду с другими, а именно как такое «начало, изменение которого лежит в нем самом». Природа не рассматривалась как источник законов природы, сил и энергий, как необходимое условие инженерного действия. В иерархии начал бытия природе отводилась хотя и важная (источника изменений, движения, самодвижения), но не главная роль. Устанавливая связь действия и знания, Аристотель апеллировал не к устройству природы, а к сущности деятельности. В результате полученные в античности знания и способы их использования, по Аристотелю, только в некоторых случаях давали благоприятный, запланированный эффект.
Вероятно, поэтому гениальное открытие Аристотеля смогли удачно освоить и использовать (да и то в отдельных областях) только отдельные, исключительно талантливые ученые-инженеры, например Эвдокс, Архит, Архимед, Гиппарх. (К тому же многие из них всегда помнили наставления Платона, утверждавшего, что занятие техникой вообще уводит от идей и неба, затрудняя путь к бессмертию.) Подавляющая же масса античных техников действовали по старинке, т. е. рецептурно, большинство из них охотнее обращались не к философии, а к магическим трактатам, в которых находили принципы, вдохновляющие их в практической деятельности. Например, такие: «Одна стихия радуется другой», «Одна стихия правит другой», «Одна стихия побеждает другую», «Как зерно порождает зерно, а человек человека, так и золото приносит золото» [Дильс, 1934, с. 116, 127]. Техника как опосредование. Многие философы техники пишут, что техника есть посредник между человеком и природой. Но более важно, что техника есть посредник, точнее, опосредование, т. е. окольный путь и создание средств между техническим замыслом и его реализацией.
Вспомним историю с изобретением аэроплана. Сначала идея «полета человека» возникла в сфере воображения и замышления. В мифах архаических народов человек превращается в птицу и летает. В Древней Греции был создан миф об Икаре, который, подобно ремесленнику, изготовил из перьев и воска крылья, чтобы летать, и действительно полетел. Но не реально, а в пространстве воображения. Причем, для того чтобы подчеркнуть отличие замысла от реальности, невозможность его реализации, авторы мифа предусмотрели печальный конец.Вполне в аристотелевском духе полет человека концептуализировался в следующем рассуждении: птица летает потому, что у нее есть крылья, которыми она машет; если бы у человека были крылья, то и он бы летал. То есть, двигаясь в мышлении, нашли последнее звено — крылья, которые уже могли быть созданы человеком (техником), выяснившим причину полета. Сегодня мы понимаем, что данная концептуализация неверна, поэтому и практические усилия в этом направлении не могли привести к успеху. Но еще Леонардо следует данной концептуализации и тоже терпит неудачу.
«На протяжении всей своей жизни, — пишет К.В. Фролов, — Леонардо работал над созданием летательных машин тяжелее воздуха. Для этого он тщательно изучает полет птиц, каким образом они взлетают и совершают посадку, анатомию их летательных органов, кинематику и динамику их полета. Далее он переходит к изучению того, что сегодня мы называем бионикой: движения крыла и хвоста у птиц, влияние расположения центра
тяжести птицы на механику полета. Леонардо проектирует различные летательные аппараты, в частности махолеты. В дошедших до нас эскизах и чертежах Леонардо содержатся разработанные им различные конструкции крыльев, двигательные механизмы, механизмы управления» [Фролов, 2003, с. 38—39].
Наконец, в конце XIX — начале XX столетия инженеры вышли на идеи и расчеты подъемной силы крыла, винта и мотора, что и позволило создать первые летающие аппараты. Как мы видим, замысел полета человека сложился задолго до того, как удалось построить первый аэроплан. На пути к нему техники вышли сначала на идею создания крыльев, затем аппарата тяжелее воздуха (махолета), наконец, самолета. Иначе говоря, чтобы реализовать технический замысел (например, летать), необходимо сначала создать определенное техническое устройство (крылья, махолет, самолет).
Итак, техника может быть рассмотрена еще одним способом: это опосредование, складывающееся при реализации сначала культурного (мифологическая идея полета человека, литературная идея виртуальных систем в научной фантастике XX столетия и т. д.), а потом технического замысла. Как опосредование техника связывает между собой замысел и реализацию и предполагает создание технического устройства, обеспечивающего эту реализацию. Правда, первоначально, в Древнем мире, идея создания технического устройства сливалась с идеей технического искусства, поскольку техника концептуализировалась сакрально, как действие духов или богов. «Техники» того времени думали, что создание изделий сводится к нахождению действий (т. е. мастерству, искусству), склоняющих сакральные силы действовать так, как это нужно человеку. Если же говорить об объективном процессе, то характеристики технического изделия в Древнем мире нащупывались в пространстве «смысла, опыта и эффективности». Как правило, ведущими были смысловые координаты (структуры), которые затем корректировались на основе опыта и эффективности. Например, архаическая идея лечения конституировалась представлением о том, что болезнь — это выход души человека из его тела, поэтому, чтобы человек выздоровел, нужно вернуть душу назад, в тело. Покидает же душа тело потому, что ей стало или холодно, или жарко или она захотела есть и пошла искать пищу; отсюда и «логика» лечения: в первом случае человека нужно согреть, во втором — охладить, в третьем — предложить еду.
В Античности техническое искусство как нащупывание правильных технических действий и технические действия, направленные на создание технического изделия, постепенно начинают расходиться. Способствовала этому, в частности, оппозиция аристотелевских категорий форма — материя — деятельность.
В Средние века оппозиция этих двух пониманий техники уже сознательно обсуждается в философии. И вот почему. С точки зрения средневекового мастера (техника), создание вещей есть всего лишь подражание Творцу, который по слову мистически творит вещи из ничего. Человек же только подготавливает материал вещи, придавая ему форму произведения, необходимую для божественного акта творения. Мастерство — это и приготовление такой формы (произведения), и действие через мастера божественного акта творения, т. е. синергия человеческих и божественных усилий-действий. Другими словами, вместе с идеей приготовления формы вещей и необходимого для этого мастерства в технику начинает входить идея создания технического изделия как необходимое условие реализации технического замысла [Неретина, 1999, с. 192—195; 199—200].
Идеи эпохи Возрождения — «проекта» и «строя» — уже вполне приближаются к современным. Строй — это устройство вещей, созданных по техническому замыслу (проекту), выражающее не материал, а вещь как произведение инженера. Осталось только понять, какими свойствами нужно наделять форму, каким должен быть строй, чтобы реализовались не «божественный жар», а силы и энергия природы. Если для Марсилия Фичина, обсуждающего, что такое прекрасное, в строе прежде всего воплощается божественная энергия («сияние»), во вторую очередь — силы природы, то для Леонардо да Винчи — главным образом природа. Тем не менее в объективном плане определение характеристик технического изделия по-прежнему основывалось преимущественно на опыте, что, например, видно из анализа работ Леонардо да Винчи. Хотя он использует математические знания и эмпирические наблюдения природных явлений, окончательные параметры технических изделий определяются им в многочисленных опытах.
Чтобы понять, как конкретно эти идеи и представления преломлялись в инженерном творчестве Леонардо да Винчи, приведем реконструкцию того, как могло состояться одно его изобретение — парашют. Начинает Леонардо всегда с опытов, о чем он пишет в своих тетрадях, а именно в данном случае — с наблюдений за падающими телами. В результате ему удается получить знание, которое он оформляет в математической форме: «тяжелые тела падают быстро, ускоренно, а легкие — медленно, равномерно». Это знание подсказывает Леонардо идею инженерного сооружения — парашюта. Вероятно, он рассуждал так: если соединить (связать) тяжелое тело с легким и предоставить им свободно падать с большой высоты, то скорость тяжелого тела затормозится легким. Первое воплощение этого замысла Леонардо осуществляет в графической форме, создавая наброски парашютов. Заметим, что ответить на вопрос, с какой конкретно скоростью будет падать парашют, Леонардо не мог. Чтобы определить эту скорость и понять, с какими именно легкими телами нужно связать тяжелое тело, необходимо было ставить дополнительные, часто многочисленные, опыты, т. е. создавать опытные образцы парашюта (второе материальное воплощение замысла) и проверять на них исходную инженерную идею.
Только в культуре Нового времени совместными усилиями философов, ученых и техников удалось сформировать новый, собственно инженерный способ создания технических изделий, где реализация технического замысла опосредуется изучением процессов природы и построением математических моделей этих процессов. В отличие от Леонардо, творившего природу, Галилей хочет заставить природу работать на человека. С его точки зрения, природа «написана на языке математики», т. е. если к ней прорваться, то человек увидит природные процессы, подчиняющиеся математическим отношениям. На поверхности же природа выступает иначе, скрывая свою подлинную сущность. Чтобы заставить природу раскрыться, т. е. действовать так, как на это указывает математический язык, Галилей превращает опыт в эксперимент. В последнем природные процессы трансформируются с помощью технических средств таким образом, что начинают вести себя по логике, предписываемой математической теорией (математическими моделями). Но понимает Галилей свою задачу как построение новой науки о природе, позволяющей строить такие технические сооружения, которые действуют на основе законов природы [Розин, 2001, с. 132—141].
Галилей не ставил своей специальной целью получение знаний, необходимых для создания технических устройств, для определения параметров реальных объектов, которые можно положить в основание таких устройств. Когда он в своей знаменитой работе по механике вышел на идею использования наклонной плоскости и далее определил ее параметры, то решал эту задачу Галилей как одну из побочных в отношении основной — построения новой науки, описывающей законы природы. Гюйгенс же в качестве основной ставит задачу, которая по отношению к галилеевской выступает как обратная. Если Галилей считал заданным определенный природный процесс (свободное падение тела) и далее строил знание (теорию), описывающее закон протекания этого процесса, то Гюйгенс ставит перед собой обратную задачу: по заданному в теории знанию (соотношению параметров идеального процесса) определить характеристики реального природного процесса, отвечающего этому знанию.
На самом деле, как показывает анализ работы Гюйгенса, задача, которую он решал, была более сложная: не только определить характеристики природного процесса, описываемого заданным теоретическим знанием, но также получить в теории дополнительные знания, выдержать условия, обеспечивающие отношение изоморфизма между параметрами математической модели и характеристиками идеализированного природного процесса, и определить параметры объекта, которые может регулировать сам исследователь. Кроме того, выявленные параметры нужно было конструктивно увязать с другими, определяемыми на основе опытных соображений так, чтобы в целом получилось действующее техническое устройство, в котором бы реализовался природный процесс, описываемый исходно заданным теоретическим знанием. Другими словами, Гюйгенс пытается реализовать мечту и замысел техников и ученых Нового времени: исходя из научных теоретических соображений запустить реальный природный процесс, сделав его следствием человеческой деятельности. И надо сказать, это ему удалось [Там же, 2001].
С работ Гюйгенса естественно-научные знания (механика, оптика и др.) начинают систематически использоваться для создания разнообразных технических устройств. Для этого в естественной науке инженер-ученый выделяет или строит специальную группу теоретических знаний. При этом именно инженер
ные требования и характеристики создаваемого технического устройства влияют на выбор таких знаний или формулирование новых теоретических положений, которые нужно доказать в теории. Эти же требования и характеристики (в случае исследования Гюйгенса это было требование построить изохронный маятник, а также технические характеристики создаваемых в то время механических конструкций) показывают, какие физические процессы и факторы необходимо рассмотреть (падение и подъем тел, свойства циклоиды и ее развертки, падение весомого тела по циклоиде), а какими можно пренебречь (сопротивлением воздуха, трением нити о поверхности). Наконец, исследование теории позволяет перейти к первым образцам инженерного расчета [Там же, 2001].
Расчет в данном случае, правда, предполагал не только применение уже полученных в теории знаний механики, оптики, гидравлики и т. д., но и, как правило, их предварительное построение теоретическим путем. Расчет — это определение характеристик технического устройства, исходя, с одной стороны, из заданных технических параметров (т. е. таких, которые инженер задавал сам и мог контролировать в существующей технологии), а с другой — из теоретического описания физического процесса, который нужно было реализовывать техническим путем. Описание физического процесса бралось из теории, затем определенным характеристикам этого процесса придавались значения технических параметров и, наконец, исходя из соотношений, связывающих в теории характеристики физического процесса, определялись те параметры, которые интересовали инженера. В трактате о часах Гюйгенс провел несколько расчетов: длины простого изохронного маятника, способа регулирования хода часов, центров качания объемных тел.
Суммируем теперь, как выглядят в объективном плане этапы нового, инженерного способа создания технического изделия. Техническое действие в гипотетической плоскости сводится к определенному природному процессу (например, движению по инерции и свободному падению снаряда при артиллерийской стрельбе, как в случае Галилея, или делению ядер урана в ядерном реакторе, что имело место в XX столетии). В ходе естественно-научного изучения этого природного процесса подбирается или специально строится математическая модель, описывающая основные особенности исследуемого процесса (оремовская модель в работе Галилея; уравнения, описывающие деление ядер урана). В эксперименте эта модель уточняется или перестраивается, с тем чтобы можно было описать особенности экспериментально сформированного идеализированного природного процесса (свободного падения тела в безвоздушной среде; деления всех ядер урана), а также факторы и условия, влияющие на него (сопротивление воздуха при падении тела; примеси в уране и величина пробега осколков ядер в процессе их деления). Одновременно в эксперименте происходит практическое формирование такого идеализированного процесса. На основе построенной математической модели и результатов эксперимента инженер изобретает и рассчитывает конструкцию, призванную реализовать идеализированный природный процесс уже в форме технического действия (создание Гюйгенсом циклоидально изогнутой металлической полоски, по которой должен падать маятник часов; очищение урана от примесей и определение критической массы). Для расчета конструкции он сводит ее параметры, с одной стороны, к характеристикам идеализированного природного процесса, с другой — к факторам и условиям, влияющим на этот процесс. Опытным путем (при создании опытного образца) уточняются и доводятся все характеристики технического изделия, и инженер убеждается, что оно действительно работает, как было запланировано и рассчитано.
Заметим, что в случае инженерной деятельности при создании технического изделия опыт уже не играет той роли, которую он имел на предыдущих стадиях развития техники. Он, конечно, частично сохраняется в форме эксперимента и на стадии создания опытного образца, но все же главным становится именно инженерная деятельность и обеспечивающие ее исследования и разработки.
Наконец, в XX столетии складывается еще один способ опосредования — технология. Технология — это область усилий человека и общества, направленных на создание новшеств (артефактов). В качестве новшеств могут выступать самые разнообразные «изделия»: машины, продукты потребления, техническая среда, даже новая технология. Когда мы сегодня, например, говорим о компьютерной и информационной технологии, то имеем в виду те новые возможности и даже целую научно-техническую революцию, которую эта технология несет с собой. Наблюдения показали, что о технологии заговорили после того, как люди отчасти научились управлять развитием производства и техники, когда они заметили, что управляемое и контролируемое развитие производства и техники позволяет решить ряд сложных народнохозяйственных или военных проблем. «Необходима, — пишут, например, М. Щадов, Ю. Чернегов, Н. Черне- гов, — выработка долговременной технологической политики государства, с помощью которой оно бы активно вмешивалось и управляло внедрением нововведений, распространением их по отраслям» [Щадов, 1995, с. 128].
Чтобы охарактеризовать сущность технологии, рассмотрим один пример. В газете «Сегодня» (от 23 января 1999 г. № 14) приводится замысел обсуждавшегося в то время в США нового варианта «Стратегической оборонной инициативы». «По словам главы Пентагона Уильяма Коэна, новая программа национальной противоракетной обороны предусматривает строительство ракет, радарных центров слежения, а также других объектов инфраструктуры, которые вместе составят систему антиракетной защиты американской территории. Система ПРО в том виде, как ее изложил шеф Пентагона, будет включать несколько компонентов. Во-первых, специальные сенсоры на космических спутниках. Эти сенсоры обнаружат чужую ракету по остаткам сжигаемого топлива сразу же после ее взлета. Во-вторых, высокочувствительные наземные радары раннего обнаружения и оповещения, расположенные на Аляске, в Калифорнии и в Массачусетсе. Они будут держать под наблюдением маршрут движения ракеты и одновременно обеспечивать точность действий третьего компонента — ракет-перехватчиков. Двигаясь со скоростью почти 40 тыс. км в час, перехватчик приблизится к вражеской ракете и выпустит десятки мелких снарядов для ее уничтожения».
Технологическая задача, как видим, сразу ставится в плоскости технической реальности — создать сверхсложную техническую систему, обеспечивающую эффективный перехват и уничтожение вражеских ракет. Здесь нет, как в случае с инженерным мышлением, выделенного инженером природного процесса (процессов), обещающего практический эффект. И основное решение состоит не в том, чтобы создать конструкцию, обеспечивающую запуск и управление этим природным процессом, а в соорганизации и органическом соединении многих видов деятельности и практик — научных исследований, инженерных разработок, проектировании сложных систем и подсистем, организации ресурсов разного рода, политических действий и пр.
В свою очередь, чтобы сорганизовать на единой функциональной основе все эти разнообразные виды деятельности и практики, необходимы дополнительные исследования, инженерные и технологические разработки, дополнительные проекты и ресурсы, и так до тех пор, пока не будет создана задуманная система. Но технологический способ создания технических сооружений (систем), представляющий собой проектируемую и управляемую организацию многих видов деятельности и практики, существенно зависит от социокультурных факторов. Действительно, анализ показал, что цивилизационные завоевания, достижение новых эффектов труда связаны не только с новой техникой, но также с новыми формами кооперации, организации производства или деятельности, с возможностями концентрации ресурсов, с культурой труда, с накопленным научно-техническим и культурным потенциалом, с энергией и целеустремленностью усилий общества и государства и т. д. Постепенно под технологией стали подразумевать сложную реальность, которая в функциональном отношении обеспечивает те или иные цивилизационные завоевания (т. е. является механизмом новаций и развития), а по сути представляет собой сферу целенаправленных усилий (политики, управления, модернизации, интеллектуального и ресурсного обеспечения и т. д.), существенно детерминируемых рядом социокультурных факторов.
С того момента, как представление о технологии было обобщено до более широкого, чем просто «новая техника», понимания, стало очевидно, что технология — это одна из специализированных современных форм развития деятельности, что развитие технологии определяется более общими механизмами развития деятельности, в частности социальными и культурными. Можно согласиться, что деятельность — более широкая категория, чем технология, но технология более конкретная, специфическая категория, поскольку с технологией связан ряд особых, современных механизмов развития деятельности — отслеживание ее эффективности в цивилизационном плане, контроль и управление за развитием, внимание к технологической стороне дела и т. д.
Итак, если говорить о технике как опосредовании, то нужно различать три основных этапа ее развития и типа: развитие техники на основе технического опыта, соответственно можно ввести представление об «опытной технике», инженерный этап развития (соответственно «инженерная техника») и технологический этап («технология»). Во всех случаях, если речь идет о технике как опосредовании, предполагается, что она, во-первых, складывается как способ реализации технического замысла, т. е. последний должен был сформироваться отдельно и заранее, а потом лишь уточняться и видоизменяться; во-вторых, необходимо создание технического изделия. В этом плане, например, строительство первых захоронений египетских фараонов, когда в течение многих десятков лет нащупывалась сама идея пирамиды, нельзя считать новой техникой. Но когда идея пирамиды оформилась, как в смысловом, так и в техническом отношении, и фараоны стали отдавать писцам приказы строить такие сооружения, строительство пирамид стало фактом новой техники.
С точки зрения понятия «опосредование», техникой являются многие вещи, которые мы обычно техникой не считаем, например счет, сознательное создание армии, суда, науки, выведение новых видов растений или новых пород домашних животных. Действительно, когда счет уже сложился, многие задачи мы решаем, подсчитывая нужную нам предметную совокупность (множество); при этом у нас есть «технический замысел» — «подсчитать». Реализуя его, мы создаем «техническое изделие» — число, выражающее количество предметов в подсчитываемом множестве; это число, безусловно, артефакт — и потому, что оно создано человеком, и поскольку оказывает реальное воздействие на нашу жизнь (известно, что современная цивилизация не может существовать без счета и других действий с числами).
Аналогично, когда сложились идея и образцы армии или суда, что произошло в культуре древних царств и в Античности, стало возможным сознательно их создавать. Армия (суд) — это артефакты, обеспечивающие реальную социальную жизнь, их создание предполагает организацию и обеспечение (т. е. создание технического изделия), прежде чем их строить, должно быть принято соответствующее решение (технический замысел).
Соответственно и математика, после того как математические теории и счисления стали разрабатываться сознательно, является своеобразной техникой. Математик создает свои объекты как настоящие конструкции, приписывая им характеристики, обеспечивающие не только описание эмпирических объектов и возможность непротиворечивого математического объяснения, но и сведение одних математических объектов к другим. Например, геометрические фигуры «Начал» Евклида позволяют: описывать (моделировать) тела, имеющие правильную геометрическую форму; доказывать геометрические положения (теоремы); сводить в ходе доказательства одни фигуры к другим. Чтобы все это стало возможным, Евклид наделяет фигуры рядом конструктивных свойств, заданных в изображениях (чертежах) фигур, а также с помощью определений («точка есть то, что не имеет частей», «тупой угол больше прямого», «круг есть фигура, все радиусы которого равны между собой» и т. д.), постулатов («от всякой точки до всякой можно провести прямую», «все прямые углы равны между собой»), общих понятий («равные одному и тому же равны между собой», «целое больше части» и т. д.) [«Начала»... с. 11—15]. Эти технические изделия используются как в самой античной геометрии (при доказательстве теорем и решении проблем), так и в технике. «При устройстве лагерей, занятия местностей, — пишет Платон, — стягивания и развертывания войск и различных других военных построениях, как во время сражения, так и в походах, конечно, скажется разница между знатоком геометрии и тем, кто ее не знает» [Платон, 1994, с. 309].
Сознательное выведение культурных растений (пшеница, ячмень, лен, яблони, цитрусовые и пр.), а также домашних животных (лошадей, коров, коз, собак, кошек) тоже должно быть отнесено к технической деятельности. Культурные растения и домашние животные — настоящие технические изделия. Например, чистые породы собак мы сегодня выводим, блокируя возможность случайного спаривания, при этом кинологи добиваются, чтобы выведенные породы отвечали нужным человеку функциональным требованиям. Наших собак мы кормим специальной пищей (подобно тому как заправляем автомобиль нужной маркой бензина), следя, чтобы они не съели на улице что-нибудь не то. Мы специально учим своих любимцев и управляем ими с помощью команд и поводка. Наконец, так же как и на автомобиль, в больших городах на собаку заводится документ (паспорт), где указаны все необходимые технические характеристики нашего «любимого изделия» (порода, родословная, имя, прививки, адрес хозяина). Возможное возражение: «но ведь собака — это животное, мы их заводим, чтобы они нас или мы их любили, часто собаки нас не слушаются» — не очень серьезное. Автомобиль тоже — не только изделие, но и организованная нами первая природа, любим мы его часто не меньше, чем свою собаку, и не всегда мы справляемся с управлением автомобилем, а отсюда поломки и аварии.
Но тогда любой специалист — это тоже техническое изделие? Безусловно, специалисты не растут, как грибы в лесу, их нужно создать (обучить и подготовить), и, естественно, они определяют функционирование производства и реальную жизнь в нашей техногенной цивилизации, т. е. это артефакты. Каждый специалист как техническое изделие должен соответствовать своему назначению, иметь нужные для дела способности. Одно из необходимых требований к специалисту — они должны быть управляемыми. Наконец, как и всякая другая техника, специалист нуждается в обслуживании (ему должны быть созданы условия для его работы, выплачиваться зарплата, он имеет право на лечение).
4. Техника как условие и один из механизмов социальности. Для технологии это достаточно очевидно. Если развитие и функционирование технологии существенно зависит от социокультурных факторов, то получается, что технология — это один из аспектов жизни современного социального организма. Например, технический проект полета на Луну одновременно является и крупнейшим в XX в. социальным проектом, потребовавшим политических решений, согласия американского общества, перераспределения национальных ресурсов, развития ряда областей науки и техники, приоритетного развития ракетной техники, подготовки астронавтов и прочее.
Интересно, что подобные грандиозные «социотехнические» проекты — не исключение из правил и достояние преимущественно нашего времени, они появились уже в Древнем мире. Результат их реализации — это так называемые «семь чудес света». Одно из таких «чудес» — древнеегипетские пирамиды. Их создание, как известно, повлекло за собой настоящую техническую революцию. Нужно было научиться обрабатывать монолиты камня, перемещать их на большую высоту, строить сами пирамиды, изобрести новые инструменты и орудия производства, разработать технику мумифицирования, развить искусство. Но почти неизвестно, что «проект» создания пирамид был прежде всего социокультурным проектом [Розин, 2001, с. 205—221]. Пирамида — продукт реализации культурного мироощущения древних египтян, своеобразный культурный конфигуратор, связавший мир людей и богов, вечную жизнь фараона на небе с его послес- мертным очищением и поддержкой египетского народа. Именно в рамках этого мироощущения параллельно с его становлением складывались техника и технология, позволявшие создавать пирамиды.
И наоборот, часто новая техника предопределяет на уровне предпосылок формирование новой культуры. Действительно, мы видим, что разделение труда и создание мегамашин — что, без сомнения, есть новая техника — выступили предпосылкой становления культуры древних царств. Но не похожий ли по логике процесс имеет место сегодня? Разве мы не живем при становлении новой цивилизации, где на место привычных культур и национальных государств встают «метакультуры» и другие глобальные социальные образования?
Действительно, начиная со второй половины XX в. можно говорить о становлении суперорганизмов социальной жизни — лагерей социализма и капитализма («политические метакультуры»), экономических зон США, Общего рынка, Японии, Китая и Юго-Восточной Азии («регионально-хозяйственные метакультуры»), буддийского, мусульманского, христианского мира («конфессиональные метакультуры»), наконец, единого социального пространства Земли («планетарная метакультура»). Для каждого из этих суперорганизмов характерно (в прошлом или в настоящее время) постепенное формирование общих институтов, становление единых условий хозяйственной и экономической деятельности, сходных структур власти, принятие общих политических деклараций, создание союзов и других политических объединений. В некоторых случаях, как, например, для социалистического лагеря, речь шла даже о единых базисном культурном сценарии, хозяйстве и системе управления (власти). К этому же фактически идет Общий рынок.
Становление метакультур современности было связано прежде всего с новыми техническими возможностями, которые были осознаны начиная со второй половины прошлого столетия. Современные транспортные системы (прежде всего авиация, быстроходные корабли, скоростные железные дороги), средства связи (радио, телевидение, электронная почта, мобильная связь, Интернет), высокие технологии, новые экономические схемы и системы, даже западное право в корне изменили многие социальные процессы, позволив сблизить и объединить отдельные, до того не связанные между собой территории и социальные структуры. Под воздействием новых возможностей (к ним относятся даже ядерные войны или международный терроризм) меняются и основные системы жизнеобеспечения культуры, например власть. Что такое власть в современных исторических условиях? — спрашивает Эмануэль Кастельс в статье «Могущество самобытности». Отвечает он так: «Власть больше не является уделом институтов (капиталистических фирм) или носителей символов (корпоративных средств информации и церкви). Она распространяется по глобальным сетям богатства, власти, информации и имиджей, которые циркулируют и видоизменяются в системе с эволюционирующей конфигурацией, не привязанной к какому-то определенному географическому месту. ...Новая власть заключается в информационных кодах, в представительских имиджах, на основе которых общество организует свои институты, а люди строят свои жизни и принимают решения относительно своих поступков. Центрами такой власти становятся умы людей» [Кастельс, 1999, с. 304].
Для уяснения сущности техники не менее важно то, что именно культура и социум не только являются «зачинщиками» новой техники, но и определяют направления и условия ее становления. Оказывается, что без технического воплощения культура как социальный организм существовать не может. Она не может существовать без социальных институтов, без хозяйства, без удостоверения своей реальности. Рассмотрим подробнее каждый из этих моментов.
Что такое социальный институт? Жан-Луи Бержель отмечает, что термином «институт» обозначают самые разные вещи — государство, семью, собственность, общества и т. д.; в результате это понятие остается расплывчатым и недостаточно ясным. И вот почему. Институтом называется и целое, и его части, в связи с этим говорят об иерархии институтов; институт — это и главная институциональная идея (хартия), и правила, определяющие институциональные процедуры, и организация, предполагающая действие власти; наконец, институт — это устойчивое, воспроизводящееся в культуре образование. Систематичность институтов, пишет Бержель, «связана с устойчивостью их организации», с «гибкостью» в плане адаптации институтов к меняющимся социальным условиям, в институтах заложена определенная перманентность, семья, предприятие, политические институты укоренились в жизни человечества настолько, что стало возможным следующее суждение: если люди, как правило, меняются, то институт остается [Бержель, 2000, с. 311—336]. Б. Малиновский, говоря о социальных институтах, понимает под этим особые типы организации систем деятельности, характеризуемые «хартией», функцией, нормами (правилами), «личным составом» и «материальным окружением». При этом в понятие института в той или иной мере входят и представления о культуре, власти, хозяйстве, экономике, обществе, человеке [Малиновский, 1998, с. 54—57].
Чтобы осмыслить в культурологическом ключе основные характеристики института, обратим внимание, что устойчивость институтов с устойчивостью культуры коррелируют как формы социальной жизни и организма, институциональная идея (государства, семьи, собственности и т. д.) — с представлениями базисного культурного сценария (как правило, хартия является одной из идей данного сценария или тесно с ними связана), правила могут быть поставлены в связь как с фрагментами организованной деятельности, так и с организациями, имеющими место в культуре. Другими словами, я предполагаю, что в культуре организация социальной жизни происходит таким образом, что социальная жизнь структурируется и самоорганизуется в такие целые, которые сохраняют основные особенности культуры, а именно связь с базисными культурными сценариями, деятельностью и социальной организацией. Эти целые и являются институтами. Поэтому, например, не случайно, что во главе армии (это типичный социальный институт) в культуре древних царств стоят боги войны и царь, полководцы принимают свои решения, прислушиваясь к жрецам, обеспечение армии понимается как жертва богам войны, сражение с другими армиями — как борьба собственных богов с богами других народов, служение в армии — как служение богам и т. п.
Мой анализ показывает, что социальные институты возникли не ранее культуры древних царств, где складываются разделение труда и иерархические системы управления. В архаической культуре институтов не существовало, мы институтами здесь (се
мьи, родо-племенной организации, шаманизма и т. п.) ретроспективно называем образования по материалу, напоминающие таковые. В культуре же древних царств формируются целостности, обладающие всеми основными признаками социального института: преемственностью, иерархичностью, артикулированными хартией и правилами.
На социальные институты можно посмотреть с двух позиций: с одной стороны, это особая техника, с другой — «социальный орган». Когда мы говорим об институте, имея в виду функции, процедуры, заданные правилами, организацию института, перед нами типичная техника (институты, безусловно, артефакты, они концептуализированы, в качестве процедур и организации они ничем не отличаются от технологии и технических изделий). Но если речь идет об институте как таком целом, которое гомогенно (родственно) с целым культуры (подобно тому, как орган организма должен быть гомогенным с самим организмом — входить в него как составная часть, выполнять в нем определенные функции, удовлетворять основным особенностям организма и т. д.), то в этом случае социальный институт — полноценный орган культуры. У животных, как мы знаем, есть похожие образования — зубы, клыки, когти, панцири, яды, элек- трошокеры и пр.; это и органы, и «орудия». Отличие, но существенное, в том, что в животном мире «орудия» сформированы в ходе биологической эволюции, а в культуре орудия как техника созданы человеком. Продолжая аналогию, можно сказать, что культура как социальный организм выращивает для своего выживания и существования посредством технического творчества социальные органы — институты.
Но и на хозяйство можно посмотреть двояко: это особая техника и система жизнеобеспечения культуры как социального организма. Действительно, хозяйственная деятельность предполагает целеполагание, планирование, создание орудий, сооружений, запасов, изобретение и отбор эффективных процедур, и в этом отношении перед нами типичная техника. Одновременно хозяйство — это одна из систем жизнеобеспечения культуры и естественное образование. Например, в культуре древних царств хозяйство обеспечивало эффективное действие основных социальных институтов и власти (см. подробнее: [Розин, 2004]). Как естественное образование хозяйство — это экономика.
Теперь о том, чтб я называю удостоверением культурной реальности. Культурная реальность постоянно нуждается в удостоверении. Скажем, веру в существование и природы, и ее законов, что образует существенный момент нашей техногенной цивилизации, мы удостоверяем, создавая машины и другие технические сооружения, которые эффективно действуют, подтверждая тем самым открытые человеком законы природы. Полет человека в космос и на Луну удостоверяют не только открытые задолго до этих полетов законы природы, но и свободу и де- миургические претензии новоевропейского человека, который, как говорили философы Возрождения, творит «вторые природы». Как писал гуманист Марсилио Фичино, человек может создать сам «светила, если бы имел орудия и небесный материал» [Фичино, 1962, с. 468].
В культуре древних царств и в античной культуре религиозно-мифологическая картина подтверждалась с помощью многочисленных сакральных практик. К ним относились и обычные службы в храмах, посвященных различным богам, и мистерии, например, посвященные Осирису и Исиде; в Античности — ор- фико-дионисийские мистерии и жизнь эзотерических общин, например пифагорейских. Нужно учесть, что в этих практиках человек не только встречался с богами, или примеривал на себя их одежды, или готовил себя к божественной жизни, но одновременно каждый раз убеждался в существовании соответствующей реальности. В культуре древних царств пирамиды фараонов лучше, чем что-нибудь другое, удостоверяли существование богов и необходимость подчиняться им.
Именно технические сооружения и достижения материально подтверждают культурную реальность, какой бы странной и необычной она ни была. Чтобы поверить в Бога, иногда достаточно, чтобы статуя святого что-то прошептала, а божественный лик иконы начал источать слезы. Достигаются эти эффекты простыми техническими средствами.
Еще по теме Сущность техники:
- § 2. Обучение технике письма
- Техника как специфически инженерный способ использования сил и энергий природы.
- § 4. Юридическое лицо как материальная сущность - имущество
- Философия техники
- Техника как феномен
- Повороты в технике
- ФОРМИРОВАНИЕ НОВОЙ ТЕХНИКИ МЫШЛЕНИЯ О.А. Дольская
- 4. Последний период творчества: «Человек и техника», «Годы решений» (Германия в опасности)
- ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ТЕХНОЛОГИЯ УЧИТЕЛЯ-НОВАТОРА (АНАЛИЗ СУЩНОСТИ)
- ПРОБЛЕМНОЕ ПОЛЕ И ЗАДАЧИ ФИЛОСОФИИ ТЕХНИКИ
- Философия техники как дисциплина и концепция
- Сущность техники
- Техника и социальность
- Р а з д е л III ФИЛОСОФИЯ ТЕХНИКИ И ТЕХНИЧЕСКИХ НАУК
- § 2. Субстратное и функциональное содержание техники
- § 1. Исчерпаемость и неисчерпаемость субстрата техники
- § 2. Человек в системе техники
- Глава 4 ОБРАЗЫ ТЕХНИКИ В КУЛЬТУРЕ
- Культурные антропотехники
- Сущность компенсационного барьера и условия перехода к капитализму