<<
>>

Трансцендентальная аналитика

Это исследование той части наших знаний, которая имеет источник в самом рассудке («чистого» знания, в терминологии Канта), т. е. исследование априорных структур рассудка. В то же вРемя, как подчеркивает Кант, «условием применения этого чис-

того знания служит то, что предметы нам даны в созерцании, к которому это знание может быть приложено» \Кант, 1964, т.

3, с. 162]. Это очень важное обстоятельство. Все его значение выяснится для нас постепенно. Но уже сейчас обратим внимание на эту принципиальную особенность кантовской трактовки априорных структур мышления: они являются не столько готовыми истинами (как это было у Декарта), сколько принципами работы рассудка с данными чувственного опыта.

Трансцендентальная аналитика дает ответ на второй трансцендентальный вопрос: Как возможно чистое естествознание? Под «чистым» естествознанием подразумевается та часть науки о природе, которая не может происходить из опыта. Это, как уже объяснялось выше, всеобщие и необходимые суждения, т. е. законы науки (или законы природы). В любом реальном научном законе, конечно, априорная компонента перемешана с апостериорными. Однако сама форма закона, т. е. его качество необходимого и всеобщего суждения, опирается на априорные основания. Зрелая теоретическая наука, как известно, отличается тем, что она формулирует законы, а не только эмпирические обобщения. Таким образом, получается, что сама форма научности обязана своим происхождением априорным структурам рассудка, и без них не может быть науки (а могут быть в лучшем случае коллекции сведений).

Итак, естествознание исследует природу и формулирует ее законы. «Природа есть существование вещей, поскольку оно определено по общим законам» [ Там же, с. 111]. В самом деле, ученый, подходя к исследованию того или иного явления, уже заранее знает, что оно подчинено определенным регулярностям (хотя пока не знает, каким именно — на это и направлено его исследование), что изменения изучаемого явления имеют причину и скоррелированы с ней, что в природе ничто не возникает ниоткуда и не исчезает бесследно, и т.

п. Ученый исходит из того, что в природе дело обстоит именно так, — иначе его исследовательская деятельность потеряла бы смысл. Итак, до всякого исследования познающий субъект подходит к природе, как подчиненной некоторым общим законам. Такой подход не вытекает из опыта, напротив, он составляет условие возможности опыта и научного исследования. Получается, что рассудок априори предписывает природе, что она должна подчиняться некоторым законам. Это и имеет в виду Кант.

Но откуда у рассудка такая способность законодательства \ относительно природы? Если понимать природу как существова- ; ние вещей самих по себе, то, как утверждает Кант, мы вообще не могли бы ее познать: ни апостериори (поскольку опыт не дает знания с необходимостью), ни априори (поскольку вещи сами по себе не обязаны считаться с законами рассудка). Следовательно, природа — не вещь сама по себе, а явление. Она есть совокупность предметов возможного опыта.

Мы уже знаем, что опыт представляет собой результат синтетического связывания данных чувственности благодаря априорным формам, заложенным в самом познающем субъекте. В трансцендентальной аналитике мы узнаем, сколь сложным является данный процесс синтетического связывания, благодаря которому возникает тот опыт, который только и может быть положен в основание научного познания.

В самом деле, опыт есть нечто, имеющее объективную, т. е. интерсубъективную, значимость. Это означает: «Чему опыт учит меня при определенных обстоятельствах, тому он должен учить меня всегда, а также и всякого другого» [ Там же, с. 117]. Разумеется, нормальный человеческий опыт, а также научный опыт должен обладать этим свойством. Только оно и делает опыт объективным опытом, в котором мы имеем дело с некоторым объектом. А теперь посмотрим, какие нетривиальные философские выводы можно извлечь из этого признания.

Итак, в нормальном опыте мы имеем многообразие чувственных впечатлений, но они воспринимаются как относящиеся к самому объекту, как свойства объекта или как наблюдение взаимодействия самих объектов.

Когда мы говорим «комната теплая» или «сахар сладкий», то эти суждения имеют лишь субъективную значимость. В них лишь выражается отношение двух восприятий к субъекту. Это для данного субъекта восприятие комнаты связывается с ощущением тепла. Кому-то другому та же комната может показаться холодной. Но вот если мы наблюдаем, что воздух упруг, то мы мыслим, что свойство упругости присуще самому воздуху. Значит, здесь связь между восприятиями «подчинена условию, которое делает ее общезначимой, т. е. я хочу, чтобы и я, и всякий другой необходимо связывали всегда эти восприятия при одинаковых условиях» [Там же, с. 118]. Но общезначимое условие, убежден Кант, не содержится в чувст- венных данных самих по себе.

Следовательно, опыт может иметь объективное содержание, только если в него привносится нечто деятельностью связывания. Эту деятельность и осуществляет рассудок. Мы не замечаем ее в собственном восприятии, тем не менее ее не может не быть. В самом деле, органы чувств дают нам многообразие разрозненных чувственных впечатлений: зрительных, слуховых, тактильных и пр. А в нашем опыте все это связано так, что мы имеем восприятие определенных целостных объектов и их свойств и отношений. В любом опыте мы воспринимаем больше, нежели нам могут доставить органы чувств. Благодаря чему же в опыт привносится единство и определенная законосообразная упорядоченность, благодаря чему опыт приобретает объективную значимость? Благодаря деятельности рассудка. Именно деятельность рассудка составляет условие любого возможного опыта. ОПЫТ ЕСТЬ СОВМЕСТНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ ЧУВСТВ И РАССУДКА.

Таким образом, опыт формируется благодаря тому, что данные чувственного созерцания оформляются с помощью особых понятий, коренящихся в самом рассудке. То есть чувства дают ощущения, рассудок же беспрестанно выносит суждение о них тем, что он подводит ощущения под чистые понятия рассудка, или категории. Категории не могут следовать из опыта, ибо они сами есть условие всякого опыта. Категории есть «понятия о предмете вообще, благодаря которым созерцание (предмета) рассматривается как определенное с точки зрения одной из логических функций суждения» [Там же, т.

3, с. 189], тогда как сам рассудок представляет собой способность априори связывать и приводить многообразие наших представлений к единству.

Без такого единства не было бы нормального опыта, составляющего основу и для научного исследования природы. Мы привыкли считать, что это единство опыт приобретает сам собой, за счет того, что в опыте на нас действуют цельные предметы или явления, единая природа и т. п. Кант же показывает, что это единство коренится в субъекте. Оно возникает благодаря основополагающей трансцендентальной1 структуре, присущей познающему субъекту.

•Трансцендентальное — это то, что выходит за пределы возможного опыта, не может быть данным в опыте, к чему, однако, приводит выяснение условий возможности опыта. Априорные категории и формы восприятия являются трансцендентальными. Они не даны в опыте непосредственно, но составляют условие возможного опыта.

Итак, мы установили, что опыт не есть простая совокупность восприятий. Восприятия превращаются в опыт благодаря действию рассудка, который привносит в опыт суждение, представляющее собой подведение некоторого восприятия под категорию рассудка. Кант приводит такой пример: «Когда солнце освещает камень, он становится теплым; это суждение есть не более как суждение восприятия и не содержит никакой необходимости: как бы часто я и другие это ни воспринимали, восприятия обычно связаны таким образом. Если же я говорю: солнце нагревает камень, то здесь мы кроме восприятия имеем еще рассудочное понятие причины, необходимо связывающее с понятием солнечного света понятие теплоты, и синтетическое суждение становится необходимо общезначимым, следовательно, объективным и из восприятия превращается в опыт» [ Там же, т. 4,

ч.              1, с. 119].

Этот пример поясняет одну из априорных категорий рассудка — причинность. Вспомним доводы Юма о том, что опыт не может дать нам знание причинной связи (см. гл. 1). Юм приходит к утверждению, что наша идея причинности обусловлена всего лишь психологической установкой.

Кант не может принять такой вывод. И он отчасти соглашается с Юмом, отчасти поправляет Юма, постулируя, что познающий субъект обладает априорной категорией причинности. Рассудок упорядочивает и организует опыт, как бы вставляя неопределенное многообразие чувственных впечатлений в рамку этой категории. Тем самым Кант, как и Юм, не берется утверждать, что причинность присуща вещам самим по себе. Однако его позиция отличается от юмовской тем, что он со всей определенностью утверждает: причинность присуща объектам нашего опыта. Благодаря этому Кант может защищать объективный характер научного знания, базирующегося на принципе причинности. Ведь объект рассматривается как результат конструирующей деятельности трансцендентального субъекта. А трансцендентальный субъект — это не то же, что отдельный эмпирический субъект, т. е. реальный человек. Это, так сказать, закон организации опыта, присутствующий в каждом эмпирическом субъекте; благодаря наличию такого закона опыт одного человека согласуется с опытом другого, и возможна наука, принадлежащая всему человечеству.

Трансцендентальный субъект конструирует объект, исходя из данных чувственности, в которых ему являет себя вещь сама

по себе. В этом смысле объекты мышления являются продуктами самого мышления, хотя за ними и стоит вещь сама по себе. Кант подробно анализирует этот процесс, называя его продуктивным синтезом воображения. Данные восприятия подводятся под априорные категории, которых Кант выделяет двенадцать. Среди них, помимо причинности, назовем категории единства, множественности, реальности, субстанции, возможности, необходимости.

Процесс подведения данного чувственности под категорию не прост. Что общего между отдельным чувственным восприятием и категорией рассудка, чтобы их объединить? Для ответа на данный вопрос Канту приходится постулировать промежуточное звено, которое он называет «априорными категориальными схемами». Поскольку общим для чувств и рассудка является их связь со временем, то посредником между чувственностью и рассудком выступает время: ведь именно время есть форма внутреннего чувства.

Соответственно априорные категориальные схемы неразрывно связаны со временем.

Они представляют собой схемы деятельности по организации и упорядочиванию доставляемого чувствами материала. При этом оказывается, что каждая отдельная категория связана с определенной схемой деятельности рассудка и при этом обладает сходством с особой формой отношений во времени. Кант особенно подчеркивает то обстоятельство, что в основе наших чистых понятий рассудка лежат не какие-то статичные образы, а именно схемы деятельности. Например, говорит Кант, мы не можем мыслить прямую линию, не проводя ее мысленно; мыслить число означает мыслить метод, каким представляют некоторое множество; мыслить треугольник вообще означает мыслить способ построения треугольника. Такой же деятельный характер присущ даже эмпирическим понятиям: так, «понятие о собаке означает правило, согласно которому мое воображение может нарисовать четвероногое животное в общем виде, не будучи ограниченным каким-либо единичным частным обликом» [Там же, т. 3, с. 223].

Таким образом, априорные категории участвуют в конструировании рассудком объективной реальности из неопределенного многообразия чувственных данных. Они функционируют как правила для соединения представлений в сознании. В силу этого, естественно, категории становятся необходимыми чертами

объективного мира. «Категории, — говорит Кант, — суть понятия, априори предписывающие законы явлениям, стало быть, природе как совокупности всех явлений» [ Там же, т. 3, с. 212].

Поэтому рассмотрение системы априорных категорий логично подводит к теме всеобщих и необходимых законов природы: «Основоположения возможного опыта суть вместе с тем всеобщие законы природы, которые могут быть познаны априори» [Там же, т. 4, ч. 1, с. 124]. Поэтому анализ категорий приводит к ответу на второй трансцендентальный вопрос: как возможно чистое естествознание? Ответ состоит в том, что оно возможно, во-первых, потому, что изучает явления, а не вещи сами по себе, а во-вторых, потому, что априорная, присущая самому познающему субъекту система категорий объясняет «то систематическое, что необходимо для формы науки» [Там же, с. 124].

Следует обратить особое внимание на этот момент: научное познание невозможно без определенной системы. Независимо от конкретного содержания существует определенная форма научности, которую и стремится описать Кант. Она не может быть случайным результатом простого наблюдения природы. Если бы дело обстояло так, как представлял себе, например, Бэкон, то было бы совершенно необъяснимым и неожиданным, что все многообразие данных опыта укладывается в простые и точные, сформулированные на математическом языке системы законов. Даже более того: эти законы никогда и не появились бы, потому что опыт может подсказать их только такому исследователю, который заранее убежден в их возможности и ищет их. Как разъяснял эту очень важную мысль неокантианец Э. Кассирер, «научная теория природы не есть нечто двойственное, она не вышла из эклектического соединения гносеологически гетерогенных составных частей; она составляет замкнутый и единый метод. Понять это единство и объяснить его аналогично единству чистой математики из общего основного принципа — такова задача, которую ставит себе трансцендентальная критика. В постижении этой задачи она сразу же преодолела как односторонность Рационализма, так и односторонность эмпиризма. Ни ссылка на понятие, ни ссылка на восприятие и опыт не определяют, как становится теперь очевидным, сущность естественно-научной теории; обе выделяют лишь отдельный момент, вместо того чтобы определить подлинное отношение моментов, от которого Здесь зависит все решение» [Кассирер, 1997, с. 150—151]. Это от-

ношение моментов состоит в том, что опыт есть конструкция, в которой участвуют и чувственность (с присущими ей априорными формами), и рассудок (с присущими ему априорными категориями).

Перечисляемые Кантом основоположения чистого рассудка не потеряли своей актуальности и для современной науки. Например, сущность «аксиом созерцания» заключается в том, что все явления суть величины, подчиняющиеся законам математики. Это объясняется тем, что «как созерцания в пространстве или времени они должны быть представляемы посредством того синтеза, которым определяются пространство и время вообще» [Кант, т. 3, с. 238]. Значение этого основоположения состоит в том, что «именно благодаря [ему] чистая математика со всей ее точностью становится приложимой к предметам опыта, тогда как без него это не было бы ясно само собой и, более того, вызывало бы много противоречий» [Там же, с. 240]. Кроме того, Кант формулирует еще одну группу основоположений — так называемые антиципации восприятия, — согласно которым то, что мыслится как реальное свойство объекта, данное нам в ощущении, мыслится как непрерывное. Поэтому, подчеркивает Кант, все явления суть непрерывные величины [Там же, с. 244—245].

Продолжая свое рассмотрение методологических оснований точного естествознания, Кант формулирует еще одну группу основоположений, которую называет «аналогиями опыта». Принцип их таков: «опыт возможен только посредством представления о необходимой связи восприятий» [Там же, с. 248]. При этом, поскольку подобные необходимые связи восприятий обеспечиваются посредством наложения априорных категориальных схем, а эти последние связаны, как говорилось выше, со временем, то отсюда вытекают «три правила всех временных отношений явлений, согласно которым можно определить существование каждого явления относительно единства всего времени» [Там же, с. 249]. Эти три правила связаны с такими модусами времени, как «постоянность, последовательность и одновременное существование» [Там же]. Первое правило, или первая аналогия, опыта гласит: «При всякой смене явлений субстанция постоянна, и количество ее в природе не увеличивается и не уменьшается» [ Там же, с. 252]. Обоснование данного правила заключается в том, что «все явления находятся во времени, и только в нем как в субстрате (как постоянной форме внутреннего созерцания) могут

быть представлены и одновременное существование, и последовательность. Стало быть, время, в котором должна мыслиться всякая смена явлений, само сохраняется и не меняется, так как оно есть то именно, в чем последовательность или одновременное существование могут быть представлены только как его определения» [Там же, с. 253]. Но поскольку время само по себе не может быть воспринято, то это постоянное, в чем пребывает всякое изменение, мыслится как субстанция, т. е. «реальное (содержание) явления, всегда остающееся одним и тем же как субстрат всякой смены» [Там же].

Обратим внимание на то, что благодаря такому кантовскому истолкованию «субстанция» из умопостигаемой сущности вещей и основной категории метафизики превращается в категорию эмпирического познания. Она лежит в основе таких принципов, согласно которым ничто не возникает из ничего и не исчезает бесследно. Думается, что Кант прав в том, что без подобных принципов познание природы было бы невозможно. Однако то, как именно мыслить это постоянное и неизменное, лежащее в основе смены явлений, — как материю, энергию, материю плюс энергию или как-то иначе, — будет определяться развитием науки.

Следующая аналогия опыта, относящаяся к временнбй последовательности явлений, гласит: «Все изменения происходят по закону связи причины и действия» [Там же, с. 258]. Кант разъясняет это основоположение таким образом: познающий субъект связывает восприятия во времени, т. е. как следующие одно за другим. Однако это связывание может происходить двояким образом. Кант поясняет свою мысль примерами. Первый: я схватываю многообразное в таком явлении, как стоящий передо мной дом, последовательно. Однако определенная последовательность здесь связана с воспринимающим субъектом. Его восприятия могут начаться с верхней части дома и закончиться основанием или иметь иной порядок. Второй пример: восприятие лодки, плывущей вниз по течению реки. Здесь ее восприятие ниже по течению следует за восприятием выше по течению. Обратного порядка в данном случае быть не может. Это означает, что Должно существовать некое правило, задействованное в процессе нашего синтеза восприятий, которое делает его необратимым: в ситуациях такого рода мы относим последовательность восприятий к объективной последовательности самих явлений. Механизмом (или правилом) такого синтеза последовательности

восприятий, когда ей придается необходимость и она «помещается» в объект, и является категория причинности. Воспринимая некоторое явление, познающий субъект помещает его в определенное место во времени. «Свое определенное место во времени в этом отношении оно может получить только благодаря тому, что в предшествующем состоянии предполагается нечто, за чем оно всегда следует, т. е. по некоторому правилу» [ Там же, с. 265].

Поскольку речь идет о синтезе, который осуществляет по собственному правилу рассудок, то понятно, что причинно-следственные отношения связывают явления, а не вещи сами по себе. При этом важно понять, что, по Канту, познающий субъект обладает априорным механизмом такого рода связывания. Но это не значит, что субъект априори знает о наличии или об отсутствии определенных причинных связей между известным классом явлений. Познающему субъекту может иногда удаваться такого рода связывание имеющихся у него восприятий, и тогда он говорит об открытии причинной связи в природе.

Что касается отношения одновременности, то третья аналогия опыта гласит, что мы воспринимаем или мыслим некоторые явления как одновременно существующие, лишь мысля их взаимодействующими.

На этом мы прервем наш краткий обзор учения Канта об основоположениях чистого рассудка. В заключение подчеркнем еще раз, что априорные категории, по Канту, — это формы мысли, приобретающие объективную реальность только в применении к данным созерцания. Они теряют всякое значение, если отделить их от предметов опыта и соотнести с вещами самими по себе, которые не могут быть даны в опыте. Мы можем только мыслить о таких вещах, составить себе их идею. Поэтому Кант в данном контексте называет вещи сами по себе ноуменами. Важно понять, что категории неприменимы к ноуменам. Они применимы только к тому, что может быть предметом возможного опыта. Тем самым мы опять приходим к теме границ познания. 

<< | >>
Источник: Под ред. д-ра филос. наук А.И. Липкина. Философия науки: учеб, пособие. 2007

Еще по теме Трансцендентальная аналитика:

  1. 14.5 Перспективы компаративных исследований: возможности феноменологии
  2. 1. АКТИВНОСТЬ ПОЗНАНИЯ
  3. § 5. От метафизики к онтологии веры
  4. Взаимообращенность в рамках трансцендентализма
  5. Указатель Абсолютъ или абсолютное 10, 16, 17, 25, 85, 103, 145, 158 и ел., 170, 171, 208, 209, 258, 319, 320, 322, 325, 326, 331, 332. Автономія 124 я сл., 287 и ея, 298, 299 328. Агностицнзмъ 25,145,147,149,164, 208. Аксіома 15, 33, 38 м сл., 67, 79, 134, 291. Актуальность, теорія а. 122 н сл., 274 и ея. Аксіологія 85. Аналитика 43. Аналитически 68, 70, 130, 170, 174. Аянмнзмъ 114, 194, 206 — 207. Антропологія 15, 63, 101. Апатія 77, 307. A posteriori 10, 16, 39, 102, 13
  6. ДИАЛЕКТИКА У КАНТА И В «НЬЯЯ-ОТРЕ»
  7. Метафизика явлений
  8. Трансцендентальная аналитика
  9. Трансцендентальный феноменализм
  10. Абсолютный феноменализм
  11. Трансцендентальная диалектика
  12. Гаман. Гердер. Якоби
  13. ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
  14. Трансцендентальная эстетика
  15. Трансцендентальная аналитика
  16. Понимание времени в горизонте "бытия и времени "
  17. ВВЕДЕНИЕ
  18. Глава 7 ЭСТЕТИКА КАНТА: ОТ МЕТАФИЗИКИ КРАСОТЫ К АНАЛИТИКЕ ВКУСА
  19. Аналитика прекрасного и возвышенного.
  20. Эмотивистская эстетика ранней аналитики.