«Могущее быть» Шеллинга и «возможность-бытие» Николая Кузанского
В своём трактате «О возможности-бытии» Кузанский постоянно делает упор на то, что абсолют действительно, актуально есть всё то, чем он может быть, ибо иначе он был бы ущербным, т.е. не обладал бы актуально бесконечной полнотой бытия, а значит - не был бы «абсолютным максимумом»35. Из этого он делает вывод о том, что абсолют не может быть иначе, чем он уже - актуально - есть, не может быть не тем, что он есть. Но не значит ли это, что в таком случае мы низводим абсолют до уровня той самой «абсолютно необходимой сущности», метафизическую несвободу - и в этом смысле неабсолютность - которой так хорошо показал Шеллинг? Такое подозрение напрашивается еще и потому, что одно из рассуждений Кузанского, направленных на то, чтобы показать абсолютность той реальности, которую он называет возможностью-бытием, по форме полностью идентично ходу мысли, используемому Шеллингом как раз для доказательства несвободы - и тем самым неабсолютности - «абсолютно необходимой сущности». А именно, желая подвести читателя к мысли о «со- вечности» абсолютной возможности, действительного бытия и их связи, Кузанский говорит: «Если бы возможность возникновения могла самое себя привести к действительности, она уже действительно была бы прежде, чем действительно быть»36. Шеллинг в этом пункте рассуждает точно так же: могущее быть, рассматриваемое непосредственно (т.е. еще не постигнутое как абсолютный дух), оказывается тем, чей переход в бытие является естественным, т.е. соответствующим его собственному понятию, и если нет ничего, что могло бы удержать его от этого перехода, то его на самом деле нельзя даже помыслить еще не перешедшим в бытие.
Однако для Шеллинга из этого вовсе не вытекает вывод о несовпадении абсолютной возможности и абсолютной действительности. Напротив, он показывает, что именно собственная логика абстрактно понимаемой потенциальности приводит к тому, что мы не можем ухватить могущее быть как таковое, т.е. как Того, Кто свободен как быть, так и не быть, а приходим к тому, что могущее быть оказывается тем, что не может не быть, а потому вынуждено быть и действительно есть, а именно: оно есть несвободная, слепая действительность, в своей актуальности утратившая свою потенциальность, свою «мочь», или «можествование» (das Konnen). Иными словами, могущее быть в соответствии с указанной логикой оказывается противоположностью самого себя, ибо выясняется, что оно страдает изначальным «недержанием» самого себя в себе самом, доходящим до самоизлияния в экзистенцию. Поэтому здесь нельзя говорить и о совпадении потенции и акта, ибо как раз от потенции уже ничего и не остается37.Кузанский, разумеется, далёк от таких выводов. Ему невозможно приписать сознательное отождествление абсолюта с некой слепо существующей реальностью. Он также стремится понять абсолют как бесконечную творческую мощь. Кроме того, говоря о совпадении абсолютной возможности и абсолютной действительности, он под абсолютной действительностью не имеет в виду экзистенцию (вне-себя-бытие, внешнее бытие, природу, мир), поскольку последняя относится лишь к «развернутому» бытию38. Но значит ли это, что Кузанский просто не понимает, к каким выводам приводит указанное исходное рассуждение? Так ли прост здесь Кузанский?
В соответствии с интуицией, обозначенной Шеллингом и помноженной на интуицию Кузанского, следовало бы сказать, что могущее быть (1) может быть, (2) может не быть и (3) действительно - парадоксальным для нашего мышления образом - реализует обе эти - взаимоисключающие - возможности сразу (в силу того же принципа актуально бесконечной полноты свободы абсолюта), благодаря чему оно как раз и утверждает актуально свою власть над бытием, т.е.
действительно полагает себя в качестве могущего быть. Если, далее, мы хотим мыслить власть над бытием как поистине абсолютную, то нам придется рассмотреть и ее рефлексию в себя, ее направленность на саму себя и задаться вопросом о том, как выглядит власть абсолюта над своим собственным бытием в качестве могущего быть. Тогда указанная триадическая структура абсолютной свободы как власти над любым, в том числе и своим собственным, бытием выглядела бы так: абсолют (1) может быть могущим быть, (2) может не быть могущим быть и (3) действительно реализует обе эти взаимоисключающие возможности сразу. Это помимо прочего означало бы, что абсолют, утверждая актуальную бесконечность своей власти над бытием, создает некоторое метафизическое измерение, в котором реализуется его способность отказаться от этой своей власти над любым бытием, в том числе и над собственным бытием в качестве могущего быть и вообще в качестве абсолюта. Причем интересно было бы посмотреть (что я собираюсь сделать во второй книге), не является ли христианское представление о «земной истории» Бога-Сына в интерпретации Шеллинга указанием именно на такой аспект свободы абсолюта, где он утверждает ее даже в самом «отказе» от своего всемогущества. В любом случае мы никак не можем отказаться от утверждения о том, что в абсолюте - коль скоро он есть абсолют - действительно реализована вся полнота его возможностей, так что в этом отношении Кузанский опять-таки оказывается прав.
Еще по теме «Могущее быть» Шеллинга и «возможность-бытие» Николая Кузанского:
- «Могущее быть» Шеллинга и «возможность-бытие» Николая Кузанского
- 4. О возможности в абсолютном духе иного бытия, отличного от его вечного. Мотивы творения58
- Момент представления в структуре абсолютного духа по Шеллингу