<<
>>

2.2. Основные подходы к историческому прогнозированию: исторические сравнения и аналогии

Очевидно, что далеко не все явления общественной жизни (особенно те из них, которые принадлежат к разным историческим эпохам и ситуациям) можно сравнивать в плане их сходства и сопоставимости.

Каждое историческое явление по-своему уникально и прежде всего требует конкретного исследования и анализа. Однако элементы повторяемости и сущностного сходства в явлениях общественной жизни всё же прослеживаются, и связано это в первую очередь с ограниченностью количества принципиально различных типов исторических ситуаций.

По этому поводу уместно привести следующую характеристику метода прогнозирования по аналогии (компаративизма), принадлежащую В.Ф. Ли: «В международных исследованиях опора на метод компаративистики предполагает, в первую очередь, обращение к тождественным, родственным, однотипным и иным близким ситуациям, укладывающимся в понятие ис-торико-сравнительной аналогии (политические перевороты, социальные революции, реформы "сверху", межгосударственные конфликты, мировые войны и т. п.). В этом плане вполне сопоставимы, например, промышленная, научно-техническая 140

и постиндустриальная революции. Методом целостного компаративистского анализа можно охватить социальные перевороты прошлого и будущего. В наше время вполне корректно проводить сравнительные прогностические поиски возможных последствий реформирования и демократизации в различных постсоциалистических обществах. Важные результаты дает сопоставление потенциальной эволюции различных цивили- зационных массивов. Вместе с тем не все явления общественной жизни, в том числе и международного развития, могут рассматриваться в рамках исторической и логической аналогии. Сходство и сопоставимость явлений и процессов должны носить сущностный характер, иначе исследователь может оказаться в дебрях ложной, мифической, нереальной аналогии, результаты анализа которой могут иметь не более чем нулевое значение» [Ли

2002.

С. 20].

Иными словами, возможность сопоставления различных исторических ситуаций определяется как сущностными их чертами, так и конкретной задачей исследователя, тем ракурсом рассмотрения и анализа сложных, многоплановых исторических процессов и ситуаций, который задан проблемой, стоящей перед ученым или философом. Если эта проблема связана с прогнозированием, то обычно выделяют модельную (более известную, проанализированную в общих чертах) и прогнозируемую (еще не вполне состоявшуюся и не вполне исследованную) исторические ситуации. При этом для прогнозирования важно выявить некоторые неслучайные, имманентно присущие модельной исторической ситуации тенденции развития, которые с определенными оговорками можно перенести на прогнозируемую историческую ситуацию. Сделать это, полностью избежав субъективности, которая задана самой личностью исследователя и стоящей перед ним задачей, практически невозможно, хотя описано множество рецептов, как снизить до минимума эту субъективность. Дж. Мартино в свое время писал по этому поводу: «Это довольно сложная процедура. Для проведения сравнения необходимо установить совокупность аспектов, по которым будут анализироваться обе ситуации. В эту совокупность должны входить все аспекты, 141

которые могут оказаться существенными при сравнении рассматриваемых ситуаций. Во многих случаях при сопоставлении можно пренебречь некоторыми аспектами как не влияющими на исход ситуации и различия в этих аспектах... Однако две ситуации необходимо сравнить на сходство или различие по тем аспектам, которые признаны существенными» [Мар-тино 1977. С. 81].

Важно подчеркнуть, что сравнение исторических ситуаций предполагает выявление не только существенных черт сходства или подобия, но и существенных черт различия. Отсюда следует, что прогноз, основанный на историческом сравнении, должен включать не только те тенденции и явления, которые вытекают из сходства модельной и прогнозируемой исторических ситуаций, но и те тенденции и явления, которые отличают прогнозируемую ситуацию от модельной.

Однако выявление только черт различия между прошлым и будущим во многом бессмысленно, если у них нет некоторых общих или подобных базовых структур или тенденций. Поэтому сравнение, как правило, начинается с выявления общих черт, но на этом не заканчивается. Напротив, именно после обнаружения некоторых важных черт сходства между историческими ситуациями можно глубже понять и те механизмы, которые обусловливают существенные различия между ними. Так, выявление некоторых общих черт между современной глобализацией и процессами универсализации в эпоху поздней античности позволяет понять и различия в их глубинных механизмах. Соответственно прогноз развития современной глобализации должен учитывать эти различия.

В исследованиях, так или иначе связанных с прогнозированием, исторические сравнения и сопоставления, которые на первый взгляд выглядят нестрогими, встречаются довольно часто. В качестве одного из недавних и довольно актуальных примеров можно привести работу французского исследователя Эмманюэля Тодца «После империи. Pax Americana — начало конца», ставшую международным бестселлером. В этой книге на основе конкретного социологического и антропологического анализа показано, что могущество Соединенных Штатов 142

Америки постепенно начинает сходить на нет из-за процессов, происходящих внутри американского общества. Вместе с тем автор свой прогноз отчасти основывает и на аналогии процессов, происходящих в современных Соединенных Штатах, с процессами, происходившими в Римской империи. Свой сравнительно-исторический подход в применении к Древнему Риму и современным Соединенным Штатам Тодд кратко сформулировал следующим образом: «Для тех, кто интересуется современной

экономической глобализацией, осуществляемой под американским руководством, сравнение с античными моделями дает в плане как сходства, так и различия богатый материал для извлечения уроков» [Тодд 2004. С. 76].

Приведя точку зрения тех, кто сравнивает развитие Соединенных Штатов с древнегреческими Афинами, Тодд далее отметил: «Более многочисленными являются сторонники ссылок на римский империализм, которые подчеркивают, что история американской империи началась не в 1948 году, после пражского переворота, и не в ответ на создание советской сферы влияния.

Американская система оформилась в 1945 году, после окончания Второй мировой войны, во время которой Соединенные Штаты утвердили свое промышленное и военное превосходство. Главным завоеванием американской системы, которая утверждается в 1945 году, является установление протекторатов в Германии и Японии, явившихся важным приобретением в силу их экономической значимости. Германия была второй индустриальной державой накануне войны, Япония является таковой сегодня. И, опираясь именно на военную систему, Соединенные Штаты установили свое господство над этими двумя опорными пунктами, играющими важнейшую роль в обеспечении контроля над мировой экономической системой. Вот это и сближает наш случай с Римской империей. По Риму мы имеем больше экономической и социальной документации, чем по Афинам. Она позволяет нам оценить изменения в социальной структуре, происшедшие в результате аккумуляции в политическом центре богатств, произведенных на пространстве, находящемся под военным господством» [Тодд 2004. С. 75]. 143

Тодд следующим образом характеризует те изменения в социальной структуре Римской империи, которые имеют прямое отношение к социальным изменениям, происходящим в Соединенных Штатах. «В течение 100 лет, последовавших за решающей победой над Карфагеном по завершении второй Пунической войны, Рим стал быстро распространять свое влияние на Востоке и вскоре стал хозяином всего Средиземноморского бассейна. Он располагал отныне неограниченными ресурсами земель, денег, рабов. Со всех покоренных территорий он взимал денежные ресурсы и осуществлял массовый импорт продуктов питания и готовых изделий. Крестьяне и ремесленники Италии стали бесполезными в рамках этой средиземноморской экономики, глобализированной в результате политического господства Рима. Общество поляризовалось: с одной стороны — экономически невостребованный плебс, с другой — хаотическая плутократия. Пресыщенное богатством меньшинство возвышалось над пролетаризированным населением. Средние классы сошли на нет, и этот процесс повлек за собой исчезновение республики и утверждение империи в полном соответствии с анализом Аристотеля относительно важности промежуточных социальных категорий с точки зрения сохранения стабильности политических систем.

Так как нельзя было устранить непокорный, но занимавший центральное географическое положение плебс, пришлось его кормить хлебом и развлекать играми за счет империи» [Тодд 2004. С. 75-76].

Согласно Тодду, экономика США в эпоху современной глобализации движется примерно в том же направлении, что и экономика Италии в эпоху Римской империи. А именно: современные США потребляют значительно больше, чем производят, т.е. в итоге используют военно-имперские методы обеспечения потребностей своего внутреннего рынка и своего населения. «Миру приходится всё больше производить, чтобы обеспечить американское потребление. Никакого равновесия между американским экспортом и импортом достичь не удается. Автономная в первые послевоенные годы, с объемом производства, превышающим собственные потребности, Америка превратилась в сердцевину системы, в которой призва- 144

нием стало потребление, а не производство. Список стран, с которыми у США торговый дефицит, впечатляет, так как в нем фигурируют все крупные страны мира. Перечислим их по состоянию на 2001 год: с Китаем дефицит составлял 83 млрд. долларов, с Японией — 68, с Европейским Союзом — 60, в том числе с Германией - 29, с Италией - 13 и с Францией - 10 млрд. долларов. Дефицит в торговле с Мексикой составил 30 млрд. долларов, с Кореей — 13 млрд. долларов. Даже Израиль, Россия и Украина имели положительное сальдо в торговле с Соединенными Штатами: 4,5, 3,5, 0,5 млрд. долларов соответственно... Это падение экономической мощи не компенсируется деятельностью многонациональных корпораций. Уже с 1998 года прибыли, которые они переводят в Америку, ниже тех, которые действующие на ее территории иностранные предприятия репатриируют в соответствующие страны» [Тодд 2004. С. 77-79]. Соответственно охарактеризовал Тодд и социальные изменения, происходящие в современных США и являющиеся следствием «империализации» их экономики и политики: «"Имперская" эволюция экономики, которая не может не напомнить нам развитие Рима после овладения Средиземноморским бассейном, по-разному затронула различные секторы американского общества и отрасли американской промышленности.

Наиболее сильный удар пришелся по промышленности и рабочему классу, который, как считалось, интегрировался со средними классами. Их частичная дезинтеграция напоминает деградацию римского крестьянства и класса ремесленников, чье положение оказалось подорвано притоком сельскохозяйственных продуктов и изделий с Сицилии, из Египта и Греции. Относительно американских рабочих 1970-х — 1990-х годов можно говорить об их относительной, а порой и абсолютной пауперизации. Не входя в детали экономических механизмов и оставаясь на определенном уровне обобщения, следует констатировать, что имперская мутация экономики ведет к трансформации высших страт американского общества в высшие страты имперского (глобального — на современном языке) общества, 145

выходящего за рамки государства. Это глобализирующееся общество на первом этапе включало в свой состав весь свободный мир, а после крушения коммунизма виртуально — всю планету... Но, продолжая параллель с историей Рима, мы поражаемся совпадению фазы II эволюции американского общества, отличающейся более равномерным увеличением доходов, с огромным ростом внешнеторгового дефицита Соединенных Штатов, возросшего примерно со 100 млрд. долларов в 1993 году до 450 млрд. в 2000 году. Система имперского налога достигла своей зрелости, и весь народ может извлекать свою прибыль. В 1970 — 2000 годах в Соединенных Штатах четко просматривается процесс социальной поляризации римского типа, сочетающий рост плутократии и расширение плебса в том смысле этого слова, который оно имело в имперскую эпоху. Понятия плутократии и плебса обозначают здесь не только разрыв в уровне доходов, но и тот факт, что эти доходы — большие и незначительные — являются не результатом непосредственно производительной деятельности, а следствием политического господства над внешним миром» [Тодд 2004. С. 87— 90].

Интегральный прогноз Тодда, сделанный им на основании исторического сравнения развития Римской империи и современных США, выглядит следующим образом: «Исторически две характерные черты, связанные между собой функциональными отношениями, были присущи подлинным имперским образованиям: —

империи рождаются на основе военного принуждения, и это принуждение позволяет получать дань, за счет которой кормится центр; —

центр в конечном счете начинает обращаться с покоренными народами, как с обычными гражданами, а с обычными гражданами — как с покоренными народами. Динамика власти ведет к развитию универсалистского эгалитаризма, в основе которого — не свобода всех, а угнетение всех. Развиваясь, этот универсализм, являющийся порождением деспотизма, превращается в чувство ответственности за всех подданных на политическом пространстве, где уже больше не существует 146

принципиальных различии между народом-завоевателем и покоренными народами... Под углом зрения каждого из двух критериев у Соединенных Штатов есть заметные недостатки, анализ которых позволяет с уверенностью предсказать, что к 2050 году американская империя исчезнет. Америке не хватает "имперских" ресурсов двух видов: ее возможности военного и экономического принуждения недостаточны, чтобы сохранить нынешний уровень эксплуатации планеты; ее идеологический универсализм находится на стадии заката и не позволяет ей одинаково обращаться с людьми и народами, чтобы обеспечить мир и благополучие, так же как и эксплуатировать их» [Тодд 2004. С. 93—94]. В целом достаточно аргументированный (здесь по понятным причинам приведена лишь малая часть аргументации) социально-экономический и политический анализ Тодда, основанный на сопоставлении ситуации в Римской империи и в современных США, позволяет увидеть некоторые важные стороны современного развития, о которых по разным причинам умалчивает «объективная» американская наука. Вместе с тем нам представляется, что сопоставление процессов, характерных для современных Соединенных Штатов, и процессов, наблюдавшихся в Римской империи, является лишь частью, фрагментом более общего сопоставления современной картины мира и картины мира в эпоху поздней античности. Несмотря на все различия современной «информационной» и античной цивилизаций, сопоставление некоторых тенденций политического и культурного развития этих двух эпох, на наш взгляд, дает возможность не только по-новому взглянуть на происходящие в начале XXI в. процессы, но и разглядеть некоторые перспективы будущего глобального развития. Оговоримся, что выбор объекта сравнения определяется прежде всего целью исследования, и в этом плане можно сравнивать разные и даже далеко отстоящие друг от друга во времени исторические ситуации по тем аспектам, которые признаны существенными [Мартино 1977. С. 81]. В нашем случае целью анализа и прогноза являются современные процессы интеграции и универсализации, а также сопровождающие их 147

кризисы и потрясения; поэтому и «референтная» историческая ситуация должна характеризоваться ярко выраженными интеграционными процессами в области политики, экономики, культуры, тенденциями к универсализму, а вместе с тем, как следствие, — крупными социально-политическими потрясениями. Такие явления и процессы в значительной степени были характерны для эпохи поздней античности (I в. н.э. — IV в. н.э.), и именно эту эпоху, несмотря на ее отдаленность и кажущуюся несопоставимость с современной, представляется уместным выбрать в качестве «референтной». Кстати, одним из первых, но далеко не единственным опытом сопоставления Нового времени с поздней античностью является классическое сочинение Э. Гиббона «История упадка и крушения Римской империи» [Гиббон 2002].

В данном случае цель нашего исследования состоит в том, чтобы сопоставить некоторые тенденции международного политического развития в современную эпоху и в эпоху поздней античности. Правомерность такого сопоставления, помимо перечисленных выше причин, обусловлена также следующими важными обстоятельствами. Во-первых, интеграция и универсализация в политике, экономике и культуре достигли в эпоху поздней античности небывало высокой степени, и Римская империя в период своего расцвета являла собой в пределах тогдашней Средиземноморской ойкумены как бы венчающий всё предшествующее историческое развитие политический универсум, объединивший многочисленные народы, принадлежащие к различным культурам и цивилизациям, представляя как бы прообраз грядущего глобального мира. В современную же эпоху процессы интеграции и универсализации получили еще большее развитие и в ряде областей общественной жизни достигли настолько высокого уровня, что сегодня речь идет о формировании на новой индустриально-капиталистической основе единого меж-цивилизационного образования, включающего Западную, Центральную и Восточную Европу, Северную Америку, Японию, ряд «новых индустриальных стран» Юго-

Восточной Азии и Латинской Америки, которое точнее всего следовало 148

бы назвать «универсальной цивилизацией» или «сверхцивилизацией». Во-вторых, при всех очевидных различиях существуют вполне конкретные параллели между поздней античностью и современной эпохой в геополитическом, геоэкономическом и геокультурном планах. Так, с одной стороны, с III в. н.э. в пространствах «Pax Romana» наметился постепенный переход от экономического доминирования западных областей империи (Рим, Италия) к доминированию восточных провинций (Греция, Анатолия, Сирия, Египет и др.), а с другой стороны, в современную эпоху также намечается постепенный переход от экономического доминирования Запада (Западная Европа, США) к экономическому доминированию Востока (Япония, «тигры» Юго-Восточной Азии, Китай). Напомним, что в первом случае этапами стали разделение Римской империи на Западную и Восточную, перенос столицы из Рима в Константинополь, наконец, на завершающем этапе — резкое ослабление и гибель Западной Римской империи под натиском варваров. Во втором случае соответствующие тенденции пока что проявились в феномене «японского экономического чуда» 1960-х — 1970-х гг., в возникновении азиатских «тигров», в резком экономическом и политическом усилении Китая. Более того, целый ряд авторов в настоящее время говорят и пишут об «ориентализации» мира в современную эпоху как о свершившемся факте [Перес 1994; Frank 1998; Неклесса 2001]. При этом, несмотря на то что США в начале XXI в. в целом продолжают сохранять роль мирового лидера, их финансовое и экономическое положение, как показали кризисные потрясения последних лет, не столь уж неуязвимо.

В-третьих, существовавший в эпоху поздней античности очевидный экономический и культурный разрыв между развитыми цивилизациями Средиземноморья, Китая, Индии, с одной стороны, и окружавшей их «варварской периферией», с другой, в некоторых отношениях сопоставим с существующим в современную эпоху разрывом между наиболее развитыми государствами («золотым миллиардом») и так называемым «третьим миром». В то же время очевидно, что при всех парал- 149

лелях между поздней античной и современной эпохами существуют и принципиальные различия между ними, которые проявляются в разных путях и механизмах эволюции международной политической системы, в характерных для нее ответах на вызовы, порождаемые ее же собственной экспансией. Выделяя черты сходства, мы вместе с тем обретаем возможность более четко уяснить и различия, существующие между двумя эпохами, для того чтобы глубже понять направление и характер трансформации мирового порядка в современную эпоху, определить перспективы мирового развития. Основные параллели и наиболее важные черты сходства (аналогии) исторической ситуации в эпоху поздней античности и той ситуации, которую мы наблюдаем в начале XXI в., можно представить в следующем виде (см. таблицу 1). Таблица 1

Сравнительная характеристика миропорядка эпохи поздней античности и современной эпохи Pax Romano Pax Americana частное римское право, формальные и универсальные институты гражданства и управления, эффективная система коммуникации и превосходство римской военной организации пронизывающая все общество система частноправовых отношений, формальные и глубоко дифференцированные институты власти, экономическое, технологическое и военно-стратегическое лидерство США

резкое политическое, экономическое, культурное разделение на римских граждан (вместе с гражданами союзных государств) и «варваров» резкое политическое, экономическое, культурное разделение на «золотой миллиард» и остальное человечество первоначальное доминирование в Средиземноморье древнегреческих полисов, игравших роль своеобразных торгово- колониальных «протоимперий», сменяется доминированием Римской державы первоначальное доминирование торгово-колониальных держав Западной Европы (Испании, Португалии, Голландии, Великобритании, Франции) сменяется доминированием глобальной державы — США 150

Продолжение табл. 1

Pax Romano Рах Americana характерная для зрелого единого Римского мира тенденция к новой геоэкономической и геополитической дифференциации, к размежеванию между Западной и Восточной Римскими империями намечающаяся в рамках единого западного сообщества (Запада как единого политического и цивили- зационного образования) новая геоэкономическая и геополитическая дифференциация между США и Объединенной Европой ' характеризующий эпоху поздней античности поворот от экономического доминирования «молодых и динамичных» западных областей Средиземноморья к экономическому доминированию его восточных провинций, консолидировавших потенциал классических цивилизаций Ближнего Востока намечающийся на рубеже XX— XXI вв. поворот от экономического доминирования «молодого и динамичного» Запада к экономическому доминированию Востока протекающая параллельно с «им-периализацией» политических институтов Рима постепенная деградация республиканского правления при сохранении его внешних атрибутов (сенат, формальное участие плебеев в управлении, сохра- элементы кризиса и деградации демократии в странах Запада (усиление манипулирования общественным мнением через СМИ, падение интереса широких слоев населения к традиционным демократическим политическим ин- «Пришло время перестать делать вид, что у европейцев и американцев один и тот же взгляд на мир и даже что они живут в одном и том же мире...» — так начинает свою ставшую уже широко известной статью «Power and \Nfeakness», опубликованную в Policy Review. 2002. No 113 и переведенную российским журналом Pro et Contra, Роберт Кейган [Кейган 2002. С. 127]. Ему вторит и российский исследователь В. Максименко: «...Американские специалисты по внешней политике... серьезно рассматривают тезис о том, что главный вызов глобальному доминированию США в начале XXI века представляет собой не исламский мир, не Китай, а объединенная Европа, стратегическое партнерство с которой уступает место геополитическому состязанию... В том, что превращение Европейского Союза в новую сверхдержаву противопоставило его Соединенным Штатам, никто уже не сомневается» [Максименко 2002. С. 49]. 151

Продолжение табл. 1

Pax Romano Pax Americana нение прав и свобод римских граж статутам и политическим партиям, дан) кризис политического участия, рост политического абсентеизма граждан и вмешательства силовых структур в политику и т.п.) при со- хранении ее внешних атрибутов относительно высокое (по сравнению с предшествующей эпохой ранней античности и последующей средневековой эпохой) хозяйственно-технологическое развитие Древнего Рима (водопровод, высокая агротехника, образцовые дороги, коммуникации, успехи в организации делопроизводства и формировании сферы частного права) и Ханьской империи в Китае («Великий шелковый путь», высокая культура земледелия и ремесла, уникальная и в течение многих столетий непревзойденная по своей продуктивности технология заливного рисоводства на Юге Китая, успехи в организации всеобъемлющей системы государственного управления) при резком разрыве с уровнем экономического развития «варварской» периферии

высочайшее хозяйственно-технологическое развитие США и стран «золотого миллиарда» (наукоемкие производства, средства коммуникации, новейшие средства силового контроля и принуждения, высокоразвитое сельское хозяйство, масс-медиа и на этой основе технология культурной экспансии и «экспорта ценностей») при резком разрыве с уровнем экономического развития и технологических возможностей остального мира нарастающее политическое и военное противостояние Древнего Рима и Китая с «варварами»

намечающееся противостояние

США и ряда других государств с ис ламским миром и «странами-изгоями», принадлежащими к другим цивилизационным общностям демографические сдвиги внутри

Римской империи, рост удельного веса в ее населении рабов, вольноотпущенников и «варваров»

демографические сдвиги внутри

развитых стран современного Запада, рост удельного веса в их населении иммигрантов из стран «третьего мира» Продолжение табл. 1 Pax Romano Pax Americana утрата веры и религиозности в Древнем Риме, смешение разных культов, эклектика в культуре утрата веры и религиозности на Западе, «мультикультурализм», постмодернизм, эклектика в культуре, кризис традиционной западной идентичности духовный кризис в Римской империи при одновременном быстром интеллектуальном развитии в области науки и философии, вызревание условий для возникновения и распространения христианства элементы духовного кризиса в США, Западной Европе, России, возможное вызревание условий для нового духовного, общекультурного движения (в т.ч. различные версии антиглобализма, нонконформизма, культурного традиционализма и фундаментализма) Какие же перспективы и прогнозы вытекают из сделанного сравнения исторических ситуаций в эпоху поздней античности и в современную эпоху? Во-первых, это прогноз о высокой вероятности постепенного вырождения либеральной демократии, конституционного порядка и международного права в результате имперской экспансии и насильственного насаждения угодных имперскому центру политических режимов. Говоря более конкретно, это означает, что подобно тому, как демократические институты в Древнем Риме по мере его превращения в великую империю становились всё более фор-

мальными и теряли свое значение, демократические институты в современных США и целом ряде других стран по мере усиления имперской составляющей функционируют всё более формально и неэффективно, а международное право постепенно размывается и превращается в право сильного навязывать свою волю более слабым. В начале XXI в. этому существуют многочисленные подтверждения (см., например: [Тодд 2004; Хаттон 2004; Закария 2004; Кейган 2004]).

Во-вторых, подобно тому, как в эпоху поздней античности постепенно расходились пути развития Западной и Восточной Римских империй, в современную эпоху будут постепенно рас- 153

ходиться пути развития США и Европейского Союза. Хотя это расхождение пока что не слишком заметно, о его необратимости пишут многие авторы, в том числе И. Валлерстайн, Э. Тодд, Р. Кейган, М. Делягин.

В-третьих, тенденции деградации высокой культуры, религии и нравственности в странах Запада и Востока можно рассматривать как параллель упадку культуры и нравов в Римской империи и империи Хань в Китае в эпоху поздней античности. Если эта параллель верна, то можно прогнозировать, что эти процессы продолжатся и дальше, но вместе с тем могут возникнуть и новые очаги культурного, нравственного и духовного возрождения — подобно тому, как в эпоху поздней античности возникли и начали распространяться христианство и христианская философия, в Китае — чань-буддизм (дзен-буд-дизм), а в Индии в первые века нашей эры наблюдался культурный подъем. Правда, в современную эпоху глобализации пока что доминируют процессы культурной и нравственной деградации, а очаги культурного возрождения не просматриваются. Но это не значит, что так будет всегда.

В-четвертых, тенденции усиления «нового варварства» в лице международного терроризма, религиозного и социального фундаментализма в определенной мере аналогичны тенденциям «варваризации» Римской империи, Китая и Индии в эпоху поздней античности. Отсюда следует, что эти процессы отнюдь не случайны и будут развиваться дальше, поскольку их питают упадок культуры и падение рождаемости в развитых странах на фоне усиленной миграции из развивающихся стран, переживающих рост рождаемости.

Именно на фоне этих и других аналогий между эпохой поздней античности и современной эпохой существуют и важные различия, которые необходимо учитывать при прогнозировании. Одно из таких существенных различий состоит в наличии новых, неимперских форм социально-политического и экономического развития, которые представлены Европейским Союзом, Японией и «тиграми» Юго-Восточной Азии. Так, при всей унификации правовых норм и экономических институтов разнообразие политических систем и культур внутри 154

Европейского Союза отнюдь не исчезает. Немецкий исследователь Ульрих Бек писал в этой связи: «Возникнув как ответ на конкуренцию на мировом рынке с Соединенными Штатами и Японией, самоформирующаяся институциональная структура Европы оказывается уже не просто внутренним рынком. С введением евро не только открывается общее валютное пространство, результатом этого становится также политически- административная необходимость решать проблемы согласования всего, что с этим связано, политическим путем. Таким образом, всё еще отгороженные друг от друга страны и культуры — Франция, Германия, Испания и др. - как бы изнутри раскрываются и принудительно объединяются. Становится зримым то, что прежде было скрыто: существует не одна Европа, а много Европ: Европа государств, Европа регионов, Европа цивилизаций, Европа христианств и т.д.» [Бек 2001. С. 122-123].

Феномен объединенной Европы, сохраняющей политическое и культурное многообразие, безусловно отличает современную эпоху от поздней античности, для которой было ха- рактерно доминирование унификации. Вместе с тем не следует забывать, что новая Европа существует всего лишь около полувека — по историческим меркам срок весьма небольшой, даже с учетом значительного ускорения исторического развития в последние века и десятилетия. Имперские традиции в Европе насчитывают многие века — от империи Карла Великого до Германской империи Бисмарка и третьего рейха. Кроме того, значительным испытанием для Европейского Союза, бесспорно, станет вступление в него новых членов — стран Восточной Европы, принадлежащих к регионам, которые в историческом и культурном плане заметно отличаются от Западной Европы. Еще более трудным испытанием на прочность для Европейского Союза станет рост удельного веса выходцев из стран исламского мира и их потомков, которые в культурном и социально- политическом плане резко отличаются от коренного европейского населения. В ближайшие десятилетия выяснится на практике, является ли модель Европейского Союза действительно современной, способной сочетать универсальность и национально- цивилизационные особенности 155

или же она представляет собой одну из многих региональных моделей, способную к тому же существовать лишь под прикрытием военно-политического «зонтика» США. По- видимому, многое в развитии Европы будет зависеть от характера и глубины начавшихся экономических и политических потрясений, от того, как будут решаться проблемы иммигрантов из стран Азии и Африки, как будут складываться отношения Европейского Союза с США и Россией.

В отличие от эпохи поздней античности, сегодня экономическая, политическая и культурная интеграция не только Средиземноморья, но Западной Европы, Северной Америки, Австралии и Новой Зеландии, Японии, Китая, Индии, стран Юго-Восточной Азии и др. выражена чрезвычайно сильно. Если во времена поздней античности связи между Средиземноморьем, Китаем и Индией, несмотря на существование Великого шелкового пути и других видов межцивилизационных контактов, были ограниченными и не слишком регулярными, то в современную эпоху глобализации экономические, политические, информационные связи достигли небывалой интенсивности. Иными словами, к концу XX в. были найдены средства, позволяющие включить некоторые принципиально гетерогенные социальные общности в целостную и эффективно функционирующую глобальную общность, контролируемую всепроникающим глобальным саморегулирующимся рынком. Именно этим, в частности, объясняются поразительные успехи, которых добились на этом рынке Япония и «тигры» Юго-Восточной Азии, страны, принявшие «западные» ориентиры экономического и политического развития, но соединившие их со своими собственными культурно-цивилизационными основами. В результате эти страны стали одной из основных движущих сил развития мировой экономики и сумели обрести на этом пути экономическое могущество, но при этом им удалось во многом сохранить свою культурную самобытность и ярко выраженную цивилизационную специфику. Данный феномен, в силу господствующего «западоцентризма», до сих пор по-настоящему не осмыслен, ему придается, как правило, периферийное, второстепенное значение. Между тем вполне вероятно, что 156

на наших глазах в Японии и наиболее развитых странах Юго-Восточной Азии происходит формирование ведущего центра экономической и политической силы (центра-лидера) нового типа. Его отличительными чертами являются децентрализация и делокализация, высокая адаптивность к изменениям мировой конъюнктуры, гибкость во внешней и внутренней политике, а также эффективная геоэкономическая стратегия, исключающая или минимизирующая военное вмешательство и осуществление имперского курса. При этом кризис, который на рубеже XX—XXI вв. пережили Япония и «тигры», стимулировал поиск новых механизмов экономического развития и новых способов быстрой адаптации к глобальным сдвигам. В настоящее время, однако, эти поиски еще далеко не завершены, и будущее нового центра мирового экономического и политического развития пока что в полной мере не определено.

Мы остановились столь подробно на сравнении исторических ситуаций в эпоху поздней античности и в современную эпоху только для того, чтобы проиллюстрировать на этом примере некоторые эвристические возможности анализа и прогнозирования с помощью исторических сравнений и аналогий. Разумеется, существует немалое множество других, не менее важных прогнозов, основанных на исторических сравнениях и аналогиях. Еще раз подчеркнем, что у этого подхода к историческому прогнозированию существуют свои ограничения, связанные с тем, что «всякое сравнение хромает». Каждая историческая ситуация по-своему уникальна, хотя уникальна не абсолютно, поэтому в общем случае от исследователя требуются развитая интуиция и глубина мышления, чтобы не обмануться внешним сходством и поверхностными аналогиями.

<< | >>
Источник: Пантин, В.И., В.В. Лапкин. Философия исторического прогнозирования: ритмы истории и перспективы мирового развития в первой половине XXI века. - Дубна: Феникс. - 448 с.. 2006

Еще по теме 2.2. Основные подходы к историческому прогнозированию: исторические сравнения и аналогии:

  1. 3. Об основных методах регионального экономического прогнозирования. Выбор методов прогнозирования
  2. РЕЛИГЕЕВЕДЕНИЕ И ОСНОВНЫЕ ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ РЕЛИГИИ
  3. МЕТОДОЛОГИЯ ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОГНОЗИРОВАНИЯ
  4. 2.2. Основные подходы в изучении права и государства
  5. 2.1. Понятие исторического прогнозирования
  6. 2.2. Основные подходы к историческому прогнозированию: исторические сравнения и аналогии
  7. 2.3. Основные подходы к историческому прогнозированию: линейная экстраполяция исторических тенденций
  8. 2.4. Основные подходы к историческому прогнозированию: нелинейная экстраполяция, основанная на ритмах и циклах истории
  9. § 1. Мотивация как психологическая категория Основные подходы к исследованию мотивации
  10. Основные подходы к проблеме ценностей
  11. ОСНОВНЫЕ ПОДХОДЫ К КОНСТИТУИРОВАНИЮ СОЦИАЛЬНОГО ПРОСТРАНСТВА В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛИЗАЦИИ Новицкая Т.Е.
  12. Глава I ОСНОВНЫЕ ПОДХОДЫ К АНАЛИЗУ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ
  13. Раздел 2 Категория коммуникации: сущность и основные подходы к определению
  14. 4.1.1. Основные подходы в классификации жанров журналистики
  15. Основные подходы к созданию современных программных систем