§1. Переходные периоды как революционные этапы эволюционного развития общества
Образование является важнейшей сферой общества, в которой происходит производство, аккумуляция, трансляция накопленного культурного опыта, осуществляется интеллектуальное развитие человека и формирование в нем социально значимых качеств, создаются условия для личностной самореализации и самоопределения. Как органическая часть общественной системы образование испытывает на себе влияние процессов, происходящих в обществе, и само оказывает на них прямое или опосредованное влияние. Современное российское общество, по общему признанию, находится в состоянии перехода к новому социально-экономическому, политическому и культурному состоянию, которое радикально отличается от существовавшего в течение десятилетий советского строя . Этот переход происходит в условиях глобализации, придающей ускорение развитию всему мировому сообществу, 3 которое в процессе перехода к новому мировому порядку само приобретает черты «переходности». Тем самым встает проблема прояснения сущности, содержания, места, роли переходных периодов в историческом процессе, выявления закономерностей их развития и функционирования, что позволит понять проблемы и перспективы, как современного российского общества, так и образования, являющегося его важнейшей сферой. Признание существования в истории переходных периодов, в которых происходят революционных перемены, меняющие фундаментальные принципы общественного устройства, появляется в западноевропейской философии в XVIII в. в эпоху Просвещения в контексте линейных теорий исторического прогресса. Исторический процесс понимался большинством просветителей как прогресс человеческого разума, проходящего в своем развитии ряд ступеней, которым соответствуют стадии развития общества, восходящего от неразумного, несовершенного, простого состояния к разумному, более совершенному и сложному. Выделение исторических эпох как ступеней прогресса разума в работах Болингброка, А.Р. Тюрго, Ж.-А. Кондорсэ свидетельствовало о понимании просветителями исторического процесса как скачкообразного: прогрессивное движение человечества к конечной цели прерывается его временной приостановкой и даже регрессом, вслед за чем следует скачок — переход в новую эпоху4. Однако сам механизм перехода, форму его осуществления, просветители не рассматривали. Наиболее полное и зрелое воплощение классическая концепция исторического прогресса нашла в философии Гегеля, а затем Маркса и его последователей. Разрабатывая законы диалектики как законы развития, Гегель показал, что всеобщей формой перехода от одного качественного состояния к другому является скачок, свидетельствующий о том, что существовавшая прежде мера нарушена и достигается новая мера с уже иным качественным содержанием. Скачок как единство бытия и небытия, свидетельствует о том, что прежнего качества уже не существует, а новое еще не образовалось. Скачок - это прерыв постепенности накопления количественных изменений оборачивающийся изменением качества, т.е. отмиранием старого качества и появлением нового. Этот процесс предстает в виде «узловой линии, где узлами являются скачкообразные переходы»5. В зависимости от специфики качества скачки могут различаться, оставаясь при этом обязательной формой перехода. Примечательно, что в своей «Философии истории» Гегель сконцентрировался на выяснении сущности мировой истории и на описании основных ступеней исторического процесса — «мирах», но не стал анализировать собственно переходы от одной стадии к другой на основе им же разработанного закона взаимного перехода количественных и качественных изменений, где скачок предстает как универсальная форма перехода. Дело в том, что, несмотря на признание Гегелем огромного значения французской революции, положившей начало реализации политической свободы как универсального права человека, он отрицательно относился к реальным политическим проявлениям революции, поскольку они сопровождались насилием. Для Гегеля «революционно» критическое мышление, или Разум, который в процессе отрицания наличных форм бытия создает новые более совершенные и прогрессивные и объективирует их в определенном типе государственного устройства. Гегель допускает насилие в отношениях между государствами (войны), но деспотизм и насилие внутри государства недопустимы, поскольку все противоречия и проблемы должны разрешаться на основе права в процессе реформирования. По справедливому мнению Г.Маркузе, философия Гегеля есть «философия отрицания» и в таком качестве она не перешла к гегельянцам, ее критические тенденции были восприняты в марксистской теории общества6. К.Маркс и Ф.Энгельс видели исторических процесс как смену общественноэкономических формаций. Для них грядущий переход от капитализма к коммунизму представлялся не только теоретической, но и насущной практической задачей. Переход к новой общественно-экономической формации осуществляется, по их мнению, скачкообразно в форме социальной революции, в ходе которой старые отжившие формы социально-экономического и политического устройства отмирают, «отбрасываются» и создаются новые. В Предисловии к работе «К критике политической экономии» Маркс отмечал, что на определенной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, которые из форм развития производительных сил превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции, в ходе которой изменением экономической основы происходит переворот во всей надстройке. Поэтому следует отличать материальный переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, т.е. от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение. С точки зрения Маркса, социальная революция предполагает прогрессивные изменения, которые приводят к власти новый общественный класс и радикальным, глубинным образом перестраивают основания социальной системы, преобразуя все сферы жизни общества. В революционные периоды происходит разрушение исторически изживших себя форм социального бытия и осуществляется переход к новой общественной организации. Результатом социальной революции является формирование качественно новой социальной системы, с новыми социальными институтами, новыми общественными классами. С точки зрения марксизма, кульминацией социальной революции является завоевание политической власти новыми классами. Для революции характерно использование методов насилия, вооруженной борьбы, которые нередко выливались в гражданские войны. Широко известно утверждение К. Маркса о том, что насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым. Применение насилия в ходе социальных революций признавалось почти неизбежным, поскольку господствующие эксплуататорские классы не только никогда добровольно не отказывались от власти, но и стремились удержать ее любой ценой. Именно в переходные периоды, отмечал последователь Маркса В. И. Ленин, «разрешаются те многочисленные противоречия, которые медленно накапливаются периодами, так называемого мирного развития. Именно в такие периоды проявляется с наибольшей силой непосредственная роль разных классов в определении форм социальной жизни, созидаются основы политической «надстройки», которая долго держится потом на базисе обновленных производственных отношений» . В зависимости от конкретных исторических условий революции могут быть мирными или с применением насилия, быстрыми и резкими по форме или медленными и постепенными, но в любом случае скачок предполагает изменение качества, замену старого качества новым. «При всей постепенности, - писал Энгельс, - переход от одной формы движения к другой о всегда остается скачком, решающим поворотом» . Однако понятия «скачок» и «революция» в марксизме не являются тождественными, поскольку скачок может характеризовать движение вспять, назад, т.е. привести к контрреволюции, к реакции, к возврату старого, отжившего. В любом случае скачок всегда означает изменение качества, появление нового социального качества. Эволюционные процессы в марксизме рассматривались преимущественно как процессы постепенного накопления изменений, необходимых для вызревания нового качества. Качественные изменения эволюционным путем допускались только в рамках одной и той же формации, поскольку, как отмечал Маркс, при коммунизме, «социальные эволюции перестанут быть политическими революциями»7 8. Марксизм критически относился к идее реформизма, возникшей в последней четверти XIX в. в рабочем движении, представители которого отрицали классовую борьбу и революцию как необходимое условие перехода от капитализма к социализму9. Реформизм, по мнению В.И. Ленина, является «предохранительной реакцией», т.е. предохраняющей правящие классы от падения. Реформисты полагали, что коренные преобразования капитализма возможны путем постепенных социальных реформ и классового сотрудничества. Отрицательное отношение к реформизму как основе продвижения к социализму на протяжении десятилетий сохранялось в советском марксизме10. Особенность понимания переходных периодов представителями классической философии заключается в том, что в соответствии с принципом субстанциализма их содержание определяется той имманентной целью, которая объективно, т.е. независимо от воли людей присутствует в историческом процессе. Эта цель свидетельствует о неуклонном совершенствовании общества, его восхождении на более высокий уровень развития человечества. Если для Гегеля мировая история есть реализация заложенной в ней идеи определенного типа государства («протестантского»), то с точки зрения Маркса, в истории осуществляется движение к коммунизму - бесклассовому, безгосударственному общественному устройству, выступающему конечной целью человечества. Поэтому «старое» имеет конкретное содержание, которое «снимается», т.е. отбрасывается и заменяется «новым», соответствующим субстанциальному началу. В этом смысл классической концепции исторического прогресса как процесса поступенчатого скачкообразного преодоления устаревшего содержания и замена его новым, которое расценивается как прогрессивное. Во второй половине XIX в. в западноевропейской философии широкое распространение получают позитивистские концепции, негативно оценивающие социальные революции, поскольку они сопровождаются насилием и разрушением, и обосновывающие необходимость эволюционного развития общества. Индустриализация, набиравшая силу в западноевропейских странах, опиралась на научно-технический прогресс, который выступал основанием убеждения в том, что развитие науки и техники решит все социальные проблемы. Уже А.Сен-Симон, а вслед за ним и О.Конт полагали, что политики как класс изжили себя и должны уступить место «индустриалам», т.е. собственникам производства, инженерам и ученым. Эволюционное развитие общества предполагает в качестве основного механизма его преобразования реформы. В процессе реформ совершенствуются нормативная и институциональная структура общества, что способствует поддержанию социального порядка, социальные противоречия разрешаются правовым путем без применения насилия, действия людей предсказуемы и потому перспективы развития общества могут прогнозироваться с высокой долей вероятности. В своей концепции 3-х стадий исторического прогресса О.Конт вторую стадию - «метафизическую» - рассматривал как переходную от «теологической» к «позитивной» и оценивал ее как кризисную, сопровождавшуюся разрушением основ существующего порядка, «интеллектуальным хаосом», аморализмом, политическим анархизмом и, в конечном счете, революцией11. Единственным положительным результатом «метафизической» стадии является то, что она расчищает почву для промышленного (индустриального) общества, базирующегося на достижениях науки и техники и обеспечивающего материальное благополучие, социальный порядок и справедливость, мир и гармонию. Таким образом, «переход» рассматривался Контом как период кризисный, разрушительный и оценивался негативно. Еще один представитель позитивизма Г.Спенсер представил эволюцию как универсальный процесс, охватывающий и природу и общество. Этот процесс, хотя и объективный, но нелинейный, а дивергентный, содержащий возможности, как прогрессивного развития, так и регресса, упадка и даже гибели. Тотальный эволюционизм Спенсера не предполагал наличие переходных этапов развития общества: движение от «военного» общества, под которым Спенсер понимает общества аграрные, традиционные, коллективистские, авторитарные по своей природе, постепенно сменяется обществом «промышленным», т.е. индустриальным, демократическим, где интересы граждан охраняются государством, а индивидуалистические чувства и настроения постепенно трансформируются в альтруистические. Примечательно то, что исторический прогресс как прогресс эволюционный у Спенсера не означает безусловного преодоления, «снятия» устаревших социальных форм, но возможность их сохранения, сосуществования с более передовыми типами общественного устройства. «Эволюция не предполагает скрытого стремления к лучшему. Не существует однообразного перехода от низших форм существования к высшим, но борьба, при которой высшие формы распространяются за счет низших; последние, однако, могут продолжать существование в таких местах, которые непригодны для высших форм» . Таким образом, эволюционный подход не предполагает «скачков», особых переходных периодов, весь исторический процесс предстает как постепенные качественные преобразования в лучшую или в худшую сторону. Представление об истории как перманентной эволюции не помешало Спенсеру смоделировать два предельно общих типа социального устройства - общество «военное» и общество «промышленное», которые соответствуют двум сегодня хорошо известным моделям общества - традиционного и индустриального. В неклассической философии рубежа XX в. наряду с эволюционным подходом, отражавшим реалии развития индустриального общества и сопутствующих ему явлений, в рамках философии жизни сложилось представление о социальных изменениях как постоянном рождении нового качества, как своеобразной «перманентной революции». В отличие от позитивизма философия жизни обратила внимание на те стороны общественного развития, в которых происходили качественно новые изменения. Источником нового было творчество (космического или человеческого происхождения) - рождение принципиально нового прежде небывалого, не являющегося результатом саморазвертывания 12 субстанции. Такая позиция была нетрадиционной, поскольку в классической философии проблема творчества не обсуждалась: человек в своей деятельности, проникая «вглубь» объективной реальности, «отражая» ее в своем сознании, «открывал» то, что уже было заложено изначально в субстанции. Совпадение логического и исторического в классическое философии означало подчинение исторического материала объективной по своей природе логической схеме развития. Неклассическая философия в лице большинства своих представителей исходит из присущей человеку способности к креативной деятельности. Однако процесс творчества рано или поздно сменяется его приостановкой, рационализацией, упорядочением, структурированием содержания. Можно сказать, что периоды бурного творческого развития сменяются периодами стабильного, устойчивого существования прежде сложившегося. Начало такому толкованию социокультурных изменений было положено Ф.Ницше в работе «Рождение трагедии из духа музыки» и наполнено разнообразным культурологическим содержанием О.Шпенглером в «Закате Европы». Речь идет об идее Ницше наличия в каждой культуре, а шире в бытии, двух начал «дионисийского» - иррационального, инстинктивного, экстатического, страстного, хаотического, которое порождает новое, и начала «аполлонического» - рационального, упорядочивающего, устойчивого, определенного, стабильного, гармоничного13. В каждой культуре в различные исторические эпохи удельный вес этих начал колеблется в ту или иную сторону. Для Ницше идеальным было гармоническое сочетание обоих, как это присутствовало, по его мнению, в аттической трагедии. В своей современности Ницше видел наступление аполлонического рационального начала, воплощенного в рассудочной деятельности, на спонтанное, творческое дионисийское начало, представленное иррациональным по природе художественным воображением и фантазией. О.Шпенглер, который в своей философии опирался на идеи Ф.Ницше, представлял развитие любой локальной культуры как процесс смены двух фаз - «становящегося», характеризующего спонтанное, творческое рождение нового (это и есть собственно культура в строгом смысле слова) и «ставшего», оформившегося, застывшего, окостеневшего, объективированного (цивилизация). При этом Шпенглер, в отличие от Ницше, не стремился обосновать гармонию двух начал в культуре, а откровенно отдает предпочтение культуре перед цивилизацией, которая, по его мнению, является провозвестницей неизбежной гибели культурного организма. Как и Ницше, рассматривая динамику культурного развития, Шпенглер конструирует две модели, которые реализуются в истории независимо от конкретного содержания. Любая культура эволюционирует от творческого, порождающего новые феномены, состояния к закостеневшему, застывшему, омертвевшему, являющему готовые, законченные, остановившиеся в своем развитии формы14. Другой представитель философии жизни А.Тойнби, как и Шпенглер, отдавал предпочтение периодам «преображения» и дальнейшего «роста» цивилизации, когда она «стремится создать свое собственное окружение, породить своего собственного возмутителя спокойствия и создать свое собственное поле действия. Иными словами, критерий роста - это прогрессивное движение в сторону самоопределения - это прозаическая формула чуда самовыражения Жизни»15. Далее следуют «спад» и «надлом», которые могут привести к гибели цивилизации или кризису с последующим «преображением». Следует отметить, что в периоды, когда остро чувствуется необходимость обновления, ощущается тяжесть старого, отжившего, которое хочется сбросить с плеч долой, транзитивность оценивается позитивно, а стабильность негативно. В российской философии периода перестройки в 90-е гг. было распространено убеждение в том, что переходные периоды - это периоды роста нового, имеющие положительное содержание, а периоды стабильности - это периоды застоя. Примером могут быть работы А.С. Ахиезера, в которых противопоставляются периоды «авторитаризма» и «соборности», или работы Осипова Г.В., Вольского А.М., Яковлева И.П., описывающих, как периоды «либерализма» сменяются периодами «консерватизма». По мере того, как 90-е гг. стали рассматриваться отрицательно, оценки переходных и стабильных периодов изменились на противоположные. Таким образом, если в классической философии переходные периоды рассматривались с содержательной точки зрения - от какого конкретного содержания к какому иному осуществляется переход, то признание уникальности самобытности культур в неклассической философии ориентирует на выявление структурных, независимо от конкретно-исторического наполнения, особенностей этого перехода, поскольку содержание всегда уникально и несопоставимо с другими. Поэтому «военное» и «промышленное» общество Спенсера, «аполлоническое» и «дионисийские» начала бытия Ницше, «становящееся» и «ставшее» Шпенглера, «растущая» цивилизация и «надламывающаяся» Тойнби - все это попытки найти в культурном многообразии типологические соответствия, построить сопоставимые модели, что способствовало становлению структурно - функционального анализа на почве философии. Дальнейшее развитие структурно-функционального анализа (Э.Дюркгейм, Т.Парсонс, Р.Мертон и др.) и философского структурализма (К.Леви-Строс, Р.Барт, М.Фуко, Ж.Делез и др.) помогло упорядочить, систематизировать, структурировать материал в области социологии, этнографии, антропологии, психологии, лингвистики, литературоведения и др. наук и разработать модели, позволяющие выявить в культурном многообразии то общее, что может послужить основой понимания и объяснения новых явлений и процессов. Послевоенная тяга к стабильности в 50-х гг. обусловила признание устойчивых социальных структур как позитивных, а изменения, нарушающие существующий социальный порядок, расценивались как отклонения от нормы, как «социальная патология» (Т.Парсонс)16. Наиболее часто предъявляемой структурализму претензией было его приоритетное внимание к синхроническому анализу по сравнению с диахроническим. В своем описании «эпистем» М.Фуко не затрагивал вопрос о том, каким образом происходит их смена, хотя и показывал, что в процессе этой смены фундаментальные принципы заменяются принципиально другими . Приоритетное внимание к синхронии позволило обратить внимание на те социальные феномены и исторические «события», которые обладают устойчивостью во времени и могут рассматриваться как относительно стабильные, в которых закрепляются, кристаллизуются результаты предшествующего развития. Такие периоды уже не рассматривались как имеющие негативное значение, но наоборот как свидетельствующие об устойчивости системы, в которой стабильность - необходимое условие нормальной жизни людей и институтов. Однако на рубеже 60-70-х гг. в «критической социологии» (Г.Беккер, Н.Смелзер, А.Этциони, Э.Тириакьян, Р.Дарендорф, А.Козер), в социальной философии Франкфуртской школы (Г.Маркузе, М.Хоркхаймер, Т.Адорно) и в постмодернистской философии происходят отказ от непрерывного эволюционного понимания истории и переориентация на понимание дискретного характера исторических процессов. В работе «Археология знания» М.Фуко пишет: «Почти одновременно во всех тех дисциплинах, которые мы привыкли объединять под именем “истории”, ...смещается фокус внимания, и исследователи переходят от описания широких общностей. к изучению феноменов разрывов»17 18. В статье «Ницше, генеалогия, история» Фуко отверг идею непрерывности и преемственности истории, подчеркивая ее дисконтинуальный характер: «История будет "действительной" в той мере, в какой она внесет прерывность в само наше бытие. Она расчленит наши чувства, она драматизирует наши инстинкты, она умножит наше тело и противопоставит его ему же. Она ничего не оставит под собой, что располагало бы обеспеченной стабильностью жизни или природы, она не позволит нести себя с молчаливым упорством к тысячелетнему концу. Она подроет то, на чем ее вынудили покоиться, и ожесточится против своей мнимой континуальности. Знание, тем самым, создано не для понимания, оно создано для подрыва»19. Признание того, что именно изменения являются знаменателем современной цивилизации и ни одна социальная система не может не изменяться, приводит к рассмотрению любых стабильных систем как таких, в которых постоянно, хотя и несимультанно, происходят изменения. Динамичные системы оказались в фокусе внимания синергетики, для которой живые системы - это саморазвивающиеся, самоорганизующиеся, открытые, эволюционирующие системы, которые меняют свое качественное состояние, пройдя через процессы бифуркации, или конструктивного хаоса. В синергетике нестабильность рассматривается как фундаментальный атрибут универсума, как источник развития, появления нового, как фундаментальная характеристика «живого» в отличие от «неживого»20. Рассмотрение систем как динамических, но сохраняющих свойства системности, позволило признать стабильные и транзитивные переходные периоды как равноценные, как равно необходимые фазы развития общества. Если в стабильные, инерционные периоды происходит закрепление, упорядочение социального опыта, находящего выражение в установлении социальных норм, правил, образцов поведения, в формировании культурных традиций и т.п., то в транзитивные, напряженные, мобилизующие периоды осуществляется переход к новым ценностным ориентирам, свидетельствующим о возрастании человеческой свободы, которая является источником творчества новых форм бытия21. Еще раз отметим, что переход в качественно новое состояние связан с радикальными сдвигами самих оснований системы и этот сдвиг не детерминирован логически, т.е. логически не выводится из предшествующего ее состояния, хотя обусловлен совокупностью предшествующих исторических обстоятельств. Механизм перехода из одного качественного состояния в иное рассматривался в отечественной философской литературе в связи с анализом смены исторически сложившихся типов научной рациональности, дискуссия по поводу которых началась в философии науки в 60-е гг. XX столетия (Швырев В.С., Мамардашвили М.К., Соловьев Э.Ю. Лекторский В.А., Огурцов В.П., Степин В.С.) . Переход от одного типа рациональности к другому, отмечает В.С. Степин, это революция, требующая коренной перестройки картины природы, изменений «глубинных ориентаций» научных исследований. Вместе с тем, между соответствующими трем типам науки типами рациональности «как этапами развития науки существуют своеобразные “перекрытия”, причем появление каждого нового типа рациональности не отбрасывало предшествующего, а только ограничивало сферу его действия, определяя его применимость только к определенным типам проблем и 24 задач» . В направлении поиска «перекрытий», связывающих качественно разнородные последовательно возникающие этапы, парадигмы, события развивалась и зарубежная философия. Категория «разрыва», «перелома» стала одной из центральных в философии Ю. Кристевой, которая настаивала на необходимости разработки «текстуального диалогизма», компенсирующего разрушение преемственности . Поэтому идея коммуникации, философское осмысление которой началось в экзистенциализме и феноменологии в начале XX в. (Я и Другой), получила свое дальнейшее развитие в герменевтике Г.-Г. Гадамера. Дискретность реальной истории, смыслы событий которой могут быть несовместимыми, компенсируется континуумом понимания, постоянно переосмысливающего прошлое. «Традиция, к которой мы принадлежим и в которой живем, - это не часть нашего культурного опыта, не так называемое культурное предание, которое тогда состояло бы из одних памятников и текстов и заключалось бы лишь в передаче смыслов, выраженных средствами языка и исторически засвидетельствованных, - утверждает Гадамер. - Нет, нам непрестанно передается, traditur, сам же познаваемый в коммуникативном опыте мир, он передается нам как постоянно 22 23 24 открытая бесконечности задача. Никогда он, этот мир, не бывает первозданным миром первого дня. Повсюду, где мир испытуется нами, где происходит преодоление чуждости, где совершается усвоение, усмотрение, постижение, где устраняется незнание и незнакомство, повсюду совершается герменевтический процесс собирания мира в слово и в общее сознание»25 26. С позиций герменевтики традиция не есть нечто неизменное, раз и навсегда данное, а те, имеющие фундаментальное значение для культуры реалии, которые переосмысливаются, преобразуются, преображаются сообразно настоящему, продолжая служить необходимым основанием для понимания культуры. «Традиция или предание для Гадамера является прежде всего коммуникативным партнером, с которым всегда вступают в диалог, когда пытаются интерпретировать нечто. Можно понять что-то конкретно только в непрерывности традиции», - отмечает Ю.Коткавирта . Признание дискретности истории в современной философии и поиски преодоления «разрывов» посредством коммуникации происходит на рубеже 60-70- х гг., когда в экономической, социологической и социально-философской литературе начинает активно обсуждаться вопрос о переходе индустриального общества в фазу постиндустриального, или информационного. Анализ философских идей о цели истории и формах ее осуществления позволяет прийти к выводу о том, что во второй половине XIX в. на смену представлению о скачкообразном характере общественного прогресса, где смена стадий, эпох означает революционные преобразования в предзаданном направлении, приходит убеждение, что в истории преобладают эволюционные процессы, способные породить новое качество постепенно, без революционного насилия. Эволюционное видение истории было свойственно тем мыслителям, которые не разделяли тезис Маркса о неизбежности социалистической революции и видели достаточные ресурсы капитализма для трансформации в новые фазы развития, не меняющие социально-экономических основ. Поэтому идея переходных периодов как революционных скачков сохранялась в советском марксизме до конца 80-х гг., но при этом насилие признавалось крайней мерой и качественные изменения постепенно стали рассматриваться в контексте эволюционных процессов. Уже во второй половине XX века в условиях политики основанной на идеологии «мирного сосуществования государств с различным общественным строем», в советском марксизме стали признаваться так называемые «структурные реформы», которые затрагивают основы капитализма и открывают перспективу мирному переходу к социализму. Структурные реформы рассматривались как специфическая форма революционного процесса, поскольку предполагали передачу политической власти от одного класса к другому27. Таким образом, по мере того, как насилие стало восприниматься отрицательно, как крайняя мера, граница между революцией и эволюцией становилась все более неопределенной. Революция как процесс возникновения нового качества стала рассматриваться как возможная в эволюционной форме. Однако коренная противоположность между революцией и реформой снимается, с точки зрения позднесоветского марксизма, только после победы социалистического строя, совершенствование которого осуществляется путем реформирования. На фоне острых социальных конфликтов конца 60-х гг. XX в., в европейской философии начинает преобладать понимание истории как дискретной, в разрывах которых происходят «мутации», порождающие новые социокультурные явления. Тем самым возобновился интерес к переходным периодам как имеющим свои собственные структуры, подчиняющиеся определенным закономерностям развития и функционирования. Переходные, или транзитивные периоды, стали рассматриваться как периоды, в которых путем реформ или революций осуществляются масштабные преобразования, способствующие становлению новой социальной системы. Стабильные периоды предстают как периоды, в которых происходит закрепление, упрочение достигнутого, что необходимо для дальнейшего развития общества. Иными словами, с точки зрения системно-структурного подхода, история протекает ритмично: периоды становления нового сменяются периодами закрепления этого нового, и обе эти фазы равноценны и необходимы. Всегда ли новое обладает положительным, прогрессивным содержанием - это вопрос, на который могут быть диаметрально противоположные ответы, поскольку перспективы мирового сообщества оцениваются различными группами людей по- разному. Представителям постнеклассической философии чуждо стремление к построению универсальных моделей истории, многие из них критически относятся к идее исторического прогресса и допускают различные варианты «конца истории». Антропологический характер постнеклассической философии обусловливает признание того, что ход истории определяется деятельностью людей, чьи интересы разнообразны, разнонаправленны, а результаты зачастую трудно предсказуемы. Образом нелинейной истории становится «ризома» - ненаправляемая трансцендентным началом, самофигурирующаяся, гетерономная, растущая в любом направлении, открытая неравновесная целостность (Ф.Гваттари и Ж.Делез) . Тем самым проблематизируется вопрос о прогрессивной направленности социальных революций, их оценка может быть различной - и положительной, и отрицательной. В целом в современной философии смысл революции как глубинного преобразования природных, социальных, культурных процессов, напр., революция в естествознании, культурная революция, сохраняется. В отличие от реформы революция есть наиболее концентрированное, максимально быстрое и глубокое обновление явления, открывающее ему небывалые до этого возможности самоосуществления, самобытия. При этом революция, совместно с реформой, рассматриваются как разновидность прогрессивных, эволюционных изменений, 30 противостоящих изменениям консервативным, реакционным, регрессивным . В заключение параграфа можно сделать следующие выводы. Переходные периоды - это периоды революционных, т.е. коренных качественных 28 29 преобразований, способствующих переходу системы в новое состояние. Переходные периоды свидетельствуют о дисконтинуальном, ненаправленном характере истории, которая не является объективным, независимым от человека процессом, устремленным к предустановленной цели. В переходные периоды действуют разнонаправленные социальные силы, борьба которых в конечном счете определяет вектор исторического развития социокультурного организма. Результат переходных процессов является реализацией одной из тенденций развития, отвечающей интересам социальных групп, которые стремятся к переменам, и фундированной культурными традициями, которые обеспечивают механизм преемственности. На протяжении длительного исторического времени насилие, сопровождавшее революции, рассматривалось как ее неотъемлемое качество. Однако по мере того, как развивались демократические процессы, вводившие социальные конфликты в политико-правовое русло, масштабное реформирование общества стало рассматриваться как революционное, т.е. как изменяющее его качество без применения насилия. Разрывы, образующиеся в переходные периоды, компенсируются коммуникационными процессами, которые позволяют понять происходящие изменения как особые революционные по своему характеру звенья истории, имеющей в целом эволюционный характер. Образование как важнейшая сфера общественного организма в переходные периоды характеризуется как процесс коренных изменений, в ходе которых происходит смена фундаментальных принципов, обусловливающих возникновение и формирование качественно новой образовательной системы. Формой осуществления этого процесса в современных условиях является реформирование, которое, хотя и подвергает коренному пересмотру и преобразованию сложившиеся основания образования, носит эволюционный характер, исключающий тотальную деструкцию системы и предполагающий опору на традиции, которые обеспечивают культурную преемственность в обществе, сохраняя его своеобразие. Эволюционная форма коренных, качественных изменений сферы образования создает условия для его постепенного продуманного и обоснованного реформирования в контексте всех сфер.