§2. Проблемное поле социальности и его методологические основания
В современных условиях продолжающейся методологической неопределенности в сфере социальной философии, порождаемой так до конца и не проясненным вопросом о теоретическом статусе наук об обществе или шире, geisteswissenschaften методологических споров ХХ века, происходит медленный, но неуклонный рост скептицизма относительно базовых, парадигмальных понятий. Под сомнение поставлены все теоретически и методологически значимые концепты социальных наук, начиная с самого понятия социального. Установка Э. Дюркгейма, согласно которой: «Чтобы понять, каким образом общество представляет себе самого себя и окружающий его мир, необходимо рассматривать сущность не отдельных индивидов, а общества»1 в современной теоретической ситуации обладает неоднозначным теоретическим статусом, в силу дискуссионного характера содержания понятий «общество» и «сущность общества». «Социологизм» Дюркгейма, прочно утверждавший, в свое время, необходимость объяснять социальное, исходя из социальных фактов (что и мыслилось в рамках «принципа социальности»), не редуцируя социальную реальность к другим ее формам, был погребен под антипозитивистской критикой метода, и под феноменологической критикой онтологических и антропологических интуиций в осмыслении человека и его места в обществе. Более того, как показал С. Московичи, сама установка Дюргейма на первичность коллективного сознания по отношению к индивидуальному, получившая название социологизма, также является противоречивой. Рассуждая о переходе от недифференцированных обществ с механической солидарностью, для которых характерно сильное коллективное сознание, к дифференцированным обществам с органической солидарностью, где коллективное сознание ослаблено, Московичи отмечает: «...что же это за среда, если не коллективное сознание? Между тем от него требуются две Дюркгейм Э. Социология, ее предмет, метод, предназначение. - Москва, 1995. - С. 14 противоположные вещи. С одной стороны, для того, чтобы позволить свободно развиваться специализации независимых друг от друга задач и ролей, нужно, чтобы оно ослабилось. А, с другой, для того, чтобы сохранить определенную долю гармонии и консенсуса, его давление должно продолжаться. Но каким образом оно может достичь столь противоположных целей?»30 Но даже если оставить в стороне трудности с концепцией коллективного сознания, теория Дюркгейма, заложив основы социологических подходов, отошла в прошлое. Понятие социальности с тех пор все больше размывалось и теряло теоретическую отчетливость. В этой связи А.В. Кошелев отмечает: «Основание Э. Дюркгейма, что «исходное начало всякого более или менее важного социального процесса следует искать в устройстве внутренней социальной среды», сформировало традицию социологического анализа. Из него следует фундаментальная основа метода классической социологии - «социальное нужно объяснять социальным»»31. Такое основание метода действительно являлось актуальным по отношению к ситуации в социальных науках начала XX века. Но сегодняшняя социальная философия бросает этой установке новые теоретические вызовы, требующие пересмотра базовых теоретико-методологических интуиций. Для того чтобы понять специфику этих вызовов, необходимо проанализировать теоретический фундамент, лежащий в основе современных исследований социального. Такой социально-философский анализ предполагает теоретическую установку на то, чтобы вновь вернуться к истокам современной социальной науки и попытаться обнаружить действительные связующие нити ее методологии. Для этого необходимо обратиться к базовому в парадигме социальных наук концепту социальной реальности, социальности как феномена. Учитывая проблемный характер исследуемого объекта, неопределенность его границ и наличие альтернативных интерпретаций, следует перейти к рассмотрению принципа социальности с новых теоретикометодологических позиций. Если у Дюркгейма социальная реальность была несомненным, объективным полем социальных фактов, то для современного исследователя, столкнувшегося с теоретическими трудностями этого концепта, прямое обращение к нему невозможно. Соответственно, принцип социальности как методологическая установка лишается своего фундамента, т.е. теоретически обоснованного понятия социальности. Исходя из этих соображений, следует выяснить вопрос о теоретических истоках и методологической обоснованности самого понятия социального, прежде чем выносить какое бы то ни было суждение о характере социальной реальности («реалистическом» или «номиналистическом»), и методологическом потенциале интеграции принципа социальности в исследования информационного общества. Прежде всего, необходимо решить терминологический вопрос о смысле понятия «социальность». Согласно определению из словаря Даля: «Социальность - ж. франц. общественность, общежительность, гражданственность, взаимные отношенья и обязанности гражданского быта, жизни»32. Здесь делается акцент на взаимности и совместности как основных характеристиках данного феномена. А.В. Кошелев в определении социальности подчеркивает ее естественно-эволюционный характер (что также являлось предметом дискуссий на всем протяжении развития общественной мысли): «Социальность можно определить, как феномен, характеризующий общественное устройство в целом, не в смысле проявления через различные стороны социального, а в смысле своего генетического, естественно-природного существования как особого уникального явления, выработанного человечеством в ходе развития»33. Похожую трактовку, подчеркивающую психологические стороны феномена, дает А. Круглов: «Социальность, говоря в самом общем виде, - это предрасположенность и способность индивидов к совместному существованию, обусловленная невозможностью выживать во внешнем мире поодиночке»34 35. Выделяя «зоологическую», общую для человека и животных социальность (стайность или стадность), а также «рациональную», специфически человеческую социальность, А. Круглов вносит важное уточнение в содержание исследуемого понятия. Разграничив два модуса социальности, он затрагивает здесь вопрос о принципиальных основах общественной жизни, который уже в античной философии разделил социально-философские интуиции на два теоретических полюса в понимании социальной реальности. Наконец, четвертое из приводимых здесь определений социальности, подчеркивает специфику общественной реальности как целого несводимого к индивидам, что также является важным смысловым моментом на очерчиваемом теоретическом горизонте: «Социальность - совокупность приобретенных человеком качеств, обеспечивающих его способность существовать в обществе и выполнять разнообразные социальные функции в составе различных групп, выступая при этом не в роли суверенной личности, а выразителем интересов данной общности»36. Таким образом, представляется возможным выделить три принципиальных момента в понимании социальности в рамках современного социально-философского контекста. Во-первых, взаимность, или шире - взаимодействие индивидов между собой. Во-вторых, наличие модусов, уровней, качеств этого взаимодействия, которые проявляются в отношении к рациональности или другим факторам. И, в-третьих, наличие общей структуры, в рамках которой происходит взаимодействие, то есть наличие социального целого. Как раз относительно третьего момента и ведутся наиболее напряженные дискуссии, так как он касается дихотомии «номинализм- реализм» и «макро»-«микро» в теоретической социологии. Тем не менее, несмотря на дискуссионный характер теоретического статуса социального целого, необходимо включить этот момент в число основополагающих характеристик социальности. Само понятие социального в той или иной мере имплицитно подразумевает целостность, и если следует отказаться от этой целостности, то, тем самым, следует отказаться и от понятия социальности, что и предлагается в некоторых теоретических подходах, бросающих, как уже упоминалось выше, теоретические вызовы социальным наукам. Так, Ф.И. Гиренок отмечает: «Социальные науки умерли потому, что перестало существовать социальное. Суть социального состоит не в массах, которые вышли на сцену мировой истории, а в иллюзиях. Социальное появляется как результат встречи массы с большими иллюзиями, носителями которых она становится. Большие иллюзии тотализируют социум, а это значит, нам нужно выбрать либо хаос и жизнь без иллюзий, либо порядок и тоталитарный утопизм как скрепу социального. Между тем социология и все производные от нее дисциплины возможны лишь благодаря допущению социального. Сохранив это допущение, социальные науки возвращаются к началу ХХ века и в терминах этого века пытаются мыслить современность. Устранив допущение, социальные науки превращаются в историю этих наук, в историю неудавшихся попыток социальных наук стать науками»37. Несмотря на то, что дискуссионность подобного положения очевидна, оно, тем не менее, представляет важную и актуальную позицию на современном философском горизонте. Действительно, в силу того, что социальность как феномен являлась для теоретической социологии, по сути, всего лишь «допущением», и не получила полной теоретико-методологической разработки, ее основания с приходом постструктуралистских методологий оказались легко размываемыми. Такое положение дел открывает путь для полной деструкции концепта социальности, и понятия общества. Концепции конца социального и иллюзорного характера социальной реальности являются примерами данных социально-философских тенденций. С другой стороны, если попытаться отыскать причины такой теоретической уязвимости концепта социальности, можно обратиться к мнению А.В. Кошелева: «В каждом социологическом подходе предмет социологического анализа был локализирован и определяем с индивидуальных исследовательских позиций, но неразрывно связан с проявлениями социального в конкретных условиях. Это есть индикатор того, что исследованию подлежали различные стороны общественной жизни, не раскрывающие саму суть ее генетической возможности. Феномен социальности остался в стороне от изучения, как и череда идущих на смену прежним новых социальных событий и новых возможных способов их изучения»38. Таким образом, перед современной общественной мыслью возникает необходимость выбора. Следует либо заново обратиться к собственным теоретическим основаниям, и пересмотреть содержание концепта социальности, либо исчезнуть за отсутствием собственного предмета, как это и предлагается Ф.И. Гиренком. Центральной осью, вокруг которой разворачивается эта дискуссия, является принцип социальности, как выражение теоретической самостоятельности социальных наук вообще. С этой точки зрения, необходимо внимательно проанализировать положение о том, что: «Дюркгейм устарел потому, что он переоценил значение принципа социальности. Если бы социальное определялось социальным, то общество было бы абсолютно автономным по отношению к человеку. Его нельзя было бы гуманизировать, а человека - социализировать»39. Анализ этой методологической критики и требует пересмотра самого концепта социальности. Особенно актуальным такой анализ становится в свете происходящих в современной социальной реальности процессов, относимых рядом исследователей к становлению т.н. информационного общества. Эти процессы вносят в социальное прежде не встречавшиеся характеристики и особенности, и трансформируют социальную реальность во всех ее значимых проявлениях. Как отмечает А.В. Кошелев: «Проблема изменения социального кроется в самой социальной реальности, которая за последние двести лет развивается интенсивным, прогрессивно технологическим путем. Ситуация сложилась двоякая. С одной стороны, мы получаем блага цивилизации, позволяющие нам лучше и качественнее жить, с другой, данная тенденция деструктивным образом разрушает социальные устои, неосознанно трансформирует социальное, в корне меняя социальную реальность»40. В этих условиях становится необходимой новая концептуализация принципа социальности, способная вывести с социальную мысль на путь адекватного современным условиям анализа трансформирующейся социальной реальности. Начальным пунктом в этом теоретическом движении должен стать анализ содержания концепта социальности. И здесь можно выделить два основных пути исследования. Первый из них связан с установлением того, какая динамика является принципиальной для социогенеза как такового. Второй предполагает ответ на вопрос о том, какие характеристики являются сущностными для социального состояния. Трудность заключается в определении социального состояния и в установлении его отличия от несоциального. Если исходить из положения о том, что человек по своей природе является социальным существом, то необходимо констатировать, что несоциального состояния не было вообще, и говорить можно только о различных формах социальности, наблюдаемых в истории человечества. Если же исходить из положения о том, что социальной может быть названа только группа людей, обладающая определенным характеристиками, а сама социальность есть системное свойство, возникающее при определенных условиях, то на первый план выходит задача установления этих условий. При этом социально-философская классика XX века, предлагала весьма разнообразные пути решения задачи по определению социальности. Для того чтобы сделать возможной новую концептуализацию принципа социальности, необходимо провести теоретико-методологическую ориентацию в этом проблемном поле, сформированном классической социальной мыслью. Первой важной теоретической точкой в этом проблемном поле являются, как уже упоминалось, социально-философские воззрения Э.Дюркгейма, наследующего традиции контовской позитивной социологии. Линия, представленная Дюркгеймом в понимании общества как самодовлеющей реальности, первичной по отношению к индивидам, продолжает аристотелевскую традицию рассмотрения социальности. Эта линия предоставляет базовую теоретико-методологическую оптику социального реализма, еще не затронутого последующей критической рефлексией. Как отмечает в этой связи С. Сандерсон: «Дюркгейм настаивал на том, что общества - это не просто наборы рациональных индивидов. Общество это целостная реальность социальных фактов, идеалов, ценностей и социальных норм. Поведение индивида мотивировано не рациональными эгоистическими интересами, но преданностью индивида нормам и ценностям группы или общества, в котором индивид прошел социализацию. И для Дюркгейма эти нормы и ценности имеют нерациональную основу»41. Такая теоретическая установка имеет свои несомненные преимущества, поскольку, во-первых, старается зафиксировать социальные факты как объективную реальность, а во-вторых, вводит в теоретическое поле представление о социальной целостности, несводимой к сумме действующих индивидов. Такой методологический шаг предоставляет возможность анализа сущностных свойств той или иной общественной целостности, одновременно избавляя от необходимости поиска сложных причинно-следственных связей, управляющих действиями отдельных индивидов. Социальное, таким образом, обретает в рамках концепции Э.Дюркгейма теоретически выраженную самостоятельность. Однако здесь проявляется важная особенность современной социальной реальности, имеющая прямое отношение к предмету данного исследования. Основание дюркгеймовского принципа социальности, применяемого к обществу (gesellschaft), на начальном этапе апеллировало к разделению труда, взявшему на себя роль «...которую некогда исполняло общее сознание; оно главным образом удерживает вместе социальные агрегаты высших типов»42. Таким образом, центром и осью социальности оказалась общественная дифференциация, в том аспекте, который можно, с долей условности, назвать производственными отношениями. Для анализа современной социальной реальности, такое теоретическое видение принципа социальности не подходит по ряду причин. Во-первых, не ясен механизм, посредством которого те или иные особенности разделения труда приводят к удержанию вместе тех или иных «социальных агрегатов высшего типа». Современное общество со времен Дюркгейма стало намного более дифференцированным и разветвленным. Структура современного производства также значительно изменилась и дифференцировалась, на первый план в ней выходят технологии обработки и передачи информации. Технологии производства трансформируются с большой скоростью. Это приводит к тому, что из статичного участника производства, локализованного в своей нише разделения труда, индивид становится, скорее, постоянно обучающимся, повышающим и меняющим свои квалификации агентом формирующих производство информационных потоков, мигрирующим из одной ниши разделения труда в другую. Такая трансформация разделения труда ставит вопрос о своем адекватном социально-философском отражении, о том, какой принцип социальности она вызывает к жизни. В рамках Дюркгеймовских представлений такое отражение невозможно. Во-вторых, дюркгеймовское понимание принципа социальности игнорирует структурную и функциональную роль коммуникации. Естественно, что в процессе производства, находясь в различных нишах разделения труда, индивиды вступают в коммуникации, направленные на достижение определенных эффектов. Но коммуникация в этой концепции сама является функцией от разделения труда, вписываясь в те формы, которые уже имеет сложившееся производство. В современном обществе уже само производство может являться функцией от коммуникации, реализуясь в соответствии с теми коммуникационными паттернами, которые становятся возможными в рамках развития информационных технологий. Необходимость анализа технически опосредованной коммуникации, становящейся все более важной составляющей современной социальной реальности, также ведет к новому взгляду на характеристики исходной дюркгеймовской модели. Неудовлетворительной в методологическом отношении представляется и упоминавшаяся выше концепция коллективного сознания. В контексте анализа данной проблематики, стоит сказать и об альтернативной дюркгеймовскому холизму концепции социального действия М. Вебера, занимающей важное место в истории социально-философской мысли XX в. Учитывая то, что концепция идеальных типов, положенная М. Вебером в основу проекта понимающей социологии, до сих пор обладает значимостью, необходимо также сказать, что сама теория социального действия в ее традиционном виде, на наш взгляд, представляется неподходящей для анализа социальной реальности информационного общества. Характерные для данной концепции трудности с определением границ социального действия, при переходе к анализу полиморфных аспектов социальности общества с развитой технически опосредованной коммуникацией, только усугубляются. В современной социальной реальности, предполагающей активное вовлечение в коммуникацию сетевых интерфейсов и машин как таковых, границы социального действия оказываются окончательно размытыми в силу специфики самой субъектности участников коммуникации. Не только понимание смысла действия других (в условиях крайнего разнообразия и вариативности практик глобального коммуникационного пространства) становится проблематичным, но и сама классификация действия, одним из участников которого является машина или инстанция технологического опосредования, в качестве социального. Субъект социального действия демонстрирует тенденцию к диссолюции вместе с границами самого социального действия. Вместе с тем, в методологическом плане понятие действия также не может служить надежным фундаментом построения теоретического подхода к изучению современного общества. Как отмечает Р. Стихве: «Действия очень индивидуализированы. Каждое отдельное действие создает дисконтинуальность в социальном процессе. Что-либо или заканчивается, или что-то новое начинается. Действие некоторым образом изолировано от своих предшествующих условий и последствий; поэтому очень сложно представить рекурсивную закрытость и воспроизводство чего-либо из собственных продуктов с точки зрения системы действия. С коммуникацией дело обстоит совершенно иным образом, потому что гораздо легче можно себе представить непрерывный поток коммуникаций, рекурсивно возвращающийся к собственной модифицированной начальной точке и закольцованный сам на себя»43. С точки зрения исследования современной социальной реальности, необходим более общий подход, который будет включать в себя и действующее и воспринимающее измерения общества, которые выражаются в понятиях действия и опыта (восприятия): «Вне зависимости от того, что рассматривается как конституирующий элемент социальных систем, этот элемент должен быть обозначен более общим именем, нежели «действие» или «опыт». Это обстоятельство дисквалифицирует концепцию действия как конституирующий элемент, так как действие не может функционировать как общее понятие для различения между действием и опытом. Коммуникация является более подходящим кандидатом по двум причинам. Во-первых, концепция коммуникации более специфична, чем концепция селекции, которая не различает социальные и биологические системы. Во-вторых, концепция коммуникации в качестве более общего понятия включает в себя и действие и опыт»44. Таким образом, коммуникация становится методологически более перспективным фундаментом для исследования социальности информационного общества. С нашей точки зрения, адекватный современной социальной реальности подход к проблематике действия дается в системной теории общества Н. Лумана, где оно рассматривается как необходимый инструмент поддержания системы коммуникации: «Коммуникация и действие не могут быть разделены (хотя их можно отличить) и они создают отношение, которое может быть понято как редукция своей собственной комплексности. Элементарный процесс, конституирующий сферу социального как специфическую реальность это процесс коммуникации. Однако для того, чтобы управлять самим собой этот процесс должен быть сведен к действию, разбит на действия. Соответственно, социальные системы не являются выстроенными из действий. вместо этого социальные системы разделены на действия и этим разделением достигается основа взаимосвязей, которые служат для поддержания коммуникации»45. С учетом вышеизложенных соображений, можно говорить о том, что теоретический потенциал теории социального действия может быть использован для изучения социальной реальности информационного общества, но базовые методологические принципы применения концепции действия в конкретных исследованиях должны быть пересмотрены с учетом проблематики коммуникации. Попытка пересмотреть теорию социального действия и согласовать ее с достижениями функционализма середины XX века была предпринята в концепции Т. Парсонса. Теоретический синтез, проведенный Парсонсом и определивший дальнейшее развитие системной теории общества, до сих пор еще не потерял своей актуальности. Однако в том виде, в котором социальность предстает у этого социального теоретика, она является, скорее, шагом назад, в область коллективного сознания и разделения труда, введенных в качестве основания социальности Э.Дюркгеймом. Здесь являются принципиальными два момента. Во-первых, безусловный акцент, который Парсонс делает на морально-нормативном компоненте социальной системы: «Социальный мир в глазах Толкотта Парсонса — это, прежде всего, мир морали, и социальная реальность — это моральная реальность. Самое главное для него - не то, что люди действительно делают; это всего лишь отклонения, второстепенные помехи, своего рода случайные отступления. Скорее, перспективу для рассмотрения их поведения создает тот факт, что они делают именно то, что предписывают им групповые ценности»46. Такая расстановка теоретических приоритетов в анализе оснований социальности делает модель Парсонса редукционистской, не позволяющей теоретически осмыслить системный, эмерджентный характер социальности как процесса, возникающего в нормативной среде, но не сводящегося к ней. Во-вторых, модель Парсонса игнорирует рефлексивность участников социальной реальности, будь-то индивиды, коллективы или институты. Самонаблюдение социальных агентов Парсонсом не учитывается. Субъект не является в полной мере субъектом, а выполняет заложенные в него социализацией или ре-социализацией программы. Социальное изменение трактуется именно как перепрограммирование социального агента, а не как результат его собственной рефлексии. Динамическая сторона социального сводится в этой концепции к перепрограммированию исходных алгоритмов на основе адаптивности: «Такого рода адаптивность организма, какая постулируется в модели Парсонса и для которой характерно, что организм поддается почти любой форме социализации в любой социальной системе, является именно тем, что позволяет организму пройти повторную социализацию в рамках уже другой системы»47. Социальность, таким образом, приобретает ярко выраженные черты схематизма и механицизма, несмотря на несомненную заслугу Парсонса в разработке комплексных теоретических подходов к анализу социальной системы и социального действия. Следует отметить и то, что концепция социальности у Парсонса служит возникновению своеобразного функционалистского оптимизма, который ведет к теоретическим трудностям в объяснении трансформации социальных феноменов: «Парсонс осмысливает проблему через утверждение о том, что адаптация это процесс, который совершенствуется в ходе социальной эволюции, то есть общества становятся более адаптивными и, таким образом, повышают эффективность своего функционирования. Это очень сомнительно и на социальном, и на индивидуальном уровнях. Как убедительно показал Джозеф Тэйнтер (1988), на протяжении большей части человеческой истории, достигающие большой сложности общества демонстрировали тенденцию к большей дисфункциональности и к коллапсу»48. Таким образом, очевидные трудности, наблюдающиеся в структурном функционализме в связи с анализом комплексности и социальной дифференциации, также препятствуют адекватному отражению социальности современного общества, где комплексность и дифференциация поднимаются на новый уровень. Дальнейшие теоретические трудности, с которыми сталкивается холистская концепция Парсонса, открывают перспективу постструктурализма и методологического индивидуализма, теоретические положения которых не рассматриваются в рамках данного исследования, сосредоточенного на принципе социальности, по определению выражающем холистскую установку. Существует и другая альтернатива в осмыслении социальности, претендующая на теоретическое выражение социальной целостности. Имеется в виду феноменологическое направление социальной теории, выдвинувшее в качестве основы социальности структуры жизненного мира (lebenswelt) - важнейшей концепции феноменологии Э. Гуссерля. Важность концепции жизненного мира заключается в том, что с помощью обращения аналитического внимания на данную, ранее неисследованную область социальной реальности, можно выявить скрытые смысловые основы как индивидуального, так и социально опыта. Основоположник феноменологической социологии А. Шюц отмечает: «Феноменологический анализ, однако, показывает, что существует допредикативный слой опыта, в пределах которого интенциональные объекты и их свойства вовсе не являются четко очерченными; что мы располагаем не изначальным опытом изолированных объектов и их свойств, но скорее, полем нашего опыта, в пределах которого отдельные элементы отбираются как выделяющиеся на фоне их пространственного и временного окружения. Посредством постоянно возобновляющихся взаимосвязей нашего потока сознания все эти элементы сохраняют свою ауру, окаймление, горизонты. Анализ механизма предикативного суждения гарантирован лишь обращением к мыслительным процессам, в которых и посредством которых конституирован допредикативный опыт»49. Данная теоретическая установка обладала несомненными социально-философскими перспективами, но требовала дальнейшей методологической разработки для того, чтобы ее можно было применить в конкретных исследованиях общества. Эту задачу стремились выполнить П.Бергер и Т.Лукман. Разрабатывая феноменологическую социологию, основы которой были заложены А.Шюцем, они выдвинули свой подход к анализу социального опыта. Одним из центральных моментов в рамках данного подхода является понятие о типизации: «Реальность повседневной жизни содержит типизации, на языке которых возможно понимание других, и общение с ними в ситуациях лицом- к-лицу»50. В соответствии с таким взглядом на социальную реальность, выстраивается и представление о самой общественной структуре как о совокупности типизаций: «Итак, социальную реальность повседневной жизни можно понять в континууме типизаций, анонимность которых возрастает по мере удаления от «здесь и сейчас» ситуации лицом-к-лицу. На одном полюсе континуума находятся те другие, с которыми я часто и интенсивно взаимодействую в ситуациях лицом-к-лицу. Это, так сказать, «мой круг». На другом полюсе - крайне анонимные абстракции, которые по самой своей природе никогда не станут доступными взаимодействию лицом- к-лицу. Социальная структура - это вся сумма типизаций и созданных с их помощью повторяющихся образцов взаимодействия»51. Такой взгляд на социальную реальность представляет существенный теоретический интерес, однако сталкивается с некоторыми трудностями, касающимися основ самого феноменологического метода. Первое обстоятельство связано с тем, что для анализа структуры и сущности социальной реальности, понимаемой как совокупность типизаций, должен применяться феноменологический метод, интеграция которого в состав теоретической социологии несколько затруднительна в связи с неочевидностью и проблематичностью методологических этапов. Проблематична сама основа этого метода. Как отмечает А.С. Кравец: «Феноменологическая редукция Гуссерля (а именно она лежит в основе новой теории сознания) зиждется на весьма шатких метафизических основаниях. Сначала мы, согласно классику феноменологии, должны освободиться от опытного содержания сознания, полученного в естественной установке, т.е. надо каким-то чудесным образом элиминировать содержание нашего сознания от всего известного нам повседневного и научного опыта. Затем в остатке мы должны получить собственное (имманентное) «чистое сознание» ego (заметим, что большинство психологов считает: вне социального опыта у человека вообще не формируется сознание). И наконец, предпринимается попытка проанализировать (с помощью ненадежного метода интроспекции) остаточные трансцендентальные (всеобщие и априорные) структуры чистого сознания, которые предопределяют наше понимание внешнего мира»52. Второе обстоятельство связано с тем, что вопросы смысла, являющиеся основополагающими для исследований информационного общества, не находят адекватного теоретического отражения в рамках феноменологического метода. Феноменологическая социология не находит адекватных теоретических подходов к анализу социальности как смысловой целостности, выходящей за рамки индивидуального сознания. Как отмечает в этой связи А.С. Кравец: «Природу смыслообразования нельзя вывести только лишь из клетки индивидуальных переживаний. Смысл есть не только продукт отдельной головы (индивида), но в не меньшей мере и социальный продукт, т.е. результат процесса социализации личности. Вне социума у человека не могут формироваться смыслы, сколько бы он не переживал. Но социальное измерение всегда было чуждо феноменологической философии, чем собственно говоря, и отрезается путь к пониманию загадочного феномена смысла»53. При всей потенциальной перспективности данного направления, на его основании очень сложно выстроить представление о социальности как о теоретически едином целом. Скорее, можно говорить о «горизонте социальности», тематизации и типизации классов опыта с возможной апелляцией к трансцендентальным нормативам. Главным же фактором, препятствующим адекватному отражению социальности в рамках этой концепции, является отсутствие четкой методологической перспективы рассмотрения процессов конструкции социальности как эмерджентного процесса. Однако здесь можно высказать некоторые соображения относительно перспективности феноменологического подхода, которая представляется несомненной, при условии теоретического синтеза социальной феноменологии и системной теории общества. Обозначим предпосылки такого синтеза. Одним из главных пунктов возможно теоретического синтеза является представление о центральном характере коммуникации, которое проводил основоположник феноменологии Э. Гуссерль: «Шюц хотел укоренить коммуникацию в жизненном мире как общем пространстве коммуникации. Он критиковал Гуссерля за объяснение этого пространства как результата коммуникации. Однако Гуссерль рассматривал внешний референт коммуникации как горизонт потенциальной вариативности смыслов. Интерсубъективность Гуссерля остается интенциональной, тогда как Шюц выступал за экзистенциальное основание интерсубъективности в «мы»»54. Фундаментальность коммуникации для возникновения социального пространства, также утверждается и в системной теории общества Н. Лумана. С этой точки зрения, важность языкового измерения социального опыта, подчеркиваемая П.Бергером и Т.Лукманом, также говорит о возможности конвергенции двух подходов: «Благодаря лингвистической объективации, даже когда я говорю «с самим собой» в уединенном размышлении, в любой момент весь мир может предстать передо мной. Что касается социальных отношений, язык «делает наличными» для меня не только отсутствующих в данный момент людей, но и тех, кто относится к моим воспоминаниях и реконструируемому прошлому, а также людей будущего, представляемых мной в воображении»55. Процессы социальной институционализации, седиментации, легитимации, интернализаци, которые рассматриваются П.Бергером и Т.Лукманом в качестве основ социального конструирования реальности, могут быть описаны и с помощью инструментария системной теории общества, причем с большей теоретико-методологической ясностью, достижение которой возможно через альтернативную концептуализацию жизненного мира, отвечающую задачам изучения современной социальной реальности. Понятие жизненного мира конкретизируется и эксплицируется с точки зрения системной теории общества как результат итераций коммуникации, совершающей рекурсивное движение, лежащее в основе возникновения социальности. Н. Луман формулирует это положение следующим образом: «Через связь между селекциями и последующими селекциями в процессе коммуникации, осаждается область того, становится принятым и ожидаемым, и границы этой области проходят по миру смыслов. Поэтому психические системы становятся личностями, а именно, наборами ожиданий, функционирующими как референтные точки [ожидания] для дальнейших селекций в системе [коммуникации]»56. Таким образом, возникает альтернативная версия концепции жизненного мира, исходящая из фундаментального концепта коммуникации и способная стать интегрирующим началом для феноменологической социологии и системной теории общества. Второе обстоятельство, свидетельствующее о возможности конвергенции двух подходов, заключается в близости концепций смысла, являющегося одним из центральных теоретических компонентов, как в феноменологической социологии, так и в системной теории общества. Смысл, с точки зрения Н. Лумана, представляет собой редукцию комплексности, которую система предпринимает для того, чтобы выстоять в условиях среды, по определению и всегда обладающей превосходящей комплексностью. Смысл это то, что возникает в коммуникации и ведет к тем или иным системным селекциям. Селекция же, представляет собой выбор системой одного варианта поведения из множества доступных. В системе, стремящейся к самосохранению, селекции направлены на то, чтобы редуцировать внешнюю или внутреннюю комплексность, тем самым сохранив необходимую меру внутреннего порядка, достаточную для того, чтобы не произошло нарушения границы системы и смешения ее со средой. Смысл является посредником между системами, и в случае социальных систем он предстает как совокупность общезначимых смыслов, выраженных в языке и направленных на то, чтобы системы совершали те или иные селекции, редуцирующие внешнюю и внутреннюю комплексность, поддерживая, тем самым, индивидуальную и коллективную стабильность социальной реальности. При этом мы можем видеть очевидную параллель этой концепции в феноменологической социологии. Как отмечает Дж. Бернарц: «Человек, по словам Шюца, действует в социальном мире среди других и обнаруживает, что предзаданный социальный мир предлагает ему в каждый момент времени несколько альтернатив, между которыми он должен выбирать. Поступая так, он преобразует социальное окружение «открытых возможностей» в единое поле «проблематических возможностей», в котором выбор и решение - особенно, так называемые «рациональные» выбор и решение, становятся возможными»57. О сущности формирования смысла с точки зрения феноменологии говорит и А.С. Кравец: «Единый, нерасчлененный континуум «потока сознания» наполнен предфеноменальными переживаниями, т.е. смутными, неопределенными, неосмысленными. Формирование смысла предполагает актуализацию внимания на некоторых из них под определенным углом зрения, их отличение от других переживаний и удержание в модусе внимания»58. Таким образом, феноменологическая теория смысла и системная теория смысла оказываются совместимыми. При этом системная теория, дающая четкие формулировки своих концепций и настаивающая на фундаментальном характере коммуникации в процессе генезиса социальных систем, способна предоставить социальной феноменологии перспективные подходы в области исследований социальной реальности информационного общества. Конвергенция этих двух подходов может привести к существенным теоретико-методологическим и научно-практическим результатам. Учитывая вышеизложенные соображения, можно констатировать наличие целого поля теоретических перспектив, потенциально применимых к анализу социальности информационного общества. Описанные нами выше подходы к изучению принципа социальности, не являются готовым решениями поставленной задачи. Исходные социально-философские интуиции требуют дальнейшей концептуализации. Такая концептуализация могла бы привести к выработке адекватного условиям изменившейся социальной реальности исследовательского подхода. На этом фоне в общественных науках начала XXI века возникает осознание кризисной ситуации, требующей новых методов изучения общества. В современной отечественной социально-философской мысли также можно выделить соответствующие тенденции. Так В.Е. Кемеров отмечает: «...вполне оправданным представляется допущение о том, что различные констатации кризиса социальности являются выражением изменений ее содержания и характера. Оказывается возможным своеобразное оборачивание тезиса: необобщаемые заявления о деструкции социальности являются фрагментарными свидетельствами процессов ее трансформации. Фрагментарность подобных суждений тогда есть указание на несоразмерность представлений о социальном и процессов человеческих взаимосвязей, на неадекватность методологических средств режиму воспроизведения социальности, на неотрефлектированность философской и социально-гуманитарной позиции, с которой выносится приговор социальности»59. Первоочередная социально-философская задача, таким образом, может быть осмыслена как поиск адекватных новому режиму воспроизведения социальности методологических средств. Первым шагом на пути к решению данной задачи должен стать ответ на вопрос о том, в чем же именно заключается новый режим воспроизведения социальности, характерный для современного общества и какие характеристики социальной реальности выходят в нем на первый план. Также, в другой своей работе В.Е. Кемеров отмечает и возможные перспективы дальнейшего осмысления социальности: «...различные констатации кризиса социальности являются выражением изменения ее содержания и характера. Возможно своеобразное оборачивание тезиса: необобщаемые заявления о деструкции социальности являются фрагментарными свидетельствами процессов ее трансформации»60. Данная установка на изучение трансформации социальности вместо анализа ее гипотетической диссолюции, представляется актуальной. Другие исследователи, такие как Н.С. Рыбаков, сосредотачивают свое внимание на центральном характере информации в информационном обществе, а также пытаются выявить специфику отношения реальности информации к реальности общества, в их взаимосвязи: «Информационное общество по типу социальности оказывается продолжением вещной зависимости со всеми вытекающими отсюда последствиями, но с одним важным отличием: посредником в отношениях между субъектами здесь становится не вещь, а информация. Для этого общества характерны отношения информационной зависимости. Сохраняя формальную структуру отношений вещной зависимости, они оказываются принципиально отличными от них, чувствуенно-сверхчувственная вещь впрямую замещается идеально-семантическим феноменом, который принципиально недоступен чувственному восприятию. Субстанция этих отношений радикально иная по своей природе»1. Тема зависимости, сопутствующая экспансии информационных технологий в современную социальную реальность с еще большей отчетливостью подчеркивается у отечественных авторов, придерживающихся классовой точки зрения на общественно-исторические процессы. Так, В.П. Козырьков, рассматривая феномен онтологизации социальности, отмечает: «Концепция онтологизации отношений вообще, в том числе, общественных отношений, при каждой острой кризисной ситуации в обществе неизбежно ведет к выводу о «конце социального» или его «фрагментации». Иначе и быть не может, так как любое качественное изменение воспринимается как разрушение социального. Между тем в действительности изменяются лишь формы отношений людей, которые в период этих существенных социальных изменений осознают свою субъектность в наибольшей степени. Таким образом, онтологизация общественных отношений, лишение их субъектности и концепция конца социального скрывают в себе идеологический слой, в котором мы обнаруживаем субъекта, но уже не желающего показывать свою единственную и доминирующую субъектность»61. Данный аспект проблемы трансформации социальности информационного общества также важен, поскольку заставляет обратить внимание не только на его объективную сторону, состоящую в логике научно-технического прогресса, но и на субъективную сторону трансформации социального, предполагающую возможность наличия субъектов, заинтересованных в том или ином изменении социальной реальности. Можно также отметить отечественные исследования современной социальной реальности, опирающиеся на экзистенциально- феноменологичекую парадигму. Здесь можно видеть стремление авторов к аналитике субъекта и субъектности, как базовых измерений социального опыта. Так, А.Е. Смиронов стремится проследить роль субъективации в генезисе социального: «...Понятие совместности может послужить методологическим императивом для исследования процессов субъективации в той мере, в какой в данные процессы включена глобальность всего социального порядка. Быть совместно в этой связи означает быть в становлении постоянно де- и субъ-ективироваться. В со-вместности нет субъекта, но как раз именно потому, что он всегда творится заново (как субъективность без субъекта, становление многими)»62. Также обращает на себя внимание стремление отечественных исследователей к осмыслению социальной реальности информационного общества не со статических, а с процессуальных позиций. Базовым теоретическим подходом здесь может выступать анализ социальности в терминах постоянных различий, предпринимаемый Т.Х. Керимовым: «Концепция дифференциальной социальности требует другой онтологии бытия, гетерологии, для которой принципиально важной оказывается идея различия. Различие - это первичная область конституирования социальности как таковой. Более того, всякая система различия вообще конституируется как «текстура» социальных различий. Различие не относится к различению уже конституированных единиц социальности. «Единицы» социальности не предшествуют отношению или связи, а конституируются посредством различия»63. Системная теория общества, методологический инструментарий которой представляется наиболее адекватным для изучения трансформации социальности в информационном обществе, также настаивает на важнейшей роли различия в процессах конструирования социальности. Базовая системная операция наблюдения представляет собой, с точки зрения системной теории, единство различия и индикации, позволяющее системе продолжать присоединять свои последующие операции к предыдущим. Нельзя не отметить и перспективные исследования в области интеграции гуманитарного и естественнонаучного знания, основанием для которой выступают исследования общества, стремящиеся к выработке целостного взгляда на социальные процессы, с привлечением достижений естественнонаучной мысли. Так, в работе М.А. Зайченко «Принцип рекурсивности в процессе освоения мира человеком» делается попытка осмыслить принципы фрактальности в их связи с перспективами развития исследований общества: «В конце XX века в связи с созданием французским математиком Б. Мандельбротом общей концепции фракталов появилась возможность положить их в основу новых представлений как естественных, так и гуманитарных наук. К примеру, медиа на сегодняшний день выступает не только как средство передачи информации или взаимодействия, но и обладает собственной смыслообразующей, мирообразующей тенденцией, порождающей специфические культурные практики, для осмысления которых философам надо искать новые языки и методы. Этот мир, создающий совершенно новые возможности для функционирования культуры, требует не только введения новых терминов и метафор, но и обращения философов к общенаучным понятиям, применимым как в естественных, так и в гуманитарных дисциплинах»1. Таким образом, можно констатировать наличие широкого круга исследовательских подходов к изучению социальной реальности информационного общества, в отечественной социально-философской мысли. Проблемное поле социальности обладает большим объемом и большой глубиной. При этом для продолжения исследований социальности информационного общества должен быть выработан целостный подход, исходящий из представленного выше анализа спектра теоретикометодологических вариантов. Для выработки такого подхода необходимо обратиться к феномену социальной коммуникации. В качестве основных итогов второго параграфа диссертационного исследования можно выделить следующие положения: 1. Феномен социального в рамках современной социальнофилософской рефлексии осмысливается с различных теоретикометодологических позиций, отдающих приоритет тем или иным аспектам социальности. Отсутствие единой парадигмы осмысления социальности порождает теоретико-методологическую неопределенность и затрудняет создание социально-философского подхода, способного адекватно отражать режим воспроизведения социальности характерный для информационного общества. 2. Теоретические достижения классической социологии, выраженные в концепциях Э.Дюркгейма и Т.Парсонса, не могут быть в неизменном виде использованы для анализа трансформации социальности в рамках информационного общества. При всей теоретической значимости первых концептуализаций принципа социальности, осуществленных в рамках данных социально-философских направлений, интеграция их теоретических предпосылок в современные исследования информационного общества невозможна в силу несоответствия теоретического аппарата классической социологии новым характеристикам социальной реальности. 3. Теоретико-методологические установки феноменологической социологии также не могут быть в неизменном виде использованы для анализа принципа социальности, так как феноменологическая традиция сталкивается с очевидными теоретическими трудностями в концептуализации своих основных теоретических интуиций. Однако перспектива конвергенции социальной феноменологии и системной теории общества на основе теории смысла как редукции комплексности, представляется актуальной и способной привести к серьезным теоретикометодологическим и научно-практическим результатам. 4. Первоочередной задачей исследований трансформации социальности в информационном обществе должно стать определение основных характеристик режима воспроизведения социальности, опирающегося на активное внедрение в жизнь общества информационных технологий вообще, и технически опосредованной коммуникации в частности.