В обыденном употреблении понятие «утопия» сегодня несет отрицательнооценочный смысл, являясь нарицательным для обозначения различных нереальных и неосуществимых проектов. Часто говоря об утопии, апеллируют к названию произведения Томаса Мора «Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия», с которого собственно и начинается история данного термина. Однако если мы обратимся к этимологии слова Utopia, то обнаружим двусмысленность в его происхождении и понимании1. Оно может быть понято как ou+topia, что означает место, которого нет нигде, так и как eu+topia, то есть хорошее, идеальное место. Словари часто приводят только первый из двух вариантов этимологии данного слова, делая акцент на недостижимости или нежизнеспособности утопии. Таким образом, уже при первом - основывающемся на этимологии слова - определении зачастую происходит сужение и упускаются из вида свойственные утопии социально-критическая, предвосхищающая и прогностическая функции, выраженные в стремлении к социальному идеалу, неизбежно в той или иной форме противопоставляемому неправедной и жестокой реальности Здесь- существующего, а также поиске путей его достижения без отрыва от конечной цели (в утопии в отличие, например, от реальной политики цель всегда живет в средствах). В этой связи целесообразным выглядит разграничение понятий «утопия» и «утопизм». Последний в отличии от утопии всегда означает нечто абстрактное, умозрительное, нереальное2, то есть не выходит дальше первой этимологической трактовки ou+topia. Утопизм в отличии от утопии не связан с объективно существующей исторической тенденцией, оставаясь, как говорят англичане, wishful thinking - ни к чему не обязывающим мечтанием. На значение этого разграничения в свое время указывал Юрген Хабермас, отмечая вклад Эрнста Блоха и Карла Мангейма в осмыслении феномена утопического: «Только Эрнст Блох и Карл Мангейм в нашем столетии очистили выражение «утопия» от привкуса утопизма и реабилитировали его как чистую среду для проекта альтернативных возможностей жизни, которые должны быть заложены в самом 4 историческом процессе» . Именно двум последним исследователям принадлежит честь научного обоснования претензии утопии не быть wishful thinking или ни к чему не обязывающими конструкциями одиноких интеллектуалов. Именно с Карла Мангейма и Эрнста Блоха начинается новое понимание утопии как интенции в сознании человека - отсюда и появляется термин «утопическое сознание» - то есть утопический импульс заложен в психической структуре индивида, а также проводится анализ ее связи с объективными историческими тенденциями. Поиск альтернативы и связанное с ним появление теорий социальной критики задаются самим характером действительности, а именно ее процессуальностью. Действительность - это процесс, это разветвленная система связей между Здесь-существующим, неоконченным прошлым и возможным будущим. «Многое в мире еще не завершено»5, - писал Эрнст Блох в своей работе «Принцип надежды». Не завершено ни во внутреннем «Я» человека (человек - это проект, как примерно в то же время учили экзистенциалисты), ни снаружи, во внешнем мире, также пребывающем в становлении. И там, и там мы имеем дело только с процессами, то есть динамичными отношениями, в ходе которых Здесь- существующее никогда не становилось окончательным. В истории нет жесткого детерминизма, в ней есть лишь процессы и тенденции. Эти процессы и тенденции 3 4 5 отражаются в психике и сознании человека, в свою очередь «работающих» над тем, что находится извне, производя волевой импульс, направленный на возможное будущее и преобразующий Здесь-существующее - наподобие знаменитых «стрел тоски» по новому миру, столь поэтично описанных Фридрихом Ницше в «Так говорил Заратустра». Отчасти прав основатель «теологии надежды» Юрген Мольтман, друг и коллега Эрнста Блоха по Тюбингенскому Университету в обоснование своей интерпретацию христианской эсхатологии, утверждавший, что будущее онтологически предшествует настоящему. Если и не предшествует, то обязательно присутствует или предвосхищается в нем - добавим мы. Но это присутствие и предвосхищение возможно только как прорыв субъективности, свободное и активно-волевое участие человека в историческом процессе. Жесткий детерминизм или историцизм оказывается на деле не более чем идеологией, призванной объяснить и оправдать существующий status quo в интересах определенной группы или класса. Как показала практика, от историцистской ловушки редукции к идеологии оказался не застрахован даже марксизм - одна из наиболее разработанных социальных критических теорий. На эту опасность с тревогой указывал Антонио Грамши, находясь в фашистской тюрьме и размышляя над «Популярным очерком» Николая Бухарина, во многом предвосхитившим идеологизированную форму сталинской философии марксизма- ленинизма6. Забвение факторов субъективности и поворот к грубым идеологическим формулам привели, как известно, проект советского марксизма к краху. Ощущение безальтернативности, довлеющее над социумом последние десятилетия, вкупе с развивающимся экономическим кризисом и военными конфликтами, порождаемыми процессами неолиберальной глобализации, требуют от социальных наук адекватной теории социальной критики. Исследование утопии как специфической формы освоения социальной действительности, связанной с процессуальным характером последней и наличием объективно существующей исторической тенденции для социальных преобразований, способствует разрешению этой задачи. Утопия противостоит идеологии по своей направленности и в этом противостоянии опирается на конкретный коррелят в самой меняющейся действительности, придающей ей «реально возможную, диалектико материалистически обусловленную новизну» . Эта связь утопии с объективной реальностью и происходящими в ней процессами заложена во внутреннем слое сознания человека. Эрнст Блох называл его Еще-Не-Осознанным или предсознательным - «психологическим местом рождения Нового»7 8, в противовес Уже-Не-Осознаваемому (тождественно бессознательному в учении Зигмунда Фрейда), всегда обращенному в прошлое. Еще-Не-Осознанное прямо ответственно за юношеские мечтания и дневные мечты (Tagtraum), за способность человека к предвосхищению и творческим озарениям, проявляясь в религии, искусстве и науке. По аналогии с психоанализом Блох говорит о сопротивлении Еще-Не-Осознанному, однако причины его заложены скорее не в субъекте (оно редко имеет невротические черты), а в предмете - в исторических и социальных барьерах Здесь-существующего. Несмотря на то, что к проблеме утопии обращалось достаточно много авторов, чаще всего мы встречаем исторически ограниченное понимание утопии, когда ее рассматривают как феномен свойственный эпохе Нового времени с ее культом разума и верой в возможности техники, как рационалистический проект подробного обустройства и регламентации общественной жизни, либо как литературный жанр. Еще больше споров вызывает определение сути идеологии и ее отношения к утопии и утопическому сознанию. Зачастую наблюдается явное смешение между этими понятиями: утопия рассматривается как разновидность идеологии, а не как то, что стремится выйти за ее пределы. Сквозь призму оппозиции утопии и идеологии остаются практически не исследованы направления христианского модернизма и появившиеся в 1960-х годах концепции христианского атеизма, либо анализ данных направлений христианской мысли отмечен явными идеологическими штампами. То же самое следует сказать об исследовании богостроительства. Исследованием утопии и утопического сознания занимались Баталов Э.Я., Вершинин С.Е., Гальцева Р.А., Геллер М.Я., Х.Гюнтер, Кирвель Ч.С., Клибанов А.И., Маркузе Г., Адорно Т.В., Аинса Ф., Ванейгем Р., Ф.Джеймисон, Уилсон П.Л., Джогхэган В., Баро Р., Саркисянц М., Шестаков В.П., Штейгервальд Р. , Розак Т., Эллюль Ж., Келлнер Д., Зерзан Д., Чаликова В.А., Чистов К.В., Боос В., Боос Ф., Шацкий Е. и другие, хотя далеко не со всеми выводами данных авторов можно согласиться. Ощутимый вклад в изучение феномена идеологии и идеологического сознания внесли Сорель Ж., Д. Лукач, К. Мангейм, А. Грамши, М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Г. Маркузе, Л. Альтюссер, Э. Блох, П. Рикер, Р.Барт, Ф. Джеймисон, Ж. Бодрийяр, Г.Дебор, С.Жижек, С.И. Дудник и другие. Исследованием богостроительства и богоискательства занимались Гальцева Р.А., Дуденков В.Н., Евлампиев И.И., Замалеев А.Ф., Рыбас А.Е., Ласковая М.П., Матич О., Савельев С.Н., Саркисянц М.. Эткинд А.М., Клайн Д.Л., Розенталь Б.Г. и другие. Изучению секулярной теологии, теологии надежды, теологии освобождения и политической теологии посвящены работы таких авторов, как Т. Альтицер, Великович Л.Н., Гренц С., Олсон Р., Добреньков В.И., Радугин А.А., Исаев С.А., Х.Кокс, Шестопал А.В., Камара Э., Фашинг Д., Гутьеррес Г., Мольтман Ю., Мец И. Б., Ваганян Г. и других. В отечественной науке одним из немногих примеров исследования проблем утопии и утопического сознания с позиций, разработанных Карлом Мангеймом, то есть с учетом принципиального разграничения утопии и идеологии, являются работы Чаликовой В. А.9. Несмотря на то, что сама автор по своим убеждениям в основном остается в рамках либеральной идеологической парадигмы, Чаликова В. А. выступает категорически против распространенной тенденции криминализации утопии посредством сведения ее к тоталитаризму, видя в этой тенденции генетическую связь с типом мышления, называемой автором тоталитарным. Это выгодно отличает ее на фоне остальных отечественных исследователей утопии перестроечной и постсоветской эпох. Чрезмерно эмоциональное прочтение отечественной истории в эпоху Перестройки зачастую приводило к некритическому принятию либеральной идеологии и диктуемых ее формул, становящихся препятствием для социальнофилософского анализа и ограничивающих исследовательский горизонт, функционально наследуя в этом, отвергаемый на словах тип господствующего сознания «эпохи застоя». Полностью не удалось избежать данной идеологической ловушки и Чаликовой В. А.. К сожалению, преждевременная смерть не позволила Чаликовой В. А. продвинуться в дальнейшем исследовании феномена утопического в условиях новой постсоветской реальности. Объектом данного исследования являются утопия и идеология как социальнофилософские феномены. Предметом данного исследования являются специфические отношения между утопией и идеологией, рассмотренные на примере религиозного сознания XX- XXI веков. Для осуществления социально-философского анализа утопии и идеологии, а также исследования трансформации религиозного сознания в XX веке, во многом обусловленной ими, необходимо решение следующих задач: - Исследовать типологию и взаимоотношения исторических и современных форм утопического сознания. - Раскрыть онтологические основания проекта утопии. - Установить связь между неприятием или маргинализацией утопии, с одной стороны, и идеологией развитой индустриальной цивилизации, с другой. - Рассмотреть отношения между понятиями утопии, хилиазма и эсхатологическим сознанием. Раскрыта связь утопии и утопического сознания с ключевыми представлениями кенотического христианства, - Раскрыть содержание феномена религиозного антиномизма, показать утопический потенциал антиномистских течений, их отношение к идеологическим контекстам соответствующих исторических эпох. - Исследовать появившиеся в XX веке подходы к изучению идеологии в рамках социологии знания, марксистской и неомарксистской мысли. Предложить классификацию современных концепций идеологии в зависимости от оценки познавательной функции идеологии и признания (непризнания) ее неизбежности. - Выявить характер связи современного идеологического производства с феноменом овеществления. - Раскрыть конкретно-утопический потенциал марксистского учения. Исследовать тенденцию реабилитации утопии в марксистской и неомарксистской мысли XX века. - Раскрыть проблематику социальной мифологии в русском марксизме начала XX века. - Раскрыть социально-философское и религиозное содержание спора представителей богостроительства с деятелями отечественного христианского модернизма начала XX века (Н.Бердяев, Д.Мережковский, З.Гиппиус, Д.Философов). - Раскрыть содержание трансформации религиозного сознания в XX веке в связи с процессом секуляризации и социально-политических изменений. Исследовать социальную роль направлений секулярной теологии в свете проблемы отчуждения человека и христианского принципа «существования для других». - Провести исследование религиозного содержания исторических общественно-экономических укладов, в частности, капиталистического уклада, добившегося повсеместного доминирования в настоящее время. Теоретико-методологическая основа исследования базируется на синтетической методологии, сочетающей в себе исследования в области гуманитарных наук, таких как философия, религиоведение, теология, литературоведение, а также различные методы исследования: системный метод, позволяющий рассмотреть утопию и идеологию как сложные меняющиеся феномены в системной взаимосвязи с различными элементами гуманитарного знания; диалектический метод, делающий возможным рассмотрение основных категорий социально-философского анализа в контексте их взаимообусловленности и развития, проведение исследования утопии и идеологии на основе корреляции общего, особенного и единичного, раскрытие содержания понятий утопии и идеологии в различные исторические эпохи с позиции общественной тотальности; метод сравнительно-исторического анализа и герменевтический метод, к которому обращаемся при анализе религиоведческих и теологических материалов, работе с текстами Священного Писания и апокрифических произведений. В образовательном процессе материалы и результаты исследования могут быть использованы для создания спецкурсов по социальной философии, истории русской философии, истории политических учений, истории и философии религии, литературоведению в рамках таких дисциплин как философия, политология, филология.