Глава 7. аудни: привыкание к жизн

Я еще долго приходила в себя после обнажившейся правды о своем прошлом существовании. Меня устраивала полная тишина в палате и отсутствие

мамы, свекрови, третьих лиц.

Прошло много времени, прежде чем я поняла, что в палате кроме меня присутствует еще кто-то, причем не один, а несколько. Это было так неожиданно и поразительно, что я сначала растерялась, а потом, чтобы не упустить возникшее ощущение другого, мобилизовала внутреннюю энергию и сконцентрировала ее на слухе. Но вокруг меня стояла могильная тишина: ни стона, ни шороха, ни дыхания. Но, не слыша ничего, я, тем не менее, ощущала присутствие другого, правда это было иное ощущение, чем то, которое я прочувствовала совсем недавно, когда обнаружила рядом маму. Это не была энергетика здоровых людей, но я чувствовала, что это были живые организмы.

Я долго не могла понять, кто окружает меня слева и справа, что это за организмы, которые не издают совершенно никаких звуков? Мертвецы? Но, что я делаю среди мертвецов, ведь я жива?! А жива ли я? Жива, потому что в последнее время состояния бодрствования я-психики и ее низвержение в ничто я стала ощущать разительно и четко. Я еще раз проанализировала свое внутри и отбросила все сомнения: действительно, моментами я теряюсь и не могу идентифицировать пространство своего присутствия, но факт целостности и разорванности я-мировоззрения, которые соответствовали присутствию в бытии и небытии, в настоящее время я научилась определять четко. Тогда, кто меня окружает?

И снова понимание происходящего пришло неожиданно, как озарение, словно извлеченное из-за кулис - это были не люди, а такие же полумертвые тела, как и мое тело.

И как только я узнала кто они, я словно включилась в некую виртуальную сеть, которая соединила всех нас в этом замкнутом пространстве реанимационной палаты. Я не слышала даже их дыхания, мое зрение было полностью отключено от восприятия внешнего мира, но, несмотря на полную бездеятельность всех моих органов чувств, несмотря на оторванность моей я-психики от возможностей я-тела, я воспринимала каждого из присутствующих рядом с собой. Наше восприятие осуществлялось на уровне активности я-психик! Это было похоже на сон, на фантастику, но я слышала соседа справа, причем слышала не ушами: не его дыхание и даже не биение его сердца, а слышала пульсацию его психики, чувствовала, как наши ауры соединились и стали общаться между собой. Наши я-психики вышли за пределы я-тел и стали полноценно общаться! Причем, это было именно общение, потому что я понимала его состояние, входила в его положение и сочувствовала ему, потому что знала, что его психика была уже сломлена и находилась на пути к низвержению к смерти. И это общение для него было прощальным, потому что и он, и я знали, что в таком состоянии из небытия никто не возвращается. Через меня его я-психика передавала живущим и здравствующим свое последнее послание- прощание: безмолвное, но до такой степени глубокое и насыщенное, что я словно прожила часть ее существования, словно сопроводила ее до предпоследней стадии падения в ничто, когда я- мировоззрение прощается с бытием фейерверком наиболее радостных мгновений прожитой жизни. И я наблюдала за этим фейерверком, соучаствовала и сопереживала вместе с я-психикою соседа счастливые эпизоды ее прошлого. Но дальше я не пошла: она сама шагнула в Рубикон и сила небытия тут же разорвала ее на мелкие составляющие. Она словно канула в черную дыру, о которой так много пишут космологи: я еще видела ее образ, но ее самой уже не было - она втягивалась в иное измерение: удлиняясь, растягиваясь и распадаясь.

И вдруг для меня открылось понимание уносящего разорванные фрагменты я-мировоззрения соседа потока. Оказалось, это было не просто движение небытия, не просто низвержение темной безымянной массы, с которой ранее я неоднократно соприкасалась и которая меня так пугала, а это было громадное множество разорванных я-мировоззрений, совокупность не вернувшихся из низвержения к смерти психик всего человечества! Это было огромное множество, целое пространство осколков разорвавшихся я- психик, уносившихся в неопределенность!

Открывшееся понимание содержания потока испугало - словно заглянула в бездну. Я с трудом заставила себя отвести взгляд от зрелища, чтобы самой не втянуться в него, не последовать за я- психикой соседа, потому что этот поток не просто величественно существовал, нес все человеческое прошлое, он втягивал в себя, он принуждал к низвержению.

Я с трудом заставила себя вернуться в бытие, и с прискорбием ощутила, что соприкосновение с психикой соседа стало слабее, а чуть позже и вовсе прекратилось. И я первая в палате, еще до пронзительной тревоги медицинской аппаратуры поняла, что он умер. Это был мужчина за пятьдесят, не совсем счастливый в браке, покинутый детьми, не полностью реализовавший себя в жизни. Его практически ничего не удерживало в этой жизни, поэтому его психика и не боролась.

Тишину разорвал настойчивый сигнал тревоги, в палату ворвалась санитарка и я услышала ее мат, крики. Через минуту палата наполнилась людьми, слух занемел от гула голосов, обоняние забилось от запаха потных взволнованных тел, и длилось это довольно долго, потому что я успела устать: устать от ожидания тишины. Я уже привыкла к ней, срослась с нею и любое движение, суета не просто раздражали, а насильно возвращали в мир, в который я еще не готова была вернуться, - слишком привычным для меня стало состояние доминирования я-психики: внутреннего созерцания, логических построений, самоанализа. Я отвыкла от всего того, что называется повседневным существованием, бытием, мне нужно было время для адаптации в текущем ритме социума.

Наконец тишина наступила, и я приготовилась проанализировать случившееся, еще раз по памяти отследить уход психики соседа в последний путь, но не успела. В палату вошел человек и вплотную приблизился ко мне. Я каждой клеткой своей бодрствующей психики ощутила его возбужденность, повышенную раздражительность. Эмоции переполняли это рядом стоящее тело и меня начало тошнить от их запаха, от его навязчивой насыщенности и въедливости.

• Что сучка, не спишь? - я не поверила, но это действительно обращались ко мне. Я еще плохо чувствовала и понимала, но, по всей видимости, из моей вены хотели взять кровь, потому что переполненное раздражением тело долго возились с правой стороны моей кровати.
• Не напрягай руку, расслабь ее. - Но я не только не напрягала руку, я ее совершенно не чувствовала!
• Я кому сказала не напрягать руку - что-то похожее на удар по лицу всколыхнуло мою голову. Ощущения были далекие и непонятные, но со мной что-то делали, я это чувствовала по тому, как раздражимость этой женщины становилась все сильнее, и все более активно разъедала мое внутреннее «я».
  Его словно разрушали ломами, кромсали топорами, насиловали пьяной толпой. Больно было не телу - боль разносилась по психике, причем такая же страшная и парализующая, как и во время соприкосновения со смертью. Она не пекла - она удушала, перекрывала доступ кислороду.

Вдруг далекая, уже забытая физическая боль пронзила мою руку - это было так неожиданно и так обжигающе, что я содрогнулась всем телом. Видимо она задела какой-то важный нерв.

• Чего дергаешься, все равно скоро загнешься. - Все что творилось со мной, было похоже на кошмарный сон. Я видимо действительно сходила с ума, потому что такое обращение невозможно в больнице, это бред, горячка, галлюцинация!

Я попыталась растормошить себя, вывести из состояния безумия. Возможно, на миг я потеряла сознание, потому что когда я вновь обрела целостность, способность узнавать себя, рядом уже никого не было: ни этой страшной женщины, ни соседей по реанимации. В палате я находилась совершенно одна. А вообще, был ли кто рядом со мной? Была ли смерть соседа на самом деле, или мне это привиделось?

Я попыталась сконцентрироваться, напрячь остатки внутренней энергии, чтобы вслушаться, понять насколько происходящее соответствовало моему присутствию в себе и для себя. Возможно, в восхождении к бытию чужое событие прокралось в мое я-мировоззрение, закрепилось в нем и приняло облик действительности? Возможно, на самом деле, в бытии всего этого не происходило?

Я перестала понимать происходящее. Что-то похожее на головокружение и тошноту затуманили сознание, и оно отключилось, вновь оставив я-мировоззрение без своей поддержки. Я вновь стала проваливаться в небытие. Что творится вокруг меня, что за чудеса происходят? Чем глубже я-мировоззрение низвергалось к смерти, тем тише становились вопросы, тем плотнее обволакивала обстановка небытия. Из одного состояния неопределенности, я перешла в иное, и начались новые испытания, новое обозрение.

***

Я вдруг отчетливо услышала голоса мамы и свекрови - они открыто, не таясь, обсуждали мое будущее.

• Бедная девочка, какая беда свалилась на нее, кто мог такое предполагать? - причитания мамы были далеки, но я слышала их, воспринимала своим проснувшимся нечеловеческим слухом. - Чем я могу ей помочь?
• Мы только сами себе можем помочь, но вот нужно ли? Кто вернет мне сына и внука? Зачем дальше жить, Лида? - голос свекрови звучал глухо, отчужденно. Хоть она и обращалась к маме, но на самом деле, чувствовалось, что она говорила сама с собой, со своим внутренним «я» - теперь я понимала ее.
• Не знаю Света. Кто мог о таком подумать?
• Вот и я не знаю. Жизнь прошла, а кто в ней остался, один Ваня? Был сын - погиб, был любимый внук - погиб, а нам то зачем жизнь? Когда некому себя посвятить, когда не видишь будущего, разве это жизнь, Лида? Это не жизнь, это сплошное страдание. - Надолго восстановилась тревожная тишина. Причем это было не столько внешнее состояние - это было состояние внутренней тревоги, вопрошания. Я не просто слышала эту тишину, я в ней и с ней сосуществовала. Впервые низвержение в ничто пробуждало не гул многоголосья разорванных фрагментов я-мировоззрений, а тишину: мертвую, гнетущую, довлеющую.

А может, это и не было низвержение, может, я слышала голоса мамы и свекрови, присутствуя в бытии? Возможно, они проникали в мой мозг извне, через стены палаты?

Я полностью запуталась в событиях и была близка к отчаянью. Я вдруг увидела себя маленькой девочкой посреди огромного леса: он стеной окружал меня со всех сторон. Было темно, холодно и до оцепенения жутко. Я была загипнотизирована этим лесом, раздавлена его могуществом и, практически умерев от страха, молча, плотно закрыв глаза, стояла подавленная ужасом. Я слышала голоса родителей и папиных родственников, они кричали, звали, надрывались: «Света! Света?! Где ты? Аукни». Но меня парализовала мощь и величие леса, который заколдовал не только мои голосовые связки, но и мысли, дыхание, зрение. Я была совсем рядом от людей, на расстоянии нескольких шагов, слабого крика, но эти несколько шагов для меня превратились в вечность, потому что масштаб окружающего зрелища был настолько емок и велик, что между мной и ищущими меня родственниками стала стена, которую немыслимо было преодолеть.

И даже когда кто-то из близких наткнулся на меня, чуть не опрокинув, и с безумной радостью, со слезами на глазах завопил: «Она здесь, она жива!», я все равно молчала и не могла выбраться из-под той мощи величия, которая не просто давила, а заполняла меня. Я видела, как со всех сторон сбегались люди: мама с заплаканными глазами, отец, весь белый от испуга, бабушка, дедушка, тети, дяди, чужие лица. Они обнимали меня, целовали, трогали, тормошили, но я еще долго молчала и боялась пошевельнуться, потому что они были всего лишь людьми: близкими или далекими, только на мгновение потерявшими меня в лесу в Бурятии, куда мы приехали погостить к бабушке, родителям отца. Никто из них, даже в своей совокупности, не впечатлял меня так, как впечатлил лес, его мощь и сила - это было новое, для меня неизвестное состояние. Возможно, именно поэтому оно так напугало меня и одновременно втянуло, заполнило, обнажило лучшее и сокровенное. Я словно растворилась в нем, растаяла как снежинка на ладошке. Но это таянье было не простым исчезновением из жизни, а растворение в Великом, исчезновение в масштабном и глубоком. Уже тогда мне открылась разница: люди всегда обычны, просты и доступны, а все то, что предшествовало человеку: лес, природа - это глубина, величие, это мощь веков!

- Главное не дать ей сойти с ума от горя. Она молода, впечатлительна, ранима. Самой ей не справится со свалившейся бедой. Это нам, уже пожившим проще, скольких уже похоронили. Нужно всегда находиться рядом с ней, развлекать, отвлекать от мыслей, ведь она даже не знает, что и Андрюшка погиб. Потерять сразу мужа и сына, - ни одна женщина с таким горем не справится. - Каждое слово свекрови как приговор суда лишало меня будущего. Но самое страшное, я не могла понять, в каком мире все это происходит? Я вновь лишилась факта присутствия и затерялась между бытием и небытием. Это падение в ничто, или я слышу голоса реальных людей?

Но в любом случае, это был приговор: я боролась за возвращение к бытию, за сохранение целостности внутреннего «я», но всего этого оказалось мало. Оказывается, нужно победить не столько внутреннюю слабость психики, сохранить целостным внутреннее «я», сколько преодолеть предрассудки родных и близких мне людей, заставить их не только поверить в мое горе, но и раскрыть им понимание того, что я еще хочу продолжать жить. Что в свои тридцать два года я не хочу становиться черной вдовой и до- живать оставшийся промежуток жизни, оплакивая уже навсегда ушедших мужа и сына. Что не правильно жить прошлым, тем самым, славя смерть и боль. Мы, люди, должны жить только будущим - ведь я это видела там, в небытии. Эта истина открылась передо мной, высветила свое содержание, и я точно знала, что жизнь прошлым - это не наш уровень совершенства. Прошлое - это наша история, которую мы должны знать, уважать и изучать для организации более полноценного присутствия в себе и для других. Но жить мы должны будущим, потому что только предвидение и прогнозирование предстоящего, наполняет жизнь смыслом и значимостью. Чем дальше и глубже мы видим, тем просветленнее наша жизнь, тем совершеннее существование, тем весомей наш след в истории цивилизации.

Но как убедить родителей в том, что горе, это не просто слезы и истерика убитого несчастьем человека, но это еще и борьба за дальнейшую жизнь; что это еще и сама жизнь, только иная, более насыщенная, заполненная яркими событиями, потому что приходится не просто жить, а жить за троих. Как доказать близким, что продолжение жизни - это не столько гложущее и съедающее чувство вины перед погибшими, сколько наоборот, жизнь для них и во имя их. Ты словно посвящаешь свою жизнь трагически ушедшим, и это совершенно преображает ее смысл: насыщает, углубляет, расширяет. Ты уже не можешь «просто» жить, ты поставила себе планку жить масштабно, ярко, Великим, потому что это становится твоим предназначением. Твоя жизнь обретает цель, направленность, причем цель глобальную, обозревающую твою перспективу до самого конца. И ты, видя этот конец, зная о том, что придет время воссоединиться с уже ушедшими и отчитаться перед ними, аргументировать свою жизнь без них, творишь действительно великое, яркое, историческое. Предназначение в жизни лишает тебя выбора - ты обязана творить только значимое и полезное для общества, потому что мелкие победы и достижения никогда не оправдают тебя на кону истории.

Как озарение мне открылось, что новым ориентиром системы образования должно стать формирование предназначения психики, ее долженствования и потребности обнаружения себя в глобальном и значимом. Выйдя на новые уровни совершенства, я-психике уже мало передавать и распространять знания, она должна себя чему-то посвящать. Для я-психики становится немаловажной возможность реализовывать себя в присутствии для других, и это и есть ее предназначение. Как для меня спасательным кругом выступило предназначение жить во имя моих мальчиков, так и для любой другой психики предназначение выступит не только ориентиром и движущей силой, но и смыслом ее присутствия в бытии. Присутствие в себе, для себя и для других обретает смысл только тогда, когда у я- психики сформировано предназначение.

Поэтому впереди у меня нет времени на слезы и проявления слабости. Я должна многое успеть сделать и определиться в чем и как реализовать себя.

***

Зачем мы сами себе создаем проблемы в жизни? Зачем руководствуемся предрассудками и тратим на их преодоление годы своей жизни? Хорошо если у кого-то на это есть время и им его не жалко. Но у меня времени в запасе совершенно не осталось. Я не могу с легкостью расставаться с тем, что с таким трудом отвоевала у смерти. Я вынуждена действовать продуктивно, еще больше сконцентрировавшись, мобилизовавшись, потому что у меня есть предназначение, цель - жить во имя моих мальков! Поэтому в отличие от других мне жить и делить радости жизни придется на троих, поэтому все мои достижения должны быть емкими, насыщенными и качественными. Я должна успеть воплотить в повседневную жизнь то, о чем мечтал Димка и Андрюшка, я должна успеть оставить след в жизни за нас троих, чтобы спасти от обезличивания их я- мировоззрения, чтобы обессмертить себя, а с собой и их. И я все это успею сделать, только не мешайте мне и не отвлекайте. Дайте мне хотя бы привыкнуть к возвращению в бытие, втянуться в повседневный образ жизни - обозрение небытия существенно перекроило внутреннюю систему взглядов, поэтому мне в дикость стали многие проявления бытия, начало удивлять то, на что я раньше совершенно не обращала внимания. Возможно, что-то изменилось в бытии пока я отсутствовала, а, возможно, так сильно изменилась я, вернувшись в бытие из обозрения небытия.

Но где я сейчас, в каком мире?

Вдруг рядом раздался искренний, весенний смех.

• Света, ты ли это?

Я обернулась, передо мной стоял новый рассыльный нашего банка, по-моему, звали его Дима. Он так смешно отводил глаза от моих пышных грудей, старался смотреть только в глаза, что я не смогла удержать улыбки. В нашем отделении банка только у меня была такая пышная грудь, и поэтому практически все девчонки мне молча завидовали, а парни оказывали робкие услуги, которые трудно назвать вниманием - слишком строга я была и недоступна, чтобы открыто разрешать им ухаживать за собой. И все к этому уже привыкли и смирились, одни искоса поглядывая и завидуя, другие, украдкой бросая взгляд и глотая слюни. Только этот новичок, хоть и стыдливо отводил глаза, но заигрывал ко мне, бесстрашно подступал, даже, несмотря на мои предостерегающие свирепые взгляды.

И вот, на пути к себе домой я столкнулась с ним лицом к лицу.

• Нет, не я. - Это сказала не я, а моя гордость. Я хотела пройти мимо, но он удержал меня, и это было так неожиданно для меня и приятно, что я растерялась.
• Это ты, и на этот раз ты от меня никуда не денешься - он крепко держал меня за локоть и, уже уверенно, смеясь, смотрел мне в глаза. Я была крупная и высокая девушка, по телосложению немного, но крупнее его. Но в его глазах не было ни испуга, ни растерянности. Несмотря на свою худощавость и внешнюю невзрачность, он был силен внутри - стержень, который чувствовался, вызывал уважение и робость.
• Давай сходим в кино?
• Я занята. - Словно прокручивая пластинку говорила не я, а та, которая сидела и управляла моей гордостью. Она всеми силами стремилась отстоять мою свободу и независимость. На тот момент я не могла представить себе, что кто-то сможет меня подчинить себе, что я под кого-то буду подстраиваться. Моя фамилия - Алмазова, и я не собиралась менять ее на какую-то другую фамилию, становиться Сучковой, Пупкиной, той же Милевской. Я вспомнила его фамилию - Дима Милевский. Неужели этот дурачок надеется, что я стану Светланой Милевской? Глупышка. Наивный воробушек.

Но Дмитрий Милевский оказался глух к моим возражениям. Он словно не слышал меня, не проникся моей строгостью и нежеланием. Он гнул свою линию, причем на этот раз нагло, вызывающе:

• Я знал, что ты согласишься - не отпуская меня, он пошел рядом - А потом, я приглашу тебя в кафе, посидим, мороженое покушаем.
• Я не ем морожено.
• Тогда я покушаю, а ты за мной понаблюдаешь.

Он удивлял меня своей наглостью и, наверное, подавлял. Я привыкла, что парни отступали сразу, достаточно было моего взгляда. А здесь, меня словно не слышали и не замечали, с ним ни одна моя защита не срабатывала и я растерялась. Мне это понравилось. Впервые не я, а мной кто-то руководил и управлял, а я была просто девушка, как в этих глупых, бессодержательных мексиканских сериалах. Я шла рядом с ним, не узнавая себя. Я не слушала его болтовню - у него рот не закрывался ни на минуту, но я и не сопротивлялась, шла неизвестно куда и, практически, не известно с кем.

• А ты вообще, кто такой? - я попыталась снова его срезать, унизить, все расставить по своим местам, но он только расхохотался.
• Я же тебе уже говорил, я Дмитрий Милевский, судьба

твоя.

Это было убийственно. Он ломал меня своим смехом, он притягивал к себе своей непосредственностью, и я уже не сопротивлялась, а шла, как глупый теленок за поводырем.

Мы посмотрели на удивление интересный фильм, потом посидели в кафе, я даже что-то покушала. Я его практически не слушала, а все время пыталась ответить на мучавший меня вопрос - нужно ли мне все это? Ведь у меня и так все хорошо: жить есть где, кушать есть что, общаться есть с кем. Да, у меня не было парня, но в настоящий момент он только помешал бы мне в карьерном росте, отвлек от более важных вопросов внутреннего совершенства. Да и, наконец, это же глупо поменять фамилию Алмазова на фамилию Милевская, кто в этом случае назовет меня умной?

И чем больше я в себя вслушивалась, чем больше анализировала свою жизнь, тем больше понимала, что нужно. Видимо именно этот человек, практически не слушавший меня, сможет дать мне то, чего мне уже не хватало - семью. Я уже хотела ребенка, хотела свой кров и быт; во мне все настойчиво пробуждался материнский инстинкт, который требовал выхода, постоянной близости с мужчиной. И я, практически зная его всего несколько часов, понимала, что смогу дать ему многое, а он то, что не хватало мне - свое мужское начало, для меня, правда, только дополнение, но такое нужное и незаменимое.

Семья - это соединение двух начал: женского и мужского, одно из которых обязательно должно доминировать. И, как правило, доминирует мужское начало, видимо, это заложено природой - мужчина добытчик, лидер, организатор. Но для меня сильное мужское начало не подходило, я сама была сильной. Для меня мужское начало было важно именно как дополнение, как то, чего я не могла в себе воспитать и довести до совершенства. Все остальное я дам и сделаю сама, главное, чтобы это мужское начало было самостоятельно и не подстраивалось под меня, а именно дополняло. И вот этим он меня взял: даже со мной он оставался самим собой, хотя внутри, и я это видела, он сам был шокирован своей смелостью и напором. Он играл на грани истерики, совершенно не задумываясь о том, что делает и о чем говорит. Но как говорится: «Смелость - города берет» - своим отчаянием он мне и понравился.

Он не замечал мою строгость и неподатливость, не обращал внимания на мои возражения и глупые женские капризы. Большую часть моего возмущения он превращал в шутку, а на многое вообще не обращал внимания. Это был действительно мой мужчина, я это поняла и больше не сопротивлялась. Через три месяца на удивление всех мы расписались. Я создала свою семью и стала Милевской, оставив вместе с фамилией Алмазова многое из того, что не подходило для Светланы Милевской. Вместе с фамилией я словно поменяла личину, тем самым полностью оправдавшись перед собой и найдя внутренний компромисс. Иначе бы свадьба не состоялась - я была чрезмерно горда и неуступчива. Но именно это и многое другое осталось с фамилией Алмазова, а с фамилией Милевская я взяла только самое необходимое и нужное для счастливого и гармоничного брака, для рождения и совместного воспитания детей.

***

Ощущение острой боли вернуло меня в бытие. Теперь я точно знала, что все виденное до сих пор - это были картины небытия. Я снова обрела точку опоры, даже не пытаясь разобраться в только что увиденном. Адская боль меня окружала и назойливо ломала, крутила, выворачивала наизнанку. Впервые, за долгое время я испытывала именно ощущение физической боли. Я, наверное, закричала, хотя собственного крика не слышала, но рядом раздался этот знакомый и уже внушающий мне ужас голос:

• Терпи, сучка, угробила семью, так молчи, если не собираешься умирать. - Мозг прорезал этот чужой въедливый запах эмоций и раздражения, и я снова впала в состояние прострации: разве такой бывает действительность? Что со мной происходит? Я чувствовала, как моя кровь мощными волнами начала заливать мозг. Я еще не полностью ощущала свое тело, но мой мозг, то, что оставалось во мне живым и полноценно функционирующим, захлебывался в крови и тонул. Он не мог дышать, он медленно шел ко дну.
• А ну успокоилась, дрянь! - Мозг как корабль начал переваливаться с волны на волну: меня или били по щекам или трясли за голову. Мысли начали терять свою стройность и порядок. Так вот оно какое бытие? Ради этого я карабкалась из небытия, выживала?
• Очнись, гадина, приди в себя! Не смей терять сознание! - этот голос преследовал меня, уничтожал, вбивал в землю. Нечто подобное я уже испытывала в небытии, когда из глубин мне открылась малосодержательность собственного присутствия. Но ведь то было откровение и понимание своей ничтожности, там были факты и доказательства, которые унижали, смешивали с грязью, но заставляли задумываться, бороться, исправляться. А здесь, в бытии, я испытывала реальное физическое насилие, на которое не могла ничем ответить. Я не понимала причину ненависти ко мне этой женщины, корни ее жестокости. Чем я провинилась перед ней, - тем, что выжила, не умерла? Но я выжила для того, чтобы оправдать смерть своей семьи, чтобы принести пользу человечеству, в том числе и таким как она. За что унижать меня физически и издеваться, пользуясь моей беспомощностью?

Мне тяжело было рассуждать и тем более понять сложившуюся ситуацию, потому что боль переполняла меня, зашкаливала и требовала выхода. Но, чем я могла помочь себе, как потушить пожар обиды, гнева, боли и страха внутри? Как озарение, просвет, мелькнула странная мысль: единственным спасением от этого кошмара оставалось бегство в небытие, в котором я могла переждать этот непредвиденный ужас, спастись от боли и унижения. И не задумываясь над последствиями, тут же, я впервые самостоятельно бесстрашно ступила в бездну, провалилась в ничто, и голос сразу пропал. Я убежала от него, я снизила давление боли! Последнее, что связывало меня с бытием, замерло на поверхности, а я стремительно начала низвергаться к смерти.

И вдруг я почувствовала, как движение небытия подхватило меня и понесло. Его влечение становилось все быстрее, стремительнее, меня сдавливало, лишнее и напускное отлетало и исчезало позади: меня словно раздевали на ходу, причем, не расстегивая одежду, а срывая ее, разрывая в клочья. Не прошло и мгновения, как от меня осталась только основная часть: очищенная, обнаженная, девственная. Осталось только основное, далее неделимое, то, что определяло мою индивидуальность, что лежало в основе моего «я». И именно этому оставшемуся открылась возможность созерцать и запечатлевать происходящее со мной. А то, что мне открылось, было грандиозно и достойно любых жертв - я видела судьбу человечества: его прошлое, настоящее и будущее. Я видела не просто совокупность фрагментов я-мировоззрений ушедших поколений, а именно единство потока, масштаб движения небытия, который и определяет основу человеческого существования. Я обозревала первооснову человеческого бытия как неделимое целое, как мерно разворачивающееся начало, проявляющее себя только избранным.

И я была избранной.

Как в детстве в лесу, я не столько испугалась увиденного, представшего перед моим неокрепшим мозгом, - наверное, в то время я не понимала еще, что такое страх, - сколько почувствовала соединение с этим величием, ощутила на себе истинную грандиозность предстоящего мира. Так и сейчас, когда я уже познала чувство страха, когда на себе прочувствовала состояние, превосходящее обыкновенную человеческую боль, обозрение потока фундаментального вызывало не страх, а оцепенение от восхищения открывшимся величием. То, что я испытывала, обозревая поток фундаментального, больше напоминало недоумение от возможности происходящего, ощущение предельного наслаждения, экстаза от соприкосновения со сверхъестественным, Божественным, грандиозным, которое, на самом деле длится мгновение, но это мгновение воспринимается как целая жизнь. Я ощутила сопричастность с существованием мира, с энергетической сердцевиной разумной материи - присутствием для Другого. Я словно окунулась в глубины первозданного, охватила структуру Мироздания, предельно наполнилась энергией Вселенной.

Но где свидетели моего триумфа? Где толпы завидующих и восхищающихся? Кто оценит мою избранность и мой подвиг? Кто увидит, как именно я - единственная и неповторимая, соприкоснулась с фундаментальным и первая смогла обозреть его? И понимание неоцененности подвига, разочарование от отсутствия зрителя, начало подтачивать, разрушать грандиозность происходящего, разъедать величие события, но все это происходило уже вне меня, потому что я уже стала историей.

Я входила в историю, потому что принимала возможность своего одиночества и избранности. Но для меня было важно другое, что я обозревала существование фундаментального, видела первооснову человеческого бытия и мало того, понимала, что я была ее составляющей. Мое присутствие в небытии важнейшим элементом образовывало основание этого грандиозного сооружения, которое не просто возвышалось как история, а которое текло, двигалось, эволюционировало. Это был целостный, развивающийся организм, в котором я выступала составной и незаменимой частицей. Я чувствовала свою значимость, понимала свою необходимость, поэтому не просто присутствовала в этом движении грандиозного и фундаментального, а соучаствовала в его процессах, своими скромными силами дополняя его мощь и величие.

Насколько я понимала из обозреваемого, таких целостных «я», участвовавших в потоке фундаментального, больше не было. Во всяком случае, я их не наблюдала, хотя допускала, что их присутствие возможно, ведь присутствовала же я на этом зрелище. Все остальные элементы потока были фрагментами разорванных «я», которые не носились беспорядочно и с криком, как мне казалось ранее, а организованно увлекались в будущее, точнее, будущее их втягивало в себя: структурируя, систематизируя, распределяя и организуя в строгие, определенные иерархии. Во всяком случае, мне показалось, что эти разорванные фрагменты я-мировоззрений ушедших поколений кто-то распределял и систематизировал для изучения или прочтения. Возможно, кто-то по ним анализировал человеческое существование и делал определенные выводы, прогнозы; возможно, для кого-то человеческое существование представлялось будничным исследованием, творческим заданием, и он собирал данные для строго аргументированного научного отчета? Но кто бы это ни был, масштаб происходящего поражал. Это был действительно эксперимент планетарного масштаба, который проводил еще более Великий и Грандиозный. Если Он сумел втянуть в свое исследование целую планету с шестимиллиардным людским населением, то кто же тогда Он? Где Он находится и куда это движение небытия направлено?

Я чувствовала себя не просто одинокой и заброшенной в чужом мире, но и виноватой - преступницей, которая без разрешения проникла в чьи-то запретные владения. Успокаивало только то, что масштаб происходящего однозначно указывал на то, что это не я сама захотела сюда попасть и проследить за происходящим - это Он захотел. Ворочая человеческим существованием, определяя прошлое, настоящее и будущее человечества, эта неизвестная мне сила не просто уже знала, что я здесь нахожусь, но наверняка сама меня сюда затянула. Но для каких целей? Зачем меня сделали избранной и открыли тайны существования фундаментального? Что мне даст это обозрение происходящего, из которого я и десятой части не поняла и не постигла, ведь я не готова к этому?! Чтобы обозреть предстоящее величие, нужно не просто быть умным и начитанным, нужно еще быть раскрытым и подготовленным для этого обозрения. Открытость указывает на возможность психики к масштабному постижению действительности, а готовность говорит о том, что психика, обозрев существование фундаментального, сумеет выстоять и унести в себе это обозрение, потому что грандиозность увиденного раздавит неподготовленную психику как многотонная плита.

Но я же видела движение небытия, обозревала и оставалась целой?!

Неужели гибель моих мальчиков в автокатастрофе настолько закалила мою психику? Неужели я в состоянии не просто обозревать первооснову человеческого существования, но и впитывать ее, сохранять, для того чтобы нести это понимание дальше, возможно вынести его на поверхность, в бытие? Но зачем? Я слабая женщина, которая до сих пор не может утвердиться ни в одном из миров, которая не смогла даже уберечь свою семью .

Но вопросы как осколки отлетали, не задевая основания моего «я». Как загипнотизированное оно обозревало происходящее, с каждой секундой присутствия успокаиваясь и обретая точку опоры. Оно словно вернулось в родную среду, недостающим звеном вплелось в восходящий поток эволюции и, заняв свою нишу, насыщалось Родиной: своим родовым причастием к происходящим событиям.

Но откуда это чувство родного во мне, ведь я здесь впервые, я никогда ранее даже не подозревала о возможности подобного зрелища? Неужели это было до меня? Но с кем и, причем здесь я?

Последние вопросы остались без ответа, который, в принципе, мне уже и не требовался - я начала понимать происходящее, я наконец-то прозрела. Окружающий меня мир - это комплекс известного и неизвестного о предшествующем существовании, дочело- веческом. Я здесь временно и по приглашению, для того, чтобы постичь основание бытия и в повседневной жизни больше не размениваться на мелочи и второстепенное. Я здесь, чтобы открыть и увидеть в динамике определяющие критерии фундаментальности, чтобы научиться творить капитальное, мощное, великое. Обозрение первоосновы человеческого существования раскрывало совершенно иное понимание повседневной жизни: мне открылось, что все происходящее в бытии нужно не столько для меня, сколько для того, Кто проводил этот эксперимент над планетой. Вся обозреваемая суета живущих и здравствующих, борьба с повседневными проблемами, тяга к материальным благам, удовлетворение примитивнейших потребностей, склонность к развлечениям и праздности, это все уже известно Ему и, наверное, уже не интересно, потому что человечество, если брать его в целом, слишком ограничено и примитивно в своих желаниях и действиях. А Ему хочется чего-то нового, Он ждет событий, которые бы удивили Его, сразили, вышли за рамки стереотипного поведения людей. Возможно, поэтому Он и пригласил меня, чтобы я посмотрела, раскрыла содержание происходящего и удивила Его. Но чем?

Чем я могу удивить того, кто формирует и определяет судьбу человечества? Я такая же, как все, мне совершенно не чужды человеческие слабости. Я никогда не интересовалась проблемами планеты, перспективами цивилизации Земли - мне это было совершенно безразлично. Для меня всегда главным и авторитетным считались: счастье и достаток в семье, смех сына, сытость мужа, здоровье родителей, а человечество, его настоящее и будущее - этим пусть занимаются другие, у которых нет семьи, нет детей, нет ежедневных проблем и забот. Как можно заботиться о судьбах цивилизации, если мы не в состоянии управлять своей судьбой, если мы не всегда можем заработать на хлеб насущный, удовлетворить простейшие потребности и запросы я-психики? Возможно, когда человек научится управлять своим настоящим и будущим, когда сможет предрешать жизни своих близких и родных, тогда можно задумываться о перспективах цивилизации, выводить деятельность на планетарный уровень. А так, какая от меня польза цивилизации, если я не смогла уберечь даже свою семью, предостеречь ее от случайной, нелепой гибели? Цивилизация хочет от меня такого же конца?

Проявившийся сарказм остановил низвержение в ничто и послужил сигналом к восхождению обратно, в бытие. Видение существования фундаментального практически сразу стало отдаленней и менее отчетливым. Я выходила из этого мира, точнее Он возвращал меня назад для того, чтобы я отдохнула, свыклась с увиденным, осмыслила происходящее, открывшееся в содержании. Обозрение первозданного допускается небольшими порциями, потому что оно втягивает, увлекает за собой, в нем легко заблудиться и не вернуться. От всего увиденного, как миг запечатленного, в памяти осталось только два события: понимание присутствия в мире Его и то, что Он ожидал от меня чего-то необычного и непохожего. Но что мне сделать, в чем реализовать себя, чтобы удивить Его, возможно, отблагодарить за то, что Он вернул опору, понимание ис- тинного смысла человеческого бытия? Чем можно удивить подобное величие?

***

Я пришла в себя и первое, что указало мне на это, был раздавшийся у изголовья незнакомый мне голос:

• Она пришла в себя и, судя по анализам, ей с каждым днем становится все лучше. - Голос был добрый и душевный. За эти дни я научилась различать тончайшие оттенки звуков, ощущать каждую составляющую человеческих интонаций.
• Доктор, а когда вы снимите с ее глаз повязку? - это был до боли родной голос матери. В нем я различила оттенки тревоги, заботы и боли. Мама-мама, как тебе бедной досталось в этой жизни.
• Через неделю. Сейчас она быстрее пойдет на поправку.
• А когда она сможет разговаривать?
• Недели через две-три: у нее сильно пострадала челюсть и лицевые нервы. Но вы не переживайте, вы разговаривайте с нею, будьте рядом, она вас слышит и думаю, что ей нужно ваше присутствие и участие.
• Конечно доктор, я всегда рядом.

Я отчетливо услышала шорох материи, прочувствовала движение, и удаляющийся приятный запах чистого, здорового женского тела, с легким ароматом французских духов. Доктор была молода и здорова, а буду ли я такой?

Мы остались с мамой вдвоем. Я попыталась вслушаться в тишину палаты и ощутить присутствие других тел, но кроме присутствующей мамы я никого больше не обнаружила. Неужели мы действительно одни, но где же остальные, ведь они были?

• Доченька, ты слышишь меня, если да, то подай хоть какой- нибудь знак. - Голос матери был полон слез и отчаянья. Не это мне нужно мама, этого добра у меня и самой хватает.

Я даже не пыталась наладить с мамой хоть какой-то контакт. Что я могла взять от нее: поддержку, надежду? Но я всеми своими полуразрушенными органами чувств ощущала, что маме самой нужна поддержка и моя помощь, ведь речь шла не о здоровом теле, а о здоровой психике. А мамина психика была подавлена и, наверное, даже не мной и теми событиями, которые произошли со мной, а давно, еще до моего появления - ее собственной судьбою. Мама была добрая, терпеливая, услужливая, но теперь я понимала почему - потому что в основании ее психики лежало полуразрушенное я-мировоззрение, потому что ее внутреннее «я» было неустойчиво и не являлось мощной опорой, фундаментом, на который всегда можно опереться в моменты принятия критических решений.

Мама-мама, ты всегда была для меня образцом терпения и преданности, но неужели это все от твоей внутренней слабости? Неужели твоя доброта души - это от полуразрушенности я- психики?

Понимание фундаментальных процессов человеческого бытия, которое открылось мне после обозрения небытия, в совершенно новом свете представило содержание близких мне людей. Я словно переосмыслила их, раскрыла для себя не поверхностные, а глубинные основания причин их поступков и поведения. Словно шестнадцатилетний подросток, в психике которого только сформировался нейронный ансамбль сознания, я научилась видеть внутренний мир окружающих людей, различать оттенки их поведения, выделять основу их внутреннего «я», т.е. идентифицировать их, исходя из особенностей свежесформированного я-мировоззрения. Вот и маму, самого близкого мне человека, я увидела в совершенно ином свете, и во многом, только теперь я смогла объяснить ее поступки и мою несостоятельность применить их в своей жизни.

Я полные семнадцать лет прожила с родителями и видела место и роль мамы в организации и сохранении нашей семьи. Многое мне не нравилось, но, тем не менее, факт того, что они с отцом прожили вместе больше тридцати лет, говорил о значимости ее роли в сохранении семьи, о важности умения идти на компромисс. А, как правило, только мама искала компромиссных решений, потому что отец был более жестким и принципиальным. И чем больше мама шла на уступки, тем чаще папа показывал свои принципы, потому что знал, в любом случае все будет так, как он хотел.

Я это видела и, в принципе, принимала как должное. Но сейчас я увидела разницу уступок со стороны мамы, и компромиссов с моей стороны, в наших отношениях с Димой. Я, как и мама, часто уступала Диме, но это были компромиссы принятые сознательно. Я научилась выделять в повседневном бытии события важные для себя и малозначимые, второстепенные. Дима не понимал, что в нашей повседневности было очень много поверхностных и совершенно не главных для меня вопросов. Наверное, поэтому чаще всего уступала я, и он чувствовал себя лидером в семье, как это принято говорить «хозяином».

Я никогда не рвалась на лидерское место в семье, потому что была воспитана в среде, в которой отец был действительным лидером, и в этом я не видела ничего плохого. Мужчина должен быть лидером, иначе, что это за мужчина? Поэтому я оставляла Диме возможность чувствовать себя вожаком в семье и всегда при посторонних людях это лидерство подчеркивала. Мне нравилось казаться слабой, потому что я выросла на понимании того, что женщина должна быть слабой и постоянно нуждаться в опеке и защите. Если женщина не будет слабой, то возникает вопрос, - зачем нужен мужчина?

Но когда речь заходила о вопросах с моей точки зрения определяющих и значимых, я отстаивала свою позицию жестко и не оставляла места для компромиссов. И Дима знал, что есть целый перечень вопросов, по которым со мной лучше не дискутировать, и тем более не затрагивать их при посторонних, потому что в любом случае, я оставляла за собой последнее слово. Помню, один раз он пошел на принцип и хотел довести свою значимость в вопросах, которые были для меня важны. Возможно, мои частые уступки расслабили его, возможно, он меня недооценил, но он нарвался на наш первый и последний скандал, который едва не завершился распадом нашей семьи. Во всяком случае, я готова была пойти даже на это. В той ситуации я не оставила ему ни капли надежды, дело дошло до того, что я начала собирать свои вещи, чтобы бросить его, и тогда, по-видимому он открыл истинное положение вещей, понял, кто в доме настоящий «хозяин». Во всяком случае, после того разногласия, все границы наших отношений были строго обозначены, и каждый соблюдал выработанные правила. И это значительно облегчило нам жизнь, причем, внутренний мир каждого из нас остался целостным и не разрушенным. Никто никого не подавлял, не унижал, не оскорблял чувство внутреннего достоинства. Все вели себя корректно, согласно договоренностям: я уступала часто, но в мелочах, он уступал редко, но в вопросах, для меня принципиальных и значимых.

В этом и заключалось наше различие с мамой: мы пришли к одному и тому же результату, но с совершенно иных позиций. И только теперь я это поняла. Только теперь до меня дошло, почему мама не могла добиться от отца важных для меня решений. Потому что, если разобраться, мама ничего не могла добиться, так как в ее системе взглядов напрочь отсутствовала основа, тот внутренний стержень, на который можно опереться, оттолкнуться для принятия важного решения. Мама никогда бы не смогла забрать нас, детей, собрать вещи и уйти от отца, а я бы, если бы Дима нарушил наши договоренности, сделала бы это не задумываясь, причем, вычеркнув Диму из своей памяти навсегда. Я бы никому и никогда не позволила топтать свои принципы и унижать внутреннее достоинство.

Поэтому, чем она могла мне сейчас помочь, если даже раньше, все принципиальные решения я принимала самостоятельно?

***

Чем больше я задумывалась над своим возвращением в бытие, тем больше понимала, что мое возрождение будет связано с совершенно новым для меня состоянием присутствия в бытии - с

одиночеством.

Всматриваясь в проблему одиночества, анализируя ее с открывшихся глубин небытия, я открыла нечто неожиданное и поразительное для себя. До недавнего времени я считала, что проблема одиночества вызвана, прежде всего, несовершенством внутреннего мира человека. С моей точки зрения, чем меньше человек был интересен, чем низших материальных, социальных или духовных вершин он достиг, тем труднее ему было адаптироваться в повседневной жизни. А чем человек внутренне совершеннее, богаче, тем больше места в его жизни занимает общение: знакомства, путешествия, переписка в интернете. На мой взгляд, совершенство человека напрямую было связано с качеством его общения, поэтому одиночество являлось уделом неудачников. Например, до автокатастрофы, лично для меня такой проблемы в принципе не существовало, потому что когда человек живет по общепринятым правилам, когда он реализует себя в повседневной жизни и при этом добивается определенных результатов, он попросту не может быть один, потому что через общение он самоутверждается, обретает авторитет и представительность. В общении человек заряжается энергетикой окружения, получает необходимые знания, навыки, умения, поэтому, с одной стороны, качественное общение способствует более масштабной реализации личности, с другой - жизненные достижения открывают доступ к еще более качественному общению на более высоком социальном уровне. Одно следует из другого: общение раскрывает доступ к реализации внутренних творческих потенциалов я-психики, а в свою очередь, достижения, результаты творчества повышают значимость я-психики в обществе и она выходит на более «высокие» уровни совершенства. Так шаг за шагом происходит самоутверждение человека в бытии.

Но так я считала до аварии. Сейчас, пересматривая многие аспекты своей внутренней системы взглядов, я вдруг обнаружила, что проблема одиночества имеет совершенно иные корни. Я пришла к выводу, что одиночество возникает не столько от несовершенства я-мировоззрения и вытекающей неспособности я-психики адаптироваться в социальной среде, сколько, наоборот, от ума, от внутренней гармонии. Оказывается, совершенная я-психика, нацеленная на присутствие для других, изначально обречена на одиночество, потому что присутствие для других - это не присутствие для всех, а присутствие для чего-то определенного, важного, выбранного из массы. Присутствие для других - это четкая направленность на реализацию внутренних потенциалов не для массы, не ради общения, а для воплощения в чем-то конкретном, избранном и значимом. Мне открылось, что одиночество рождается не из каких- то успехов или неуспехов в жизни, а из понимания своего предназначения в жизни, выбора генеральной линии реализации внутренних творческих потенциалов я-психики.

Просматривая свое прошлое через призму изменившейся внутренней системы взглядов, я обнаружила, что действительно к общению тянет людей мелких и несостоявшихся, которые множеством поверхностных связей привязывают себя к бытию. Внутренняя неудовлетворенность от присутствия в жизни, малозначимость и маловесомость своих достижений, вынуждает их заниматься поиском все новых и новых сфер реализации, контактов общения, способов обретения и закрепления своей значимости. Они, как и каждый представитель разумной материи, тоже хотят что-то после себя оставить в бытии, природная сила присутствия для Другого так же заставляет их в чем-то проявлять свою индивидуальность, этим самым самоутверждаясь и самовозвышаясь. Но с учетом того, что в их системе взглядов отсутствует масштабное видение своего предназначения, отсутствует глобальная цель жизни и четкое понимание смысла своего присутствия в бытии, они разменивают внутренние потенциалы я-психики на удовлетворение простейших потребностей и на достижение сиюминутных, второстепенных и незначительных целей. Они загружают себя целым ворохом мелких бытовых и материальных обязательств: путешествуют, «познавая» мир; ведут обширную переписку в виртуальном интернет- пространстве; «всех» и «все» знают, и «все» решают. Возможно, они даже много читают, но, как правило, это поверхностная, популярная литература: журналы, детективы, фантастика и т.п. Возможно, они быстро и много творят, например, пишут, но в большинстве своем это непоследовательные, отрывочные исследования, лишенные научной значимости - в лучшем случае публицистика, в худшем художественные наработки. Необходимость присутствия для других, как природная сила я-психики, обязывает их творить, но творчество должно опираться на устойчивую внутреннюю систему взглядов, иначе оно будет лишено основания, последовательности и продолжительности полета. У людей, в психике которых отсутствует устойчивое я-мировоззрение творчество переходит в работу, и я-психика не творит, а выполняет определенную форму деятельности, работает. Она заставляет себя выполнять то, что от нее ждут или за что она получает материальное вознаграждение. А состояние работы как заставление и творчества как вдохновения - полярные и несопоставимые. В первом случае, я-психика постоянно неудовлетворенна и вынуждена часто менять партнеров общения, потому что поверхностность и простота ее существования быстро обнаруживается и приедается, человек начинает повторяться и становится попросту не интересным. Во втором случае, я-психика обретает понимание своего предназначения и общение для нее превращается не в цель спасения от внутренней неудовлетворенности, а в средство достижения поставленной цели.

Одиночество рождается от переосмысления жизни, от глубоких внутренних потрясений, от пробуждения понимания своего

предназначения в бытии, целенаправленности существования, от возникновения в глубинах я-психики одержимости и веры в возвышенное и прогрессивное. Корни одиночества берут начало с того периода, когда человек вдруг понимает незначительность своего присутствия в бытии и начинает более тщательно и направленно организовывать свое присутствие в жизни. Чувство одиночества появляется тогда, когда человек вдруг открывает глубины своего существования и видит бытие с совершенно иного ракурса - из первоосновы. Первые признаки одиночества обнаруживаются с момента пробуждения уверенности в своих силах, веры в свой выбор и жажды реализовать свое предназначение во благо человечества. Оказывается, не в несовершенстве я-мировоззрения причина одиночества, а в желании ваять масштабное и значимое для людей.

Мне вдруг открылось понимание ожидающего меня одиночества, последствия самоинициированной изоляции от активных проявлений социальной среды: у меня уже не будет времени на пустые разговоры, несодержательное общение, «компании по интересам»; на просмотры телевизора, прослушивание музыки, «гулянию» по поисковым системам интернета. Мне предстоит забыть праздность и развлечения, путешествия и переписки - все это пустая трата времени, все это отвлекает от предназначения. На второй план отойдет забота о я-теле: салоны красоты, солярии, «шопинги»; потеряют актуальность материальные цели, ценности и простейшие потребности. Изменится отношение к людям и бытию: из потребительского, рационального и корыстного, оно превратится во взаимовыгодное творческое сотрудничество во благо собственного развития и совершенства общества и цивилизации.

Настоящие причины одиночества кроются в гложущем преобладании предназначения, сформировавшегося в глубинах я- психики, одержимости присутствовать для других. Я-психика самостоятельно ограничивает пространство своего присутствия для других; сама изолирует себя от множественности потоков информации, чтобы не отвлекаться, не распыляться, а максимально полно сконцентрироваться на достижении конкретно поставленных целей. И для я-психики, нацеленной на полную реализацию внутренних творческих потенциалов - это единственно правильное и допустимое решение. Полноценная реализация я-психики в бытии воз- можна только при: 1) Максимальной концентрации на поставленной цели; 2) На искусственной изоляции внутреннего мира от информации не соответствующей выбранной цели; 3) На сознательном ограничении реализации возможностей своей психики в других сферах деятельности.

Полноценность реализации я-психики в бытии обеспечивается: 1) Дисциплиной психики; 2) Целенаправленностью (предназначением) и 3) Сознательно наложенным ограничением на взаимодействие, как с предстоящей материальной средой, так и с организациями социума. Все это приводит к профессиональному росту, увеличению значимости присутствия я-психики в бытии, к более качественным и эффективным решениям и, безусловно, к одиночеству.

Одиночество - это состояние избранных, это судьба людей посвятивших себя предназначению. Одиночество - это следствие преобладания в я-психике природной силы разумной материи - присутствия для Другого. При этом глубоко заблуждаются те, кто считает, что одиночество - это крайность и насилие над собой, ограниченность и сумасшествие. Безусловно, фанатизм предназначения и веры - это патология, особенно если он связан с разрушением устоев общества. Никто не собирается оправдывать жестокость и преступления против общества, совершенные фанатиками и экстремистам. О таких крайностях даже не стоит писать - это моральные уроды, выбраковка, недостойная внимания и рассмотрения.

В нашем случае, когда мы говорим о предназначении, мы понимаем исключительно возвышенное и бескорыстное служение своему народу, обществу, цивилизации Земли. Предназначение, в нашем понимании, - это не фанатичная мечта больной психики, не слепая жажда воплощения корыстного, бытового, материального, а доминирование общечеловеческих ценностей, преобладание законов морали и нравственности в непрерывном стремлении я-психики к совершенству присутствия в себе и для других.

Важно понять, что одиночество - это, прежде всего, самостоятельный выбор. Это сознательный выбор и самоограничение в желаниях и возможностях, это познавательная активность только в том направлении, которое способствует качественному развитию я- мировоззрения и совершенству образа присутствия внутреннего «я» в повседневном бытии. Это наслаждение от самого акта творчества, творения, умиротворение от впечатляющих конечных результатов во благо человечества, удовлетворение от постоянного внутреннего совершенства, но и самое главное - восхищение от открывшихся глубин первозданного. Еще древние говорили: «дорогу осилит идущий» - глубины существования мира, первозданность природного, пространство небытия, открываются только достигшим внутреннего совершенства, только «идущим» по тернам существования мира.

***

- А когда отдыхать? - поставленный вопрос сначала рассмешил, но потом заставил задуматься: откуда в современной я- психике вдруг проснулась такая тяга к отдыху? Кто придумал эту необходимость отдыхать? При этом отдых придуман для я-тела или для я-психики? Вопросы возникали поочередно, без суеты. Меня поразила глубина и охват вопросов - это подчеркивало мой внутренний рост, совершенство мыслительной деятельности. Прошел уже достаточно долгий период времени, когда я вышла из состояния комы, но не обрела связи с я-телом. Я жила только на уровне своей я-психики, не по дням, а по часам совершенствуя ее работу. И что было отрадно отметить, за этот период времени я выросла в плане самопонимания, усовершенствовала возможности глубинного и масштабного обозрения проблем, научилась грамотно ставить вопросы и находить на них ответы, используя даже тот незначительный объем внутренней информационной базы, которым обладала моя я-психика. Мне очень помогло изменение угла обозрения бытия - видение его не в плоскости, а «из глубин», «со стороны». Такой подход словно «обнажал» бытие, выворачивал его наизнанку, что облегчало раскрытие содержания, получение ответов на многие ранее «не решаемые» для меня вопросы.

Как и на проблему одиночества, на отдых я смотрела словно со стороны, отрешившись от привычного, поверхностного и напрашивающегося. Действительно, физиология я-тела требует периодического отдыха после физических нагрузок. Но разве в современном обществе так сильны физические нагрузки, что культ отдыха возведен чуть ли не в ранг фетиша, обязательности? Безусловно, нет, скорее наоборот, современная медицина обеспокоена резким снижением физических нагрузок и вытекающими патологиями в функционировании организма. Поэтому для я-тела современного человека нужен не столько отдых, сколько повышение физических нагрузок: больше движения, активности, спорта, физкультуры.

Выходит отдых нужен для я-психики? Но природно я- психика отдыхает во время сна и восьмичасовой ночной сон, максимум, дополнительный час сна в обед, полностью восстанавливает функциональную активность я-психики и обеспечивает полноценную реализацию заложенных в нее творческих потенциалов. Даже предельная работа сознания сторицей компенсируется сном и совершенно не требует иной формы «отдыха».

Так на чем основан культ «отдыха»? Неужели психика настолько устает от присутствия в бытии, что уже с первых шагов своего становления, со школьной скамьи, требует систематический отдых? От чего она отдыхает: от полученных знаний, от общения с родителями и педагогами, от внутреннего самосовершенствования? Но это полнейшая чушь. Психика природно открыта перед предстоящим миром. Наша психика - это «психика о», постоянно нацеленная на усвоение новой информации, необходимой для формирования качественной и многогранной структуры я-мировоззрения. Для психики не свойственен отдых, потому что процесс познания - это: 1) условная потребность, берущая начало в глубинах присутствия я-психики в бытии - из присутствия для Другого, т.е. обеспечиваемая первоосновой разумной материи; 2) непрерывный процесс, обусловленный фундаментальной силой - присутствием для Другого. Я-психика изначально предназначена для реализации внутренних творческих потенциалов в бытии - в организации на основе присутствия в себе и для себя присутствия для других. Она функционально ориентирована на воплощение формирующегося внутреннего «я» в продуктах творчества - конечных материальных формах, которые представлены в бытии.

Психика предназначена для того, чтобы творить - воплощать себя в чем-то конкретном и материальном. Творчество - это и есть отдых для психики, потому что она выполняет характерную для нее форму деятельности. Для психики скорее не свойственен отдых как действие, потому что психика постоянно нацелена на взаимодействие с информацией и на реализацию внутреннего «я» в бытии. Присутствие я-психики в бытии слагается из двух взаимосвязанных процессов: усвоения информации и реализации внутренних потенциалов в бытии. Для я-психики характерна важнейшая закономерность: чем больше она усваивает качественной информации - просвещается, тем продуктивнее и масштабнее реализация ее внутренних потенциалов. У психики просто нет времени на отдых. Для нее отдых - это потеря времени, это отставание от неумолимо уходящего поезда жизни. Чем больше психика отдыхает, тем больше она теряет в жизни - она не совершенствуется, снижается продуктивность ее творческой активности, она меньше знает, чаще принимает неэффективные, ошибочные решения, что приводит к снижению коэффициента полезного действия ее присутствия в бытии. Отдыхая, психика сама себя уничтожает для бытия, снижает значимость своего присутствия в мире.

Открытие истинного места отдыха как действия в бытии, меня возмутил, агрессивно настроил. Я вдруг обнаружила причину несостоятельности своей прожитой жизни - меня постоянно заставляли отдыхать! Начиная от родителей и заканчивая сыном, все призывали меня «быть человеком» - отвлекаться от своих творческих планов, от своей цели, для того чтобы, например, выехать со знакомыми на природу, съездить на пикник, уехать путешествовать, поучаствовать в вечеринке. Но меня такой «отдых» внутренне разрушал, эта вынужденная бездеятельность раздражала, но так как этот вопрос для меня не был принципиальным, я уступала Диме, который любил блеснуть в компаниях и покуражиться. Я терпеливо сносила новые знакомства и трату своего драгоценного времени, лишь бы не возводить до уровня проблемы наше отношение к пониманию «отдыха». Я, в отличие от Димы, прекрасно и полноценно отдыхала на работе, особенно, когда у меня все получалось - творческие проекты реализовывались, дела соответствовали планам, и я видела значимость их результатов. Ощущения от успехов воплощаемых проектов в эмоциональном плане намного превышали бессодержательное времяпровождение на «отдыхе».

***

Я устала от анализа проблем одиночества и отдыха, и забылась в легкой дремоте. Это не было низвержение в ничто, со всеми вытекающими обозрениями глубины, а был настоящий легкий послеобеденный сон, который я видела словно наяву. Я запомнила его до мелочей, словно сама поучаствовала во всем происходящем. Я увидела будущее человечества.

Это был космический корабль, или планировка квартиры будущего - небольшое изолированное помещение 15-20 квадратных метров с аскетической обстановкой: удобное, совмещенное стол- кресло, матрас и практически никаких посторонних вещей. Все было самое необходимое для творчества с небольшим добавлением личностного, которое легко убиралось, и было явно мобильным, переносным, как говорили древние: «все свое ношу с собой». Свет в помещении был мягкий, воздух свежий, настоящий, лесной. Я сразу обратила внимание, что несмотря на явный аскетизм обстановки помещения, в ней все было дорогим для нашего времени и имеющим четкую направленность и обусловленность - на человека. Стол-кресло было без инкрустаций и дорогих обвесов, но сконструировано согласно глубоким знаниям физиологии организма и индивидуальных запросов заказчика. В нем менялись углы наклона, расстояние, цвет, даже ощущение твердости и запаха. Стены, потолок и пол меняли свои конфигурации, цвет и структуру рисунков, единственное, противоположная стена оказалась проектором формата 3D - полузакругленная, позволяющая организовать собственное присутствие в любой точке планеты и мира.

Мне открылось, что подобная организация помещения позволяет хозяину физически не покидать его долгое время, при этом организуя присутствие я-психики в любой выбранной материальной среде и под любое настроение. Присмотревшись внимательно к интерьеру, я обнаружила в центре помещения нечто напоминающее беговую дорожку - жилец мог бегать или гулять, выбирая для себя любые реальные пейзажи на стене-проекторе 3D. Дальний угол был предназначен для естественных потребностей организма: туалет и душ.

Обстановка комнаты говорила об одном - здесь доминировало одиночество - сознательная изоляция я-психики от внешнего мира. Обозреваемое мной помещение походило на келью аскета, только, безусловно, напичканную современнейшими средствами коммуникации и удовлетворяющую практически все естественные потребности организма. Хотя функционально они ни чем не отличались: по желанию жильцы кельи и этого помещения могли отрешиться от внешнего мира и надолго остаться в одиночестве - для созерцания внутреннего мира, или решения мыслительных задач.

Неожиданно стол-кресло отъехало на центр помещения, и я увидела хозяина-жильца. Ничего необычного - только бросающаяся в глаза сухость фигуры, ее поджарость и подтянутость. Ничего лишнего, хотя чувствовалось, что я-тело уже являлось органом второго плана: за ним следили, его запросы удовлетворяли, но ровно настолько, насколько это было необходимо для полноценной функциональной активности. На первом месте, хозяйкой помещения, ради которой и была создана подобная архитектура, вне всяких сомнений являлась я-психика.

Приоритет психики в организации быта просматривался во всем: от мелочи до целого. Было продумано и присутствие в себе и для себя, и возможность присутствия для других, причем с наибольшим коэффициентом полезного действия. В связи помещение-я- психика чувствовалась взаимозависимость и взаимодополняемость: с одной стороны, помещение было предоставлено в распоряжение я-психики, и способствовало эффективности ее активности, с другой стороны, я-психика вносила в него индивидуальный фактор, имела возможность организовать и перестроить его под себя. Учитывался фактор необходимости присутствия я-психики и для себя.

Вдруг стена-экран стала прозрачной, и я увидела город будущего. Это не был космический корабль - это был земной город, поражающий глубиной и продуманностью своей организации не меньше чем существование небытия! Небоскребы - сейсмически устойчивые и обеспечивающие минимум затрат на передвижения. В них были сады для прогулок, комнаты для развлечений, библиотеки печатных и электронных изданий, конференц-залы и производственные цеха, склады необходимых мелочей и продуктовые магазины. Небоскребы были полностью автономны и рассчитаны как на изоляцию, так и, при необходимости, на полноценное общение. Мало того, все жильцы в них собирались по интересам, что позволяло оперативно получать наиболее качественную информацию от полноценного непосредственного общения. Люди не были привязаны к жилью. В городах будущего жилье выполняло совершенно иную функцию - это были локальные приспространства, микросоциальные группы, которые самостоятельно организовались исходя из предназначения, внутренних интересов. И дома, по всей видимости, росли в зависимости от количества людей желающих творить совместно, в одном направлении. Помещения в домах нанизывались как бисер в бусах - чем больше людей реализующих себя в данном направлении, чем перспективнее данное направление исследований, тем выше небоскребы, тем больше их количественно. Я-психика самостоятельно выбирает пространство своего присутствия в цивилизации, при этом средства коммуникации позволяют ей без траты времени на транспорт присутствовать в любом социальном институте, в любой научной организации, если ее участие приветствуется со стороны остальных участников. В небоскребах были созданы все условия, для того чтобы сформировать качественную внутреннюю информационную базу и предоставить ей возможность максимально полно проявить себя в бытии.

Небоскребы окружали сосуществующие рукотворные и совершенно дикие естественные пейзажи. Я-психика нашла компромисс в отношениях с материнским состоянием материи и организовала с ним не противостояние, а качественное взаимодействие. На выбор можно было прогуляться или заняться любой формой деятельности как в окультуренном парке, так и в диком заповеднике, естественно, с учетом собственной безопасности. Сообщение между небоскребами и городами по планете осуществлялось городским и межгородским воздушным транспортом, что до минимума свело строительство магистралей, дорог и путей сообщения. Воздушное пространство было полностью предоставлено автоматическим средствам передвижения, которые по расписанию оперативно доставляли пассажиров и их личный багаж в выбранные места присутствия на планете. В руководстве средствами передвижения людской фактор был сведен до минимума.

За небольшой промежуток времени обозрения образа жизни человека будущего, я видела как он успел организовать свое присутствие и на прогулке в парке Свято-Михайловского Собора в Киеве, и на конференции в Париже, и в одной из нейрофизиологических лабораторий в Москве, и на семинарском занятии со студентами в Оксфорде. Он присутствовал там, где считал нужным, при этом, не покидая своего помещения. Он реально присутствовал в виртуальном пространстве: то есть присутствовал в бытии не как надуманный образ супер-плейбоя, а как реальный образ, только в виртуальных организациях. Он был узнаваем и идентифицируем как в виртуальном пространстве, так и при очной встрече. У него не происходило раздвоение личности, как у современной молодежи, которая в виртуальных образах выдает себя за супергероев, а на самом деле не имеет даже собственного «я».

Обозревая поведение человека будущего, я отчетливо просматривала одержимость его психики в достижении поставленных результатов. Его я-психика искала какого-то важного для себя результата и поэтому каждое ее действие: начиная от прогулки в парке и заканчивая диспутом в лаборатории и дискуссией со студентами, были направлены на достижение поставленной цели. Причем, меня поразила организация мыслительной деятельности. Во- первых, из поля активности были устранены все отвлекающие раздражители: все не нужное, мелочное и второстепенное. Возможно, оно и было в городе, но, во всяком случае, не на виду, поэтому не отвлекало и не мешало активному поиску я-психики. Во-вторых, в распоряжение я-психики были предоставлены все доступные средства для материализации творческой активности, выполнения поставленных задач. Из всего множества предоставленных средств труда психика сама выбирала наиболее оптимальные средства информационного поиска, коммуникации, идентификации и т.п.. При этом характеристики средств труда говорили об одном - психика максимально освободила себя и свое я-тело от физической, механической и другой черновой работы, оставив за собой единственно важное и определяющее в процессе творчества - организацию творческого процесса и выбор направленности мыслительной деятельности.

Обозревая организацию быта человека будущего, я вдруг уперлась в стену-вопрос, который отвлек на себя внимание, загородил обозрение картин будущего - неужели внутреннего самоконтроля достаточно для любой сферы деятельности? А где контролирующие организации, где стимулирующие средства, где черпается вдохновение для творчества?

Чтобы вот так полно отдаться предназначению, выдержать жесткие критерии дисциплины, не сорваться на облегченный путь

праздности и развлечений, нужно иметь больше, чем внутреннее совершенство. Так в чем сила и устойчивость одержимых?

Ответ пришел мгновенно, как озарение - в вере.

• В вере? В вере во что, в Бога?
• Нет, в вере в Него, в Творца.

И я проснулась с чувством недосказанности и незавершенности увиденного.