ОТ АВТОРА

Термин «символ» долгое время не употреблялся в нашей научной литературе в адекватном ему значении. Его замещали слова типа «образ», «знак», «метафора»; в ряде случаев использовались термины «сравнение», «аллегория», иногда «тип»; все это, бесспорно, не всегда способствовало (а зачастую даже вредило) точной и объективной разработке ряда научных проблем.

2. И. Лениным, после чего «к „символу” во многих кругах установилось небрежное, а лучше сказать, прямо отрицательное отношение»[1]. Следует, однако, отметить, что пренебрежение к термину, вызванное субъективно-идеалистической интерпретацией его, по меньшей мере выглядит странно. Если следовать этой логике, мы должны наверняка отказаться и от других терминов. Почему, в самом деле, мы не исключаем из нашего научного обихода термин «идея»? Ведь он явно идеалистического происхождения (Платон) и «скомпрометирован» сотни раз самыми различными философами идеализма. Не говоря уже о философии, какое опустошение произвела бы подобная логика, скажем, в математике, получив сведения о том, что числовая символика этой науки применялась, скажем, каб- балистами! Ленинская критика направлена против одной субъективно-идеалистической концепции; относительно самих символов В.И. Ленин говорил, что «против них вообще ничего иметь нельзя»[2]. Отсюда вытекает, что термин сам по себе нейтрален; активность его определяется в тех или иных методических построениях, и критиковать его вне этих построений значит критиковать порождение собственной фантазии.

С другой стороны, объективный анализ показывает, что в постановке и разработке философских, методологических, эстетических, искусствоведческих и — в широком смысле — культурных проблем просто невозможно обойтись без термина «символ» в адекватном ему значении.

Но философу, прежде чем приступить к положительной разработке проблемы «символа», придется еще пройти нелегкий путь критического осмысления и освоения тех концепций «символа», которые — за годы молчания о нем в советской литературе — возникли на Западе. Перечислим важнейшие из них: «Философия символических форм»

Э. Кассирера, учение о символе А. Уайтхеда, символическая или «глубинная психология» К.-Г. Юнга, герменевтическая символология М. Хайдеггера, «метафорический символизм»

С.              Лангер. Понятие символа играет существенную роль и во многих других течениях современной западной философии; оно, в частности, используется для стыковки различных доминионов культуры (см., например, блестящее исследование Эрвина Панофского о «перспективе как символической форме», где модификации концепции пространства от античности до современности рассматриваются в своей символической зависимости от мировоззренческих предпосылок различных эпох). Подробный критический анализ всех этих направлений выходит за рамки настоящей работы, имеющей проблемный, а не исторически-обзорный характер; лишь в случае необходимости мы будем прибегать к нему, ограничившись в основном анализом двух концепций символа (II глава); в остальном же он должен будет невыявленно, имплицитно или «снято» присутствовать в тексте, обусловливая так или иначе его положительную направленность.

• ІЗ

И еще: несколько замечаний о построении предлагаемой работы. Собственно философский анализ символа — тема в определенном смысле производная и следственная. Дело в том, что универсальность символа, его радикальная значимость во всех доминионах культуры вынуждает рассматривать его как всеобъемлющую категорию культуры. Символ есть категория культуры в принципиальном, т. е. изначальном смысле.

Этими соображениями и внушена композиция настоящей работы. Метод ее идет не от элементов к комплексу, но от комплекса к элементам. Философия, логика, методология суть элементы культуры. Сама возможность строго методологических операций над понятием символа обусловлена широким культурным фоном этого понятия, ибо мы ни о чем не смогли бы философски предицировать символ, не обладай он культурной значимостью. И здесь вырастает первое определение символа, оправдывающее если не цель книги, то — по меньшей мере — ее композицию: символ есть синтетическое суждение, где предикат- спецификация присоединяется к субъекту-философии и где связь субъекта и предиката предопределена их первоположенной культурной значимостью.