Два подхода к рациональности

Прагматико-функционалистский подход. Для этой группы концепций, представленных большинством современных позитивистских и постпозитивистских построений, характерна диф- ференцированность и дробность критериев рациональности; функциональность трактовок разумного действия в познавательной и практической сфере (понятие рациональности зависит от целей и задач концепции). Концепции, основанные на сильных требованиях к рациональности, в принципе неосуществимых в реальной жизни, имеют большую объяснительную и предсказательную силу. Напротив, объяснительная и предсказательная сила слабых концепций рациональности очень невелика, хотя им удовлетворяют, казалось бы, почти все практические и познавательные ситуации48. Главные виды рациональности - эпистемическая, связанная с обоснованностью мнений-убеждений (beliefs), и практическая, связанная с выбором наилучшего способа практического действия. Одна из наибольших сложностей нрагматико-фунационалистского подхода к рациональности - многозначность самого термина мнение-убеждение. Это понятие трактуется очень широко, под него подходят и религиозные убеждения, и доводы здравого смысла, и ожидания бизнесмена, и основания принятия гипотез или теорий учеными. Именно это понятие скрепляет воедино практическую и эпистемическую рациональность. Можно назвать несколько способов обоснования рациональности мнений, которые сосуществуют или же сменяют друг друга, причем сама направленность этой смены очень показательна для общей картины философского развития в этой области. Так, для класси- ческих позитивистов главной стратегией обоснования рациональности мнений было выяснение их логической истинности, опытной подтверждаемое™, выводимости из предшествующих высказываний и пр.

Для объяснения сдвигов в теоретическом развитии науки Кун вводит прагматические и социально-психологические критерии и доводы (настроенность умов научного сообщества). Коль скоро основания и причины революционных изменений в науке, с одной стороны, и ее нормального развития, с другой, совершенно различных, общих логических критериев для того и другого быть не может. Хотя, как известно, Поппер и попперианцы сурово критиковали Куна, нельзя не заметить, что между революционной наукой в куновском понимании и взглядами фаль- сификационизма больше общего, чем кажется на первый взгляд. Разумеется, обращение к социально-психологическим, а также институциональным критериям при решении вопроса о выборе теорий - это дань конвенционализму. Тем самым прорисовываются и некоторые ограничения в таком понимании рациональности: рациональность трактуется как рациональность методологии, связанной с описанием правил и норм деятельности ученого. К самой же деятельности понятие рациональности не применимо, поскольку в ней нет достаточных оснований для выбора теорий или гипотез. Известно, что концепция Фейерабснда еще более заостряет эту тенденцию к конвенционализму, продолжает и развивает ее.

Современные варианты, в которых существует прагматико- функциональный подход к рациональности, строятся на тех же предпосылках и допущениях. Скажем, когнитивная социология считает ложными любые традиционные гносеологические понятия и антиномии, подчеркивая "псевдопредметность" и одновременно социологическую наполненность мышления (изучаются не реальные объекты "сами по себе", но нечто, наделенное тем или иным социальным значением).

Достаточно остро стоит вопрос о рациональности мнений при межкультурных сопоставлениях. Ныне принято критиковать за наивный интеллектуализм точку зрения, согласно которой магия, религия, колдовство - иррациональные формы. Более принято считать их в принципе непознавательными явлениями - выражением причастности индивида социальной целостности. Обычно эти явления относят к различным несопоставимым формам жизни и трактуют как разные типы рациональности. При этом уравниваются в правах явления, заведомо не равноценные: логика, например, считается одной из многих других форм рациональности, определяемых своим собственным жизненным контекстом. Особенно показательно здесь уравнивание ученого, скажем, с магом или колдуном; все они претендуют на истину относительно различных реальностей, различных форм жизни со своими имманентными целями: одно дело - познавать мир, другое - справляться с несчастьем или болезнью, третье - поддерживать устойчивость социальных структур и пр. Именно эту обстановку в современных размышлениях о рациональности обобщает следующее высказывание: "Самое главное - проникновение исторических и этнологических способов мысли в те дисциплины, которые более жестко структурированы на уровне теории.

Цснностно-гуманитаристический подход. Для этой группы концепций характерны либо представление о вторичности и, соответственно, малой значимости функций разума (фактически - рассудка) в сравнении с другими жизненными проявлениями человека, либо такое более широкое представление о разуме и разумности, которое выдвигает на первое место в жизни человека любые формы сознания, любые системы ценностей, кроме науки и ориентированной на науку философии. Конечно, у наиболее последовательных сторонников такой спонтанно-жизненной установки в философии, как правило, нет словесно выраженной концепции рациональности и потому приводимые ниже примеры, иллюстрирующие общую тенденцию, взяты у%осознающих ответ- ственность перед словом представителей современной герменевтики52.

Рассматривая различные обоснования рациональности мнений в рамках прагматико-функционалистского подхода, мы отмечали особо ту стадию, на которой возникло убеждение, что рациональным может быть только метод описания деятельности ученого, но не сама эта деятельность, не ее объект. Фактически гу же тенденцию к методологизации рациональности, только относимую в более отдаленной исторической перспективе, с опаской отмечают и представители ценностно-гуманитаристического подхода.

Вся европейская философия - это дисциплина, превратившаяся в науку о разуме53. По пути рационального постижения мира европейскую философию направляли структурные предпосылки греческого языка (склонного, вследствие богатства форм среднего рода, к номинализации слов путем прибавления артикля и тем самым - к концептуализации мысли). Два главных понятия заставляют нас осознать и оценить место и значение рациональности - "логос" и "нус". "Логос" - это числовые пропорции в математике, музыке, астрономии. Однако знание "логоса" подразумевало не только знание числа, но и знание причины вещей и событий. "Нус" - это и рациональность сознания (слова "сознание" у греков нет), и рациональность бытия как божественного дара, наподобие Прометеева огня. Эта понятийная двойственность надолго предопределила всю дальнейшую историю западноевропейской философии. Революционным событием в этой истории стало появление новой формы рациональности, связанной с возникновением опытных наук и применением математики в экспериментальном естествознании. Это ставит под сомнение позиции метафизики: она отступает перед опытной наукой. Возникает представление о том, что рациональность - это метод. Разрушение прежней метафизики разума означает, что отныне человеку доступны лишь отдельные фрагменты рациональности: так, опытным наукам дан лишь рассудочный момент разума, а традиционная метафизика, моральная философия и те- ология отчасти сохраняются только как постулаты практического разума. Несмотря на потребность достичь единства мировоззрения на разумных основаниях, во главу угла ставится лишь рациональность научного метода или рациональность действия путем проб и ошибок. Рациональность сводится к рационализации средств по отношению к целям, а цели считаются самоочевидными. Рациональное обоснование в науке ведет социальную жизнь по пуіи индустриализации и технологизации, а все, что лежит вне сферы рациональности, научных методов лишается права на рациональное обоснование.

Где же выход из этой ситуации экспансии узко понимаемого разума? Для Гадамера такой выход - в возврате к "логосу рациональности самого бытия", который отличал понимание разума на заре греческой мысли. А, соответственно, цель философии, философии рациональности, - ограничить первичность самосознания в пользу более широкого понимания разума и бытия, вернуться к онтологической наполненности мысли в мире. В самом деле, ведь энергия человеческого разума не сводится только к познанию, а потому задача философии - стимулировать все виды рационального творчества человеческой мысли54.

Примеры "творческой разумности" можно найти не только в философии. Это может быть эстетически заостренная способность к порождению нового ("инновационная способность")55или же сфера свободного практического действия, не подотчетного ничему, что хоть сколько-нибудь напоминало бы жесткое теоретическое априори56. Рикер, к примеру, видит ошибку Канта как раз в том, что Кант попытался применить к критике практического разума те же средства, что и к критике теоретического разума. Однако практические силлогизмы строятся не по законам логики, но по особым риторическим законам, которые моїуг даже нарушать законы логические. Теряя право быть знанием, практический разум приобретает свободу саморазвертывания и критическую способность по отношению к политико-государ- ствениым надстройкам и к самой эмпирической реальности. Та- ким образом, речь идет не о критике практического разума, но о практическом разуме как критике.

Изображение основных тенденций толкования рациональности складывается в общую картину. С одной стороны, эмнирико- аналитическое исследование норм целей, средств, форм и типов рациональности, раздробление проблемы на фрагменты за рамками которых она становится псевдопроблемой. С другой стороны, внимание к жизненным, инновагивным, приближенным к воображению, динамическим аспектам и проявлениям разумности, в которых рациональность зачастую превращается в уго- пию57. Возникают, таким образом, две основные формы редукции проблематики рациональности, тяготеющие к ее релятивизации или иррационализации. И это не уникальная черта западных размышлений о рациональности. Во многих наших дискуссиях подобная логика повторяется с зеркальной точностью58. Разнообразие подходов к рациональности со всеми их взаимными тяготениями позволяет предположить, что поиск концептуальных оснований единой рациональности небесплоден и небессмыслен.

Рассудок и разум - вчера или завтра? Если воспользоваться традиционной философской терминологией, можно назвать главные моменты рациональности, разо- рванные в современных подходах, рассудочным н разумным59. Рассудок - это, прежде всего, аналитичность, дискурсивное гь, упорядоченность, система! изированность, нормированность и нр. Разум - это движение мысли, невозможное без фантазии, интуиции, наделенной воображением чувственности и нр. Лишь взаимодействие, а не противопоставление рассудочного и разумного начал духа определяет феномен рациональности в его динамике и позволяет исследовать рациональность. В самом деле, ведь исчисляемое без динамическою момента - это не рациональность: не случайно все самые строгие определения рациональности как логичности, эффективности, целесообразности, системоунорядоченности оказываются беззащитными пред ситуацией иррационализации, в которую ввергает нас любая попытка осмыслить динамику развивающегося знания. Однако не многого стоят ссылки на собственную динамику рациональности, если полеты духа остаются не промысленными, не выраженными и не закрепленными в слове.

Предлагаемая трактовка рациональности как умоносгига- е мост и объективно общего, осуществляемой во взаимодействии рассудочною и разумною, может показаться архаичной. Вряд ли, однако, справедливо не замечать тех существенных изменений, которые претерпевают сами понятия рассудка и разума в снеге современною понятийного опыта, сохраняющею связь с философской традицией, и не оценивать роль предлагаемою механизма рационализации в разрешении тех познавательных трудностей, которые в рамках иных подходов оказываются пока непреодолимыми. Так, обращение к рассудочно-разумной схеме рационализации даст наиболее общую философскую форму для исследования целою ряда феноменов, связанных с творчеством. Позитивистская, эмнирико-аналитическая традиция просто не располагает собственным словарем дли закрепления и исследования подобных феноменов, а зкзистеициально-іумаїїитаристичсс к?я традиция исходит из весьма неконструктивною разрыва между научной рациональностью и ценностной сферой д>ха и принижает права нацеленною на объективность мышления. Привлекая для разрешения наших сегодняшних мыслитель ных трудностей категории рассудочною и разумного, механизм рационализации как их взаимодействия, мы неизбежно обращаемся к тому историческому моменту, когда философская проблематика еще не разделилась на гносеологическую и -аксиолої и ческую, когда познавательное, эстетическое и этическое еще не разошлись по разным ведомствам. Этот возврат, а также учет других ситуаций свободного применения разума в истории, дает возможность мобилизовать для понимания разума не используемые ныне мыслительные и, шире, - духовные ресурсы (например, как уже говорилось, ввести в осмысление собственных функций разума эстетические и этические параметры).

В самом деле, еще и поныне нередко утверждают, что разум - это логика, что рациональность, в ее чисгом виде, должна быть свободна от каких бы то ни было моментов спонтанности, произвола, интуиции и прочее. Все они - в лучшем случае помощники разума, вторгающегося в область неизведанного, но все же именно внеположные разуму силы. Однако постоянное и неизменное присутствие этих сил во всяком акте разумной деятельности не позволяет считать их вторичными по отношению к ней. По сути, переходы от устоявшегося, дискурсивно проработанного, систематизированного знания к новому способу мыслительной деятельности, от канона к органону и затем к новому акту упорядочивающего осмысления постоянно происходят в любой сфере духовной и практической деятельности человека. Так, любое открытие всегда нарушало привычные каноны рациональности и порождало новые каноны, которые в ходе истории также нарушались.

Динамика разума оказывается как бы неуловимой, ибо разум существует между тем, что выражается дискурсивно, автоматизируется и переходит в область рассудка, и тем неведомым, что обступает его со всех сторон и уводит, как кажется, в иррациональные края. Целостная картина потому и необходима, что дает возможность взаимоувязать то, что кажется взаимно исключающим. Вполне понятно, что иррациональное выступает тогда как момент собственной динамики разума, связанный с недообо- снованностью нового знания, или невычлененностью в нем структур обоснования, необходимостью переобоснования уже существующего знания в новом познавательном контексте или же с абсолютизацией тех или иных моментов в динамике творческого разума (эстетического, этического или собственно познавательного).

Процесс рационализации не ограничен какой-либо одной областью: разум действует повсюду, где происходит взаимоопосредование нового и повторяющегося, интуитивного и дискурсивного. Определяя творческий разум через соотношение познавательных духовных начал с этическими и эстетическими, мы обязаны отыскать такую область, в которой через накопление объективного опыта осуществляется противоречивая гармония различных сторон человеческого духа, способного к открытию нового, к творчеству. Область единства, в которой происходит взаимодействие познавательного и ценностного, разумного и интуитивного, есть сфера "идеального" (ideelle); она очень мало исследована, хотя заслуживает самого серьезного внимания представителей социального и гуманитарного познания.

В отличие от синкретически-слитных или, наоборот, дробно- плюралистических представлений о рациональности, предлагаемый нами подход - это, по сути, концепция двойного опосредования. А именно, тезис о рациональности как умопостигаемости объективно общего позволяет увязать современные подходы к рациональности с традиционными, ибо сама эта задача "умопостижения" преемственно сохраняется, а тезис о рассудочно-разумном взаимодействии как механизме рационализации позволяет соотнести те основные подходы к рациональности, которые мы наблюдаем в современной (как западной, так и отечественной) философской литературе. "Вместительность" этой концепции позволяет включить в нее многие частные определения и трактовки рациональности. Собственными внутренними моментами рациональности в нашем понимании будут тогда и представление о рациональности как логичности, мыслительной проработанности (в нашей терминологии - рассудочный момент), и представление о рациональности как соответствии целям, потребностям (только социальные воздействия на рациональность будут в данном случае вводиться косвенно - через здравый смысл и через мировоззренческие схемы, что позволит нам блокировать те релятивизирующие следствия, которые неизбежно возникают при прямом введении социально-культурных параметров в познание), и соотнесенность рациональности в гносеологическом, познавательном смысле с другими высшими потенциями человека (эстетической, этической).