<<
>>

Глава 3. Обозрение структуры и функции психики

Какой-то хаос ворвался в стройный ряд мыслей и нарушил его, запутал, сменил акценты. Я вернулась, я я ^^уже в бытии, но так ли это? Что говорило о том, что я нахожусь в бытии: возродившееся я-мировоззрение, активированное я-сознание и все? Я по-прежнему не чувствовала собственного тела, я по-прежнему напрочь была лишена ощущений и восприятия, соединяющих мою внутреннюю информационную базу с внешним миром и позволяющих присутствовать не только в себе, но и для других, в являемом миру образе.

Да, действительно, я четко ощущала присутствие в себе, но разве этого было достаточно для присутствия в бытии, для закрепленности в жизни? Ведь явления во внешнем образе для других не было, для них - всех присутствующих и здравствующих, я была мертва или на пути к смерти. А может, так оно и было на самом деле?

Обреченности в анализе своего положения не просматривалось, но и надежда на дальнейшее полноценное существование была призрачной и ускользающей. Я попыталась глубже разобраться в себе, полнее обозреть свое внутри, чтобы лучше понять себя в этом новом и непривычном состоянии: я вроде бы и присутствовала в бытии, а вроде бы уже и нет, и действительно ли я соприкасалась со смертью? Где я находилась до возвращения в бытие, куда низвергалась и проходила ли Рубикон? Возможно, так представляется чистилище или ад, или это проявление болезненного бреда разрушающейся я-психики? Одно ясно - это состояние никак не вкладывалось в понятие «рай». Все, что происходило вокруг меня и во мне, что ощущалось в недалеком прошлом и сейчас, отдавало мраком, сыростью, раздавливало, вызывало все самое неприятное и болезненное. Единственное, с чем сразу ассоциировалось нынеш- нее состояние и прошедшее низвержение в ничто - так это с состоянием смерти. Да, именно холод смерти постоянно преследовал меня за время отсутствия в бытии. Он был во мне и со мной даже сейчас, он въелся в меня, вросся в возродившееся я-мировоззрение.

Томящее ожидание конца, некоего абстрактного разрыва, перехода в состояние не-я-психики, граничило с ощущением невыносимой боли. Причем это ощущение боли совершенно не напоминало боль я-тела, которая в сравнении казалась легким уколом, мелкой неприятностью, смешным недоразумением. Боль в я-психике была совершенно иной: кошмарной, образной, надрывной. Боль шла не снаружи, не от тела, а изнутри, из я-мировоззрения, из понимания обреченности и конца присутствия в бытии. Она граничила с тоской по Родине, с отрывом от материнской груди, с похоронами любимой бабушки, когда ты воочию, ребенком, впервые наблюдаешь как бесконечно близкий тебе человек, вдруг закрывается крышкой гроба и засыпается землей под музыку, которая словно вырывает живое, бьющееся сердце из разорванной детской груди. Тебя словно саму заживо хоронят с бабушкой, и ты еще долго не можешь прийти в себя от увиденного и прочувствованного. Боль я-психики - это когда ты пытаешься поднять безвольно свисающую голову мужа на водительском сидении разбитого автомобиля, надеешься на чудо, но вдруг видишь его глаза и понимаешь, что чудо обошло тебя стороной, и ты, почему-то оставшаяся еще в живых находишься рядом с мертвым телом человека, который за последние восемь лет стал тебе ближе и роднее отца с матерью. И ты не понимаешь, как можно дальше жить без него и зачем жить?

Чем прочнее связь с бытием, тем жгучее и невыносимее боль приближающейся смерти, тем меньше желания уходить в небытие. Это очень важно - с бытием, основная связь проходит не на уровне я-тела, а на уровне я-психики. Именно она оценивает оставляемое в бытии, и именно она оценивает степень потери.

Чем короче падение в бездну ничто, тем меньше страданий. Я- психика не успевает оценить значимость оставляемого в бытии, незавершенного. Поэтому быстрая смерть всегда желанна для я-психики. В этом случае психика только успевает насладиться последними радостно-счастливыми фейерверками событий своего прошлого, как разрушительные силы смерти разрывают ее изнутри и она окончательно теряет связь с реальностью.

Короткий промежуток времени снижает понимание важности утраты, весомость оставляемого. Длительное падение - это постоянно усиливающееся состояние боли, потому что приходится силой вырывать себя из бытия, из круга семьи, близких друзей, причем вырывать живьем, с корнями.

***

Я вдруг вновь отчетливо обнаружила свое я-мировоззрение целостным и энергетически озаряемым внутренними силами я- сознания. Словно никуда и не падала, словно ничто не уносило меня и не подавляло извне.

Но отголоски произошедшего, несмотря на восстановленный порядок в я-мировоззрении, остались, и я о них с содроганием вспоминала. Концентрируя внутренние усилия и напрягая восстановившуюся мощь я-сознания, моя психика попыталась проанализировать произошедшее, обозреть недавно случившееся, словно отдельные пазлы складывая в целое разрозненные картины падения в ничто. И это ей удалось. В памяти всплыли недавние образы соприкосновения со смертью, которые вызвали содрогание и ужас. Я словно заново пережила свое недавнее обезличивание, удушающее исчезновение из бытия, распад основания собственной психики. Но если в падении в ничто это самоуничтожение воспринималось терпимо, как неизбежность, вынужденная необходимость, то сейчас, когда я-мировоззрение было наполнено силой я-сознания события произошедшего бунта и испытанного вслед за ним позора и унижения раскаленным пламенем выжигали все внутри. Было очень страшно, стыдно и больно.

Кроме того, обозрев восстановленный каркас я-мировоззрения, я обнаружила в нем существенные изменения. Как оказалось, соприкосновение со смертью не прошло бесследно - в него прокрался ранее отсутствующий страх. Вырвавшись назад к жизни, я вынесла из небытия жуткий, плохо прикрытый страх, который тлел во мне, болезненно кровоточил. Он слился с моим я-мировоззрением, вошел в его структуру, образовав с ней нерасчленимое единство. Я действительно вернулась в бытие, к жизни, только теперь моя жизнь прочно переплелась со страхом. Я стала жить со страхом.

Что же это за страх?

Используя я-сознание как механизм моя психика начала более тщательно и скрупулезно осматривать себя, анализировать возродившееся я-мировоззрение.

Что сложилось не так, где произошло нарушение структуры? Шаг за шагом я осматривала каркас внутреннего «я»: каждый шов нейронной связи, каждый пласт хранящейся в нейронных комплексах долговременной памяти информации. И изменения обнаружили себя, они лежали не так глубоко, поэтому сознание их быстро активировало. Да и было какое-то предчувствие места их расположения, направление идентификации. Это был страх перед низвержением и невозвращением.

Все, что произошло со мной, что испытала на себе моя психика в падении в ничто, запечатлелось и патологией, искаженностью ракурса восприятия стало проявлять себя в функционировании. Возрожденное ощущение присутствия в себе было полным, но уже иным, дефектным, с элементом четко просматривающегося страха. И я могла только догадываться о масштабах изменений, которые как следствие произойдут во внешнем образе, если, естественно, у меня еще останется возможность свой внешний образ проявить.

Сросшийся с я-мировоззрением страх пророчески вещал, что низвержение в пучины я-подсознания возможно в любой момент - никто из смертных не в состоянии его предсказать и предугадать. Но одно дело, когда психика низвергается в подсознание неподготовленная, первый раз и, как правило, без шансов вернуться к состоянию целостности и здравия, совершенно другое дело, когда ты знаешь последствия низвержения, знаешь, что тебя ожидает в его глубинах. Но самое страшное, когда перед низвержением ты успеваешь понять насколько тяжело тебе расстаться с привычным миром бытия и окружающими близкими людьми, сколько незавершенного и важного ты оставляешь в не всегда объективно оцениваемом тобою мире жизни. И понимание значимости оставляемого рождает страх низвержения, пробуждает желание противиться смерти, всеми силами цепляться за жизнь, идя на унижения и любые уступки лишь бы остаться, лишь бы продержаться еще немного, пожить, надышаться, насмотреться! И первые признаки надвигающегося низвержения вводят я-психику в состояние истерики и паники. Она мобилизует все свои внутренние силы и возможности, и стремится предотвратить падение, остановить и изменить закономерный ход событий.

Видения одолевают ее, тревожат, искажают восприятие бытия: во всем происходящем начинают казаться признаки начала падения в ничто, разрушение внутренней структуры и разрыв я-мировоззрения. Предельное состояние внутренней тревоги делает я-психику легко возбудимой и неуравновешенной, а внешний образ, в котором внутреннее содержание себя обнаруживает - полуистеричным и шизофреничным. От ожидания, неопределенности, навязчивых видений человек медленно сходит с ума.

Но помимо страха низвержения в ничто я-мировоззрение было гложимо и другим страхом - невозвращением из небытия, своим исчезновением как объекта и субъекта присутствия во внешнем мире. Падение в ничто ассоциировалось в психике с соприкосновением со смертью, с постепенным удалением присутствия в себе от присутствия во внешнем образе - для других. Низвержение в ничто разъединяло внутреннее содержание психики с тем внешним образом, в котором психика обнаруживала себя, являла свое содержание окружающим. Чем дольше существование психики в бытии, тем теснее связь содержания я-психики с внешним образом, тем, соответственно, больнее расставание со всем тем, что удалось воплотить, опредметить и материализовать присутствуя в бытии. Дети, налаженные знакомства, семья, работа и многое другое, прочно привязывают присутствие я-психики в себе к внешнему миру. Я- психика срастается с внешним образом и образует с ним и его проявлениями единую структурную организацию. Именно поэтому любая изоляция я-психики от воздвигнутого и представленного в бытии, граничит с нарушением устоявшейся структуры, с разрушением целостности, с утерей связи между присутствием в себе и присутствием для других. Я-психика боится не вернуться к уже созданному, налаженному, размеренному, ставшему ее неотъемлемой частью. Присутствие для других становится для я-психики таким же необходимым и знаковым, как и присутствие в себе и для себя. Скорее больше, - чем дольше присутствие я-психики в бытии, тем больше ее существование превращается в тревогу за собственное присутствие для других.

Я-психика беспокоится уже не столько за присутствие в себе, сколько за создаваемое в повседневности, за материализованное и представленное в обществе. На современном уровне развития я-психика больше боится не столько возможности разрушения я-мировоззрения, полного обезличивания, непризнания внутреннего «я» как определяющей организационной структуры, т. е. лишения возможности присутствовать в себе, сколько разрушения и уничтожения внешнего образа, т.е. невозможности присутствовать для других. Поэтому страх невозвращения из низвержения в ничто, был больше связан с утерей возможности присутствовать для других, чем в себе и для себя.

В современном обществе природную необходимость я- психики присутствовать для других воспринимают в несколько искаженном свете - как присутствие в я-теле. Но в моем состоянии мне было определенно видно, что я-тело занимает незначительное место в присутствии я-психики для других. С «вершин» моего полуживого состояния можно было сказать больше - значимость я- тела, как присутствие я-психики для других, с каждым поколением снижается и сводится на нет, потому что по мере совершенства психики биологические возможности организма все меньше и меньше удовлетворяют ее. Эволюционирующая психика уже давно вышла за рамки присутствия в я-теле. Присутствуя для других, она присутствует больше в творческой реализации, которая материализуется и обнаруживает себя в определенных предметах и вещах - продуктах творчества. Именно комплекс материализованных в продуктах творчества внутренних потенциалов является истинным присутствием я-психики для других.

***

Между бытием человека и небытием пролегает тонкая грань, которая мало зависит от я-психики, а тем более от я-тела. Но если про переход я-тела в состояние небытия из университетских лекций, пусть поверхностное, но я имела представление, то о переходе в небытие я-психики я даже не предполагала. О нем не говорили университетские профессора, молчали средства массовой информации, не рассматривали научные издания. Культ тела заслонил собой понимание я-психики, и поэтому, оставшись один на один с нею, я не понимала ее, не знала особенностей строения, организации, функционирования. Я не знала где заканчиваются границы ее существования и начинается смерть, где обрываются пределы присутствия в себе, и начинается существование не-я-психики. Я вы- нуждена была самостоятельно постигать я-психику и особенности ее существования, открывать для себя основные характеристики ее присутствия в бытии, структуру и функции.

Что поражало - так это простота внутреннего самообозрения, доступность самоанализа как процесса самоидентификации. Рассматривая конструкцию своей психики, я с удивлением обнаружила несложность подобной процедуры: спаренная и взаимодополняющая работа я-сознания и я-мировоззрения с достаточной полнотой высвечивала особенности строения психики. Если бы мне рассказали о такой возможности раньше, до аварии, я бы прочитав специальную литературу, более углубленно вникла в ее понимание. А так, обозревая свое внутри, я признавала, что мне не хватает специальных знаний, причем не столько по психологии, сколько по нейронаукам: по организации структуры и функционированию нейронов и нейронных объединений. Что это за знания, я сама не знала, но, обозревая грандиозность внутренней структуры психики, мое «я» убеждалось, что вся ее структура и функции были заключены в огромном множестве нейронов, нейронных связей и клеток глии, которые сконцентрировались в головном мозге, различались внутренней организацией и функциями, представляли разные поколения и организационное уровни, но, тем не менее, образовывали единый функционирующий организм, эволюционирующий по своим законам в направлении формирования и развития сферы своего присутствия на Земле - ноосферы. Я видела красоту и величие внутренней структуры психики, но отсутствовала четкость изображения и понимание увиденного. Я с сожалением констатировала, что мало увидеть событие, нужно понять его структуру и функции.

Но сейчас меня волновала не столько структура психики, сколько природа страха невозвращения из состояния падения в ничто. Каков механизм возвращения из состояния разорванности я- мировоззрения? Что заставляет психику, соприкоснувшись со смертью, с полной потерей внутренней целостности, вернуться в бытие, возродиться, стать вновь действенной? Если сам факт разрыва я-мировоззрения - это галлюцинация, бредовая фантазия, то почему столь очевидны раны в я-мировоззрении, столь реален страх низвержения в ничто и невозвращения из небытия?

Меня беспокоил и другой вопрос: почему мое падение в ничто сопровождалось кошмарами и нечеловеческой болью? Огромный объем литературы по оккультизму и на религиозную тематику, на примерах очевидцев, исследователей, как они себя называли, доказывал безболезненность перехода в небытие, «райские» условия в самом небытии. Почему же для меня этот переход был столь ужасен и болезнен, несмотря даже на фейерверк самых счастливых минут жизни прочувствованный на границе между бытием и небытием? Даже эйфория от лучших прожитых эпизодов, феерично сопровождающих низвержение в ничто, не смогла заглушить боль перехода Рубикона и попадания в небытие. Выходит, они обманывают? Почему, окунаясь в небытие, я испытывала не просто дискомфорт, а стресс, болезненное разрушение целостности? Ведь я не грешница, не блудница и меня не за что наказывать. Я до последних мгновений оставалась примерной женой и матерью, поэтому если небытие это угодья Божьи, то почему я не испытала облегчения попав туда?

Возможно небытие - это совершенно иное состояние, чем то, о котором с придыханием и полушепотом рассказывают различные секты и религии? Возможно сказка о рае, о благах небытия - это сознательный обман здравствующих, для того, чтобы облегчить их уход из реальной жизни? Ведь действительно, первые ступени падения в ничто граничили с состоянием блаженства и комфорта, но то, что было потом, нельзя пожелать и врагу: соприкосновение со смертью - это не прелести рая, а болезненное разрушение внутреннего «я». Чем крепче связь я-психики с реальным существованием, чем больше в я-психике осталось желания воплотить себя в повседневной жизни, тем болезненней расставание с бытием, тем больше нежелания и принуждения при переходе в небытие. И, возможно, именно это моральное и физическое принуждение, граничащее с насилием над устоявшейся внутренней системой взглядов, вызывает такое нечеловеческое страдание?

Возможно, с удовлетворением и облегчением в небытие уходят только те, кому уже нечего делать в мире реальных событий, кто исчерпал себя в повседневном бытии, у кого связь с реальностью совершенно ослабла? Может, действительно для этих людей небытие - это нечто новое, приемлемое и граничащее с удовольст- вием? Возможно, они уже подготовлены к этому переходу и как должное воспринимают ожидание перемен?

Но я к этим индивидам не имею никакого отношения. У меня в бытии осталось еще много не завершенных проектов, поэтому я совершенно не подготовлена к переходу в небытие. В моем внутри еще много энергии и желания, которые я готова воплотить в собственном присутствии для других. Возможно, именно поэтому падение в ничто, разрушение единства моего я-мировоззрения проходит так болезненно и катастрофично?

Стоп. Выходит, чем прочнее желание остаться в бытии, тем болезненней низвержение в небытие? Так может именно незавершенные проекты в бытии возрождают к целостности я- мировоззрение? Возможно, чем прочнее связь я-психики с бытием, чем больше незаконченных проектов остается в повседневной жизни, тем надежнее механизм ее возвращения из небытия, тем слабее притягательная сила смерти?

Нечто важное в понимании основ собственной психики импульсом озарило внутренний мир. Я поняла! Действительно, я читала, что люди, которые хотят умереть, ложатся и умирают, а те кто сильно хочет жить, выбираются из состояния казалось бы полной обреченности. Выходит, что чем крепче связь я-психики с бытием, тем легче возвращение из небытия, тем реальней избегание смерти, а чем меньше событий связывают психику с бытием, тем больше у нее шансов не вернуться, остаться в пучинах небытия! Получается, что мое желание жить - это главное условие моего возращения из небытия, из объятий смерти. Это моя гарантия возращения к полноценной жизни!

Так я хочу жить! Я хочу мужа, детей, обыкновенного человеческого счастья. Я не хочу умирать, растворяться в небытии и существовать как поток, как безликое и неидентифицируемое событие. Я хочу любить и быть любимой, узнаваемой мужем, детьми, родителями, друзьями. Я еще не насладилась жизнью! Я еще хочу творить и вершить!

Моя психика перешла в состояние повышенной активности - ведь я открыла для себя важное и ценное, поняла, что необходимо для гарантированного возвращения в мир реальных событий, и это было моей первой победой в постижении внутреннего мира, в самопонимании. Локальное возбуждение стало охватывать все большие участки головного мозга, превращая внутреннюю структуру я- психики в бесконтрольный очаг возбуждения. Возможно, это напоминало состояние хаоса, но для меня это был лес вопросов, который требовал одновременного ответа, который стал стеной и закрыл доступ к свету. Помимо этого я-сознание вновь прочувствовало на себе грозные порывы эмоций, которые, как и прежде привели к подавлению его влияния на я-мировоззрение, к растворению этого влияния в более необузданных, диких, природных силах. Я с ужасом обнаружила, что мое я-мировоззрение, лишившись поддержки, живительного участия я-сознания, медленно начало опускаться в пучину небытия и закричала: «Я не хочу туда! Я боюсь низвержения!».

Отчаянно барахтаясь в паутине окутывающего я- мировоззрение страха, ежесекундно преодолевая его сковывающую силу, я пыталась остановить низвержение, пыталась противопоставить внутренние возможности я-психики надвигающимся силам эмоций. Я знала, чем это падение для меня может завершиться, поэтому, мне была безразлична изначальная несоизмеримость сил и возможностей, я не хотела верить в предрешенность этого противостояния, для меня важно было забыться в этом противоборстве, использовать всю оставшуюся энергию я-сознания, чтобы потом не жалеть о своей слабости, не упрекать себя в пассивности и безволии. С надвигающимся низвержением нужно бороться до последних сил, до последних порций энергии я-сознания. Это нужно для внутреннего самоутверждения, самоуважения, потому что, когда есть за что бороться, когда ты уверена в значимости собственного присутствия для других, нужно использовать все силы чтобы остаться в бытии. Если не бороться за свое место в бытии, уступить слабости и не использовать все шансы, чтобы остаться в существовании, значить тебе не место в бытии, это первый признак слабости внутреннего «я», поступок, достойный презрения и позора. Но когда ты умираешь в борьбе, когда сжигаешь последние внутренние силы во имя достижения чего-то возвышенного, важного для себя и других - это называется подвигом и он остается в истории цивилизации.

Поэтому, несмотря на горький опыт прошлого противостояния, бунта, я приложила все усилия, чтобы остановить падение, удержаться в границах я-сознания. Но движения были судорожными, хаотичными, желание граничило с истерикой, с полной неуправляемостью. Где-то на далеком плане я почувствовала смутное ощущение укола и, словно подкошенная, сломленная, вновь провалилась в ничто. Меня словно выключили, и я вновь ощутила невесомость от быстрого хаотичного падения, блаженный покой и вторую стадию падения в небытие - фейерверк радостных мгновений прожитой жизни. Передо мной, быстро сменяя друг друга, замелькали фрагменты свадьбы с Димой, рождение Андрюшки, первые достижения в бизнесе, радость от покупки собственной квартиры. А вот и Дима на новой машине... Но не успела я это все пережить, насладиться захлестнувшим психику счастьем, как состояние жуткого разрыва лишило мое я-мировоззрение состояния целостности и я перешла в иное пространство - небытия. Порог между бытием и небытием пройден, поэтому меня, как целостного, идентифицируемого я-мировоззрения здесь, в бытии уже не осталось. Я стала присутствовать как не-я-психика, как психика лишенная собственного «я», внутренней неповторимой системы взглядов, как множество разорванных, не связанных между собой я-эпизодов, которые разлетались в стороны, ускользали, пытались существовать по отдельности.

В небытии я присутствовала как не-я-психика: каждый фрагмент моей прошлой жизни претендовал на самостоятельность и доминирование, каждый эпизод моего прошлого существования хотел быть главным и определяющим. И эта многоликость, это многоголосье неконтролируемых я-эпизодов представляло собой страшную картину, которую я не воспринимала целиком, а обозревала внутренним взором по частям, по крошечным кусочкам. Вот я, как эпизод я-мамы: «Доченька, ты покушала?». Вот я, как эпизод я- Андрюшки: «Мама, я хочу кушать! Дай мне покушать!». Вот я, как эпизод я-Димы: «Любимая, как тебе мое кулинарное искусство?». И вот я, как я сама: «Женщина, вы последняя в очереди?». Все это и многое другое одновременно кричало, надоедливо выпячивалось, конфликтовало друг с другом, боролось за влияние. И не было возможности зацепиться за что-то единичное, нечто, пусть второстепенное, но устойчивое, фиксируемое, чтобы выделить и опредме- тить его, чтобы на его основе построить здание целого. Все убегало в потоке, все ускользало от понимания, лишь возникнув на мгновение, снова скрывалось в небытии.

А вот еще более страшные картины, когда один я-эпизод словно застывал, зацеплялся и становился очевидным, гиперболизированным до жути. Так было с глазами Димы, которыми он смотрел на въезжающее в его грудь рулевое колесо. Они были столь очевидны для меня, столь реальны - одни глаза - что я словно смотрела ими, присутствовала в них и, находясь в них, видела рулевое колесо, медленно въезжающее в мое тело. Страшно то, что я знала последствия, знала, что это последние ощущения в моей жизни, поэтому смотрела и сопротивлялась только глазами, потому что руль уже был во мне, и я умирала. И глаза, вылезая из орбит, еще видели, запечатлевали события, хотя тело уже было мертвым. Я видела мертвеющие глаза Димы, глаза из которых медленно уходила жизнь. Они словно потухали, впитывая в себя все, что было в поле их видимости. А в его глазах стояла еще боль, потому что вместо меня и сына, они запечатлевали только груды металла и словно вопрошали к этому металлу всего одним вопросом: «Почему?». И я понимала этот вопрос, понимала недоумение, ускользающее в его взгляде, потому что сама не понимала: почему это произошло именно с нами? Чем мы были хуже других, что нарушили из запретного? Ведь мы были самыми обыкновенными, как все, ни лучше и не хуже других.

А может быть, мы пострадали как раз за свою обыкновенность? Ведь таких как мы, обыкновенных, большая часть населения планеты. Возможно, избранных судьба жалеет, дает возможность реализовать себя, сделать что-то полезное для цивилизации, грандиозное, а на нас обыкновенных отыгрывается? Ведь кто-то должен умирать, страдать, корчиться от боли, кто-то должен на себе прочувствовать гнет и бездонную глубину потери, испытать отчаянье, увидеть перед собой тупик, и после всего этого подняться и попытаться заново начать жить в этом вмиг изменившемся до неузнаваемости мире. Мы, обыкновенные, создаем почву для расцвета творчества у избранных, задеваем их чувственность, пробуждаем в них гениальность. На нашей боли и страданиях избранные оттачивают грани своего мастерства, проверяют глубину и масштаб заложенного в них таланта. Наши слезы и кровь их впечатляют и вдохновляют, наши несчастья их зажигают и пробуждают, и они, сопереживая нам, наблюдая за нами, отслеживая нас, творят свои бессмертные произведения, запечатлевая свой гений в истории цивилизации. Мы, обыкновенные, - простое сырье для их гения. Не будь нас, кто бы пробуждал их, направлял и стимулировал к действию?

Падение становилось все более быстрым, разорванное множество частиц я-мировоззрения все более ускользающим и нефик- сируемым, и меня вновь не стало.

***

Не верьте тем, кто славит смерть - это сама смерть славит себя. Ни одна здоровая психика, ни один здоровый организм не возрадуется смерти, потому что это конец жизни. Как можно радоваться концу, который прерывает существование: живое делает мертвым, а психику лишает активности, превращая ее в разлагающуюся и гниющую массу вещества?

Кто славит смерть, тот даже не болен, потому что я-психики с больным я-телом еще сильнее жаждут жизни. Понаблюдайте за людьми умирающими от рака, СПИДА, за любым безнадежно больным человеком, обреченным на смерть. У них вы научитесь понимать и ценить жизнь. У них вы познаете ценность каждого мгновения существования, радость от такой простой, но важной «мелочи», как просто быть, присутствовать в жизни: открывать глаза и слышать собственное дыхание, видеть солнце, чувствовать порывы ветра. А какое блаженство доставляет суета детей, их беззаботный смех и показательная занятость собой. И можно только позавидовать их начинающемуся пути в жизни: предстоящим радостям, открытиям, счастью.

Я знала умирающего человека, который днями сидя на больничной койке с тоской и отчаяньем наблюдал в окно наступление своей последней осени - он пересчитал все оставшиеся на деревьях листья и отслеживал увядание и падение каждого из них. Его звали Саша Базалук, и в отличие от всех нас он один знал, что это его последняя осень. Сдерживая внутреннюю боль, он достойно прощался с окружающей жизнью, а мы не верили ему, призывали не падать духом, не ценили последние мгновения общения с ним. Мы не понимали его, потому что нас переполняла жизнь, мы были заняты собой и своими проблемами, а он не упрекал нас, оправдывая и понимая. Практически с последним упавшим листом умер и он. Пусть земля тебе будет пухом Саша, придет и наша очередь оправдывать непонимающих.

А еще я помнила, как умирала моя бабушка - Тельная Ирина. Это была первая смерть из моего близкого окружения, которая не заживаемой раной навсегда врезалась в мое сердце. Парализованная, практически полностью беспомощная, бабушка, как только в поле ее зрения попадало мое заплаканное лицо, старалась улыбнуться и что-то сказать мне. Я долго не могла ее дослушать - видя эти нечеловеческие усилия выдавить из уже непослушного парализованного тела что-то членораздельное, я, стыдясь своих слез, убегала в другую комнату и истерично рыдала, призывая все земные и неземные силы спасти бабушку, помочь ей выздороветь. Но однажды меня задержала мама, потому что бабушка умирала и хотела попрощаться со мной - и я, заливаясь слезами, дослушала ее. Она сказала простые, но вещие слова: «Не плачь Светочка, жизнь только начинается».

Всем здравствующим нужно учиться жить у таких прощающихся с жизнью и угасающих людей, потому что только чего-то лишаясь, мы обнаруживаем его ценность и незаменимость. И они, умирая, только начинают жить...

Поэтому, слава Вам, умирающим, потому что только благодаря Вам, знающим о своей смерти и продолжающим бороться за жизнь, мы открываем для себя ценность человеческого бытия, радость повседневного существования и гордость за совершенные в ходе короткой жизни «мелочи». Хотя, безусловно, это мелочи для других, а для Вас, и в Вашем исполнении - это грандиозные свершения, которые подтверждают ценность я-психики в масштабах псипространства, а человека в масштабах цивилизации; которые делают нас, людей, - людьми, наполняют смыслом и значимостью наше повседневное присутствие в масштабах Земли и космоса.

В большинстве своем славят смерть психики с разрушенным я-мировоззрением, люди с уже нарушенной внутренней основой. Их я-тела здоровы, активны, но ведь в человеке не это главное, а то, что скрыто в содержании, в глубине - психика. А их психика больна, потому что основу каждой психики образуют две составляющие: первая, внутренняя активность, природное желание организовать присутствие не только в себе и для себя, но и для других, и вторая - гармоничное, целостное я-мировоззрение, наше внутреннее «я», определяющее особенное, индивидуальное взаимоотношение я-психики с предстоящей информационной средой.

Славящие смерть больны и опасны для общества по двум причинам. Первая причина заключается в том, что, несмотря на внутреннюю природную активность, их психика не выходит за границы присутствия в себе и для себя. С позиции структуры их психика здорова, но функционально в ней просматривается определенная патология - она лишена тесной связи с образом, в котором она реализует свое присутствие. Такой психике достаточно присутствия в себе и для себя, а присутствие для других рассматривается ею как атрибутика, жизненная необходимость. Именно поэтому, присутствуя в себе и для себя, такая психика совершенно не прикреплена к текущему образу жизни, не связана ни с общечеловеческими ценностями, ни с правилами морали и нравственности повседневного существования. Для нее бытие является не открытой возможностью для реализации внутренних творческих потенциалов в чем-то значимом и оцененном другими, не средой явления своего индивидуального внутреннего «я» в пространстве присутствия таких же я-психик, а своеобразным принуждением к присутствию для других: работой на другого и времяпровождением во благо других. Все внешнее, окружающее, «другое», воспринимается славящими смерть только через присутствие в себе, и поэтому, как правило, оппозиционно их психике, чуждо, раздражительно, негативно для нее. Для них каждый новый день - это испытание, стресс, борьба, потому что бытие исключает существование только для себя, требует присутствия для других. Психика славящих смерть с легкостью отказывается от всех своих внешних проявлений, ее присутствие для других - это игра, лицемерие, не подкрепленное внутренней связью и содержанием. Присутствуя только в себе и для себя, она словно находится на границе между бытием и небытием, потому что бытие чуждо ей необходимостью присутствовать для других, а присутствие в небытии исключает ее существование как я-психики. Но небытие своим отрицанием присутствия в принципе, гораздо ближе ей, чем бытие, которое принуждает к обязательному присутствию для других. И эта неопределенность присутствия, незакрепленность в бытии, нежелание проявлять себя в определенном образе, превращает психику славящих смерть в довольно опасную, разрушительную силу. Данная психика при нежелании организовывать присутствие для других в состоянии направить внутренние потенциалы против внешнего присутствия как такового. Активность внешнего мира, неприятие им присутствия в себе и агрессивное отношение к психикам, присутствующих только в себе и для себя, вместо стимуляции и закономерного желания воплощать себя во внешних проявлениях, во благо других, в состоянии вызвать желание противопоставить себя бытию. Принуждая я- психики присутствовать для других, внешняя среда очень часто нарывается на неприятие законов повседневного бытия со стороны отдельных психик, которые противопоставляют себя остальному множеству психик - псипространству, и пытаются разрушить или изменить среду его присутствия в масштабах Земли.

Присутствуя в псипространстве и практически не выделяясь в нем, психики с принципиальным неприятием организации присутствия для других, в состоянии оказать сильное разрушительное воздействие на предстоящий внешний мир, подорвать устои присутствия остальных я-психик.

Вторая причина опасности психик славящих смерть заключается в том, что у них внутренний мир подобен разрушенному войной мирному городу, с осиротевшими детьми со вспухшими от голода животами, и с огромным количеством противных, обнаглевших жирных крыс, благополучно почивающих на людском горе. Здоровая психика - это, с одной стороны, природная активность и постоянно усиливающееся желание реализовать внутренние потенциалы в бытии, с другой - это гармония я-мировоззрения, которая типичную психику превращает в неповторимую, индивидуальную организацию - в я-психику, просматривающуюся, прежде всего в присутствии для других. В большинстве своем, у славящих смерть патология проявляется в искаженной и полуразрушенной внутренней системе взглядов, в лишенном гармонии я-мировоззрении, которое осуществляет свое взаимодействие с внешним миром на совершенно иных началах. У я-психики с полуразрушенным я- мировоззрением меняются критерии оценки окружающего мира, искажается смысл существования, направленность внутренней активности. Общечеловеческие ценности и законы, по которым организована среда присутствия псипространства в масштабах планеты Земля, ей кажутся тесными, алогичными, неприемлемыми. Используя свои внутренние потенциальные возможности, я-психика славящих смерть, ищет пути организации сугубо своего - «правильного», «избранного», «истинного» присутствия в мире, в своей активности, как правило, выходя за границы законов организации повседневного бытия и пренебрегая общепринятыми правилами морали и нравственности. Мотивация таких я-психик до ужаса проста - доминирование аспектов присутствия в себе и для себя над всеми остальными организационными установками. Если быть, то только в себе, если жить, то только для себя.

Полуразрушенное я-мировоззрение, характерное для славящих смерть, соответствует состоянию разорванности, - последней ступени падения в ничто, когда я-психика, низвергаясь в ничто, соприкасается со смертью и переходит в состояние не-я-психики. Их психике, как и не-я-психике, совершенно безразлична организация присутствия в бытии, потому что бытие перестает быть антагонистичным небытию и, соответственно, стимулировать психику к материализации внутренних творческих потенциалов. Такой психике достаточно факта присутствия в себе, а факт ее присутствия в бытии фиксируется только присутствием я-тела и культом я-тела, или же продуктами труда, не представляющими ценность для эволюционирующего псипространства Земли.

Славящие смерть на уровне я-психики присутствуют в бытии как полулюди, потому что их я-мировоззрение полуразорвано и полуразрушено, что позволяет им достаточно легко преодолевать границу между бытием и небытием. С полуразрушенным я- мировоззрением они присутствуют в себе как в бытии, в котором содержательности психики еще мало уделяется внимания и поэтому они незаметны, так и в небытии, в которой содержательность психики является излишней роскошью. К тому же, состояние полу- разрушенности я-мировоззрения очень подходит для падения в ничто, потому что в акте самого падения полуразрушенное я- мировоззрение практически ничего не теряет: оно сохраняет присутствие в себе, а присутствие для других его совершенно не вол- нует, так как оно не образует с ним единого целого. Все состояния, которые вызвали во мне пробуждение страха от низвержения в ничто и невозвращения из небытия, были обусловлены только прочной связью я-психики с бытием, с закрепленностью присутствия моего я-мировоззрения в повседневной жизни. Ценность жизни, желание жить - вот что прочно удерживает я-мировоззрение в мире бытия. Если же всего этого нет, если повседневное бытие превращается в обузу, в состояние постоянного стресса и агрессии, то, безусловно, в этом случае, да здравствует смерть! Она представляется как освобождение от жизни, как ярма; в этом случае она действительно желанна и ее необходимо славить так же, как жаждущие быть славят жизнь. Каждому свое: нежелающие присутствовать в жизни славят смерть, а нежелающие расстаться с присутствием для других воспевают жизнь.

Только зачем допускать прославление смерти среди живущих? Это все равно, что восславлять бытие в небытии, что в принципе невозможно, запрещено законами природы. Тогда почему мы терпимо относимся к моральным уродам, разрушающим устои бытия, прославляющим смерть в бытии, хотя анализ структуры я- психики указывает на практическую невозможность восстановления разрушенных я-мировоззрений?

***

Очередной раз сознание вернулось мгновенно, но еще более уставшим и обессиленным. Провалы в ничто оставляли незаживае- мые рубцы, которые требовали участия и заботы. Я словно доживала последние минуты, потому что с каждым возвращением из ничто - пробуждением, понимала, что мои силы иссякают, что противостоять полному погружению в небытие у меня нет ни сил ни возможностей. С каждым возвращением из небытия связь с жизнью становилась призрачней и расплывчатее, отчетливость Рубикона стиралась и бытие все более походило на небытие.

Но что еще более важно, - за усталостью стояла тень другой проблемы - страха, которая понималась, явно ощущалась, но к которой не хотелось возвращаться и анализировать. Высвечивание этой проблемы граничило с еще более жуткими воспоминаниями, неприятнейшими ощущениями, поэтому ее хотелось замолчать, оттеснить на второй план, подальше в тень. И она послушно отступала, сходила со сцены, но не уходила, маячила на глазах, постоянно напоминала о себе и ждала своего времени. И незримость ее присутствия продолжала отравлять существование я-психики, сеяла беспокойство и тревогу, лишала спокойствия и удовлетворения от нахождения в бытии.

Неужели это новое чувство страха станет моей повседневной участью? Но как можно жить, испытывая в глубинах я- мировоззрения не просто страх, а его рост, нагнетающее присутствие? В повседневной жизни люди сходят с ума от чувства страха, от угрожающего присутствия смерти, но ведь там они боятся смерти я-тела. А мой страх иной: страх низвержения в ничто и невозвращения из небытия, который указывает на утерю целостности я- мировоззрения и, соответственно, на разрушение основания психики. А может разрыв целостности я-мировоззрения еще не означает гибели психики; может, страх беспочвенен и зиждется лишь на моем незнании особенностей функционирования психики? Ведь как- то живут славящие смерть, только речами и поступками выделяясь из среды полноценных и здоровых психик?

Я вновь мобилизовала внутренние силы и попыталась ответить на возникшие вопросы. Ответы были важны для меня, потому что я не привыкла жить в страхе и прятаться от него. За свое недолгое существование я приучила себя не убегать от проблем, потому что в этом случае они не теряют своей значимости, а наоборот накапливаются и из мелочных превращаются в масштабные. Поэтому даже в реальной жизни я всегда шла на проблему и решала ее тут же, по мере возникновения. А здесь, в этом полумертвом состоянии, мне тем более нечего было терять - осталось только разобраться в причинах страха и преодолеть его. Сколько мне осталось жить: день, два, три? Так неужели последние мгновения жизни я буду жить страхом? Нет, это не мой путь, - это путь слабых людей, а я себя к таковым никогда не причисляла.

Итак, насколько обоснован мой страх? Я попыталась вспомнить и систематизировать уже ранее открытое мной. Во-первых, причина моего страха кроется в боязни бесконтрольного и хаотичного низвержения в глубины я-подсознания, которое по мере погружения переходит в состояние ничто. Я уже четко понимала, что низвержение в ничто связано с уничтожением внутреннего «я», с разрушением я-мировоззрения. Во-вторых, я боялась не вернуться из небытия, потому что прохождение Рубикона возможно только в одном направлении - в переходе я-психики в состояние не-я- психики. Возможность обратного возращения в бытие - это исключение, нонсенс, которое я до сих пор не могла понять и объяснить. Я бы никогда не поверила в такую возможность, если бы сама не побывав в небытии, не вернулась в бытие. В данном случае, невозможное как возможность я проверила на себе. В-третьих, я определила, что чем сильнее степень привязанности я-психики к бытию, тем болезненней переход в небытие. Связь между присутствием в себе и присутствием для других является основным регулятором болевых ощущений при переходе в состояние небытия. Чем крепче эта связь, тем сильнее боль от потери внешнего образа, в котором я-психика обнаруживает свое присутствие во внешнем мире. Чем эта связь слабее, тем легче я-психика переходит из бытия в небытие. В-четвертых, чем сильнее желание жить, присутствовать для других, тем крепче структура я-мировоззрения, тем устойчивей оно в противопоставлении с ничто и со смертью. Только гармоничное внутреннее «я» жаждущее жить, в состоянии противостоять попыткам низвержения в ничто; только целостное, устойчивое к стрессам я-мировоззрение в состоянии организовать свое возвращение из небытия. Я на собственном примере убедилась, что только те, кто страстно хотят жить и имеют на это право, возвращаются из небытия и организуют совершенно новое, качественное присутствие в бытии. Возродившись, они словно получают еще одну возможность показать себя в жизни.

Таким образом, получается, что мой страх вертится практически вокруг одного события - потери целостности я- мировоззрения. Но насколько эта целостность в действительности важна для полноценного существования я-психики?

Очередной раз состояние внутреннего спокойствия и умиротворения окутало мою психику - моменты внутреннего самоанализа комфортны для психики и соответствуют ее внутреннему настрою. Рассматривая свое внутри, психика наслаждалась своим трудом и словно, самоудовлетворялась: ей было приятно познавать саму себя, обозревать внутреннюю структуру, насыщаться прису- щими и созвучными функциями. В эти минуты ощущение близости смерти отступало, а вместо него появлялось умиротворение от возможности познания нового; блаженство от состояния анализа действительно фундаментального, лежащего в основании человеческого существования.

Я обозревала свое я-мировоззрение и свое внутри в целом, и понимала следующее:

Первое, я-мировоззрение действительно лежало в основании я-психики, потому что большая часть информации, запечатленной в нейронных объединениях долговременной памяти, была связана между собой и объединена в единое целое, которое принимало действенное участие в комплексном взаимодействии психики с внешней материальной средой. Моя психика реагировала на активность внешнего мира не составными разорванными эпизодами своего прошлого опыта, а устоявшейся, слаженной работой целостного мировосприятия, которое накапливалось, запечатлялось в нейронных объединениях долговременной памяти и единой организацией, как миро-воззрение, противостояло активности окружающей среды.

Второе, я-мировоззрение было своеобразным хранилищем для всей наиболее важной и впечатляющей информации, полученной за годы моей жизни, которая своей целостностью и природной активностью определяла индивидуальность моего внутреннего мира, создавала присущую только моей психике манеру мировосприятия и проявления в повседневном образе жизни. Именно благодаря целостности запечатленной информации и ее индивидуальности, моя психика была именно моей: неповторимой и личностной. Я- мировоззрение - это большая часть внутренней информационной базы, которая в науке имеет иное, более сложное название - внутренний абстрактный образ. Внутренний абстрактный образ - это внутреннее «я» человека, которое через творчество проявляет себя в индивидуальном существовании: в присутствии для других, во внешнем образе, наблюдаемом и оцениваемом в мире повседневного существования.

Третье, я-мировоззрение неразрывно связано с активностью нейронного комплекса сознания. Сознание, как нейронный механизм и создает, и обеспечивает я-мировоззрение внутренней энер- гией, которая проявляется как потребность в познании, в наполнении внутренней информационной базы новой качественной информацией. Процесс наполнения психики информацией о состоянии внешнего мира, а также процесс реализации внутренних творческих потенциалов - это прерогатива работы сознания, которая и обеспечивает «действенную активность» я-мировоззрения.

Четвертое, по всей видимости, я-мировоззрение связано не только с нейронными комплексами, образующими работу моего сознания, но и с нейронными комплексами подсознания, потому что, покопавшись, я обнаружила в нем не только продукты своей сознательной деятельности, но и фрагменты моего бессознательного. Оказывается, я-мировоззрение при более тщательном обозрении включало в себя и ускользающие фрагменты небытия, которые запечатлелись в нем или в результате ранних, не таких «глубоких» провалов в я-подсознание, или же, возможно, передались по наследству. Фрагменты небытия не просто входили в структуру я- мировоззрения, но и играли в нем важную роль - для меня этот факт был очевиден и не вызывал никаких сомнений.

Таким образом, я-мировоззрение в моей психике занимало важное место, хотя, безусловно, и не было определяющим. Наряду с ним работу я-психики обеспечивали другие нейронные организации, активность которых была не менее значима. Но если большая часть нейронных организаций я-психики закономерно формировалась в ходе бытия и мало зависела от влияния внешнего мира, то я- мировоззрение являлось исключительно продуктом влияния общества, социальной среды. Я-мировоззрение объединяло возможности я-психики и привязывало их к условиям бытия, направляя потенциал присутствия в себе на присутствие для других. Оно выполняло три важнейших функции:

  1. Составляло основу образа присутствия я-психики в себе, т.е. направленность и особенность внутренней информационной базы - мировоззрения;
  2. Лежало в основе образа присутствия я-психики для других, т.е. в особенности индивидуального, личностного проявления психики в обществе;
  3. Устанавливало тесную, действенную связь между присутствием я-психики в себе и для других, позволяя внутренним твор- ческим потенциалам максимально полно реализовываться во внешней среде - в бытии.

Получается, что от того, насколько качественно, гармонично и полно общество сформирует я-мировоззрение следом идущего поколения зависит его собственное будущее, потому что сформировавшиеся я-психики придут на смену психикам старого поколения и начнут строить свои условия существования. Насколько грамотно и профессионально на уровне я-мировоззрения родители, близкие родственники и система образования сформируют в основах молодой психики образ присутствия в себе, настолько последовательна и преемственна окажется активность психики в организации присутствия для других.

Как интегрирующая и созидательная сила, я-мировоззрение, на мой взгляд, не имела себе равных среди структур мозга. И именно поэтому оно заинтересовало меня, привлекло внимание при обозрении структуры моего внутри. Мне недостаточно было знаний о я-мировоззрении как о нейронной организации мозга, мне хотелось разобраться, как я-мировоззрение функционирует на фоне иных нейронных организаций. Но для этого, мне нужно было обозреть структуру психики в целом.

***

Насколько я поняла, моя психика состояла из двух основных нейронных ансамблей: подсознания и сознания. Структура я- подсознания оставалась для меня малоизвестной, но чувствовалось, что она была первичной, важной, и по-прежнему играла существенную роль в активности психики. Я даже и не пыталась ее исследовать, так как все, что было связано с подсознанием, очень близко соприкасалось с небытием, а страх перед небытием накладывал табу на его исследование и даже обозрение. Подсознание - это, главным образом, древние подкорковые структуры мозга, сформированные и эволюционирующие задолго до появления новой коры. При этом следует подчеркнуть, что организационно подсознание стоит выше, чем нервная система высших животных. Первый шаг, выделивший человека из мира высших организмов, как раз и заключался в эволюционной организации на базе мозга высших животных нейронного ансамбля подсознания. Эволюция нейронной структуры подсознания - это формирование и развитие нового состояния материи - разумной материи. Подсознание - это первичная основа разума, за границами которого размещается небытие - смерть человека как индивидуальности, личности, как организационной структуры разумной материи. Перейдя границы подсознания, человек выходит за границы псипространства - представителя разумной материи, и возвращается на уровень условной и безусловной активности мозга высших животных, т. е. возвращается в структуру системы живой материи и начинает существовать как биологический организм.

Таким образом, человек - это как минимум, активность нейронного ансамбля подсознания, которая выделяет мозг из пространства нервных организаций высших животных, выводит его на качественно новый уровень, образуя базу, основу третьего состояния материи - разумной материи. Наряду с косной (неорганической) и живой (органической) материей, с момента формирования нейронного ансамбля подсознания, в условиях отдельного материального объекта формируется разумная материя. На планете Земля разумная материя представлена в форме человека.

А что представляет собой сознание? Сознание, как и подсознание - это такой же реальный нейронный ансамбль, сформированный в головном мозге человека на последних этапах его эволюции. Мало того, сознание, как нейронная организация, сформировано на основе подсознания, и образует с ним единую организацию, которую именуют в науке «психикой». Психика, как понятие - это нейронная организация присущая только мозгу человека, и состоящая из двух взаимосвязанных и взаимодополняющих нейронных ансамбля - подсознания и сознания. Мозг высших животных осуществляет безусловно и условно рефлекторную работу, мозг человека - бессознательную и сознательную деятельность. Разница не то, что существенная, а принципиальная.

По всей видимости, нейронный ансамбль сознания сформировался совсем недавно - слишком новой и неокрепшей выглядела его структура. И если структура подсознания оставалась для меня запретной, мрачной и непонятной, то структура сознания была открыта для обозрения и доступна для восприятия. Я видела ее как на ладони, правда не все могла разобрать и понять. Во-первых, нейронный ансамбль сознания как раз и образовывал то, что я назвала я-сознанием. Т.е. именно благодаря активности этой нейронной системы отдельно взятая психика, например, моя, могла осуществлять сознательную деятельность и приобретать индивидуальные черты, иначе, переходить в состояние я-психики.

Во-вторых, безусловно, в нейронном ансамбле сознания важное место занимало я-мировоззрение, - определенным образом систематизированная информация, формирующая в нейронных объединениях долговременной памяти некий абстрактный образ - мое личное, действенное «я», через призму которого, и осуществляется взаимодействие я-сознания с внешним материальным миром. Согласно современных представлений внутренний абстрактный образ или я-мировоззрение, формируется в префронтальной коре - своеобразном командном пункте головного мозга. Она расположена в передней части лобных долей. Я видела как к этому участку, занимающему почти треть коры мозга, стекались практически все управляющие функции, начиная от активации и возбуждения и заканчивая памятью, эмоциями и индивидуальными проявлениями.

Именно я-мировоззрение формирует индивидуальные черты психики и делает возможным постановку цели и ее преследование. Я-мировоззрение придает психике неповторимые, сугубо частные оттенки, которые позволяют говорить о ее единичности и невстре- чаемости в масштабах шестимиллиардного пространства существования других психик. Если структурно и функционально тела людей типичны, и часто можно встретить похожие друг на друга лица у несостоявших в родстве людей, то одинаковых я- мировоззрений в псипространстве не существует

В-третьих, помимо я-мировоззрения в нейронном ансамбле сознания важное место занимали следующие нейронные комплексы:

а)              Волевой механизм. Мне было тяжело до конца разобраться в его работе, но очевидным являлось одно, что он представлял собой совокупность различных нейронных организаций, которые позволяли по мере необходимости мобилизовать всю доступную сознанию энергию и создавать по мере надобности очаги возбуждения в том или ином участке новой коры. Насколько я разобралась, очаг возбуждения - это и есть основа процесса мышления. Когда человек «думает» нейронный комплекс сознания за счет «волевой концентрации» создает очаги возбуждения, тем самым, активируя необходимую информацию, запечатленную в нейронных объединениях памяти. Именно этот процесс позволяет по ходу размышлений задействовать значительный объем услышанной, прочитанной и увиденной информации и на ее основе сначала создать некий абстрактный образ-ответ, а потом этот образ-ответ воплотить в присутствие для других, т.е. в повседневную жизнь. По всей видимости, в основе волевого механизма находилось активное и сложное взаимодействие префронтальной коры с ядрами вентрального отдела ствола мозга, которые могут избирательно активировать обширные корковые области через их восходящие проекции.

б) Нейронные комплексы речевых центров. Несмотря на то, что в зачаточном состоянии они присутствуют и в нейронной структуре подсознания, главным образом в нейронном ансамбле сознания речевые центры достигли своего наивысшего совершенства. Они напрямую связаны с волевым механизмом и используют его возможности по мере необходимости. За счет кодирующих и декодирующих свойств речевых центров, психика современного человека научилась материализовывать информацию, превращая ее в знаки (слова, словосочетания, понятия) и символы. Именно знаки (коды, шифры) как химические сигналы запечатлевают нейроны, именно со знаками работает нейронный ансамбль сознания, и именно знаки выступают тем точечным механизмом, активирующим не весь объем, а конкретную «похожую» информацию. При этом, как утверждают современные нейронауки, знаки имеют вполне материальную, физико-химическую форму.

Благодаря речевым центрам стала возможной организация речи, в том числе и внутренней речи, которая допускает работу со знаками без фонетического сопровождения. Сейчас я могла сама с собою разговаривать, общаться, используя только структуры собственной психики, и не прибегая к помощи функциональных возможностей я-тела.

в) Ретикулярная формация. Это одна из «старейших» нейронных организаций мозга. Ретикулярная формация корнями уходила в более древние зоны головного мозга и выполняет функции внутреннего энергетического источника. Обозревая эту нейронную организацию, мне показалось, что активность, как подсознания, так и сознания напрямую зависит от потенциальных возможностей и особенностей функционирования ретикулярной формации, потому что каждый из этих нейронных ансамблей был тесно связан с ее соответствующими структурами. В целом, активность я-психики - это заслуга, прежде всего, ретикулярной формации, которая на протяжении всего периода ее существования обеспечивает энергетические потребности творческих потенциалов, бессознательную и сознательную деятельность, присутствие в себе, для себя и для других, и т. п.

г) Таламические ядра и гипоталамус. Название этих двух нейронных структур пришло само по себе, словно вспомнилось. Я видела эти две структуры и понимала, что их основная задача заключается в получении и распределении всей поступающей в я- психику информации. Это входные ворота в нейронный комплекс сознания, которые сортируют поступающий поток информации: большую часть, отклоняя и отправляя в область нейронного ансамбля подсознания, меньшую часть - в сознание. Помимо сортировки таламус и гипоталамус осуществляют множество других функций: отвечают за различные формы активации психики, отслеживают связь не только с внешним миром, но и внутреннее состояние психики: ее температуру, обеспечение питательными веществами, водной средой и т.п.

д) Нейронные объединения памяти. Нейронные объединения памяти занимали огромный участок области мозга и были связаны не только с нейронным ансамблем сознания, но и подсознания. Функционально память делилась на участки кратковременной, образной, долговременной и т.п. подобной памяти. Каждый участок нейронных объединений памяти был определенным образом связан как с речевыми центрами, так и с другими нейронными комплексами подсознания и сознания, что создавало сложную архитектуру психики. Выражаясь языком нейронаук, нейронные объединения памяти включали в себя активность гиппокампа и новой коры (не- окортекса) - тонкой мантии, охватывающей мозг, с характерной сморщенной поверхностью, напоминающей грецкий орех. Корковая мантия имела свою собственную сложную организацию: состояла из шести слоев, каждый из которых характеризовался своим собственным нейронным составом. Определенные части неокорте- кса были организованы в вертикальные «колонки», рассекающие эти слои и представляющие собой отдельные функциональные единицы. Появление новой коры радикально изменило способ переработки информации и наделило мозг значительно большей вычислительной силой и сложностью.

Возможно, были и другие составляющие нейронного ансамбля сознания, но их я не видела, или не могла оттенить - не до конца ясными были их очертания. Даже перечисленные организации я не столько могла выделить структурно, сколько они проявляли себя функционально.

В целом, безусловно, архитектура психики впечатляла - это была махина явно не созданная руками человека. Чтобы понять ее и разобраться - не хватило бы и десяти жизней. Мое обозрение этого великолепного строения ни в коем случае не претендовало на познание - от увиденного я поняла всего не больше нескольких процентов. Но факт того, что я это все увидела, уже впечатлял и вызывал гордость за себя, и даже некую сопричастность с великим.

***

Высветлив основные элементы структуры своей психики, мне оставалось выяснить, насколько целостность я-мировоззрения действительно важна для ее полноценного функционирования. Возможно ли полноценное функционирование психики без прочного единства я-мировоззрения?

Концентрируя внимание на анализе своего я-мировоззрения, я словно возбуждала сознание, наполняла его энергией и мощью, и оно на глазах превращалось в монстра, которому по силам было разложить на составляющие монолитность моей устоявшейся внутренней информационной базы. Сам процесс анализа пробуждал энергетическую мощь я-сознания, доводил ее до предельных степеней активности, превращая в энергетический кулак, который разбивал монотонную спячку нейронов и доставал из них ту информацию, которая нужна была я-психике в данный момент. Энергетическая мощь сознания активировала паутину нейронных связей всех основных структур, возбуждала, выводила из тени все новые и новые нейронные пласты новой коры, которые обнажали хранящуюся в них информацию, декодировали ее, раскрывали содержание. Активированная в мозге информация образовывала единый информационный котел, в котором она смешивалась и комбинировалась, объединялась и конкретизировалась, и все ради того, чтобы установить единственно правильный ответ. Тот или иной участок сложнейшей структуры я-мировоззрения активированный энергией я-сознания высвечивался во всей своей мощи и красе. Переливы информации, бегущие огни мыслей, фейерверки идей, бьющий фонтан немыслимых ассоциаций, все это образовывало фантастическую картину чего-то нереального и недоступного для понимания. Целые пласты возбужденных нейронов, целый небосвод кричащей о себе информации извлеченной из них. Кто мог создать подобную красоту и мощь? У кого хватит воображения постигнуть и унести подобное феерическое видение?

Очаг возбуждения, образованный в моей психике энергетической мощью сознания, включал в себя, с одной стороны, элементы хаоса, потому что не всегда активировались нейроны с «нужной» информацией, и в информационный котел попадала «посторонняя» информация, но с другой стороны, и это было более важно, был полностью управляемым и регулируемый. Процессы, происходящие в нем, были мной понимаемые, и выглядели как мысли, как предположения, которые, подчиняясь моей воле, - активности волевого механизма, чередой проходили перед моим внутренним взором, и мне оставалось только выбрать наиболее приемлемую мысль, правильную.

Я сделала для себя еще один важный вывод: сознательная деятельность - это очаг возбуждения в психике, который образуется за счет волевой аккумуляции психической энергии в определенных участках новой коры (неокортекса). Энергетический потенциал сознания активирует наиболее доступную, типичную информацию, хранящуюся в нейронах неокортекса, декодирует ее, извлекает, тут же вовлекая в процессы анализа и синтеза. В результате активации целых информационных пластов, образуется неустойчивое информационное множество, в котором ранее хранящаяся, «спящая» информация выставляется на обозрение, а сознание из этого множества активированной информации выбирает нужную ассоциацию, складывает разрозненные информационные фрагменты, объединяет их и выдает как приемлемое решение. Из всего множества активированных, разрозненных фрагментов информации мое сознание собирало нечто соответствующее запросу, логи- ческое, последовательное и впечатляющее. Как поисковый инструмент, словно хищник, уверено лавируя среди возбужденной, выставленной на обозрение информации, я-сознание выискивало нужную, наиболее ценную и «правильную» информацию. Все нужное и пригодное объединялось, последовательно нанизывалось на единую нить мысли, частями стаскивалось в определенный образ и оценивалось. Мои мысли - это временные образы, «слепленные» я- сознанием из активированной информации в информационном котле. Точнее, это полуобразы, потому что они были нечеткими, корявыми, быстро разрушающимися. Но эти полуобразы не были бесполезными и пустыми, - они распадались, исчезали, но в результате, как я поняла, подобной, кропотливой, изнурительной работы, именно из этого множества полуобразов и на их основе, в конечном итоге, сформировался единый, более устойчивый образ, который стал целостным и узнаваемым. Ответ на свой вопрос я не услышала - я его увидела в созданном, узнаваемом образе, который с каждой минутой аналитической работы мозга выступал все четче и разборчивей.

Что же настаскивало в образ-ответ я-сознание, что предстало в психике в качестве ответа?

Я тщательно рассматривала представшее перед моим внутренним взором. Уставшая от внутренней концентрации, опустошенная от контроля за очагом возбуждения в психике и анализом активированной информации, я видела результат своего умственного труда - я-мировоззрение нужно психике только как целостный образ. Все иные варианты - это полуразрушенная психика, это бесформенная масса запечатленной в нейронных объединениях памяти информации, которая не способна осуществлять качественное взаимодействие с я-сознанием.

Целостное я-мировоззрение и полуразрушенное - это две совершенно разные психики, как во внутренней организации, так и во внешних проявлениях - в деятельности. Первый вариант психики - это самостоятельная, активная работа с предстоящим информационным пространством, полноценность взаимодействия с миром реальных событий, допустимость категоричности, принципиальности и упорства, которые, объединяясь, образовывали важнейшую характеристику психики - возможность целенаправленной деятельнос- ти. Целенаправленная психика - это возможность длительного, активного, направленного и последовательного освоения предстоящего мира; это допустимость полноценной реализации в нем своих внутренних потенциалов; это качественная организация присутствия в себе и присутствия для других - во внешнем мире целостного образа, в котором психика обнаруживает себя, преподносит миру свою активность, неповторимость, самобытность и значимость. Целенаправленная психика - это возможность тактического и стратегического планирования, это воплощение в настоящем перспективных наработок, умение в начале жизненного пути обнаружить свое предназначение - глобальную цель своей жизни, и посвятить ему все последующие годы присутствия в бытии. Целенаправленная психика - это масштабное и последовательное воплощение в бытии внутренних творческих потенциалов, это неуклонный рост профессионализма в определенной сфере деятельности и, соответственно, повышение значимости присутствия я-психики в историческом развитии цивилизации.

Только с целостным я-мировоззрением человек может воплотить в повседневной жизни то богатство возможностей психики, которым наделила его природа, пробудила и закрепила в ходе обучения и воспитания общество. Только целостное я-мировоззрение способно связать воедино образ присутствия я-психики в себе, для себя и для других, тем самым, воссоединив внутреннее содержание психики с продуктами творчества, в которых я-психика материализует себя и богатство своего внутреннего мира.

Целостное я-мировоззрение напоминает организацию библиотеки, в которой каждая книга - это человек, встретившийся я- психике по жизни и оставивший определенный след в ее памяти. Он словно внес частицу себя в постоянно строящуюся и обновляющуюся структуру я-мировоззрения. При целостном я- мировоззрении - эта библиотека систематизирована, упорядочена, должным образом укомплектованна, внутренне организована. Каждая новая книга-человек, попавшая в библиотеку в результате общения, кодируется, получает шифр, ставится на определенное место, согласно каталожному номеру, что позволяет при необходимости оперативно обратиться к ней, использовать в процессе мышления и принятия решения. Все самое ценное, свежее, полезное из информационных новинок, тут же приобретается библиотекой и обогащает ее фонды. Поэтому, только целостное я- мировоззрение дает возможность человеку стать человеком: умственно развитым, духовно богатым, физически здоровым и творчески направленным на развитие земной цивилизации, на ее достойное представление в масштабах Вселенной.

Во втором случае, когда в основе психики лежит полуразрушенный образ я-мировоззрения, когда под воздействием недобросовестного воспитания или под давлением обстоятельств, в основу внутреннего «я» человека оказалась заложена противоречивая или несистематизированная информация, в психике начинают властвовать бессознательные процессы. Психика с полуразрушенным основанием неустойчива перед влиянием внешних воздействий, непоследовательна в реализации внутренних потенциалов, не всегда активна и продуктивна. Она слишком чувствительна к различному роду случайностям. Это психика эмоционального человека, потому что в ней преобладают дикие природные силы, взявшие на себя полномочия в сохранении ее существования; это психика, которая не в состоянии осуществлять перспективное планирование и, главное, следовать намеченным ориентирам: она постоянно отвлекается, находит более «интересные» пространства для реализации, ей постоянно «не хватает времени», она «вся в делах» и «постоянно занята». Это психика людей, которые не в состоянии организовать полноценное присутствие в бытии и поэтому не ценящая мир повседневного существования. Повседневное бытие не зажигает ее, не пробуждает к освоению новых вершин, а только истощает, раздражает, мелочами забивает истинную глубину и содержательность жизни. Для такой психики бытие - это прогулка, без обязанностей, ответственности, тревоги, желания оставить после себя нечто возвышенное и грандиозное. Ей бывает то чересчур тяжело от бесцельной суеты и неопределенности, то слишком легко, когда мелочные проблемы решены, материальные цели достигнуты, а глубокого и содержательного в бытии она не видит и не знает.

Люди с полуразрушенным я-мировоззрением легко живут и легко расстаются с жизнью, потому что их психика не в состоянии организовать прочной и глубокой связи между я-мировоззрением и повседневным существованием, между присутствием в себе и для других. Отсутствие устойчивого я-мировоззрения лишает психику возможности связать свою внутреннюю основу с бытием: воплотить в себе внешний мир, а во внешнем мире реализовать свои внутренние потенциалы.

Полуразрушенное я-мировоззрение - это уже не библиотека книг-людей, это просто склад, в котором навалом сброшены все люди, которые встречались на жизненном пути. Встречи и общение с ними не формируют целостный образ, не укрепляют некую индивидуальную внутреннюю структуру, а запечетляются просто как очередное событие, факт, который скинут в общую кучу на складе. Полуразрушенная психика общается с людьми до тех пор, пока они рядом и напоминают о себе. Как только они отходят, их место занимает другой человек, а память о предшественнике быстро стирается, словно и не было его рядом. И даже все то хорошее и полезное, что было связано с этим человеком, сброшенное в кучу склада тяжело отыскать и использовать с пользой для себя. А всей этой куче книг-людей даже при огромном желании нельзя дать ладу, поэтому многое из того полезного и важного, что следовало бы вынести от встреч, общения, близости, так и остается невостребованным и не использованным.

Психика с полуразрушенным я-мировоззрением не понимает смысла своего существования, причин присутствия в мире, не проникается задачами, заложенными в нее природой, остается слепой к цели своего предназначения. Она поверхностна и непостоянна, она не в состоянии мыслить стратегически и организовывать кропотливую последовательную деятельность, поэтому в жизни она приветствует не борьбу за будущее человечества, а праздное существование: беззаботность, развлечения, легкое, непринужденное общение, легко достижимые цели и задачи, жизнь одним днем без понимания своего будущего. Только начав жить, такая психика праздно доживает, в ничто превращая богатство своих внутренних потенциалов и восславляя свой выбор. Праздно существующие - это психики с полуразрушенным я-мировоззрением, а труженики, целенаправленно творящие - это психики с прочным основанием. Никогда психика с гармоничным, целостным я-мировоззрением, не удовлетворится праздным существованием, потому что это самая простейшая форма присутствия в бытии, основанная на рефлекторных, полуживотных потребностях.

Рассматривая образ-ответ, я вдруг открыла для себя еще одну правду. Она возникла как следствие, как отголосок того затухающего очага, активированного в ходе аналитической деятельности, но была по-своему страшна и неприятна. А именно, поведение многих людей, с которыми я встречалась по жизни, и которое мне казалось нелогичным и странным, теперь стало объяснимым и до неприятности понятным - в основе их психики лежало полуразрушенное я-мировоззрение, которое и делало их самих обесформленными, прогнозируемыми, и в целом типичными. Они были калеками, потому что не имели целостного образа я-мировоззрения; они были обреченными, потому что не могли противопоставить агрессивному повседневному существованию единство и монолитность своего внутреннего «я»; они были обезличенными, «массой», потому что не имели индивидуального мировосприятия - устойчивой внутренней системы взглядов, организующей неповторимую работу психики с предстоящей информационной средой. Именно поэтому повседневность раздавливала их, каждый новый день тращил их внутренний мир и делал их жизнь непредсказуемой и сумбурной: они могли утонуть в повседневности, а могли подняться на гребне успеха. Но во всех этих жизненных событиях их заслуга была минимальна: они как щепки в бушующем океане существовали в повседневной жизни, и как обезличенные частицы покидали жизнь, редко оставляя в ней свой след. Их имена и фамилии вы не встретите в летописи цивилизации, потому что внутренняя неорганизованность их психики, ее ограниченность присутствием в себе выливается в такую же бессодержательность и обезличенность в бытии.

Образ-ответ раскрыл более глубокое содержание моего страха - я боялась обезличиться, я боялась потерять целостность я- мировоззрения и превратиться в массу: безликую, неопределяющую, непостоянную, непрогнозируемую и полностью зависимую от случайных процессов. Падение в я-подсознание вызывало во мне страх невозвращения к единству я-мировоззрения, страх потерять свою индивидуальность и категоричность, и превратиться в ничто, пусть живое, существующее, но лишенное целостности и направленности. Категоричность возможна только тогда, когда я- мировоззрение выступает единым фронтом, когда я-психика имеет свою позицию, и эта позиция опирается на целостность, монолит внутренней системы взглядов. Категоричности нужна опора, стальной стержень, и эта опора была заключена в единстве моей внутренней информационной базы и ее основе - в мировоззрении.

Относительно полное понимание значимости              я-

мировоззрения в активности психики вызвало какую-то неоднозначность ситуации: я открыла, что я действительно имела в своей основе целостное и действенное я-мировоззрение, но при этом, анализируя свое окружение, я вдруг обнаружила причину своей повседневной неудовлетворенности от жизни - меня окружали психики, в основе которых лежала масса информации: неопределенная, неустойчивая, не сформированная в единый образ. И это окружение, в котором я реализовывалась как руководитель и нарабатывала себе авторитет, оказалось безликим и слишком слабым, чтобы говорить о самодостаточности собственной реализации, о значимости своего внутреннего «я». Моя значимость как руководителя и организатора в повседневной жизни оказалась призрачной и поверхностной, потому что я возвысилась над слабыми, беспомощными и неустоявшимися психиками. А мой авторитет, как обнаружилось, был зыбок и неустойчив, потому что признавался только несовершенными и склонными к популизму и подхалимству психиками.

Наверное, понимание несоответствия уровня совершенства окружающих психик моему внутреннему состоянию и вызывало постоянно растущее чувство неудовлетворенности от жизни, суеты и мелочности собственных поступков и действий. В последнее время, незадолго до аварии, я словно предчувствовала, что реализую себя не в той среде, что общаюсь не с теми людьми, и что подавляя их, я возвышаюсь всего лишь над слабыми. Общение со слабыми делало и меня слабой и слепой. Я заставляла себя верить в то, что, подчиняя своей воле большой коллектив из мужчин и женщин, я являюсь сильным и способным руководителем, что мое будущее - это административная организаторская деятельность, связанная с работой с людьми. Но на самом деле, мои победы не стоили и ломаного гроша, потому что я возвышалась над массой, сама, волей неволей приобретая черты этой массы. Общение со слабыми даже сильного делает слабым.

Понимание ошибки своего недавнего повседневного существования и раскрытие основы этой ошибки расстроило. Если бы я только могла вот так глубоко и полно проанализировать свою жизнь раньше, до аварии, а не тратить почти восемь лет на суету и самореализацию в кругу обезличенных психик. Мне нужно было искать иную среду: психики с целостным внутренним «я», чтобы в их кругу реализовать себя, чтобы среди достойных и равных показать возможности собственного «я». Когда реализуешь себя среди равных, а лучше, в кругу более совершенных психик, тогда ощущение победы полно и обосновано, потому что твой успех действительно значим, и оценивают его авторитетные для тебя психики. В этом случае понимаешь реальную значимость своей жизни, и повседневность превращается в праздник, который наглядно высвечивает одно: ты не зря живешь в этом мире, тебя оценили достойные, ты значима для человечества, и поэтому твое существование - это след в истории цивилизации. Ты возвышаешься в собственных глазах и понимаешь, что нужна окружающим, что ты можешь им чем-то помочь, что активность твоей психики представляет определенную позицию, которая важной составной частью образует позицию коллектива, государства, цивилизации в целом. Наверное, как раз масштабного понимания своей значимости мне не хватало в повседневной жизни. Суета скрывала его, вуалировала.

Я вдруг почувствовала пробуждение такого желания жить, что словно приподнялась над я-телом, вышла за границы своего умирающего организма и влилась в поток вселенской мощи разумной материи. Я на мгновение стала будущим - когда психика окончательно откажется от я-тела как от формы и напрямую станет обнаруживать себя в бытии.

Поняв свои ошибки, раскрыв истинное понимание своего существования, мне захотелось все исправить, изменить, ведь мне только неполные тридцать три года! Я до безумия захотела выжить, вернуться к полноценному присутствию в бытии, чтобы успеть реализоваться в открывшемся для меня понимании человеческого предназначения - реализовывать внутренние творческие потенциалы психики во имя становления земной цивилизации. Каж- дой психике нужно масштабное понимание своего предназначения, масштабное видение своего будущего и смысла присутствия в бытии. Для современной цивилизации масштабная реализации я- психики возможна в двух плоскостях: в пространстве планеты Земля (планетарный масштаб) и в пространстве космоса (масштабы Вселенной). И находясь за шаг до смерти, мне вдруг до безумия захотелось реализовать себя в каком-то космическом проекте, возможно, раскрыть перед человечеством возможность присутствия психики не только в масштабах Земли, в границах отдельной планеты, но и в масштабах космоса?! Я понимала, что это безумие, сумасшествие, но мне этого так захотелось!!!

Но для того, чтобы это желание воплотить в жизни, мне нужно было знать: выживу ли я, спасут ли меня врачи, вернут ли мне ощущение тела? Разбуженная тяга к жизни и проснувшееся желание воплотить себя в масштабном космическом проекте требовали выхода энергии, деятельности. Я хотела творить, доказывать свою значимость и совершенство, способность мыслить планетарными и космическими масштабами, умение организовывать и руководить множеством совершенных я-психик. Но все мои желания разбивались о прозаичную и жуткую действительность - что я могу сделать в своем теперешнем беспомощном состоянии? Ничего. Без связи с телом моя психика бессильна. А восстановится ли эта связь, вернусь ли я к полноценной жизни?

***

Разве падение в я-подсознание это и есть небытие? Почему проваливаясь в я-подсознание мне кажется, что я низвергаюсь в ничто, соприкасаюсь со смертью и словно попадаю в небытие? Разве эти три состояния связаны с я-подсознанием, и если да, то каким образом?

Этот комплекс вопросов вызревал долго, но вышел на первый план как всегда неожиданно и во всей полноте. Мне почему-то казалось, что я заблуждаюсь, что что-то в моих рассуждениях не вяжется, несоизмеримо с истинными законами человеческого бытия. И это ощущение возникало именно тогда, когда высвечивался образ-структура подсознания, когда я пыталась объять мир доци- вилизационный - стадию Человека Примитивного.

Чтобы глубже разобраться в структуре я-подсознания, я сопоставила ее со структурой и функциональной активностью я- сознания. Так было легче, не нужно было обращать взор в глубины я-подсознания и бояться, что в любой момент эти глубины увлекут, затянут, словно в омут. Я уже знала, что я-сознание не просто активирует я-мировоззрение, оно принимает активное участие в его формировании. С позиции я-сознания я-мировоззрение является оболочкой, призмой, которая формирует индивидуальное взаимодействие внутренней среды с внешней. Я-мировоззрение для я- сознания является не просто формой индивидуального, неповторимого и отсюда узнаваемого образа, но еще и способом, который, в свою очередь влияет и развивает само я-сознание. Только целостное я-мировоззрение может не просто создавать индивидуальное мировосприятие - мировоззрение, но и выходить на уровень, позволяющий использовать я-сознание как инструмент - средство для организации собственного присутствия в бытии. Формируясь на основе сознания, я-мировоззрение в большинстве психик, со временем превращается в самостоятельную активно действующую информационную структуру, которая не просто организует индивидуальное мировосприятие каждого человека, но и особое, неповторимое присутствие психики в бытии.

Если рассмотреть этот процесс в истории, то долгое время эволюция психики проходила по пути формирования и развития присутствия в себе и для себя, т.е. уровня, предшествующего я- мировоззрению. Лишь примерно сто тысяч лет назад, наряду с организацией нейронного ансамбля сознания, я-мировоззрение сформировалось структурно и функционально. После появления я- мировоззрения качественно изменилось не только присутствие в себе и для себя, но и более выразительным стало присутствие для других. Можно сказать, что эволюция я-психики - присутствия в себе - проходила в направлении: от присутствия в себе и для себя к присутствию для других. После того, как эволюционирующая структура мозга приобрела способность творить, организовывать собственное присутствие для других, основа современной психики - я-мировоззрение через творчество стало обнаруживать себя как целостное действенное «я»: «я сделал», «я нашел», «я открыл». Этих «я» в обществе с каждым поколением становилось все больше и само «я» становилось масштабным и емким. Используя возможности я-тела и результаты творчества других «я», эволюционирующее внутреннее «я» научилось обнаруживать себя в разнообразных продуктах творчества, которые выступили критериями узнаваемости я-мировоззрения как частности, и я-психики как целого. С этого момента каждая психика стала узнаваемой, потому что за ней стояло индивидуальное «я» - я-мировоззрение, как особым и неповторимым образом сформированная система увиденной, услышанной, прочитанной, прочувственной и т.п. информации. Чем активнее в ходе онтогенеза проявляло себя внутреннее «я», чем больше и качественней были результаты его творческой активности, тем более узнаваемой становилась психика. Индивидуализм - это важнейший для психики критерий, который выделяет ее из множества психик, делает неповторимой, узнаваемой и значимой в масштабах бытия. Только в присутствии для других психика самоутверждается, приобретает значимость не только для себя самой, но и для окружающих психик псипространства.

В отличие от я-сознания активность я-подсознания для я- мировоззрения - это внешний энергетический источник. Я- подсознание сформировалось гораздо раньше я-сознания и включает в свою структуру иные нейронные организации, часть которых связана с активностью я-сознания и, взаимодействуя с ним, образует работу психики, а вторая часть - предсознание, не связано с я- сознанием, но активно взаимодействует с нейронными объединениями первой половины подсознания, связанными с я-сознанием. Пре- дсознание, в свою очередь, связано, с нейронными объединениями, отвечающими за условно и безусловно рефлекторную деятельность, на основе которой на заре появления первых представителей Человека Примитивного оно и было сформировано.

Двойственная структура подсознания часто вносит путаницу в психологические науки. Если в нейронауках последовательность эволюционных переходов: нейронные комплексы, отвечающие за безусловно-рефлекторную деятельность ^ нейронные комплексы, отвечающие за условно рефлекторную деятельность ^ предсозна- ние ^ я-подсознание ^ я-сознание отмечается четко и наглядно, то психологи, анализируя проявления бессознательного, эту градацию не учитывают. На самом деле она очень важна, так как показывает вектор эволюции центральной нервной системы и последовательность формирования одного нейронного комплекса на основе другого, каждая последующая эволюционная организация нервной системы не отменяет и не замещает предыдущую, а следует из нее, и на базе новых структур и сложившихся функций частично переориентирует и переподчиняет ее работу. Так, например, пред- сознание было сформировано на основе предшествующих уровней организации нервной системы, но в силу закономерно сформировавшихся новых нейронных структур и функций вывело их работу на качественно новый уровень совершенства. Причем замещение функций предшествующих нейронных структур функциями предсоз- нания происходило не мгновенно и не вдруг, а в ходе значительного промежутка времени: постепенно, преемственно и последовательно.

Таким образом, когда мы рассматриваем ту часть подсознания, которая взаимодействует с я-сознанием и образует с ним единое функциональное целое - я-психику, то мы говорим о я- подсознании. Если мы говорим о более ранних структурах и функциях подсознания, то мы понимаем проявления предсознания. Активность я-подсознания и предсознания - это последний рубеж, который разумная материя может противопоставить разрушительному влиянию предшествующих двух состояний материи, поэтому этот рубеж максимально прочен, сплочен и устойчив.

В активности я-подсознания я-мировоззрение еще присутствует и проявляет свои индивидуальные черты, но это лишь оттенок, жалкое подобие того индивидуального и личностного образа, который просматривается в связке я-сознание-я-мировоззрение. По сути, когда пробуждаются силы я-подсознания и тем более предсо- знания, о психике, как о самостоятельной, индивидуальной нейронной организации мы не можем вести речи, потому что индивидуализм, за которым и стоит я-мировоззрение, в активности нейронного ансамбля подсознания непозволителен. Особенно антагонистична индивидуальным проявлениям активность предсознания, потому что на уровне предсознания псипространство едино и целостно. Активность предсознания - это первооснова разумной материи, которая монолитно и направленно организует и защищает сферу своего присутствия в условиях отдельного материального объекта. В момент доминирования сил предсознания все ранее индивидуальные психики (я-психики) становятся похожими, типичными, потому что проявление эмоций и чувств на уровне предсознания - это процесс усредненный природой и, главным образом, направленный на самосохранение как отдельной психики, так и псипространства в целом. Во всех проявлениях эмоций и чувств люди похожи друг на друга, независимо ни от цвета кожи, ни от места обитания, ни от особенностей культурного развития.

Низвержение в подсознание подобно падению в ничто тем, что по мере погружения сначала в функциональную активность я- подсознания, а потом предсознания, я-мировоззрение, как активная составляющая психики, теряет свою значимость и влияние. Оно распадается на составляющие и исчезает, хороня вместе с собой не только присутствие в себе, но и продукты своего творчества, обнаруживающие его присутствие в мире. В народе говорят: «человек пришел на Землю голым, и уходит, не взяв с собою ничего».

Падение в ничто, по всей видимости, связано с двумя основными этапами. На первом этапе я-мировоззрение погружается в я- подсознание. Нельзя сказать, что функционально я-подсознание благоприятствует активности я-мировоззрения, но, тем не менее, на уровне присутствия в себе и иногда для себя, я-мировоззрение в нем может существовать. По сути, погружение в я-подсознание - это возвращение современного человека на уровень своих предков - Человека Примитивного, который сильно упрощает функциональные возможности психики, тем не менее, оставляя за ней право оставаться психикой. Погружаясь в я-психику, я-мировоззрение словно возвращается в своем развитии назад: от уровня цивилизации сначала на ступень варварства, а потом и дикости.

Ничто, или состояние небытия начинается для я- мировоззрения в предсознании, которое в отличие от я- подсознания антагонистично любым проявлениям индивидуальности. Именно здесь расположен Рубикон - граница, разделяющая высокоразвитые структуры живой материи и простейшие организации разумной материи. Преодоление предсознания для я- мировоззрения означает только одно - соприкосновение со смертью и исчезновение в небытии, потому что как индивидуальная я- психика, как содержание, подчеркивающее свою принадлежность к роду Homo Sapiens, она погибает. Остается только форма - действующий высокоразвитый биологический организм, по характеристикам морфологии, физиологии и анатомии, практически ничем не отличающийся от высших животных. Если еще и допустить, что после преодоления предсознания мозг в состоянии осуществлять простейшую безусловно и условно рефлекторную работу, то вместо человека - представителя разумной материи, в системе живой материи появляется еще один высокоразвитый биологический организм.

Поэтому, проваливаясь в я-подсознание, я-мировоззрение теряет свою активность и только соприкасается с ничто и с небытием, по сути оставаясь в бытии, на уровне целостной я-психики. На уровне я-подсознания я-психика теряет свои ярко выраженные индивидуальные, личностные характеристики, в большей части переставая быть я-психикой, но как просто психика, как структурная и функциональная основа разумной материи она продолжает существовать. Все, что связано с разрывом я-мировоззрения и со смертью я-психики относится к активности предсознания и преодолению Рубикона. В этом случае психика как я-психика, погибает и попадает в небытие. Поэтому очень странным выглядела открывшаяся мне возможность обозревать небытие, потому что в небытии я не могла присутствовать ни как психика, ни тем более как я-психика, а как не-я-психика я не могла обозревать небытие и возвращаться назад в бытие. Причина открывшейся способности обозревать небытие для меня по-прежнему оставалась непонятной.

<< | >>
Источник: Базалук О. А.. Сумасшедшая: первооснова жизни и смерти: Монография.              / Олег Базалук. — К.: Кондор,2011. — 346 с.. 2011

Еще по теме Глава 3. Обозрение структуры и функции психики:

  1. Теория литературной эволюции
  2. КОСМОС ИСЛАМА
  3. Содержание
  4. Часть первая.. Глава 1. Психика - первооснова существования человека
  5. Глава 2. Соприкосновение со смертью
  6. Глава 3. Обозрение структуры и функции психики
  7. Глава 5. Сумасшествие, как возможность обозревать небытие
  8. Глава 7. аудни: привыкание к жизн
  9. Глава 8. Обнаружение Его, дворца
  10. Слава 11. Человек. Эмоциональный
  11. Глава 12. Сумасшедшая: бред второй
  12. СЛОВАРЬ ТЕРМИНОВ И ПОНЯТИЙ
  13. ТЕОРИЯ РИТУАЛА В ТРУДАХ ВИКТОРА ТЭРНЕРА
  14. ГЛАВА I. ЗАРУБЕЖНЫЕ ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИИ ПРАКТИКА ДОШКОЛЬНОГО ВОСПИТАНИЯ XX в.