<<
>>

VIII. Диоген, или О доблести

Когда Диоген, уроженец Сипопы, был изгпап из своей родины, оп пришел в Афипы, ничем пе отличаясь по своему обличыо от беднейших нищих, и застал там еще немало сподвижников Сократа — Платона, Аристиппа, Эсхипа, Аптисфепа и Евклида Ме- гаряшша; Ксенофопт в это время был в изгнании за свое участие в походе Кира 15.
Диогеп вскоре пропикся презрением ко всем, кроме Аитисфепа; с ним оп общался охотно, но хвалил, впрочем, пе столько его самого, сколько его учение, полагая, что только оно раскрывает истину и может припести пользу людям;

сравнивая же самого Антисфепа с его учением, он нередко упрекал его в недостаточной твердости и, порицая, называл его боевой трубой — шума от нее много, но сама она себя не слышит.

Аптисфен терпеливо выслушивал его упреки, так

как он восхищался характером Диогена, а в отместку за то, что Диоген называл его трубой, он говорил, что Диогеп похож на овода: овод машет своими крылышками почти не слышно, по жалит жестоко. Острый язык Диогена Антисфепу очень нравился: если всадникам достанется конь норовистый, по смелый II вы- носливый, его тяжелый нрав они переносят охотно, а ленивых и медлительных копей терпеть не могут и 4 от них отказываются. Подчас Антисфен подзадоривал Диогена, а иногда, напротив, пытался обращаться с ним мягче; так поступают и те, кто, изготовляя струны для музыкальных инструментов, сильно натягивают их, но тщательно следят за тем, как бы они не порвались. После смерти Аптисфена Диоген переселился в Коринф, полагая, что больше ни с кем общаться не стоит; в Коринфе он не нанял себе жилья и не поселился ни у кого из гостеприимцев, а стал жить под б открытым небом возле Крания. Он видел, что именно в Коринфе собирается больше всего народу из-за того, что там и гавань есть, и гетер много и что этот город лежит как бы па перекрестке всех дорог Греции. Диоген думал, что, подобно хорошему врачу, который идет помогать туда, где больных больше всего, и философу необходимо находиться именно там, где больше всего встречается людей неразумных, чтобы обнаруживать их неразумие и порицать его.

в Поэтому, когда пришел срок Истмийских игр 16 и весь народ повалил па Истм, он тоже направился туда; таков уж был у него обычай — па больших сборищах изучать, к чему люди стремятся, чего желают, ради » чего страпствуют и чем гордятся. Он уделял время любому человеку, который хотел с ним встретиться, и говорил, что одно его удивляет: если бы он объявил себя зубным врачом, к нему пришли бы все, кому надо вырвать зуб; если бы оп — Зевс свидетель — обещал излечивать от глазных болезней, к нему тотчас же явились бы все, страдающие глазами; то же самое случилось бы, если бы он заявил, что знает средства от болезней селезенки, от подагры или от насморка; в но когда он говорит, что излечит всех, кто последует его указаниям, от невежества, от подлости, от необузданности, — никто не приходит к нему, не просит об излечении и вовсе не думает о том, как много приобрел бы он от такого лечения, как будто человек меньше страдает от этих болезней души, чем от болезней тела, и как будто для него хуже иметь разбухшую селезенку пли гпилой зуб, чем душу без- рассудпую, певежественпую, трусливую, ттеобуздаппую, жаждущую наслаждений, несвободную, гневливую, недобрую, коварную, т. е. во всех отношениях дурную, е В ту пору всякий мог слышать возле храма Посейдона, как орут и переругиваются толпы жалких софистов, как сражаются между собой их так называемые ученики, как множество писак читают вслух свои нелепые сочинения, множество поэтов распевают свои стихи и как слушатели восхваляют их, как множество фокусников показывает разные чудеса, множество гадателей истолковывают знамения, как бесчисленные риторы извращают законы, как немалое число 10 мелких торговцев распродают всякую всячину. Конечно, и к Диогену бросилось несколько человек; из коринфян, правда, пе подошел ни один: они полагали, что им от него никакой пользы не будет, так как они привыкли видеть его в Коринфе ежедневно; те, кто подходил к нему, были пришельцами из чужих городов, да и опи, немного поговорив с ним или послушав IX его речи, скоро удалялись, боясь его упреков.
Именно поэтому Диоген сравнивал себя с лакопскими псами: когда их показывают на зрелищах, всякому хочется погладить их и с ними поиграть, но покупать их охотников нет, так как обращаться с ними не умеет никто.

Когда кто-то спросил его, зачем он пришел сюда, не для того ли, чтобы поглядеть па состязания, од ответил: —

Нет, чтобы участвовать в них.

Его собеседник засмеялся и спросил, с какими же 12

противниками он собирается померяться силами; Диоген, бросив, как обычно, взгляд исподлобья, ответил: —

С самыми страшными и непобедимыми, с теми, кому ни один эллип не смеет взглянуть в глаза; они, правда, не бегуны, не борцы, не прыгуны, не кулачные бойцы и не стрелки из лука, но они делают человека разумным. 13

— Кто же они? —

Труды, — сказал Диоген, — тяжкие труды, непреодолимые для обжор и безрассудных людей, которые весь день пируют, а ночью храпят; эти труды под силу одолеть только людям сухощавым, худым, с жи- 14

вотами, подтянутыми, как у ос. Неужели ты думаешь, что от толстопузых много толку? Людям разумным следовало бы провести их по городу, подвергнуть очистительным обрядам и изгнать 17, а еще лучше — убить, разрубить на мясо и употребить в пищу, как делают с крупными рыбами, мясо которых вываривают и вытапливают из него жир; у нас в Понте так добывают свиное сало для умащения. Право, я думаю, у таких людей не больше души, чем у свиней. 15

А человек благородный считает труды самыми мощными своими противниками, и с ними он добровольно сражается и ночью, и днем; и делает он это пе для того, чтобы ухватить, уподобясь козлам, пемножко зеленого сельдерея, ветку маслины или сосны 18, а чтобы завоевать себе благоденствие и доблесть, и притом на всю жизнь, а не только на то время, пока находишься в гостях у элейцев, коринфян или у целого 16

сборища фессалийцев 19. Такой человек не боится никого из своих противников, не просит, чтобы ему позволили состязаться не с тем, а с другим противником, нет — он вызывает на бой всех подряд, сражается с голодом, терпит холод и жажду, сохраняет силу духа, даже если приходится переносить побои, не малодушествует, если его тело терзают или жгут.

Бедность, изгнание, бесславие и другие подобпые бедствия ему не страшны, их он считает пустяками; такой совершенный человек нередко даже забавляется всем этим, как забавляются дети игрой в кости или в пестрые шары.

і? — Эти противники, — продолжал Диогеи, — кажутся страшными и неодолимыми только людям ничтожным; но кто презирает их и смело выйдет на бой, увидит, что они трусливы и не способны одолеть человека сильного; они как собаки, которые преследуют бегущих и кусают их, а тех, кого схватят, рвут на куски; но, если кто прямо идет иа них и вступает с ними в бой, они пугаются и отступают, а потом, познакомившись поближе, начинают вилять хвостом.

is Большинство людей смертельно боятся таких противников, уклоняются от встречи с ними, обращаются в бегство и даже не имеют мужества взглянуть им прямо в глаза; напротив, искусные кулачные бойцы, если опередят своего противника, не дожидаясь его удара, часто выходят из боя победителями; если же они, испугавшись, отступят, то на них обрушатся сильнейшие удары; так же и того, кто презирает трудности и храбро принимает бой, выходя им навстречу, они не могут одолеть; если же он отшатнется и отступит, опи будут казаться ему все более непреодолимыми и грозными. Ты видишь это и на примере борьбы с огнем: схватись с ним смело —и ты погасишь его, а будешь присматриваться и подходить к нему с опаской—сильпо обожжешься; так подчас обжигаются дети, когда, играя, они пытаются погасить пламя языком. Все те противники, о которых я говорил, похожи па умелых борцов — опи душат, терзают, а иногда и быот насмерть. 20

Но есть и более страшпая битва, состязапие вовсе пе легкое, но еще более трудпое и опаспое, — это борьба с паслаждепием. Битва эта пе похожа па ту, о которой говорит Гомер:

Снова у быстрых судов запылала свирепая битва...

Бились секирами тяжкими, взад и вперед с лезвиями,

Бились мечами и копьями, острыми сверху и снизу20.

врукопашную, а от наслаждения следует бежать как можно дальше и не общаться с ним, разве что в слу- 24 чаях крайней необходимости.

И поэтому самым сильным человеком поистине является тот, кто сумеет убежать от наслаждения дальше всех, ибо невозможно пребывать в общении с наслаждением или даже хотя бы мимолетно встречаться с ним и не попасть полностью в его власть. Когда же оно завладевает душой и опутывает ее своими чарами, тогда-то и происходит 26 то, что случилось в жилище Кирки: оно легонько ударяет человека своим жезлом, загоняет его в свиной хлев, и с этой поры он уже не человек, а свинья или волк; от наслая^дения рождаются также и всевозможные ядовитые змеи, и всякие прочие пресмыкающиеся; они поклоняются наслаждению, ползают у его дверей, жаждут его, служат ему, терпят при этом бесчислеп- 2в ные муки — и все напрасно, ибо наслаждение, победив их и завладев ими, насылает на них бедствия, отвратительные и тяжкие.

Вот в каком состязании я испытываю свои силы, борясь против наслаждения и преодолевая трудности, но эти вот ничтожные люди на меня внимания не обращают, а глазеют на прыгунов, бегунов и плясунов, а? Наверное, и прежде люди не видели, как борется и трудится Геракл, и его труды не трогали их; верпо, и тогда опи восхищались какими-нибудь атлетами вроде Зета, Калаида, Пелея13 и прочими скороходами и борцами; одними они восторгались за их красоту, другими — за их богатство (например, Язопом и Кипи- 28

ром); о Пелопсе даже рассказывали, будто одно плечо у него было из слоновой кости, словно человеку есть какой-то прок от того, что у него рука из золота или слоновой кости или глаза из алмазов и изумрудов; а какая у Пелопса была душа, этого не знал пикто. Геракла же, трудившегося и боровшегося, все жалели и называли злосчастным среди людей. Поэтому-то его труды и дела прозвали «подвигами», полагая, что жизнь, полная трудов, и есть жизнь злосчастная14; а после его смерти его почитают больше всех, его считают богом, дают ему в жены Гебу и ему, поборовшему столько бедствий, молятся об избавлении от них. 29

Люди думают также, будто Еврисфей15 имел власть над Гераклом и давал ему свои повеления, и в то же время Еврисфея считают все ничтожным человеком и никому никогда не приходило в голову молиться ему или приносить ему жертвы; а Геракл прошел пешком всю Европу и всю Азию, причем вовсе не был похож

зо на нынешних борцов: куда он мог бы дойти, если бы таскал на себе столько мяса, нуждался бы сам в таком количестве мясной пищи и спал бы таким крепким сном? Нет, оп был неутомимым, поджарым, как лев, с острым зрением, острым слухом; он не боялся ни стужи, пи зпоя, не пуждался в подстилках, плащах и коврах, носил косматую шкуру, терпел голод, добрым помогал, дурных карал.

81 Диомеда Фракийца, который носил богатую одежду, восседал на престоле, пьянствовал целые дни, утопал в роскоши, обижал чужестранцев и своих собственных подданных и держал множество коней, — этого Диомеда Геракл хватил палицей своей и разнес вдребезги, как старую миску.

Гериона, владельца огромнейших стад, самого богатого из всех западных владык и самого надменного, он убил вместе с его братьями и

за угнал его быков. А когда Геракл увидел, как усердно занимается гимнастическими упражнениями Бусирид, как он целыми днями ест и как чванится своими успехами в борьбе, он бросил его оземь и распорол его тело, как слишком туго набитый мешок; он распустил пояс Амазонки, соблазнявшей его и воображавшей, будто она одолевает его своей красотой; он овладел ею и показал ей, что он никогда не будет побежден красотой и никогда не отступит ради женщины от 33

своих подвигов24. Прометея же, который, я полагаю, был чем-то вроде софиста, он нашел погибающим от людской молвы; ведь у него раздувалась и увеличивалась печень, когда его хвалили, и сморщивалась, когда его порицали25; Геракл пожалел его [...] освободил его от его безрассудства и честолюбия, а вылечив его, сейчас же пошел дальше. 34

Все это он совершил вовсе не в угоду Еврисфею; золотые же яблоки, которые он добыл и принес с собой, — яблоки Гесперид — он действительно отдал Еврисфею: самому Гераклу они были ни на что не нужны; от золотых яблок ведь никакого проку нет, да и самим

Гесперидам опи нужны пе были. Но вот, когда оп стал уже не таким быстроногим, стал терять силы, оп испугался, что больше пе сможет жить, как прежде, — я думаю, у йего была и какая-нибудь болезнь, — п позаботился о себе лучше, чем кто-либо из людей; он сложил у себя на дворе костер из сухих дров и показал, что даже самое жаркое пламя он пе ставит пи 85 во что. Одпако псзадолго до этого — чтобы люди не думали, будто он совершал только громкие и великие дела, — он выгреб навоз из хлевов у Лвгия, накопившийся там за мпого лет, и своими руками вычистил хлевы. Он полагал, что оп должеп пе менее упорно бороться и сражаться с предрассудками, чем с дикими зверями и злодеями. зв Пока Диогеп говорил все это, мпого парода стояло вокруг пего и слушало его слова с большим удовольствием. И тогда, как я думаю, вспомнив о Геракле, оп оборвал свою речь, сел па землю и повел себя непристойно; сейчас же все отшатпулись от него, назвали его полоумпым, а софисты спова заорали, как орут лягушки в болоте, пока пе завидят водяную змею.

<< | >>
Источник: Нахов И.М. (сост. и пер.). Антология кинизма. Фрагменты сочинений кинических мыслителей. Сер. Памятники философской мысли; г.; Изд-во: «Наука», Москва; 399 стр. (+1 обл. ). 1984

Еще по теме VIII. Диоген, или О доблести:

  1. Глава 1
  2. Культура Древней Греции
  3. ГНОМЫ И АПОФТЕГМЫ, СОБРАННЫЕ ИЗ РАЗНЫХ ИСТОЧНИКОВ 6.
  4. VIII. Диоген, или О доблести
  5. КОММЕНТАРИИ
  6. Философия за делом
  7. Высокий Ренессанс в Средней Италии
  8. В ГРЕЧЕСКОЙ СЕМЬЕ
  9. ПОСЛЕДНЕЕ ПРОЩАНИЕ В ГРЕЦИИ
  10. ПРОСТО ЧЕЛОВЕК
  11. Гуманность природы общественного человека
  12. Ludi saeculares
  13. Доводы разума?