79 (218), ГЕГЕЛЬ-СИНКЛЕРУ (черновик) (Начало 1813 г.)
Мы начали, что и весьма разумно, с начала, а тем самым поступили достаточно методично. Но я, вообще- то говоря, за то, чтобы, с другой стороны, не слишком раздували роль начала^ какие бы муки не доставляло оно (и с полным правом) в философии. Нелепо, что как раз нефилософы требуют некоего абсолютного начала, некоего неопровержимого primum [первоначала], против которого они не сразу могли бы разразиться своими речами, — это не столько несуразица, сколько хитро задумано; ибо нужно быть совсем дураком, чтобы не понимать заранее, что нет ничего такого, против чего они не могли бы протестовать, применив к этому всю мудрость своего здравого — или рассудительного — смысла; философ выкажет мало ума, если позволит обмануть себя или соблазнить так, чтобы искренне искать это начало. Ибо начало, именно потому, что оно — начало, неполно; Пифагор требовал от своих учеников, чтобы они молчали четыре года; у философа есть по меньшей мере право требовать от читателя, чтобы он не высказывал свои мысли до тех пор, пока не будет пройдено до конца все целое; философ наперед может заверить читателя, что знает давно уже и лучше других все те недочеты, которые обнаружит читатель; что все недостающее появится в книге в свое время и на нужном месте; и что вся его философия не что иное, как критика, опровержение и уничтожение своего начала.
Правда, я с тобой совершенно согласен в том, что нельзя начинать с чего попало, но что начало — это по сущности своей начало философии: нельзя, да и не требуется скрывать того, что за ним последует философское рассуждение; и потому, что касается на-
азе
чала, я требую для него еще большего, чем ты, а именно — чтобы оно уже само по себе было философией по самой сути дела, чтобы оно открывало свою принадлежность философии и, значит, было чем-то большим, чем просто потребностью философии, но я не требую от него больше того, чем оно может быть как начало философии.
Те же, кто в самом начале имеет уже идею философий, абсолютное и господа бога во всем его величии, те, конечно, не знают толка в деле. Сомнение — это великое и достойное начало; тут я согласен с тобой. Но нельзя ли обвинить его в vitium subreptionis [грехе обмана], именно в том, что оно выдает себя за потребность философии, но уже само является философией, в том, что сомнение есть анализ сомнения в его premiers elements [первоэлементах], благодаря чему в нем сказываются противоречия, причем такой анализ, с невинным видом, будто он еще не философствование, пытается очернить философию; но клевета запрещена императорскими декретами, и любая судейская коллегия в подобной разыгранной наивности должна была бы усмотреть уже metaphysique или ideologie и должна была бы осудить соответствующего претендента на роль философа за клевету и за vitium subreptionis —- и это в полном соответствии с законом.В ином отношении ты признаешь, что сначала берешь сомнение как факт; и я тоже склонен считать, что начало может иметь только форму факта или, лучше сказать, непосредственного, ибо потому это и начало, что оно еще не развито; только развитие приводит к чему-то такому, что уже не есть непосредственное, но что опосредовано иным. Однако по своему содержанию сомнение есть скорее противоположность всякому факту или непосредственному, есть уже нечто гораздо большее, чем начало, — media res [середина], то, что между началом и концом; не знаю, не vitium ли это — одновременно sub-et obreptionis.
Но здесь я прервусь, чтобы поблагодарить тебя за дружеские чувства, выраженные в конце письма; если говорить о моих желаниях, то у меня нет большего, чем высказанная тобой мысль; моя единственная и конечная цель — быть цреподавателем в университете,
У меня были надежды на Эрланген, тамошний сенат предлагал мне, но у нас ничего не доводится до конца; здесь у меня жалованье 1200 гульденов и даже немного больше, и мне пришлось бы указать мотивы для перемен, в том числе и для повышения.
Гиссен был бы весьма приятен для меня ввиду большей близости к тебе. Здесь мы из-за бесконечных реорганизаций и формализма ни до чего не дошли, и если...Но в этих нынешних условиях времени, при этом шуме и гаме можно ли надеяться, если все деньги идут на другие нужды, что много средств будет затрачиваться на спокойную науку, тем более на философию и metaphysique? И если даже какое-нибудь министерство заинтересовано в хороших юристах, медиках или хороших теологах, по той причине, что ему в его делах таким препятствием бывает всякая посредственность, сколь немногие знают, что изучение философии — это подлинная основа всякого теоретического и практического образования! Место в Гиссене занято; философия и без того, как считается, отжила свой век. Считают подходящим, для того чтобы стать профессором философии, человека, который ничего путному не учился и негож ни на что лучшее; обычно на такие места ставят домашних учителей министров1; впрочем, я знаю почву в Д[армштадте], хотелось бы, что бы ты нашел что-нибудь получше или такую почву, которую ты мог бы обрабатывать первым, и я бы стал...