Пятница, 1 октября (1824 г.).

Вена, 2 октября, в субботу вечером.

[1824 г.]

Главное, что занимает сейчас все мои мысли, — это желание вновь быть вместе с т.обой, моя дорогая. Все, что я должен был здесь делать — обозрение здешних сокровищ и слушание оперной музыки, я уже сделал в той мере, в какой располагал для этого временем. Если я займусь ими дальше, это уже будет не познание чего-либо нового, но лишь повторное удовольствие. В самом деле, разве можно добровольно перестать смотреть здешние произведения живописи или слушать эти голоса — Давида, Лаблаш, Фодор или Дарданелли (а последнюю еще и видеть!), Амброджи, Басси?! Конечно, если все это повторить, то можно было бы во все вникнуть глубже и внимательнее. Но теперь моя голова уже целиком занята проблемой возвращения, я объят тоской и желал бы вынести скуку обратного путешествия!

Прежде всего поговорим о том, на чем остановились в предыдущем письме. Я сейчас вряд ли смогу достаточно подробно воспроизвести прошедший день; позже мне придется просить тебя рассказывать мне, как я проводил тут время. Итак, вчера я осмотрел собрание Амбрази. Что я там увидел, расскажу потом; если тебе это действительно интересно, попроси, чтобы тебе рассказали твои друзья или подруги, которые хорошо знают Вену. Потом я был в Бельведере, а затем зашел к своему другу Руссу, который живет неподалеку. Его жена и дочь показали мне некоторые гравюры Дюрера и другие, пока Русса не было дома. Затем мы с ним совершили прогулку и зашли в театр «Ан дер Вин», где я еще не был,— самый красивый из здешних театров. Он тоже пятиярусный (здесь ярусы называют этажами), но не имеет бенуара. В программу входили две небольшие пьески, содержание их — одно. В первой некий король инкогнито оказывается в одной бедной семье, во второй явно показали Фридриха II, именованного, правда, герцогом, но во всем остальном — прусские имена, мундиры и пр.

Сегодня утром я в третий раз был в собрании Эстергази. Какие все-таки сокровища! Ими просто невозможно не восхищаться вновь и вновь! Ими просто нельзя насытиться! Наиболее ценные произведения находятся в комнате самого князя — в павильоне в саду, около дворца, в котором находится большая галерея. Сам князь был там и, когда услышал над собой шаги, спросил, кто там, так как это не был официальный день для осмотра. Он с удовольствием услышал, что посетитель — профессор из Берлина, который здесь уже третий раз, и велел камердинеру показать мне все, так как он сам вскоре уехал, я имел возможность еще раз увидеть великолепные полотна, находящиеся в его кабинете. Что за кабинет! Если бы ты его только видела! Этот князь имеет столь обширные владения, чїо он с расстояния почти двух миль от Вены может проехать по ним почти до самой турецкой границы. Я пробыл там от 9 до 11, затем, зайдя на полчаса домой, чтобы переодеться, пошел в кабинет древностей, куда меня пригласил его директор профессор Зоннлейтнер. Он холост. С ним и с одним профессором из Падуи, весьма ученым и милым человеком, мы пообедали в одной из гостиниц. Мы, ученые, сразу же держимся друг с другом совсем иначе, чем, например, с банкирами. После обеда я походил в городе, а в заключение был в итальянской опере, где я уже давно хотел слушать оперу «Corradino il cuor di ferro» [«Кор- радино — железное сердце»], которое милая Дарданелли расплавила и растопила. О, как она очаровательно пела, и как пел с ней Давид! И когда вчера за обедом какой-то человек стал говорить мне, что музыка Россини создана для сердца, я не стал ему возражать...