§ 3. Наследование по закону

Наличие в Русской Правде двух статей, трактующих о наследовании после смерда и после боярина, должно было побудить подавляющую массу исследователей согласиться с тем, что мы имеем действительно два разных порядка наследования. Только Цитович 323настаивал на том, что обе эти статьи устанавливали один общий принцип в праве наследования по закону. Но его мнение никем не было поддержано.

Как же объяснялось возникновение двух порядков наследования в Киевской Руси?

И. Беляев 324 высказал мысль, которая одно время поддерживалась исследователями, признававшими существование общины в древней Руси, о том, что Русская Правда говорит о двух порядках наследования: у общинников (смердов) и вотчинников (бояр). Исходя из этого, порядок наследования у смердов основывался на исконном народном обычае, а второй порядок — на новом праве, т. е. порядок особый, порядок, основанный на исключении из общего правила.

Соловьев325 объяснил существование Двух порядков в наследовании по закону, исходя из теории родового быта. «Имущество простого человека, смерда, шло к князю, потому что князь Рюрикович заменил для смерда прежнего родоначальника». Статьи Русской Правды о наследстве характеризуют, по мнению Соловьева, «положение, знаменующее переход от родовых отношений к родственным».

Неволин326 полагал, что в более раннее время (т.

Нжольский 327 предложил новую концепцию для объяснения статей Русской Правды о наследстве после смердов и после бояр, которая была развита Павловым-Сильванским и нами и в некоторых отношениях поддержана академиком Б. Д. Грековым. Никольский, анализируя статьи о наследстве после смердов и после бояр, приходит к выводу, что эти лица находились в особенном, исключительном положении к князю, ибо только по отношению к последнему различаются права их наследников. Никольский подчеркивал, что постановления о наследовании после смердов и после бояр, про- тивополагаясь друг другу, следуют в Русской Правде непосредственно одно за другим и видимым образом не находятся НІЙ в какой связи с обыкновенным порядком наследования. По существу и прямому смыслу постановления о наследовании смердов мы должны признать, что смерды были люди, обязанные князю, следовательно, непосредственно от него зависимые. Таким образом, по Никольскому, в Киевской Руси было три порядка наследования: смердов, бояр и прочего населения.

Дювернуа328, признавая существование разных порядков в праве наследования по закону смердов и бояр, объясняет это не вотчинной зависимостью смердов от князя, а положением князя как представителя общественного интереса, как органа общественной власти.

Для того чтобы разобраться в вопросе о существовании разных порядков наследования по закону в Киевском государстве в XI—XII вв., необходимо, прежде всего, решить вопрос, существовали ли различия в наследовании после смердов и после бояр.

Обратимся к анализу соответствующих статей Русской Правды.

В Троицком списке они читаются:

«Аже умреть смерд.

«О заднице боярьстеи и о дружьнеи. Аже в боярех любо в дружине, то за князя задниця не идеть; н'о оже не будеть сынрв, а дчери возмуть» (82 (91).

Чтение Троицкого списка воспроизводится в подавляющем числе списков Пространной Правды и в том числе древнейшего — Синодального. Но в списках Троицком IV, в списках III и IV редакций к словам «Аже уімреть смерд» прибавлено «без детей». В списке же Пушкинском прибавлено слово «безажю», что означает «без наследников».

Пушкинский список является дефектным. В нем имеется очень (много и других разночтений, не воспроизводимых другим каким- либо списком пространной редакции Русской Правды. Несомненно, и это разночтение в Пушкинском списке не отражало первоначальный текст. Что касается прибавления в ряде других списков «без детей», то, несомненно, и эти слова прибавлены переписчиками; дело в том, что в этой статье, далее, сразу же говорится oi существовании у смердов дочерей, а дочери — тоже дети. Вполне естественно, что и слова «без детей» должны быть сочтены добавлением позднейшего переписчика. Следовательно, надо признать, что в первоначальном протографе Пространной Правды статья читалась примерно так, как в Троицком и Синодальном.

Как было указано, подавляющее большинство исследователей (Беляев, Никольский, Попов, Неволин, Дювернуа, Витте, Влади- мирский-Буданов, Пресняков, академик Греков, Романов), основы^ ваясь на чтении данных статей в древнейших списках Русской Правды, толкуют их следующим образом: имущество смерда наследуют дети мужского пола; если их нет, то имущество переходит к князю с тем только, что незамужним дочерям выделяется из отцовского имущества некоторая часть, а замужним ничего не дается. После смерти бояр и вообще людей, составляющих дружину княжескую, оставшееся имущество при отсутствии сыновей наследуют дочери.

Но как было указано, Цитович и Сергеевич с присоединившимися к ним Дьяконовым и Дебольским делают попытку истолковать эту статью иначе.

«В статье такого слова нет, дети же — vcrbum generale, — говорит он, — держась буквально выраженного смысла нашей статьи, мы ровно не имеем никакого права подставлять то, чего в ней нет, по ее буквальной редакции. Статья говорит: «задница князю», когда нет детей; если между детьми незамужние дочери, дать на них часть, замужем они — не давать ничего, т. е. не давать тем, которые стали замужем ?при жизни отца. Следовательно, статья говорит о том, что наследство становится выморочным и достается князю, как скоро нет детей вообще, т. е. сыновей и дочерей». При таком понимании Цитовичем статьи о наследовании смердов она не может быть сочтена исключительно определяющей специальное наследование смердов: она содержит такие догмы, которые имеют характер общности, применимости во всех случаях.

Такое понимание статьи о наследовании смердов побуждает Цитовича дать новое освещение и статье о наследовании бояр. Цитович 329 понимает ее так: хотя бы умерший состоял в боярах или в боярской дружине, все равно имущество князю не идет, если только остались дети; при этом, если нет сыновей, имущество наследуют дочери. Таким образом, наследование дочерей, при отсутствии сы- новей, представляется не привилегией боярского сословия и дружины, а таким же общим правилом, как и наследование дочерей после смерда.

В таком случае очевидно, что обе статьи о наследовании, прежде всего, сходны в том, что и та и другая определяют условия: первая — когда выморочность наступает; вторая — когда та же выморочность не наступает, т. е. они в сущности определяют одно и то же,—когда не наступает выморочность; только первая определяет условия ненаступления отрицательно, вторая — положительно.

Сергеевич 330 в общем присоединяется к толкованию Цитовича, но дает ряд существенных поправок и дает несколько иную аргументацию. Прежде всего, в основу толкования он кладет не Троицкий список, а Пушкинский, отличающийся от всех прежних тем, что в статье вместо «без детей» стоит: «безажю», а в статье вместо «а в боярах либо в дружине» читается: «аще в боярстей дружине».

Расхождение между Сергеевичем и Цитовичем проявляется и в том, что Сергеевич, вопреки Цитовичу, признает противоречие второй части статьи 82(91), отрицающей за дочерью это право, причем объясняет это противоречие тем, что на тексте первой статьи отразилось влияние византийского наследственного права.

Но толкования Цитовича и Сергеевича не были признаны исчерпывающими в русской исторической литературе. Против них был выдвинут ряд возражений — сперва со стороны Владимир- ского-Буданова, а затем Преснякова. Сущность этих возражений заключается в следующем. Наиболее сильные местом в аргументации Цитовича является его утверждение, что статья 81 (9І0) Тр. не устанавливает специальный порядок наследования после смерда, а содержит общую норму о выморочности наследства, причем эта общая норма подтверждается и следующей статьей 82(91) Тр., хотя в ней говорится о наследстве после бояр. Таким образом, толкование Цитовича падает, как только будет доказано, что статья 81 (90) Тр. содержит иную, форму, нежели статья 82 (91) Тр. Преснякову 331 как раз удалось это сделать. Именно им было обращено внимание на то, что в статьях Русской Правды, трактующих о наследстве, употребляется два различных понятия— задниця» и «чатсть»: например, в первой части статьи говорится о заднице («задниця князю»), во второй же — о части («аже будуть дщери у него, то да яти часть на не; аже ли будуть за мужемь, то не даяти части им»). В статье 82 (91) Тр. говорится о заднице как в первой части, так и во второй: «За князя задниця не идет, но оже не будет сынов, а дчери возьмут» (т. е. задницу).

Если бы было установлено, что между понятиями «задница» и «часть» нет различия, то толкование Цитовича, пожалуй, не імогло быть оспорено.

Сергеевич был вынужден признать это противоречие, вызванное, по его мнению, тем, что в статье 118 (81(90) Тр.) отразилось византийское начало, но находит его естественным, так как Русская Правда — не Свод законов Российской империи, а частный сборник постановлений и правил, действовавших в разные времена и в разных местах. Но хотя Русская Правда не Свод законов, однако трудно допустить, чтобы даже в частном сборнике рядом помещались статьи, содержавшие нормы, взаимно исключающие друг друга.

Таким образом, толкование Сергеевича встречает больше возражений, нежели даже толкование Цитовича, и ведет к непримиримому противоречию основных норм наследственного права Русской Правды.

Остается, следовательно, присоединиться к толкованию большинства и признать существование двух порядков наследования: после смердов, с одной стороны, и после бояр и дружинников, с другой.

Возникает вопрос, как регулировалось наследование по закону других общественных групп: городского населения — купцов и ремесленников, духовенства и пр.?

Этот весьма важный в истории русского права вопрос надо решить, по нашему мнению, следующим образом. Статьи Русской Правды о наследовании после смердов и после бояр появились в результате углубления процесса феодализации. Под смердами, как было указано, надо понимать ту группу общинников, которая раньше, чем другие группы, стала превращаться в зависимое сперва от князя, а затем от боярства и церковных учреждений крестьянство. Рост этой зависимости и обусловил притязания князей на имущество смерда, не оставившего после себя сыновей. Эти притязания и законодательное обеспечение этих притязаний вовсе не являются особенностью развития русского феодального права. Эти притязания в западноевропейском средневековье получили законченную форму в виде так называемого права мертвой руки. Но и в истории южного (например, сербов) и западного славянства (например, поляков) мы встречаемся с подобного рода притязаниями, как об этом говорил еще Никольский.

Если углубление феодальных отношений и соответственно с этим рост феодальной зависимости крестьянства обусловили притязание князей на имущество смерда и издание соответственной нормы, то этот же процесс обусловил расширение прав феодалов на принадлежавшее им имущество и обеспечение этих прав также путем издания особой статьи. Словом, появление той и другой статьи вызвано процессом феодализации Русского государства, русского общества. Это — нормы нового, феодального права. Те же элементы, которые не входили в эти два разряда княжеских людей, в отношении наследственного права регулировались нормами обычного права. Поскольку, по Уставу князя Владимира, юрисдикции церкви подлежали дела о наследстве («братия ли дети тяжутся о задници»), то вполне естественно, что церковь решала эти тяжбы (тем более тяжбы так называемых церковных людей) на основе византийского наследственного права. Здесь надо отметить группу белого духовенства, которая в особенности должна была подчиняться нормам византийского права. По Уставу князя Ярослава, «беззатчина» церковных людей шла митрополитам и епископам.

В составе Русской Правды находились не только статьи, которые касались вопроса о беззатчине смердов и бояр. Там говорилось и о наследстве жен, о легатах в пользу церкви и пр. Хотя эти нормы издавались, имея в виду людей, принадлежащих к княжескому обществу, — бояр, дружинников, смердов, но эти нормы вполне могли регулировать право наследования и других групп. Следовательно, вполне была возможна своего рода рецепция этих норм для всего общества Киевского государства, их распространение не только на княжих людей, но и на людей боярских, на купцов, ремесленников и т. д.

Что это распространение норм Русской Правды на всю массу населения имело место, говорит и изменение заголовков статей. По Троицкому списку, заголовки были следующие: «Аже умреть смерд», «О заднице боярьстей и о дружьней». По более поздним спискам, например, Карамзинскому, они несколько иные: «О смердьей задници», «О боярстей задници и о л ю д с т е».

В Троицком II вместо слов: «и в дружине» сказано: «в боярстей дружине».

Словом, дальнейшие статьи после установления двух порядков наследования стали рассматриваться как статьи, относящиеся к общему наследственному праву.

Несомненно, когда согласно статье 97(108) Тр. князь рассматривал тяжбы, братьев о наследстве, то он стал руководиться нормами Русской Правды, которые раньше издавались для урегулирования права наследования смердов и бояр.

Учитывая все это, обратимся к решению вопроса, как распределялось наследство между отдельными членами семьи наследо- вателя. Согласно статьям 81 (90), 82 (91) Тр., наследство в первую очередь делилось между Сыновьями. В имуществе смерда наследовали одни сыновья, а когда их не было, имущество поступало к князю, с тем, однако, что незамужним дочерям выделялась из него 46б некоторая часть, а замужним ничего не давалось. После же бояр и дружинников, если у них не было сыновей, имущество делилось между дочерьми. Норма о наследовании дочерей в имуществе бояр сделалась, вероятно, общей нормой. Можно полагать, что у купцов, ремесленников, белого духовенства, если не было сыновей, наследовали дочери, как у бояр или дружинников.

Относительно права дочерей на наследование при наличии сыновей Русская Правда говорит прямо и точно. «Аже будеть сестра в дому, то той задницй не имати, но отдадять ю за муж братия, како си могуть» (85 (95) Тр.).

Особенностью русского права наследования является то, что младший сын имел преимущество перед старшими. По Русской Правде: «А двор без дела отень всяк меньшему сынови».

В свое время нами было указано, что под влиянием духовенства была установлена и вошла в состав Русской Правды нормам «Аже будуть робьи дети у мужа, то задницй им не имати; но свобода им с матерью», т. е. норма, по которой наследуют только дети, рожденные в браке; дети от рабы-наложницы исключались из числа наследников.

О наследовании восходящих и боковых родственников. Как Русская Правда, так и другие правовые памятники Киевского государства ,Х1—XII вв. совершенно не упоминают о наследовании восходящих и боковых родственников. Об их наследственных правах, следовательно, можно говорить только предположительно.

О наследственном праве восходящих не говорит ни Псковская Судная грамота, ни московские юридические памятники. По Псковской Судной грамоте мать умершей супруги или отец умершего супруга могли претендовать только на платье умерших. Естественно думать, что в Киевском государстве, в котором нормы наследственного права были менее развиты, чем в Пскове или в Москве, восходящие родственники не имели наследственных прав после своих детей.

Что же касается боковых родственников, то они наследственными правами обладали и по Псковской Судной грамоте и по Судебнику 1497 г. Обращает на себя внимание и тот факт, что в духовной новгородца Климента XIII в. было написано: «Того деля написах, зане не было у меня ни брата, ни сына». Следовательно, Климент как бы указывает, что братья могли быть наследниками. Ввиду этого мы считали возможным предполагать, как это делали Никольский \ Сторожев 2 и др., что боковые родственники пользовались наследственными правами (конечно, за исключением имущества смердов).

О наследовании супругов. Вопрос о наследственных правах жены нами уже предварительно рассматривался при выяснении разных порядков наследования по Русской Правде. Обратимся к окончательному его разрешению. Русская Правда ничего не говорит о наследовании мужей, но наследованию жен она посвящает четыре статьи. Содержание их следующее: «Аже жена сядет по мужи, то на ню часть дати; а что на ню мужь възложить, тому же есть госпожа, а задницй ей мужня не надобе» (84 (93) Тр.).

«Будуть ли дети, то что первое жены, то то возмуть дети ма- тере своея; любо си на жену будеть възложид, обаче матери своей возмуть» (84(94) Тр.).

«Аже жена ворчеться седети по мужи, а ростеряеть добыток и поидеть за мужь, то платити ей все детем.

Не хотети ли начнуть дети ей ни на дворе, а она начнеть всяко хотети и седети, то творити всяко волю, а детем не дати воли; то что ей дал мужь, с тем же ей содети или, свою часть вземше, седети же» (92(102) Тр.).

По прямому смыслу статьи 84(93) смертью отца не открывалось наследства для детей в его имуществе. Это имущество оставалось в общем управлении жены, которая после мужа не наследовала. Она только получала из имущества мужа «часть». Нами было установлено, что эта «часть» не есть часть наследства, а выдел из имущества известных средств для специальной цели, т. е. наделения вдовы, дочери, вклад на помин души, размер которой не определялся в Русской Правде, а устанавливался, повидимому, сообразно обстановке и размерам оставшегося имущества.

По статье 84(94) Тр. предусматривался случай смерти человека, бывшего во втором браке и имевшего детей от первого. Эти дети теперь получают наследство своей матери («первое жены»); а также и то, что умерший отец дал при своей жизни из имущества их матери — второй жене. Следовательно, и муж не получал наследственной доли в имуществе своей жены, а только управлял этим имуществом.

По статье 92(101) Тр. жена, дававшая обет оставаться вдовой и, следовательно, управлявшая имуществом семьи, в случае растраты движимого имущества должна возместить ущерб при выходе ее вторично замуж. Но пока она не вышла замуж, она управляет имуществом на правах главы семейства («госпожи»). Даже если бы дети стали протестовать против ее руководства, воля ее должна была бы быть соблюдена. Ей предоставлялась полная возможность или оставаться с детьми, пользуясь тем имуществом, которое входило в ее «часть» и которое она получила из имущества мужа, или отказаться от управления, следовательно, допустить раздел и «сидеть», получая при разделе часть имущества.

Выморочное имущество. Выморочное имущество называлось в Киевском государстве беззадницей, или безатчиной.

По статье 81(90) Тр. Русской Правды, выморочное имущество после смерда, не оставившего после себя сыновей, шло князю. По

Уставу князя Ярослава, выморочное имущество церковных людей шло єпископу. Возникает вопрос: куда шло имущество бояр, княжеских и боярских дружинников, не оставивших после себя жен, восходящих и боковых родственников. Поскольку нормы Русской Правды, изданные для регулирования наследственного права смердов и бояр, как было указано, стали распространяться на всю массу населения, то вполне возможно, что выморочное имущество всех других лиц, не оставивших после себя наследников, шло князю.

§ 4. Права и обязанности наследников

В историко-юридической литературе обсуждался вопрос, какие вещи входили в состав наследственной массы по нормам Русской Правды. Исследователи, считавшие, что земли являлись собственностью рода или общины, не включали их в эту наследственную массу. Они полагали, что в статьях Русской Правды, трактующих о наследстве, речь могла итти только о следующих вещах: доме, товарах, рабах, скоте, дворах.

Но с таким решением согласиться нельзя: как мы знаем, в рассматриваемый период стала возникать феодальная собственность на землю, причем некоторые виды земельных владений (подобно ленам западноевропейского средневековья или вотчинам в русском праве позднейшего времени) могли переходить по наследству. А с другой стороны, в понятие дома, двора входили и земли, как это в свое время исчерпывающим образом выяснено Сергеевичем. Относящиеся к наследственному праву нормы Русской Правды говорят об ответственности наследников по обязательствам. Так, по статье 94(104) дети от второго мужа, получив наследство своего отца, обязаны уплатить детям первого мужа все то, что отец их утратил из имущества их отца.

Можно полагать, что на наследников возлагалась обязанность выделить часть имущества церкви на помин души (см. статью 83 (92) Тр.), а на наследников сыновей — обязанность выдать сестер замуж, «как си могуть».