§ 3. Определения

Определения составляют органический компонент любой научной теории44. Как логическая операция определе- ние входит в методологический арсенал любой науки. Его функции весьма многообразны45. Определения исходных понятий теории в значительной степени обусловливают содержание самой теории, ее объяснительные, эвристические возможности; оказывают влияние на классификации наук и в конечном счете на область применения формулируемых наукой законов.

Также определения являются формой существования понятий. С их помощью юридическая наука достигает понятийной точности. Они выступают средствами различения и отождествления изучаемых объектов. Без выявления в процессе исследования специфических свойств изучаемых явлений невозможно построить научную теорию. Чтобы распространить, применить закономерности, формулируемые обычно по отношению к классам явлений, на реальное явление, необходимо иметь сравнительно жесткие критерии, опираясь на которые можно установить принадлежность данного явления к соответствующему классу. В определениях и формулируются такие жесткие критерии отождествления и различения изучаемых явлений. Посредством определений в науку вводятся новые термины, формирующие научную терминологию, достигается однозначность терминов46.

Важная роль принадлежит определениям при сокращении сложных и длинных описаний. Без определений, устанавливающих значение терминов, содержание понятий, наука представляла бы собой громоздкие описания, которыми трудно было бы оперировать.

В юридической науке используются как номинальные, так и реальные определения.

Номинальные определения неизбежны потому, что многие термины языка права и правового языка неоднозначны. Благодаря номинальному определению устанавливается значение соответствующего многозначного термина в том или ином контексте. Формально-догматический анализ правовых текстов или какие-либо рассуждения, связанные с обработкой понятий, в случае неоднозначности терминов, обозначающих эти понятия, должны начинаться с номинального определения, т. е. установления значения данного термина в данном контексте или определения того значения термина, в котором он будет употребляться в последующих рассуждениях. Например, исследователь начинает рассуждения с выражения: «Будем употреблять термин «Т» в значении...» или «Термин «Т» в данном контексте употребляется в значении...» Определив значение термина, можно переходить к анализу понятия, обозначенного этим термином. Иногда споры в юридической науке проистекают из того, что спорящие, не определив значения термина применительно к данному контексту или конкретному предмету рассуждений, оперируют данным термином применительно к разным понятиям, обозначенным одним и тем же термином.

3. Зембиньский подразделяет номинальные дефиниции на два вида: обозревающие (констатирующие) и проектирующие. Обозревающая дефиниция утверждает, что данное выражение в данном языке имеет такое-то значение. Проектирующая дефиниция устанавливает значение выражения на будущее. В свою очередь, второй вид дефиниции может быть свободно проектирующей (конструктивной) и ре- гулирующей. Конструктивная дефиниция устанавливает (определяет) значение выражения, придает существующему в языке слову (выражению) новое значение или вводит новое слово (термин).

Нужно, однако, подчеркнуть, что терминологическое новаторство должно следовать именно из потребностей юридической практики или науки, а не из субъективного желания автора прослыть новатором. Необоснованное словотворчество ведет лишь к засорению терминами, без которых можно было бы вполне обойтись. Необходимо бережно относиться к сложившейся в науке терминологии, учитывать, что многие слова имеют давнюю традицию и прочно укоренились в языке права, науки и практики. С помощью одной лишь дефиниции устоявшееся словоупотребление изменить весьма трудно, да и в большинстве случаев нецелесообразно. Подобная оговорка должна не вести к отрицанию позитивной роли конструктивных дефиниций, а нацеливать на более осмотрительное их использование.

Регулирующая дефиниция учитывает существующее, но недостаточно выраженное или ясное значение слов, определяет их более точное значение. В отдельных случаях она может задавать способ разрешения того или иного научного спора, если он вызван нечеткостью значения какого-либо слова (выражения). Вообще, на наш взгляд, точное представление об указанных видах дефиниций в значительной мере помогает избежать ненужных терминологических спо- ров, нацеливает исследователей (либо спорящие стороны) делать соответствующую оговорку о значении тех или иных выражений, терминов (в констатирующем, конструктивном или уточняющем плане), используемых в научном рассуждении, полемике. Хотя, конечно, это полностью не исключает споров о значениях терминов, целесообразности придания нового значения существующим терминам и введения новых терминов.

Положение диалектики и логики о том, что формой существования понятий являются определения (суждения), относится к реальным определениям48.

С помощью определений юридическая наука находит и задает границы, отделяющие явления, мыслимые с помощью данного понятия, от всех сходных явлений. Определения способствуют точности и адекватности научных рассуждений. Это весьма важно для науки, так как «большая часть всего имеющегося знания носит выводной характер»53. Это тем более относится к юридической науке, имеющей в качестве своего предмета исследования право, которое с логико-языковой точки зрения представляет собой определенную знаковую систему, фиксирующую своеобразные мысли (нормы права). Точность и адекватность тер- минов и понятий, заданных дефиницией, во многом определяют точность выводных знаний. С помощью определений не только достигаются ясность и отчетливость понятия, но и образуются новые понятия, которые затем вводятся в понятийный состав науки.

Определения юридической науки имеют значение для развития и уточнения знаний лишь тогда, когда логическая операция формулирования определения соответствует требованиям (правилам), разработанным логикой54. Нарушение правил определения понятия ведет к дефектам самой дефиниции, которая не выполняет в таком случае надлежащей роли. К сожалению, в юридических литературных источниках иногда встречаются дефектные дефиниции: не указываются или недостаточно точно указываются родовые и отличительные видовые признаки понятия; определения не соразмерны или содержат логический (порочный) круг и т. д., в результате чего происходит необоснованное сужение или расширение объема понятий либо оно звучит тавтологично.

Например, применение норм права иногда определяется как «государственно-властная организационная деятельность компетентных органов по реализации правовых норм относительно конкретных жизненных случаев»55.

Расширение объема понятий имеет место при определении без указания на родовой признак. Примером этому является определение закона в одном из учебников по теории государства и права без указания на его родовой признак (нормативный акт): «Социалистический закон есть акт общегосударственного, представительного органа государственной власти, составляющий прямое выражение государ- ственной воли рабочего класса и всех трудящихся и обладающий высшей юридической силой»56. Причем автор сознательно выбрасывает родовой признак «законы содержат общие нормы», поскольку «этот признак не является специфическим для закона». Последнее, конечно, верно. Но верно и то, что не может быть правильного определения, если не указан родовой признак.

В других случаях нарушается правило соразмерности (взаимозаменяемости) определяемого (назовем его дефи- нендом) и определяющего (обозначим его как дефиненз). Так, в одном из источников правонарушение определяется как «виновное противоправное деяние совершеннолетнего». Такая дефиниция несоразмерна. Дефиненз оказался уже дефиненда. В результате объем определяемого понятия неосновательно сужен. Ведь очевидно, что правонарушения совершают не только совершеннолетние. Взаимозаменяемость дефиненда и дефиненза в данном реальном определении исключается, так как нарушена их равнообъ- емность.

В юридической литературе можно встретить и нарушение правила, запрещающего порочный круг. По отношению к отдельным реальным определениям нарушение этого правила может найти выражение в его тавтологичное™. Таковы, например, определения «субъективное право — это право субъекта» или «акт местного органа государственной власти есть коллегиальный подзаконный акт местного представительного органа государства...»57.

В данных случаях в качестве определяющего употребляются синонимы определяемого. Равнозначность того и дру- гого образует круг определений. Понятие определяется через само себя (idem per idem), хотя и с помощью разнозвучных, но равнозначных терминов.

Иногда определения юридических понятий не полностью отвечают требованию четкости или бывают излишне громоздки. Так, в одном из источников для определения нормы права, правосознания, правовой психологии использовано более 60 слов для каждого. В последних двух случаях определения к тому же недостаточно ясны, содержат элемент двусмысленности. Правосознание согласно этим определениям воплощает взгляды, представления и т. п., а социально-правовая психология выражает чувства, настроения, мысли58 и т. д. Получается, что правосознание не сами взгляды, представления и т. п., правовая психология не сами чувства, настроения, мысли и т. п., а нечто другое, что их лишь воплощает или выражает.

Наиболее дефектными являются дефиниции, в которых нарушены правила фактического плана, определение дается путем указания на несущественные признаки или термины, менее точные и ясные, чем определяемый термин. Например, в юридической литературе можно встретить определение уголовно-правовой ответственности как отрицательной государственной оценки виновного в совершении преступления, как порицание виновного59. Очевидно, что это не главный, а второстепенный, сопутствующий признак ответственности. Отрицательная оценка, порицание имеют место и тогда, когда виновный освобождается от ответственности по тем или иным мотивам. Освобождение, например, при назначении условного наказания (ст. 73 УК РФ) отнюдь не исключает отрицательной оценки, порицания, определения виновного, а, напротив, предполагает.

Аналогично дается определение освобождения от уголовной ответственности как освобождения от отрицательной оценки государством преступного поведения, выражен- ной в обвинительном приговоре60. И здесь берется за основу определения несущественный признак. К числу случаев освобождения от уголовной ответственности относят случаи примирения сторон, случаи освобождения с применением судом принудительных мер воспитательного характера. Не странно ли получается? Отрицательная оценка сопутствует этим случаям. Уже в самой квалификации определенного деяния как правонарушения, а тем более как преступления, хотя и малозначительного, выражается негативная оценка деяния и, следовательно, субъекта деяния.

Таким образом, оба определения оказались непродуктивными в теоретическом и практическом плане по причине их ущербности.

Грубое нарушение правил логического и фактического плана при определении понятий — определение через род, к которому определяемое явление не относится. Подобные ошибки ведут к тому, что определяемому явлению приписываются свойства всего рода, которыми оно фактически не обладает. Примером выступает определение нормы права как разновидности суждения. В результате норме приписываются признаки, которыми она фактически не обладает (см. гл. 4 настоящей работы).

Наряду с явно формулируемыми определениями в науке имеют место неявные определения. В юриспруденции это контекстуальные определения, в которых значение термина, объем и содержание понятия заданы каким-либо контекстом. В таких случаях требуется анализ контекста, чтобы сформулировать явное определение. Естественно, что предпочтительным считается явное определение: оно способствует строгости, ясности и определенности научных рассуждений.

Явному определению в науке могут предшествовать неявные контекстуальные определения, особенно на первых этапах исследования. Контекст, которым задается определение термина, должен быть логически выдержан. Соответствующий термин необходимо употреблять в одном и том же значении и смысле и во всех рассуждениях данного контекста.

К сожалению, в юридической литературе можно встретить случаи, когда из контекста можно вывести разные явные определения или когда предшествующее определение, заданное контекстом, не находит адекватного отражения в явном определении. Например, С. Г. Келина, анализируя уголовную ответственность, отмечает следующие положения: —

уголовная ответственность — правовое последствие преступления; —

уголовная ответственность — этап реализации прав и обязанностей субъектов уголовного правоотношения; фактическое несение определенных лишений преступником. Фактическое несение уголовной ответственности состоит в отрицательной оценке, выраженной в приговоре, назначении и отбывании наказания61.

Заметим, что в качестве правовых последствий выступают только права и обязанности. Никаких других последствий право не предусматривает. Правомерно с данной точки зрения и с позиции автора второй тезис сформулировать так: ответственность — этап реализации ответственности (прав и обязанностей). Это уже звучит как тавтология. С другой стороны, фактическое несение лишений есть реализация ответственности. В то же время отрицательная оценка еще не есть фактическое несение ответственности. Но не в этом суть дела. На основе таких тезисов можно прийти к выводу, что автор стоит на позиции синтетического, довольно широкого понимания уголовной ответственности, включающей многие элементы (права и обязанности, определение прав и обязанностей, т. е. назначение наказания, их реализацию, отрицательную оценку и т. п.). Все эти рассуждения должны были бы найти отражение в итоговом явном определении. Однако в последнем суть уголовной ответственности сводится только к фактическому несению определенных лишений62. Из рассуждений автора и данного явного определения ответственности логически следует и определение освобождения от ответственности как освобождения от фактического несения конкретных лишений. Однако автор определяет последнее понятие как освобождение от вынесения отрицательной оценки в приговоре63. Таким образом, определения, заданные контекстом, и явные определения у автора не совпадают. Не согласуются и дефиниции близких понятий.

В зависимости от определяющего понятия в юридической науке наибольшее распространение имеют субстанциональные, структурные, функциональные и генетические определения.

Субстанциональное определение отображает признаки, которые характеризуют субстанцию, бытие предмета, мыслимого с помощью определяемого понятия, например: «Норма права — это общеобязательное правило поведения», «Институт права — совокупность норм, составляющих часть системы права», «Механизм государства — совокупность государственных органов». К числу субстанциональных можно отнести определения, в которых дефиненз отражает состояние предмета, мыслимого с помощью дефиненда, например: «Правопорядок — порядок общественных отношений, сложившийся на основе соблюдения норм права».

Структурное определение отображает признаки, характеризующие структуру, строение предмета, мыслимого с помощью определяемого понятия. Очевидно, что структурные определения уместны только относительно тех понятий, которые отражают явления, предметы, обладающие сложным структурным строением, состоят из определенных элементов. Это определения политической системы, системы права, механизма государства, механизма правового регулирования, отрасли права, структуры нормы права, состава правоотношения, состава правонарушения и т. п. В науке имеет место системно-структурный подход к объяснению правовых явлений. Результаты такого подхода находят выражение в анализе и описании элементов, из которых складываются структурно сложное явление, их связи и т. д. На основе такого подхода даются структурные определения этих явлений.

Функциональные определения не менее распространены в юридической науке, чем вышеуказанные. Это объяснимо, если учесть, что основные объекты юридической науки — государство, право и их элементы — явления функциональные, действующие. В функциональном определении в качестве определяющего выступает такое понятие, которое отражает функцию, действие предмета, направленное на достижение каких-либо целей. К особой разновидности функциональных определений можно отнести и такие определения, в которых дефиненз выражает отношение двух явлений, зависимость содержания дефиненда от определяющего явления.

Функциональные определения довольно часто встречаются в трудах классиков марксизма-ленинизма. «Государство, — писал Ф. Энгельс, — в целом является лишь выражением в концентрированной форме экономических потребностей класса, господствующего в производстве»64. «Государство, — отмечал В. И. Ленин, — есть машина для угнетения одного класса другим...»65. «Всякое право есть применение одинакового масштаба к различным людям...»66. «Политика — это борьба между классами, политика — это отношения пролетариата, борющегося за освобождение против всемирной буржуазии»67.

К функциональным относятся также определения права как регулятора общественных отношений, юридических гарантий, как совокупности методов и средств, предусмотренных законом и направленных на обеспечение законности, неустойки как средства, обеспечивающего выполнение договорных обязательств, и т. д.

Генетические определения указывают на происхождение предмета, на тот способ, которым создается предмет, мыслимый с помощью определяемого понятия. Примерами ге- нетического определения являются некоторые определения государства, данные классиками марксизма-лениниз- ма. «Государство, — писал Ф. Энгельс, — есть продукт общества на известной степени развития...»68. Генетическими являются определения нормы права как правила, установленного государством, правопорядка как результата действия законности и т. п.

Указанные выше разновидности определений в юридической науке встречаются наиболее часто. Однако с точки зрения характера дефиненза не исключаются и иные их разновидности. Не останавливаясь на других видах, подробнее следует рассмотреть вопрос об операциональных определениях. Это необходимо потому, что ряд авторов, на наш взгляд, необоснованно называют в юридической науке операциональными такие, которые таковыми фактически не являются. В качестве операциональных в науке рассматриваются определения, которые даются путем описания операций, производимых с исследуемым предметом69. Так, является операциональным определение кислоты как вещества, которое окрашивает лакмусовую бумагу в красный цвет. Подобное определение возможно, пожалуй, в криминалистике при разграничении веществ криминалистической техники, но не в теоретических юридических науках.

Между тем некоторые авторы усматривают подобные определения в теории государства и права. Например, В. О. Тененбаум считает операциональным определение демократии как государства, признающего подчинение меньшинства большинству, народовластие, политические свободы, равенство граждан. По его мнению, Ф. Энгельс вывел «операциональное определение государства как сумму трех признаков» из операциональных определений механизма государства. С точки зрения В. О. Тененбаума, определения понятий, служащих инструментом структурно-функцио- нального анализа, являются операциональными потому, что сводятся к описанию системы, «фиксируют механизм государства как факт бытия, как внутренне согласованный «на- бор» органов и их функций»70. Очевидно, что определения, относимые В. О. Тененбаумом к числу операциональных, таковыми не являются. Например, вышеприведенное определение демократии — это наиболее распространенное, реальное определение через род и видовое отличие, дефиненз которого имеет субстанционально-функциональный характер.

С. С. Алексеев считает операциональным определение права как системы норм, выраженных в законах и т. д. По его мнению, в сфере практической юриспруденции необходимы операциональные определения71. Подобные взгляды можно встретить и в других источниках.

Указанное определение — это обычное определение через род и видовое отличие. Необходимость таких определений в юриспруденции недоказана. В ней определения именуются операциональными потому, что ими легче оперировать в рассуждениях, полемике, поскольку они могут заменить длинные контекстуальные рефлексии. Фактически мы наблюдаем ситуацию, когда термину «операциональное определение» придается значение, отличное от общепринятого в логике, без каких-либо оговорок. Заметим также, что в качестве операциональных иногда представляются легальные дефиниции72. Можно утверждать, что ни в теоретической, ни в практической юриспруденции операциональных дефиниций нет.

Как видно из приведенных примеров, указанные разновидности определений отражают преимущественно какую- то одну сторону, какой-то один существенный признак определяемых и государственно-правовых явлений.

Иногда затеваются дискуссии по поводу того, какое определение понятия является лучшим. В обоснование своих выводов авторы зачастую ссылаются на классиков марксизма-ленинизма, абсолютизируя какое-либо одно из оп- ределений, содержащееся в источниках марксизма-ленинизма, недооценивая значение других определений, данных в других источниках по иному поводу. Это относится и к определению таких фундаментальных для юридической науки понятий, как «государство» и «право». Так, М. И. Байтин пишет, что «марксистско-ленинское определение государства как машины господства одного класса над другим было и остается лучшим, предельно четким определением государства в обществе с антагонистическими классами»73. Но отсюда следует вывод, что все другие определения государства в работах классиков марксизма-лени- низма следует отнести если не к «худшим», то и не к «лучшим». А в указанных источниках можно встретить самые различные определения государства: —

«продукт общества на известной ступени развития»74; —

«особая публичная власть»75; —

«учреждение публичной власти»76; —

«необходимая сила, стоящая, по-видимому, над обществом, сила, которая бы умеряла столкновение, держала его в границах порядка»77; —

выражение «в концентрированной форме экономических потребностей класса, господствующего в производстве»78; —

«организованная совокупная власть имущих классов»; —

«совокупный капиталист»79; —

«комитет, управляющий общими делами всего класса буржуазии»80; —

«организация, которая создает себе буржуазное общество лдя охраны... капиталистического способа производства»81; — «официальный представитель общества, его видимая корпорация, но представитель и корпорация определенного класса»82; —

«орган господства определенного класса»83; —

«особый аппарат принуждения людей в классовом обществе»84; —

«аппарат управления, выделившийся из общества», опирающийся на принуждение85.

Очевидно, что абстрактно нельзя отдать предпочтение ни одному из этих определений. Все они «лучшие» в своем контексте. Каждое из них охватывает ту или иную существенную сторону государства, подчинено конкретным научным, полемическим и другим целям. Ни одно из них не упускает классовой сущности государства. Конечно, возможно более обширное определение, охватывающее все существенные признаки государства антагонистического общества, возможно и определение государства вообще. В таких определениях воедино должны быть сведены признаки генетического, субстанционального, структурного, функционально-целевого характера.

К признакам генетического характера следует отнести то, что государство «есть продукт общества на известной ступени его развития», его существование обусловлено определенным классово-экономическим строем. Субстанциональным признаком можно рассматривать то, что государство состоит, по выражению Ф. Энгельса, из «вооруженных людей» и «вещественных придатков». Это учреждение власти, «которое уже не совпадает непосредственно с населением». Структурный признак находит выражение в терминах «организация», «аппарат», «машина» и т. д. Функционально-целевой признак отвечал бы на вопросы о том, как функционирует государство, какие цели оно преследует, чью волю выражает и др.

Возможность и необходимость формулирования целого ряда определений, отражающих те или иные стороны явления, мыслимого с помощью соответствующего понятия, можно показать и на примере законности. Законность — сложное и многогранное социальное явление. Понятие, посредством которого мыслится это явление, складывается из многих признаков. Благодаря какому-либо одному определению трудно охватить все существенные его признаки, а если бы это было сделано, то определение получилось бы весьма громоздким, неудобным для использования, да в этом и нет необходимости.

Поэтому наука идет по другому пути, формулируя целый ряд определений, в которых отражаются те или иные существенные стороны законности. Лишь в совокупности эти определения дают нам полное, всестороннее понимание названного феномена. Сейчас в юридической науке отсутствует спор о том, что такое законность, хотя разные авторы применительно к целям своих рассуждений или исследований и дают различные дефиниции. В юридической литературе можно встретить следующие определения законности: —

принцип права, состоящий в требованиях строгого и неуклонного соблюдения всеми субъектами права законов и основанных на них подзаконных актов86; —

принцип деятельности органов государства; —

принцип организации и деятельности всей политической системы87; —

метод руководства обществом88; —

режим, состоящий в строгом и неуклонном соблюдении законов (или обеспечивающий это соблюдение)89; —

элемент демократии90;

— компонент образа жизни91.

Каждое из приведенных определений нельзя противопоставлять одно другому, рассматривать одни из них как лучшие, а другие как худшие. Вместе взятые, они дают нам полное представление о законности, отражают ее существенные свойства. Выбор одного из них будет задаваться целями научного исследования, контекстом научных рассуждений. Конечно, для учебных целей можно дать какое-то одно синтетическое, но краткое определение, имея при этом в виду, что и другие определения не лишены фактического и логического оснований.

В юридической науке встречаются дефиниции терминов с разным экстенсионалом и интенсионалом. В первом случае мы фактически имеем дело с определениями понятий, различных по объему. Так, даются экстенсионально неравные определения права, юридической ответственности, правил общежития и др. Одни авторы включают в объем определяемых понятий более узкий круг объектов (право = нормы; ответственность только виновная; правила общежития — это социальные нормы, исключая правовые), другие — более широкий круг объектов (право — это не только нормы, но и правоотношения и даже правосознание; ответственность бывает не только виновная; в понятие правил общежития включаются нормы права).

В выборе определения проявляется концептуальный подход автора к исследуемым явлениям. Однако этот выбор, как и авторская концепция, не должен быть произвольным. Выбор того и другого не может задаваться только стремлением автора к оригинальности, но должен учитывать продуктивность дефиниции в теоретическом и практическом плане; не может игнорировать без должной аргументации научные традиции, закон, в котором зафиксированы те или иные понятия, сложившуюся практику употребления терминологии в деятельности правовых органов.

Наконец, речь идет об общественной науке, имеющей идеологический характер, поэтому определения, как бы авторы ни провозглашали свою идеологическую нейтральность, не могут коренным образом расходиться с господствующей идеологией. Эти факторы не только влияют на выбор экстенсионально различных определений, но и обусловливают наличие в юридической науке вообще экстенсионально равных, но интенсионально различных определений. Речь идет прежде всего об авторах, более склонных к либеральным или марксистским взглядам на государство и право. Например, определения государства, права, демократии, даваемые разными авторами, могут быть экстенсионально равны. Они охватывают одни и те же элементы, из которых складываются явления, мыслимые посредством определяемого понятия. Однако разный идеологический подход к этим явлениям приводит к тому, что определения оказываются интенсионально не равными. Авторы, придерживающиеся либеральных взглядов, упускают признаки, отражающие классовую сущность этих явлений, своеобразно или односторонне формулируют их функционально-целевые признаки. В результате оказывается, что те или иные термины имеют одно и то же значение, но различный смысл. «Борьба в области мировоззрения, — отмечает Д. П. Горский, — заставляет придавать терминам различный смысл, даже если они имеют одно и то же значение»'. Это положение отмечается и зарубежными учеными. Например, французский ученый-юрист Р. Давид указывает, что «пересечь границу социалистической страны — это значит попасть в новый мир с другой постановкой проблем, в мир, где такие понятия, как демократия, выборы, парламент, федерализм... приобретают часто другой смысл»92. Характеристику институтов советского права Р. Давид начинает с подзаголовка, который назван им «Обманчивый характер терминологии», отмечая, что «понятия советского права — это практически нечто иное, чем соответствующие понятия буржуазного права»93. Это различие смысла понятий вытекает из расхождений не только мировоззренческих, идеологических, но и из методологических, а также из различия самой государственно-правовой действительности капиталистического и социалистического обществ.

Возьмем, например, определение права. В определении права, даваемом сторонниками марксистских взглядов, находит отражение диалектико-материалистический подход к праву, в частности социально-экономическая обусловленность права, его классовая природа, связи с государством, социально-классовое назначение, формы существования и функционирования. Всесторонний подход к праву, его определению позволяет учесть все формы существования права, его связи с другими социальными факторами, его функционирование, цели и т. п. Немарксистские теории права, большинство из которых, на наш взгляд, характеризуются метафизическим, односторонним подходом к праву, зачастую берут какую-то одну сторону правовой действительности и на ее основе формируют понятие права. Характерным в этом смысле является позитивистское направление, которое делает акцент на нормативности права, его связи с государством. Если сравнить позитивистское направление права (право — это общее веление государства, нормы, ничем не детерминированные, не подлежащие никакой оценке) с определением, даваемым марксистско-ленинской теорией о праве, то можно заметить, что эти определения экстенсионально равны, поскольку объемы их равны, но интенсионально различны.