Пространство, равно как и время, в глобальном экономико-политическом измерении — категория, носящая философский оттенок и схватывающая общее в разнокачественных явлениях и процессах. Вместе с тем в географии и экономике эти понятия вполне «заземлены» и широко используются в русле пространственно-временного анализа. Так, реальная жизнь вынудила не только географов, но и экономистов-практиков, социологов, политологов (в т. ч. идеологов западноевропейской интеграции) обогатить в конце XX в. свой понятийный аппарат, например, таким выражением, как «единое экономическое пространство», первейшими атрибутами которого служат не только общий внутренний рынок и кредитно-денежная система, но и единство ключевых инфраструктурных систем — энергетики, транспорта, связи. Происходящие в мире экономические и политические процессы имеют точку отсчета, длительность, скорость, иначе говоря, существуют во времени. Их взаимосвязанность позволяет говорить о единстве этого времени. Чем теснее взаимозависимость субъектов мировой политики и экономики, тем в более едином пространстве-времени они существуют. Это пространство-время не признает государственных границ и идеологических различий. Каждое политико-экономическое образование (не обязательно ассоциирующееся с государством) является источником геоэкономических полей, взаимодействующих с полями других субъектов политики и экономики; множество таких полей сосуществуют, усиливая или ослабляя друг друга, или оставаясь нейтральными. В этом состоит одно из важных свойств геоэкономической структуры мирового хозяйства. Просматривается некая «симметрия» в следующих понятийных рядах: «политическая география — геополитика» и «экономическая география — геоэкономика». Если политическая география — это наука о территориальном распределении политических сил и процессов преимущественно внутри какой-либо территории (страны, области, района, штата, избирательного округа и т. д.), то круг интересов геополитики выходит за рамки отдельной страны. Она, как известно, представляет собой теорию и практику государственной внешней политики, основанной на максимальном учете географического фактора. («География является самым фундаментальным фактором внешней политики государств потому, что этот фактор — самый постоянный, — утверждал Н. Спайкмен. — Министры приходят и уходят, умирают даже диктатуры, но цепи гор остаются непоколебимыми» (96, р. 41). По этой аналогии геоэкономику, как географическую субдисциплину, можно идентифицировать как сферу научного знания, имеющую своим предметом изучение особенностей формирования транснациональных экономических геосистем, в том числе — характера использования государствами географических факторов международного значения (природных ресурсов, расстояния, климата, локации и т. д.) при определении и достижении экономических и социальных целей. Такие факторы могут также ассоциироваться не только с традиционными компонентами естественно-географической среды, но и с элементами экономической, социальной и политической среды (имеющимися основными фондами, трудовыми ресурсами, национальными и региональными рынками и биржами, геополитическими реалиями и т. д.) в том случае, если речь идет о необходимости анализа корреляционных отношений с традиционными компонентами. При этом геоэкономика (как хозяйственная деятельность) может быть определена не просто как объективная зависимость внешнеэкономической политики того или иного государства от его географического местоположения, а как объективная зависимость субъекта международных отношений от всей совокупности материальных факторов, способных помочь (или, напротив, воспрепятствовать) этому субъекту в создании эффективной экономики (см., в частности: 41). Внимательный читатель в состоянии заметить некую «дисгармонию» в определении понятий «экономическое пространство» и «геоэкономика»: если первое ассоциируется, в сущности, с любым территориальноэкономическим таксоном, то второе используется лишь при анализе межгосударственных (транснациональных) экономических полигонов. Как отмечалось выше, это устоявшаяся терминологическая условность, и, вероятно, ее следует принять как данность. Нетрудно видеть, что геоэкономика отличается ярко выраженной междисциплинарностью. Если экономисты видят в ней лишь «теоретический фундаментальный базис исследований внешнеэкономической стратегии» государства, то географы интерпретируют ее гораздо шире, включая изучение влияния внешнего фактора на размещение населения и производительных сил. У нас нет намерения вовлекаться в затяжную и достаточно бесплодную дискуссию о «микроскопически» выверенной линии размежевания интересов географии и экономики при геоэкономических исследованиях (тем более что ее на деле и не существует). Накопленный «богатый» опыт противостояния экономической географии и региональной экономики показал, что все попытки найти между ними такую «демаркационную линию» не увенчались успехом, при этом экономисты в качестве главного операционного базиса брали экономику, а географы — пространство. Так и в случае с геоэкономикой многое связано с «нюансами» предмета исследования и используемыми методами. (Кстати, аналогичная тенденция «размывания географического субстрата» имеет место в политологии при анализе геополитики. Вот как формулирует свою позицию в этой связи видный российский политолог Камиль Гаджиев: «“Гео” в понятии “геополитика” теперь не просто указывает на географический или пространственно-территориальный аспект в политике того или иного государства или группы государств, а призвано обозначить всепланетарные масштабы, параметры и измерения, правила и нормы поведения в целом, а также в международной политике отдельных государств, союзов, блоков» (9, с. 183). Делается неожиданный вывод, что императивная необходимость совместных действий всего мирового сообщества по выработке и реализации общепланетарной политики идет как бы вразрез с традиционной трактовкой геополитики. По ассоциации с делением Константина Сорокина геополитики на «фундаментальную», изучающую развитие геополитического пространства под определенным углом зрения, и «прикладную», вырабатывающую принципиальные рекомендации относительно линии поведения государств (72), в составе геоэкономики легко различимы теоретическое (или фундаментальное) и прикладное направления. Первое призвано с учетом географических факторов «подвести» теоретический базис под внешнеэкономическую деятельность государства, а второе — дать ответы на конкретные вопросы, возникающие в процессе реализации внешнеэкономической доктрины государства. Геоэкономика постепенно превращается в комплексную дисциплину о современной и перспективной «многослойной» и многоуровневой, пространственно организованной глобальной экономике. Особое внимание нам хотелось бы привлечь к почему-то редко замечаемой противоречивой связи геополитики и геоэкономики. Ранее мы уже имели возможность отметить то обстоятельство, что сама семантическая природа терминов «геополитика» и «геоэкономика» свидетельствуют об их определенном родстве. Если вспомнить сакраментальное выражение «политика является концентрированным выражением экономики», то проблема установления корреляции между геополитическими и геоэкономическими процессами становится вполне очевидной. «Основной вопрос при этом состоит в том, — замечает Николай Мироненко, — сводится ли эта проблема к “экономическому детерминизму”, свойственному марксистской мысли. Или связи взаимообусловлены, а на определенных исторических отрезках неравновесные состояния можно объяснить то перевесом мирохозяйственных, то геополитических факторов, то их такой взаимосвязью, которая требует системного подхода» (47, с. 119). Еще Челлен в своей работе «Staten som Lifsform» (85) упоминал о необходимости органического сочетания экономполитики, демополи- тики, социополитики, кратополитики и геополитики. Еще более сильный акцент на учет геоэкономического фактора сделал основоположник политической географии в конце XIX — начале XX в. Ратцель. В отличие от Канта, Гумбольдта, Риттера и других немецких мыслителей, уделявших первостепенное внимание влиянию природных условий на общественное развитие, Ратцель пытался обосновать мысль, что главные экономические проблемы Германии вызваны «несправедливыми» границами (94). Но «геоэкономика» еще долго оставалась «заслоненной» геополитикой. Главные адепты геополитики первой половины XX в. американский адмирал-историк А. Мэхэн, британские географы X. Маккиндер (89, 90) и Дж. Фейргрив, американский политик Н. Спайкмен (96), немецкий исследователь К. Хаусхофер (84) (равно как Л. Эмери, Дж. Керзон, И. Парч, С. Скрегин, В. Головачев и др.) оперировали главным образом такими понятиями как «сила», «могущество», «хартленд», «контроль», «безопасность» и др., что, как нам представляется, проистекало из классических представлений о международных отношениях, державшихся в те временах на трех китах — территории, суверенитете и безопасности государств. Крупнейшего геополитика XX в. Хаусхофера, основавшего Институт геополитики и «Журнал геополитики» в Мюнхене (1924 г.) в известном смысле можно вообще считать «антигеоэкономистом». И дело не в том, что ключевыми для его построений были выражения «жизненное пространство» («Lebensram»), «кровь и почва» («Blut und Boden»), «пространственное положение» («Raum und Lage»), «сила и пространство» («Macht und Raum»), а в том, что главной целью геополитических устремлений государства он считал достижение им экономической автаркии, независимости от соседей (?!). Ясно, что такое понимание геополитики практически не оставляло места для развития геоэкономических идей. Развернувшиеся во время Второй мировой войны усилия по разработке американского видения структурирования мира (Н. Спайкмен, Г. Уайджерт, Р. Страус-Хюпе [97], В. Стефанссон, Д. Уилси, О. Латимор и др.) сводились к укреплению силовой позиции США без специального обоснования внешнеэкономической доктрины. Заметим, однако, что, в отличие от Хаусхофера, речь уже не шла об экономической автаркии. Напротив, выделялись (Н. Спайкмен) три крупные центры мировой мощи (атлантическое побережье Северной Америки, европейское побережье и Дальний Восток Евразии), первые два из которых (без Германии, но непременно с Великобританией) должны были тесно сотрудничать для противостояния Японии, вступившей в союз с Германией. Спайкмен по-своему «модернизировал» известный тезис Маккиндера: кто контролирует римленд (т. е. побережье), тот контролирует Евразию, а кто контролирует Евразию, тот контролирует судьбы всего мира. В послевоенные годы внешнеполитическая, а тем более внешнеэкономическая (в том числе гео экономическая) мысль стали «заложницами» холодной войны и биполярной трактовки мирового устройства. Мало что изменилось и в 60-е гг., когда среди исследователей (Дж. Кроун, X. Де Блидж, Б. Рассет, Л. Кантори, С. Шпигель, С. Коэн, В. Лукин и др.) наметился сдвиг от двухполюсной (океанически-континентальной) к полицентрической трактовке мирового устройства. Речь по-прежнему шла исключительно о геополитике и геостратегии, а геоэкономические вопросы возникали как бы стихийно — для иллюстрации предлагаемых схем. Так, С. Коэн (78) при выделении двух типов регионов мирового масштаба — геостратегических и геополитических — к первому из них относил ориентированный на торговлю мир морских держав (Англию, прибрежные страны Европы, США, Южную Америку, государства Карибского бассейна, Магриб, Африку южнее Сахары, островную Азию и Океанию); ко второму — евразий- ско-континентальный мир (хартленд с Восточной Европой и Восточная Азия), гораздо в меньшей мере ориентирующийся на торговлю. Другой американский геополитик К. Грей (назвавший геополитику наукой, изучающей взаимосвязи международной политической мощи и географического фактора) исследовал то, как физическая среда воздействует на сравнительную экономическую мощь государств (79). (Это понадобилось ему для обоснования гегемонистских притязаний США на мировой арене.) Более близко подошли к истолкованию некоторых геоэкономиче- ских идей те исследователи, которые изучали значение коммуникации и транспорта для укрепления мощи государств. Было замечено, что эпоха великих империй ассоциировалась с крупными сокращениями транспортных издержек. Связь между нововведениями на транспорте и восхождением империй дала основание Такеру утверждать, что «империя — это проблема транспорта» (98). Именно железнодорожный транспорт способствовал возникновению таких сухопутных империй как Германия, США, Россия. Появление новых средств коммуникации внесло существенные коррективы в геополитическую структуру мирового сообщества. «Научно-технический прогресс последних десятилетий имеет своим результатом качественную модификацию самих географических факторов бытования большинства стран и народов планеты, окончательно размыв в в оенно-политическом плане традиционное противопоставление морских и сухопутных держав, подорвав традиционное понимание национально-государственной безопасности, — замечает Гаджиев. — Появление наступательных я дерных вооружений и средств их доставки в любую точку земного шара по сути дела элиминировало фактор неуязвимости той или иной страны в силу ее географической удаленности или изолированности акваторий или иной физической преграды» (9, с. 181). Степень связи геополитики с геоэкономикой зависит от приоритета тех или иных факторов при разработке концепции национальногосударственных интересов любого государства. Такая концепция может быть направлена на обеспечение, как минимум, трех групп интересов: а) безопасности в широком контексте (социально-экономической, военной, информационной, экологической и т. д.); б) престижа на мировой арене и, наконец, в) экономического процветания. Мы отдаем отчет в условности подобной дифференциации интересов, поскольку те же вопросы экономического процветания — часть более общей проблемы безопасности, а экономическое пространство и пространство безопасности теснейшим образом взаимосвязаны. Нерасторжимая связь геоэкономики и геополитики проявляется в том, что каждая политическая структура (государство или союз государств) постоянно ощущает на себе существование экономических интересов других структур. Предположим, что поле геоэкономических интересов в каждой своей точке характеризуется определенной мощностью — способностью в большей или меньшей степени воздействовать на политическую ситуацию, В таком случае можно предположить, что эта мощность зависит от мощности источника поля и сопротивления политической среды. Подобное сопротивление представляет собой сложный феномен, характеризующийся экономическими, географическими, военно-техническими, психологическими и другими чертами. С ним связаны возможности того или иного государства влиять на гео- экономические процессы в современном мире. Именно сопротивление политической среды иногда не только делает ничтожной мощность геоэкономических полей малых государств, но искусственно занижает мощность геоэкономических полей государств крупных (таких как РФ, Украина и др.). Определенный интерес представляет также понятие результирующего геоэкономического поля, возникающего при взаимодействии частных геоэкономических полей того или иного интернационального региона, континента или интеграционного союза (ЕС, НАФТА ит.д.). Напряженность результирующего поля характеризуется актуальностью интересов соответствующих государств, реализуемых в их отношениях друг с другом. Вероятно, можно говорить о «положительной» и «отрицательной» напряженности геоэкономического поля в зависимости от соотношения векторов геоэкономических интересов. Можно также говорить о некоем предельном значении напряженности геоэкономического поля, превышение которого провоцирует межгосударственные конфликты или, напротив, ведет к углублению экономической интеграции. В том случае, когда интересы интегрирующихся государств полностью совпадают, результирующее геоэкономическое поле представляет собой единое интернациональное экономическое пространство. Исследование механизма формирование такого единого экономического пространства, его связующих «нитей», выявление характера взаимодействия частных геоэкономических полей при формирования результирующего поля и составляет, на наш взгляд, основу географического интереса при изучении интеграционных процессов. В целом геоэкономический анализ включает, как минимум, три главные измерения. Во-первых, это исследование конкретных геоэкономических ситуаций с точки зрения географических факторов и усло- вий. Во-вторых, это сопоставление реальных данных с различными и часто противоположными представлениями об одной и той же территории. В-третьих, это прогноз и соответствующие рекомендации по выработке геоэкономической стратегии государства (региона, интеграционного союза и т. д.). Известно, что одним из универсальных принципов географических исследований является рассмотрение предмета в разных масштабах. Исходя из этого, детальный геоэкономический анализ также предполагает конструирование разномасштабных «снимков» геоэкономических объектов и процессов с учетом фактора времени, различной скорости протекания таких процессов. Недооценка геоэкономики (как самодовлеющего компонента международных отношений) весьма характерна для нашего государства. Как формировались геополитические интересы России в прошлом, хорошо известно (в изложении не только советских авторов, но и Пальмерстона, Маркса, Бжезинского и др.). Российская экспансия в прошлые эпохи была не хуже и не лучше колониальных захватов европейцев и религиозно-династических войн в послереформационной Западной Европе. Однако отличительной (и прискорбной, добавим) чертой российского экспансионизма всегда была недооценка роли геоэкономики в развитии связей с соседними странами. В этой связи при налаживании ее отношений с постсоветскими странами Кремлю в качестве генеральной линии нужно принять политику, направленную на реализацию грамотной геоэкономической доктрины, которой, к сожалению, у него до последнего времени не было. Такая политика, по крайней мере, будет честной и, главное, благородной по отношению к собственному народу, уставшему от многовековых социальных передряг. Подведем краткий итог вышеизложенному. Геоэкономика представляет собой отрасль междисциплинарных изысканий, в связи с чем вряд ли разумно «слепо» завышать» право и пиетет географии при формулировании предмета, объекта и основных задач геоэкономических исследований. Если акцентировать внимание на сущности геоэкономики как теории внешнеэкономической стратегии, служащей основой для формирования внешнеэкономической доктрины государства, то все узловые проблемы активизации воспроизводственного процесса, методы и рычаги государственного воздействия на экономику, взаимосвязи и противоречия экономического и социального развития при реализации геоэкономической стратегии, безусловно, находятся в ведении экономической науки. Геоэкономика как научная географическая субдисциплина — неотъемлемая часть региональной науки, связанная с исследованием экономического пространства, экономических геосистем, особенностей и закономерностей размещения производительных сил и развития регионов под влиянием различных факторов, преимущественно природно-ресурсных. В такой интерпретации она сформировалась задолго до того, как на нее обратили внимание представители экономической науки. Главное же состоит в том, что совместная работа экономистов и географов в области геоэкономики способна принести реальную пользу науке и практике, конфронтация же — бесплодна как пустоцвет.