3.5. Мягкое и гибкое: экономико-географическое положение в новых территориальных структурах

Однако в зарубежных школах и теориях размещения, в том числе и в новой экономической географии П. Кругмана, термин экономико-географическое положение отсутствует. Это можно объяснить тем, что зарубежная экономическая география, как и региональная наука в целом, находятся под очень сильным влиянием формальных экономических моделей. Те феномены, которые легко квантифицируются, успешно и мощно исследуются в зарубежной экономической географии. Те же явления, которые в силу их системного характера не получают модельной интерпретации, зачисляются в ранг «метафор» и отрабатываются исследовательскими усилиями ученых-одиночек вне научного мейнстрима. Отдельные грани феномена экономико-географического положения модельно отрабатываются в последние десятилетия в зарубежной и отечественной науке в рамках подхода от пространственных экстерналий.

Тем не менее именно на примере России отчетливо видно, как с началом радикальной экономической реформы фактор ЭГП обрел несвойственную ему ранее динамику и стал проявляться существенно сильнее.

побережье - взамен утраченных с распадом СССР в республиках Прибалтики. Возникли новые логистические комплексы мировых ритейлеров в ближнем окружении крупнейшей московской агломерации. В Санкт-Петербурге и Ленинградской области появился новый автосборочный кластер мировых автопроизводителей. Налицо реальные сдвиги в размещении производительных сил в результате изменения экономико-географического положения места ввиду открытости национальной экономики, распада СССР, появления новых приграничных территорий. Почему «смягчается» ЭГП

В советское время экономико-географическое положение СССР, его крупных экономических районов, регионов и городов понималось даже в работах таких классиков, как Маергойз скорее статично, что было естественно для плановой экономики замороженных цен, тарифов, всех основных видов издержек производственной деятельности. Неслучайно и работ по динамике ЭГП советских регионов почти не было, исследования этого феномена тогда сосредоточивались на ЭГП страны - с привлечением статистики внешней торговли или ЭГП макрорайонов, наиболее выигрышных с точки зрения даже статичного географического описания (таких как Дальний Восток СССР), на ЭГП регионов в контексте их инфраструктурных систем и территориальных структур хозяйства и, наконец, ЭГП отдельных городов. Радикальная экономическая реформа и затем процессы модернизации экономики России привели в движение этот феномен, придали ему более активный и динамичный характер.

Во-первых, теперь ЭГП как система пространственных хозяйственных отношений территориального объекта находится в непрерывном изменении, зависит от цен на конечную продукцию, транспортных и энергетических тарифов, таможенных пошлин для фирм-участников внешней контрактации, выходящей за пространственный контур города, региона, страны; и от федерального, регионального, местного, международного, корпоративного регламента (норм и правил экономического поведения). Во-вторых, в результате экономической и политической децентрализации значительные полномочия по изменению/исправлению исходного ЭГП находятся теперь в руках региональной власти. Так, целенаправленная трансформация активов в ходе приватизации способна улучшить условия контрактации основных субъектов хозяйственной деятельности в регионе: они станут как бы ближе к внешним партнерам. Удачно найденные региональные правовые рамки, нестандартные и максимально учитывающие особенности ландшафтов, природных активов, экономической истории, этнической структуры населения, основных произ

водственных фондов, могут придать новый тонус, сформировать новые стимулы для контактов.

Приведем пример. На старте радикальной реформы ЭГП Новгородской области было не более привлекательно, чем, например, Псковской, и явно хуже, чем у Калининградской. Однако на исходе десятого года, судя по косвенным показателям внешнеэкономического оборота, динамике валового регионального продукта (ВРП), размерам безработицы, области удалось значительно улучшить характер своих связей с иностранными партнерами, условия контрактации областных предприятий с российскими и зарубежными компаниями и в результате обойти по некоторым экономическим параметрам регионы-аналоги.

В советское время ЭГП определялось в первую очередь в контексте развития отраслей союзной и международной специализации. Теперь же конфигурация ЭГП зависит в первую очередь не от отраслевой, а от корпоративной структуры, точнее, от контрактации, а если шире - от пространственного поведения фирм базового (т.

Теперь основные агенты ЭГП - бюджетообразующие предприятия, их устойчиво воспроизводящиеся внешние (в том числе внешнеэкономические) горизонтальные и вертикальные контракты, осуществляемые по коридорам линейных инфраструктурных объектов. Меняющееся соотношение тарифов на перевозки до основных потребительских рынков и цен спроса на них, тарифов в направлении поставщиков факторов производства и цен их предложения определяет разворот регионального предприятия в сторону того или иного партнера.

Территориально-отраслевая структура бюджетообразующих предприятий региона может быть различной. Эти различия отражаются на ЭГП всего региона.

Например, регион может иметь концентрированную (пространственно слитную) территориально-отраслевую структуру: когда два-три крупных бюджетообразующих фондоемких предприятия сосредоточены в региональном центре. В этом случае ЭГП региона и его столицы практически тождественны.

Другой случай, когда регион имеет концентрированную в производственном смысле и при этом пространственно дисперсную структуру: немногочисленные крупные бюджетообразующие фондоемкие предприятия располагаются в нескольких (неагломерированных) городских центрах региона. Тогда внешние связи фирм обычно проходят по разным инфраструктурным каналам, с разным трением. Картина регионального ЭГП имеет здесь более плю

ралистичный характер - с расслоением на ЭГП отдельных крупных хозяйственных блоков внутри региона.

Третий случай, когда регион имеет дробную, но пространственно слитную структуру: многочисленные (до нескольких десятков) средние по размеру бюджетообразующие трудо- и капиталоемкие предприятия сосредоточены в региональном центре. Оценка отдельных ручейков внешних связей этих фирм может представлять сложность, поэтому целесообразно интегрировать их основные направления (по крупным федеральным округам и регионам России), а если возможно, то и повторяющихся партнеров по контрактации.

Наконец, при дробной и пространственно дисперсной территориальноотраслевой структуре многочисленные средние по размеру бюджетообразующие трудо(науко)емкие предприятия размещены в нескольких городских центрах. Это наиболее сложный случай оценки динамики ЭГП, потому что определить основные тренды пространственного поведения многих фирм и многих мест одновременно и сразу трудно. Имеет смысл провести типологию видов контрактации с внешними партнерами по их местоположению, интенсивности экономических связей, а затем по близким типам контрактов выделить кластеры региональных фирм и попытаться оценить сравнительную силу того или иного направления внешних связей, его изменение за годы радикальной реформы.

Но сводить динамику ЭГП города, региона, страны только к эволюции внешних хозяйственных связей основных экономических актеров было бы неправомерным сужением и выхолащиванием этого понятия по сравнению с тем, как его понимали отцы-основатели, в том числе И.М. Маергойз.

На самом деле динамика ЭГП зависит не только от экзогенных, но и от эндогенных факторов. Меняющийся региональный контекст, институциональная среда, степень интегрированности отдельных фрагментов и рынков региональной экономики в значительной степени определяются постоянными изменениями конфигурации прав собственности (процедурами банкротства, движением фондового рынка) и регионального регламента в целом на ареальные, линейные участки, по которым движутся товарные потоки бюджетообразующих фирм.

В советское время региональный контекст ЭГП понимался технократически, только в привязке к объектам производственной, а потом и социальной инфраструктуры. Сейчас речь идет об интегральной оценке внутренней среды региона (регионального пространства), степени ее трансакционности - способности катализировать рыночное саморазвитие, инновационную предпринимательскую энергию региональной общности людей, динамичный эко

номический рост или, наоборот, гасить стимулы энергичной хозяйственной деятельности, тормозить развитие в вязком пространстве.

Актуализация выгод от ЭГП города, региона, страны в советское время полагалась «общественной», и потому этот вопрос не получил предметного исследования. Сегодня он приобретает исключительное значение и трактуется как форма присвоения и распределения положенческой ренты среди корпоративных, федеральных, региональных, муниципальных участников и естественных монополий. Региональный эффект позитивной динамики ЭГП, например, выражается в укреплении доходной базы бюджета (как налоговых, так и неналоговых, имущественных поступлений), появлении новых рабочих мест и росте подушевых реальных доходов.

В последнее десятилетие возникла расширенная трактовка конкурентоспособности фирмы, включающая в число конкурентных преимуществ и достоинства места размещения фирмы, инвестиционной привлекательности и конкурентоспособности регионов. Возникает вопрос: как связана эта концепция с советско-российской трактовкой ЭГП города, региона, страны?

Вдохнуть жизнь в старое понятие ЭГП можно и нужно, используя его сильные стороны - акцент на межфирменные связи и их роль в формировании интегрального ЭГП региона. Западные аналоги либо останавливаются на уровне фирмы (понятия кластера, конкурентоспособности фирмы), либо сразу выходят на спорный уровень конкурентоспособности регионов. ЭГП же как раз и обеспечивает необходимую смычку между деятельностью основных внешнеориентированных фирм региона и их влиянием на достоинства места дислокации, а шире - всего региона.

Если Майкл Портер выяснял, как место может обеспечить конкурентоспособность фирмы, то здесь ставится обратный вопрос - как деятельность крупных фирм в контурах рынков ее конечной продукции и основных поставщиков способна благотворно изменять положение региона при наличии внутренних позитивных предпосылок к этому: подходящего регионального контекста, среды с низким уровнем трансакционных издержек. Ближе всего к этой задаче подходит Пол Кругман, который хотя и не оперирует понятием ЭГП, но изучает на модельном уровне влияние пространственной передислокации фирмы на совокупные экономические показатели ее домашнего региона.

Важнейший новый момент, который новое поколение отечественных эко- номико-географов должно привнести в концепцию ЭГП, - это акцент на динамику и прогноз ЭГП страны, региона, фирмы. Темпы глобальных социально-экономических процессов настолько выросли со времен Маергойза, а российская экономика приобрела настолько открытый характер, что анализ динамики ЭГП приобретает приоритетный характер.

Пример. Устюжна и Весьегонск: трансформации ЭГП в новых условиях

Два малых города - Устюжна и Весьегонск - в конце советского времени имели практически одинаковую специализацию. В Устюжне действовал сы- розавод, предприятия лесозаготовки, спиртзавод; город имел туристическую привлекательность благодаря истории и нескольким памятникам архитектуры. В Весьегонске действовал маслосырзавод, лесозаготовительные предприятия, винзавод; город привлекал многочисленных туристов - охотников и рыболовов. ЭГП их тоже было довольно схожим. Оба - вдали от крупных городов, в социальной западине между Москвой и Петербургом (Устюжна - в Вологодской, Весьегонск - в Тверской области), оба города расположены в орбите Череповца.

С точки зрения развития прежде базовых отраслей ЭГП обоих городов с переходом к рыночным отношениям пришлось переоценить в худшую сторону. В прошлом часть предприятий были ориентированы на привозное сырье и внешний сбыт - в условиях позднесоветского времени экономические расстояния почти не чувствовались и города были значительно ближе к источникам сырья и рынкам сбыта, чем в настоящее время; в 1990-е гг. оба города были резко отброшены в глубинку, почти отрезанную от остальной страны.

Более того, в условиях социалистических цен местная молочная промышленность чувствовала себя южнее, чем сейчас; в современных условиях себестоимость молочной продукции здесь осязаемо выше, чем в Белгородской и других более южных областях[333], местные производители держатся или брендом (Вологодская область), или близостью к московскому потребителю и налаженными сбытовыми связями. Устюженский сыркомбинат быстро ока-

389

зался в должниках, а впоследствии закрылся .

Самое крупное предприятие Весьегонского района - деревообрабатывающий комбинат, в прошлом ориентированный на обработку привозной (в том числе карельской) древесины оказался без работы (и соответственно, зарплаты), аналогичная ситуация, по-видимому, сложилась и в Устюжне; и там, и там лесная промышленность в итоге переориентировалась на заготовку дров. На привозное сырье был ориентирован и винзавод, с 1960-х гг. до 1985 г. разливавший произведенные на юге виноградные вина. Подобное сырьевое иждивенчество считалось благом для местных жителей: фактически им на дом, в лесную глушь, доставлялась работа; об экономической эффективности такого рода поддержки особо не рассуждали.

В 1990-е гг. парадоксальным образом ЭГП городов менялось в противоположных направлениях. С одной стороны, города экономически удалились от

390

остальной страны , вытянулись, стали недоступными прежние связи по сырью. Резко сократились и сами транспортные контакты с внешним миром: жители сетовали на закрытие аэропорта (в прошлом отсюда летали небольшие самолеты на Тверь и Череповец), сокращение автобусных рейсов и рейсов катера по Рыбинскому водохранилищу. С другой стороны, города ощутили на себе влияние глобализации: встал спиртзавод в Устюжне и перестали разливать водку в Весьегонске из-за конкуренции более дешевой импортной продукции.

В сложившейся ситуации наиболее комфортно почувствовали себя предприятия, сумевшие найти опору во внутренних ресурсах своей территории. Так, в частности, весьегонский винзавод полностью перешел на производство вин и настоек на основе местных «даров природы» (клюквы, рябины); в 1990-е гг. он обеспечивал (до изменения схемы налогообложения) половину поступлений в местный бюджет. К настоящему времени этот основанный в 1914 г. завод вновь активно развивается и даже опять стал выпускать виноградные вина, но его визитные карточки - от местной специфики: фирменные натуральные клюквенные вина «Flirtini Klukva» и «Flirtini classic», фруктовые вина на основе клюквы «Goodberry», ягодные морсы.

Устюжна же, не найдя сугубо местных ресурсов развития, стала, по сути, большим «собесом» и живет, главным образом, обслуживанием своей районной территории: административным, культурным (районная газета, музей, библиотека, профессиональный лицей) и простейшим хозяйственным (хлебо- завод[334], автостанция, банк, узел связи и другие небольшие предприятия, работающие на внутрирайонные нужды). Как это созвучно, заметим, главной местной легенде о том, что именно Устюжна стала прототипом городка, описанного Гоголем в «Ревизоре» - этом символе зависимости от внешних факторов развития.

Самая интересная трансформация, однако, связана с ЭГП сферы туризма. Здесь небольшая, казалось бы, разница в положении - на берегу реки Мологи и на берегу Рыбинского водохранилища - оказала решающее воздействие на траекторию развития местной туристической отрасли. В Устюжне сфера туризма основана на памятниках архитектуры (церкви) и музее, посвященном истории железоделательного промысла; река особой роли здесь не играет. Без креативного подхода такие туристические ресурсы становятся предметом малобюджетных школьных экскурсий. Главная туристическая привлекательность Весьегонска - водная гладь водохранилища, а также богатые охотничьи угодья соседних лесов, достаточно удаленных от Москвы[335], чтобы иметь слишком высокую рекреационную нагрузку. В итоге расположенный в глубинке в классическом смысле город оказался в центре нового рекреационного района. Туристическая отрасль стала одной из сфер специализации Весьегон- ска: бедный на классические достопримечательности, город обслуживает охотников и рыболовов, яхтсменов. При этом наблюдаются даже зачатки кластеризации различных видов деятельности вокруг туризма: с 2009 г. предлагается услуга «винного туризма»: в Весьегонск москвичи и петербуржцы заезжают на автомобилях, по Рыбинскому водохранилищу - на круизных теплоходах и собственных яхтах.

Благодаря развитию туризма Весьегонск вошел в сети новых контактов, а именно, в ассоциацию «Рыбинское море», ориентированную на развитие туризма на Рыбинском водохранилище. Так, из периферийного производителя город, по сути, стал центром - но не в старых, индустриальных, а в новых видах деятельности, опирающихся на местные, эндогенные ресурсы: охотни- чье-рыболовный туризм и «клюквенное» виноделие.

Обретение центральности узлов и блоков сети, что обеспечивает интенсивный приток знания и лучшие возможности для инновационной деятельности, может выступать как цель региональной политики. Например, образование нового университета, активное вовлечение его и университетских фирм в научно-исследовательские работы может позитивно воздействовать на центральность элементов и всей сети.