Роль категории «международное разделение труда» в географии.
Обычно это понятие используется как нечто само собой разумеющееся, для чего имеются определенные основания. Благодаря еще трудам Смита, Рикардо, Дюркгейма и других известных экономистов, многие положения, характеризующие международное разделение труда, приобрели вполне аксиоматический характер: ? международное разделение труда — частный вариант общественного разделения труда; ? важнейшими предпосылками развития международного разделения труда служат различия между странами в природно-географическом отношении и невозможность государств (особенно небольших) в оптимальных масштабах производить все виды продукции; ? в условиях международного разделения труда национальное хозяйство начинает функционировать в рамках двух рынков — внутреннего и внешнего; ? участие в международном разделении труда позволяет каждой стране полнее и с меньшими издержками удовлетворять свои потребности, чем если бы она делала это в одиночку и т. д. Между тем «международного разделения труда» в четком виде не существует, поскольку оно — в некотором роде абстракция. Нет ни одного межгосударственного документа, который «удостоверял» бы его или устанавливал «правила» формирования именно разделения труда между государствами. Конечно, оно вовсе не нуждается в оформлении с помощью специальной документации и протекает как бы спонтанно, по «заданному режиму». Существуют некоторые варианты разделения труда, которые жестко связаны с природными условиями (вряд ли разумно производить бананы на Чукотке и бессмысленно заниматься промыслом трески в Каспийском море). Но в современном мире даже такого рода варианты разделения труда не всегда определяются природой. Они формируются в силу определенных особенностей взаимоотношений государств и имеют свою специфику развития. Из школьного курса географии известно, что для того, чтобы могла возникнуть специализация отдельного государства на производстве определенных товаров, необходимы определенные условия. Во-первых, страна, участвующая в международном разделении труда, должна обладать какими-то преимуществами (например, богатством минеральным сырьем), по крайней мере, перед частью государств, в производстве соответствующей продукции; во-вторых, должны существовать страны, испытывающие потребность в этой продукции; в-третьих, затраты на доставку продукции к месту продажи должны быть выгодны стране-производителю. Эти постулаты во многом перекликаются с идеальной картиной международного разделения труда, нарисованной Рикардо, когда каждая страна производила бы товары в соответствии с имеющимися предпосылками. В реальной жизни эта схема сильно модифицируется и допускает ряд исключений. Так, в некоторых случаях международное разделение труда, если под ним понимать четко выраженную хозяйственную специализацию страны в рамках международного рынка, есть результат «исторического насилия» одной культуры над другой. Именно феномен западного колониализма породил строго определенные специализации во многих регионах мира, когда страна-продуцент практически не получала никаких дивидендов от своего подключения к международному разделению труда. В других случаях такая специализация стала резуль татом протекционистской политики дружественных государств, т. е. поддержания некоторых регионов на определенном уровне развитости, как, например, поддержание скандинавских стран западной культурой и «отведение» им соответствующего места в международном разделении труда (например, искусственное поддержание в свое время рыбопромысловой отрасли Норвегии и способствование ускоренному развитию пионерных областей электроники в Финляндии и Швеции). Иначе говоря, реально существующее международное разделение труда нередко не имеет ни легитимности, ни естественности (о чем часто не ведают не только студенты-географы, но и их учителя). Оно состоит из громадного количества частных случаев, каждый из которых имеет свою собственную историю образования и срок существования. К сожалению, во многих источниках до сих пор утверждается, будто существующее международное разделение труда носит, напротив, естественный, гармоничный характер и ведет к формированию единой глобальной экономики. Реальная жизнь не всегда подтверждает подобную точку зрения. (И уж совсем крайней точкой зрения выглядит позиция, в соответствии с которой международное разделение труда — «странное марксистское понятие», представляющее собой одну из догм коммунистической доктрины). Значительная часть хозяйственной активности в большинстве стран ориентирована на внутренний рынок, и только отдельные предприятия, расположенные в избранных районах, ориентированы на внешние экономические связи и с этой точки зрения реально могут участвовать в международном разделении труда. При этом соотношение внутренне и внешне ориентированных предприятий очень сложно и неоднозначно в рамках определенного государства. Поэтому устоявшееся выражение «международное разделение труда на уровне национальных экономик» содержит известный элемент условности. Масштабы и характер вовлечения любого государства в международное разделение труда, как правило, связаны с уровнем развития его производительных сил. Неслучайно, индустриально развитые страны занимают ведущие места в современном международном разделении труда, особенно с точки зрения выпуска «облагороженной», дорогостоящей продукции (машин и оборудования, товаров длительного пользования и т. д.) (45, 87 и др.). Что же касается многих слаборазвитых государств, повышение их роли в мировой экономике происходит главным образом за счет ресурсоснабжения индустриально развитых стран. Считается также, что и уровень развитости государства во многом зависит от степени его вовлечения в мировые хозяйственные связи. В целом это утверждение резонно. (Приведем два крайних примера автаркии — Албанию и Непал, которые в конце XX в. оставались практически «отрезанными» от мировой экономики и одновременно служили «эталоном» отсталости.) Вместе с тем, нельзя категорически утверждать, что внешнеэкономическая ориентация — безусловное благо, а внутренняя экономическая ориентация — абсолютное зло. Существует немало иных обстоятельств, влияющих на эффективность участия страны в международном разделении труда. Можно привести немало примеров, когда внеэкономическая ориентация ничего позитивного не приносила национальной экономике и, более того — способствовала стагнации и вызывала попятное движение. На протяжении многих веков за пределы национальных хозяйств выходили, как правило, лишь конечная и начальная стадии процесса воспроизводства — то есть сбыт конечного производства и закупка необходимого сырья и орудий труда. Причем, сам производственный процесс часто был привязан к определенному географическому месту и осуществлялся в рамках одного предприятия (даже первый автомобильный гигант Форда в Ривер Руж был единым комплексом). Со временем разделение труда вышло за пределы не только отдельных предприятий, но и за пределы национальных экономик, то есть стало развиваться не только в межфирменном, но и в международном хозяйственном пространстве. (В последние годы транснациональный производственный процесс стали называть международным разделением производственного процесса, относя его к специфическому типу международного разделения труда. В специальной литературе это явление называют по- разному: аутсорсинг, фрагментация производства, промежуточная торговля, вертикальная специализация, нарезание «ломтиков» стоимостной цепочки и т. п. В любом случае речь идет о распределении технологических стадий производства товара или услуги между производителями, расположенными в двух или более странах). Последние десятилетия, венчающие, ознаменовались серьезными изменениями в географии мирового хозяйства. При этом глубокое воздействие научно-технической революции испытали все отрасли — промышленность, сельское хозяйство, транспорт; произошли заметные сдвиги и в расселении людей. Опережающими темпами развивались третичные (торговля, финансово-кредитная система, связь, бытовое обслуживание, здравоохранение, образование и т. д.) и четвертичные виды (информационный сектор экономики) деятельности. Отметим наиболее заметные тенденции, характеризующие структуру и формы современного международного разделения труда (38). Во- первых, происходит сдвиг от традиционных в сторону наукоемких и технологически сложных производств. Эта тенденция является следствием общей модернизации мировой экономики в результате научно- технической революции и ведет к вытеснению с мирового рынка морально устаревшей техники и оборудования. При этом ведущие позиции в обновлении рынка наукоемких и сложных в конструкционном отношении товаров помимо стран «семерки» заняли новые индустриальные страны. (Россия, к сожалению, пока фактически «отлучена» от этого перспективного рынка, за исключением продукции военно-промышленного комплекса и авиационной промышленности). Во-вторых, наблюдается тенденция перехода от готовых изделий к полупродуктам, деталям и операциям. Она проявляется в том, что отдельные страны стали специализироваться не только на выпуске готовых продуктов, но и полуфабрикатов, поставляющихся за рубеж. Даже такая мощная индустриальная страна как США использует по линии кооперации поставки комплектующих изделий от многих зарубежных фирм. В-третьих, имеет место «дематериализация» мирохозяйственных связей, проявляющаяся в замедлении темпов роста торговли сырьем, энергоресурсами, продовольствием и т. п. и расширении обмена услугами, информацией, патентами, лицензиями, научно-технической документацией и т. д. Если в предыдущие годы соотношение между экспортом товаров и экспортом услуг и информации оценивалось как 4:1, то сейчас это соотношение нуждается в решительном пересмотре. Следовательно, показатели развития мировой торговли лишь продуктами материального производства не могут служить надежным критерием общего состояния международного разделения труда. Постепенно меняет свой прежний характер внешняя торговля как исторически первая и долгое время господствовавшая форма мирохозяйственных связей. Она все более становится зависимой от транснациональных компаний, принадлежащих сразу нескольким странам. Если раньше во внешнеэкономическом сотрудничестве участвовало лишь одно звено — обмен продукцией, то сегодня активно участвуют и другие звенья — само производство и инвестиции. Можно утверждать, что международное разделение труда и мировое хозяйство в целом вступило в качественно новую стадию, которую можно условно назвать «интеграционной». Кстати, для представителей экономической географии экономическая интеграция, позволяющая государствам более экономно использовать сырьевые, топливные и трудовые ресурсы, а также широкие возможности территориального разделения труда — недооцененное, благодатное исследовательское «поле». «С географической точки зрения экономическая интеграция — это не механическое расширение рыночного пространства путем простого арифметического сложения национальных величин производства и потребления, а, прежде всего, сложный адаптационный процесс “прилаживания” и согласования множества “разнокалиберных” и изменчивых зон сбыта, и что еще важнее, сложившихся территориальноотраслевых структур на всех уровнях пространственной иерархии — урбанизированных ареалов и городских агломераций, экономических районов в ядрах и на периферии, национальных систем стран, вошедших в интеграционное пространство», — писал проницательный Борис Зимин (23), интуитивно ощущая всю «мощь» корреляционного механизма интеграции. (Происходящая в мире транснационализация бизнеса сопровождается ростом движения «антиглобалистов», полагающих, что интернационализация экономики и капитала ведет к обогащению ограниченного круга дельцов, связанных с ТНК, в то время как условия жизни миллиардов людей либо меняются в худшую сторону, либо не меняются вовсе при стремительном ухудшении среды обитания.) Новые тенденции в размещении мировой индустрии во многом связаны с отмеченными выше сдвигами в международном разделении труда. Так, переход от традиционных в сторону наукоемких и технологически сложных производств, действительно, ассоциируется в основном с центрами научных исследований, располагающих соответствующими кадрами. В конце XX в. в странах ЕС, США, Японии расширялась практика создания научно-промышленных комплексов, в том числе их разновидности — технологических парков для производства новейшей наукоемкой продукции на базе тесных связей с университетскими и научно-исследовательскими центрами. (Известно, однако, что Сингапур, Малайзия и другие новые индустриальные страны, занявшие ведущие позиции в обновлении рынка наукоемких и сложных в конструкционном отношении товаров, отнюдь не являются мировыми «кузницами» научно-технических кадров. В данном случае речь идет о трудоемких отраслях, выпускающих массовую продукцию на основе постадийной специализации или технологически сложную продукцию филиалами ТНК в странах с более дешевой рабочей силой. Фактор дешевизны рабочей силы среднеразвитых государств проявляется не только в «притягивании» наукоемких и технологически сложных производств, но и традиционных, в частности, легкой промышленности.) В рамках такого сдвига в международном разделении труда как «дематериализация» мирохозяйственных связей (проявляющейся, в частности, в замедлении темпов роста торговли сырьем, энергоресурсами, продовольствием и расширении обмена услугами) наблюдается своеобразное «обновление» географии горнодобывающей промышленности мира. Оно выражается в консервации целого ряда «полувырабо- танных» рудных месторождений в связи с утилизацией лома, вовлечением в хозяйственный оборот старых и строительством новых угольных шахт на своей территории, внедрении новых технологий обогащения добытого сырья, строительством в индустриальных странах новых технологических линий по переработке вторичных ресурсов и т. д. Важным сдвигом в размещении промышленности (особенно ее «нижних этажей», занятых переработкой сырья) индустриально развитых стран в последней четверти XX в. явилось движение к морским портам — ближе к источникам ввозимого сырья. Естественно, что этот процесс особенно ярко проявился в сравнительно поздно индустриализовавшихся странах, в которых была большая свобода «маневра» при размещении новых предприятий. Заметное влияние на размещение промышленности оказал также энергетический кризис, вызвавший ликвидацию излишков мощностей и способствовавший концентрации производства на крупнейших и лучших по технологии предприятиях. Параллельно увеличивалась роль и мелких фирм, но в отраслях легкой и пищевой промышленности, в сфере услуг и т. д. Что касается такого специфического объекта географии мирового хозяйства, как ТНК, то они ассоциируются не только с промышленностью, но и со сферой услуг и гораздо в меньшей мере — с добывающей промышленностью и сельским хозяйством. Вопреки распространенному мнению (особенно среди экзаменующихся студентов), основная географическая направленность внешней экспансии ТНК — не слаборазвитые страны, а высокоразвитые государства Западной Европы, Северной Америки, Австралия, Япония, Израиль. Так, примерно половина инвестиций американских ТНК приходится на западноевропейский регион, что можно объяснить благоприятным инвестиционным климатом, политической стабильностью, емкими рынками сбыта. Промышленные комплексы ТНК и созданную ими систему межфирменных и внутрифирменных связей условно можно назвать «второй глобальной экономикой», потому что они фактически независимы от национальных экономик. В этой связи очень важно четко отличать торговлю или иные формы экономического взаимодействия между странами от внутрифирменной торговли между разными подразделениями одной и той же транснациональной корпорации. Параллельно ТНК в мире сложилась широкая сеть транснациональных банков, имеющих разветвленную «паутину» отделений и филиалов. Они четко следуют за своими главными клиентами — ТНК, аккумулируя свободные, неконтролируемые государством капиталы. Геоэкономика в зеркале экономической географии. Коллективными усилиями в последние десятилетия удалось уточнить содержание многих новых направлений гуманитарной географии в соответствии с современным уровнем знаний и теми задачами, которые ставит перед научным сообществом повседневная жизнь. Однако часть «стыковых» субдисциплин по-прежнему истолковывается в литературе неоднозначно, что не только мешает четкой систематизации наук, но и препятствует выявлению косвенных взаимных связей между ними, возводит барьеры на пути исследования новых и перспективных направлений. К числу неоднозначно трактуемых понятий относятся и «геоэкономика» (см.: 1, 2, 5,11, 14,15,29, 50, 51, 52 и др.). Феномен геоэкономики, на уровне обыденного сознания ассоциирующийся с глобальным «круговоротом» ключевых ресурсов (сырьевых, технологических, человеческих, финансовых) и «глобальным менеджментом», особое внимание исследователей привлек в последней четверти XX в. Авторы, недостаточно глубоко вникшие в историю вопроса и плохо знакомые с географическими источниками, стали ошибочно полагать, что тогда же и был введен в научно-литературный оборот термин «геоэкономика» (якобы консультантом Совета по национальной безопасности государственного департамента США Э. Люттваком (см. 22). В действительности же понятия «геоэкономика», «геоэкономическое пространство», «геоэкономическое поле» использовались задолго до этого, в частности, в советской географической литературе и, естественно, были включены в известный понятийно-терминологический словарь по социально-экономической географии Энрида Алаева. Строго говоря, геоэкономическое пространство — это то же экономическое пространство, или «совокупность экономических отношений на данной территории, выраженных через отношения управления. Оно характеризуется множественностью распорядителей, множественностью различных точек отсчета, находящихся между собой: в согласованности, противоречии, антагонистическом противоречии» (1, с. 258). Соответственно, атрибут геоэкономически й можно в принципе употреблять в отношении любых пространственных экономических систем. Однако, как нередко бывает, «вторично открытые» в экономической науке термины «геоэкономика» и «геоэкономический» постепенно наполнились новым содержанием. Преобладающие сегодня в российской литературе «экономикоцентричный» и «транснациональный» подходы к истолкованию геоэкономики как отрасли научного знания во многом объясняются тем, что многие геоэкономические идеи первоначально действительно зародились в экономической среде, там, где для их появления были созданы соответствующие предпосылки. Геоэкономическим «духом» пропитаны идеи основоположников современной экономической теории Смита и Рикардо. Если первый подверг аргументированной критике т. н. меркантилистов (меркантилисты выступали за строгое ограничение доступа на национальный рынок иностранных товаров в отличие от фритредеров, отстаивавших свободную торговлю между странами) в работе «Исследование о природе и причинах богатства народов» (70), то второй в его «Началах политической экономии и налогового обложения» изложил знаменитый закон «сравнительных преимуществ», сохранивший свое теоретическое значение до сих пор и в модифицированном виде служащий для объяснения современной структуры и географии мировой торговли (63). И хотя оба «стихийные геоэкономисты» основывали свои рассуждения на разделении труда (как внутри страны, так и на международном уровне), практически они не уделяли должного внимания пространственным категориям (распределение людских и природных ресурсов в пространстве; локализация полюсов богатства; расходы, связанные с перевозкой товаров и сырья). Совершенно очевидно, что геоэкономика, как междисциплинарная отрасль научного знания, предполагает сочетание идей экономики и географии (равно как и истории, социологии, юриспруденции, дипломатии и т. д.). Так, Ф. Бродель — автор ряда книг, в том числе «Средиземноморье в эпоху Филиппа II» и «Материальная цивилизация, экономика и капитализм в XV-XVIII веках», — может считаться геоэкономистом- историком (7). Большая часть его работ посвящена включению людей и экономики в пространство. Бродель неизменно подчеркивал органическую связь экономики с пространством и временем. Его произведение начинается с анализа «бытовых структур» и микропространств (деревень, городов, рынков), затем автор переходит к изучению «экономических миров». Каждый «экономический мир» представляет собой, по Броделю, «часть вселенной, элемент экономически самостоятельной планеты, способной удовлетворять за счет собственных ресурсов большую часть своих потребностей; его внутренние связи и обмены придают ему определенное органическое единство». Примером такого экономического мира может служить Средиземноморье XVI в. Но экономический мир отличается от мировой экономики, охватывающей весь земной шар и представляющей собой «вселенский рынок». В конце XX в. всеобщий рынок действительно сформировался, и мировая экономика включила в себя все парциальные экономические миры. Не отличающуюся особой оригинальностью трактовку новой дисциплине дают итальянские исследователи К. Жан и П. Савона (22). Под геоэкономикой они понимают дисциплину, изучающую те аспекты международной конкуренции, где главными действующими лицами являются не промышленные банки или корпорации, а государства. Специфика их геоэконом и ческого видения — интерпретация экономических и политических процессов с точки зрения межгосударственной конкуренции. Соответственно, главную задачу геоэкономики они видят в выработке стратегии действия государства, позволяющей ему обеспечить «собственным» компаниям и хозяйственным комплексам в целом максимально конкурентные преимущества по сравнению с иностранными компаниями и экономиками. В той или иной мере геоэкономическими идеями пронизаны различные теории внутренних лимитирующих факторов (Р. Нурксе, Дж. Винер, Р. Болдуин, Дж. Мейер, А. Сови, Е. Ганнаже и др.), теории внешних факторов — международного разделения труда, внешней торговли, иностранного капитала (Г. Мюрдаль, Р. Пребиш, А. Льюис, Г. Зингер, Й. Шумпетер и др.) и так называемые «социологические» теории (Б. Хо- зелитс, Э. Хаген, Дж. Кункель и др.). Не чужда геоэкономическим идеям современная модифицированная теория сравнительных преимуществ (закон пропорциональности факторов), изложенная шведскими учеными Э. Хекшером и Б. Олиным. Суть их теоретических положений состоит в том, что государство экспортирует товары, производство которых требует больших затрат «избыточных» (для конкретной страны) факторов производства и небольших затрат дефицитных факторов; импортирует же товары с обратным соотношением затрат. Ясно, что под «избыточностью» факторов нередко скрываются плодородная земля, богатые запасы минерального сырья, древесины, дешевая рабочая сила и т. д. — ингредиенты, требующие исследовательских усилий именно географов. Сильный экономический «уклон» исследованиям придает непрекра- щающаяся в западной литературе полемика о месте и роли геоэконо- мического соперничества в международной конкуренции. Одни авторы полагают, что в современных условиях геоэкономическая конкуренция становится главным элементом борьбы, которую на мировом рынке ведут между собой национальные хозяйственные комплексы, и что эффективное использование геокономических инструментов является важнейшим условием успеха в этой борьбе; другие придерживаются мнения, что новая отрасль знания явно преувеличивает значимость геоэкономических аспектов международной конкуренции, играющих в действительности двух- или трехстепенную роль (22). (Нобелевский лауреат 2008 г. Пол Кругман вообще отрицает решающее значение конкурентоспособности для развития государства и считает невозможным, чтобы успешная торговля определяла экономическое превосходство страны. Этот исследователь полагает, что процветание и богатство государства, а также жизненные факторы определяются в основном внутренним развитием государства. По его мнению, история цивилизации доказывает: крупные государства не ощущают сильных последствий экономической конкуренции между собой. Перенос темы конкурентоспособности в центр обсуждения мог бы иметь, по мнению Кругмана, опасные последствия, так как международные противоречия обострились бы еще больше, что привело бы к экономической войне, последствия которой отразились на всех участниках {там же) (22). Помимо противоречий по теоретическим положениям концепции, сторонники и критики геоэкономики отличаются различными оценками реальной конкурентоспособности экономики стран на мировом рынке. Оппоненты геоэкономического подхода считают свою национальную экономику достаточно сильной для того, чтобы выжить в международной конкуренции, не прибегая к массированной помощи государства. Сторонники геоэкономики выражают сомнения по поводу конкурентоспособности национальной экономики, полагая, что она не сможет успешно конкурировать с другими странами без системной поддержки со стороны государственных структур и т. п. Нетрудно видеть, что подобный акцент геоэкономических разработок оставляет географам слишком «узкое поле» для творчества. Отдавая должное нестандартным и порой глубоким изысканиям экономистов в области складывавшейся системы международных хозяйственных связей под геоэкономическим углом зрения, отметим их явственные попытки приуменьшить значение географической составляющей геоэкономики, свести последнюю к разработке фундаментальных основ национальной внешнеэкономической доктрины без должной опоры на территорию — главный операциональный базис географической науки, без надлежащего учета природно-ресурсного фактора развития, пространственного механизма глобальной экономической интеграции, геополитических реалий современности и т. д. Для них приставка «гео» в сущности выполняет формальную научную функцию, равнозначную сочетаниям типа «между» {+ народный), «транс» (+ национальный) и т. д. Показателен в этом отношении подход представителей экономической науки к анализу современной структуры общественного разделения труда. Здесь основной акцент делается на интенсивное развитие крупномасштабного научно-технического и производственно-инвестиционного кооперирования, действительно приведшего к некоторому «смещению границ обмена товарами и услугами на новый “стык” — к межанклавному, межфирменному, межкорпорационному обмену (между крупными производственно-компенсационными комплексами)» (75, с. 28). Имеет место недооценка географических факторов международного разделения труда, связанных, например, с колоссальными различиями в природно-ресурсной обеспеченности государств и процессами «стихийного» распределения на базе закона стоимости производственных «обязанностей» между странами как производственными единицами. Разве государства — члены ОПЕК как крупнейшие поставщики углеводородного сырья на мировой рынок или традиционные продуценты кофе, какао, чая, хлопка, сизаля и других традиционных сырьевых и сельскохозяйственных товаров утратили свою роль в сложившейся системе международного территориального разделения труда? Разве они символизируют интенсифицирующиеся процессы межанклавного, межфирменного и межкорпорационного обмена? И есть ли достаточные основания сегодня для пореформенных постсоветских государств при разработке своей внешнеэкономической стратегии пренебрегать законами и принципами «традиционного» международного разделения труда, преждевременно положив в ее основу «межанклавное» разделение труда? Не следует забывать о том, что в случае со странами СНГ речь идет пока не о постиндустриальном обществе. Впрочем, в любом случае, идет ли речь о «традиционном» международном разделении труда или «межанклавном», экономические границы далеко не всегда совпадают с национальными, и существует широкое поле деятельности для представителей географической науки. Эдуард Кочетов акцентирует внимание на постоянно меняющиеся экономические границы, не соответствующие национальным, в связи с усложняющимися процессами международного разделения труда, пытаясь выработать методологию определения фактических границ хозяйственных комплексов, которые не совпадают с границами государств (35, с. 28). Относясь с уважением к типично географическим «изыскам» автора-экономиста (чего он простодушно не замечает), заметим, что роль национальных (государственных) границ при анализе глубинных вопросов географии мирового хозяйства всегда была неоднозначной. Все зависит от интереса самого исследователя, делающего акцент либо на всю совокупность национальных хозяйств, участвующих в интернациональном экономическом общении, на отдельные сферы и отрасли материального производства, либо лишь на одни международные экономические отношения, составляющие, по мнению многих специалистов, основу мирового хозяйства, в которое национальные производительные силы даже не входят. С учетом вышесказанного, вовсе неудивительно, что в целом ряде экономических публикаций последних лет в России (главным образом, вышеупомянутого Кочетова) геоэкономика ассоциируется лишь с созданием теории внешнеэкономической стратегии и формированием внешнеэкономической доктрины государства (22, 29, 33-41,45 и др.). Утверждается, что в основе геоэкономики лежат такие взаимообусловленные и взаимозависимые части, как: 1) мировая хозяйственная система: ее внутренний экономический «регламент»; 2) внешнеэкономическая модель: генезис системы связей национальной экономики с внешней сферой; 3) внешнеэкономическая доктрина и стратегический арсенал ее реализации (технология действий на мирохозяйственной арене) (36). Налицо сугубо экономический подход к трактовке геоэкономики, в основе которой видится лишь «теоретический фундаментальный базис исследования внешнеэкономической стратегии» (с, 45). Причем первый блок проблем исследования такой стратегии включает такие параметры мирового хозяйственного развития, как: а) проявление новых граней современного механизма интернационализации хозяйственной жизни; б) качественные сдвиги в общественном разделении труда в современном мировом хозяйстве; в) эволюция товарных форм современного мирового рынка (от «простейших» форм (единичные товары), до высших («товаров объектов», «товаров программ» и т. д.); г) преобразование организационных структур, их функциональных и управленческих звеньев; д) расслоение товарного обращения на два яруса — стратегический, связанный с магистральным направлением развития национальной экономики, и конъюнктурный, где товарообмен происходит по законам текущей конъюнктуры рынка. Второй блок проблем геоэкономики, по Кочетову, охватывает «встраивание в национальную экономику соответствующей внешнеэкономической макромодели», разработку и реализацию «программы выхода национальной экономики на взаимодействие с мирохозяйственной сферой, которая должна предусматривать уровни, формы и очередность мероприятий» (с. 48). И, наконец, третий блок проблем исследования внешнеэкономической стратегии включает, собственно, «технологию» функционирования национальной экономики в мировой хозяйственной системе. Геоэкономика в подобной интерпретации — система взглядов, согласно которой политика государств определяется экономическими факторами, способствующими включению национальных хозяйств в мировые воспроизводственные цепи для участия в формировании и использовании мирового дохода. Это, в сущности, внешнеэкономическая стратегия развития государства, вынесенная за национальные рамки система экономических атрибутов и экономических отношений, определяющих контур глобального экономического пространства. Геоэкономика выступает как симбиоз национальных экономик и государственных институтов, переплетение национальных и наднациональных экономических государственных структур. Одним из показательных атрибутов геоэкономики, по мнению российского исследователя, является геоэкономический атлас мира. Фундаментальные изменения, происходящие в современном мире, затронули практически все стороны глобального пространства, в связи с чем возникла необходимость проанализировать сложившуюся ситуацию для выработки долгосрочных решений, учитывая при этом массу факторов, воздействующих на выработку стратегии развития государства. Здесь Кочетов, косвенно признавая ограниченность возможностей экономической науки, проявляет удивительное «великодушие», допуская возможность принятия участия экономической географии в составлении подобного «геоэкономического атласа». (Невольно вспоминаются представления Р. Гаркави о геополитике, как о «картографических отношениях между главными борющимися нациями» (82), направленные на «выхолащивание» географической сути последней.) Как известно, географы не отказались от этого предложения, но, имея свой собственный предмет геоэкономического исследования, восприняли это участие в качестве своего «кровного» дела, а не «филантропической подачки» со стороны экономистов. Среди сравнительно недавно пополнивших понятийно-термино- логический словарь геоэкономики, — геоэкономический баланс (11), отражающий различную роль развитых и отсталых стран и регионов в мирохозяйственном обмене. Известно, что сегодня система национальных счетов, торговый и платежный баланс государства лишь «приблизительно» фиксируют положение страны на глобальном уровне. Традиционная экономическая статистика в известной мере устарела и находится в кризисном состоянии, так как не в состоянии учесть движение идей, культурных ценностей и человеческого капитала. Именно этим объясняется интерес к вышеупомянутому геоэкономи- ческому балансу, в рамках которого экспертно-аналитическим способом можно учесть все эти нюансы. Приведем некоторые аргументы Петра Щедровицкого, свидетельствующие, по его мнению, о конструктивности нового понятия. «Развитые страны, потребляющие огромные товарные ресурсы, покрывают возникающий товарный дефицит в глобальных обменах, как правило, с помощью, так называемой ренты развития — взимания платы за пользование идеями, стандартами, информацией и культурными ценностями, а также за допуск представителей менее развитых стран на свои богатые рынки» (75, с. 79). В качестве выигрыша от глобализации процветающих наций называется также их «стратегическое лидерство», благодаря чему они формируют «повестку дня» всего мира и т. п. Что же касается менее развитых государств, то они «дефицит своего торгового и платежного баланса покрывают, как правило, людьми, сырьем, территориями, экологическими квотами, и это называется “рентой отсталости”. В частности, развитые страны сбрасывают в менее развитые страны утратившие эффективность технологии, а также проводят политику “экстернализации расходов” — сброса расходов, связанных с покрытием ущерба от эксплуатации промышленных объектов, утилизацией производственных объектов и потерь невос- станавливаемых природных ресурсов» (75, с. 79). В итоге автор приходит к выводу, что государство, интегрированное в геоэкономическое пространство и имеющее дефицит торгового баланса, «с неизбежностью должна покрывать его своими валютными запасами и иным имуществом, либо она будет уплачивать «ренту отсталости», вывозя сырье, кадры и т. д.