6.2.3. Иранский фарн и его кодовые маркеры: орел

Еще один стандартный образ фарна — это хищная птица: орел, сокол или гриф. Если, как и в случае с бараньим руном, попытаться найти основания для именно такой зооморфной кодировки фарна, исходя из сюжетов, связанных с сомой/хаомой, то мы вполне ло­гично выходим на один из немногих сюжетных эпизодов, устойчи­во закрепленных в Ригведе за Сомой как за самостоятельным дей­ствующим лицом, а именно — на сюжет о похищении Сомы с горы, где он рос, вниз, на землю, где Ману впервые готовит из него для

Скифы

133

Индры напиток бессмертия и воинского вдохновения амриту Именно орел выступает в роли похитителя и первоносителя сомы [РВ IV, 26, IV, 27] Вследствие этого орел (и хищная птица вообще) становится в Ригведе одним из самых употребительных метафори­ческих обозначении Сомы

Сокол, сидящий в чанах птица расправившая (крылья)

[РВ IX, 96, 19J

Теки, о сома, как самый блистательный В деревянные сосуды, громко ревя Усаживаясь, словно сокол, на (свое) место

[РВ IX, 65, 19]

Как орел в свое гнездо, спешит бог чтобы сесть На сиденье, созданное молитвой, золотое

[РВ IX, 71,6]

.

[РВ IX, 72, 5]

И так далее

Другой сюжет, уже непосредственно иранский и связанный с фарном в виде хищной птицы, мы находим в Авесте

Авеста содержит сведения и о том, каким представлялся «ка-вийский фарн» В Яште (19, 32) сообщается, что Йима защищал от левов свои богатства с помощью фарна и в результате в его царстве установилось полное благоденствие Но впоследствии фарн поки­нул его, причем в видимой форме, в образе птицы varayna — это слово обозначает «хищную птицу»

[Литвинский 1968 52]

Устойчивая кодовая связь хищной птицы с понятиями «судь­бы» и «счастья» достаточно легко прочитывается не только в ин­доиранских, но и в ряде других индоевропейских, а также алтай­ских, уральских и аборигенных американских культур Достаточно вспомнить о греко-римской традиции гадания по птицам, об орлах римских легионов, о родовых и государственных геральдических традициях, о парадных головных уборах индейцев североамерикан­ских прерии и т д

Впрочем, нигде культ хищной птицы не увязан с культом «судь­бы» и «счастья» (фарна) настолько очевидно, как в обшей для

134

В.

индоевропейцев и алтайцев традиции соколиной охоты, причем в случае с тюрками и монголами есть основания полагать, что «идео­логия» этого, ритуального по сути своей, действа может восходить непосредственно к ираноязычным предшественникам упомянутых этнических сообществ на просторах евроазийского «степного ко­ридора»¹. То, что тюрки заимствовали целый ряд системообразую­щих индоиранских понятий, и в первую очередь в области идеоло­гии и образа жизни, отмечалось уже неоднократно. Сошлюсь хотя бы на того же Б.А. Литвинского, который перебросил ирано-тюр­кский «мостик» именно в интересующей нас области:

...в тюркских текстах эквивалентом согдийского prn (farn) вы­ступает именно qut «(счастливая) судьба»(о^а). И, напротив, тюр­кское qut передавалось с помощью prn.

[Литвинский 1968: 107|

Если учесть то обстоятельство, что слово кут (кыт, кет) в тюр­кских языках означает «баран», то культурологический смысл этой параллели станет еще более явным. Можно вспомнить в данном контексте также и о воплощенной в понятии кёт божественной удаче, которой был наделен клан Ашина, основатель Тюркского каганата; данный термин, в обратном переводе на иранский куль­турный код, невозможно воспринять иначе как традиционный иранский царский фарн².

Соколиная охота, лучше всего описанная на среднеазиатском материале благодаря реликтовым формам быта и общественной организации, сохранившимся в этом регионе практически в непри­косновенности до начала XX века (а в определенной степени и до сих пор), может служить прекрасным источником информации в отношении древних культурных кодов. Подборку материалов по

¹ «По крайней мере, этнографические материалы собственно тюркского времени дают повод для серьезных размышлений об истоках так называемой тюркской культуры и ставят проблему индоиранскою наследия в культуре южносибирских тюрков. Складывается впечатление, что тюрки обрели свой "этнографический" облик в процессе складывания композиции до-тюркских (индоевропейских?), не-тюркских (самодийских, кетских) и собственно тюр­ кских компонентов».

² Ср. с приведенным в «Сборнике летописей» Рашид-ад-дина толковани­ ем термина онгоп, значение которого определяется одновременно как «счас­ тье» и как «государство». При этом речь идет о родовых знаках для клеймения скота, которые Иркыл Ходжа раздает двадцати четырем внукам Огуза, леген­ дарного тюркского родоначальника. Существенно и то обстоятельство, что все онгоны всех без исключения внуков Огуза суть ловчие хищные птицы.

Скифы

145

данной проблеме можно найти в монографии Г Н Симакова «Со­колиная охота и культ хищных птиц в Средней Азии (ритуальный и практический аспекты)» [Симаков 1998J, совершенно беспомощ­ной в плане культурологическою осмысления собранных данных¹, но вполне добросовестной с точки зрения широты охвата и первич­ной систематизации оных

То обстоятельство, что с ловчей птицей охотник ассоциирует собственное благополучие а также блаюполучие собственной се­мьи, рода и т д , неоднократно оговаривается в книге и подкрепля­ется соответствующими материалами Так, если на юрту садится ручная или дикая ловчая птица, то с этого момента в этой юрте будет сытая и обильная жизнь [Симаков 1998 67] Ловчая птица является (точнее, являлась до исторически недавнего времени, повлекшего разрушение традиционных культурных форм) неот­чуждаемой собственностью человека и рода Дарить ее нежелатель­но, а продажа птицы (особенно вместе с путлищами) влечет за со­бой многочисленные и непоправимые несчастья

Иначе счастье и достаток покинут твои дом, ты обеднеешь лишишься скота, а твои дети будут умирать а другие не будут рож­даться

[Симаков 1998 ПО]

Гнезда ловчих птиц известны наперечет и являются собствен­ностью того или иного рода, оцениваемой наравне с количеством и качеством воды и травы — то есть ключевых для кочевника ха­рактеристик местности Сложная система внутриродовых прав соб­ственности (индивидуальных и групповых) на гнезда, из которых вынимают птенцов, также достаточно подробно описывается в монографии, давая прекрасный материал для исследования не только прав собственности, но и «прав на удачу» в человеческих сообществах, построенных по кланово-родовому принципу Убий­ство орла вообще считается делом не благим, а убийство орла, со-

¹ Первая, теоретическая глава книги (