Антропология академической жизни в постсоветском контексте
Современная российская социально-культурная антропология все чаще обращает внимание на изучение самых различных социальных и культурных групп. И в этой связи, кажется, ей было бы естественно обратить внимание на исследование себя - на изучение сообщества ученых, академического сообщества своими собственными методами.
И уж для этнографов/этнологов/антропологов, тем более именно антропологическое академическое сообщество, в первую очередь и должно представлять научный интерес, т. к. генезис данного жанра в антропологии, безусловно, связан с антропологическим знанием. Однако несмотря на всю естественность такой постановки вопроса, антропология академической жизни в отечественной науке до сих пор не институционализирована. А это означает, повторюсь, что возможность и необходимость антропологического взгляда на антропологию как научную дисциплину, социально и культурно обусловленную практику по-прежнему не осознана, невзирая на всю ее важность и практическую значимость.И все же новое для отечественной науки исследовательское направление - антропология академической жизни в последние годы не только заявило о своем существовании, но и успешно развивается на постсоветском научном пространстве, даже не будучи четко институционально обозначенным. Свое название оно получило неслучайно. В научной литературе этнография профессий в узком смысле воспринимается как метод сбора эмпирических данных и жанр описания культур, а в широком смысле - это синоним антропологии, когда исследователь выходит на уровень обобщений и построения теории [Романов, Ярская-Смирнова 2009]. Использование термина «антропология» в нашем случае обозначает конкретный методологический подход к исследованию различных аспектов повседневной жизни ученых и научных сообществ и предполагает не только и не столько изучение человека вообще, но изучение конкретного способа существования «академического» человека, человека академического образа жизни, а также соционормативной культуры, совокупности ритуалов и повседневных практик, сформированных сообществом «академических» людей, т.
е. академическим сообществом, и используемых ими в сфере академической жизни.Напомню, что любому профессиональному сообществу присуща не только своя соционормативная культура, но более того, собственная профессиональная субкультура, особая субкультура профессии. Вслед за Т.Б. Щепанской под субкультурой профессии условимся понимать совокупность стереотипов и норм поведения, форм дискурса, сложившихся в профессиональной среде, пронизывающих все аспекты жизни членов профессионального сообщества, функционирующих в том числе на уровне повседневности и транслируемых посредством механизмов традиции в рамках повседневных практик, специальных ритуализированных действий, профессионального фольклора. Носителем профессиональной субкультуры является профессиональная среда, профессиональное сообщество (в данном случае это - академическое научное сообщество), «включающее (по умолчанию) обладателей данной профессии, имеющих соответствующее образование, работающих по специальности, а также разделяющих большую часть символико-нормативного комплекса, в первую очередь, - совокупность культурных кодов, опосредствующих его понимание» [Щепан- ская 2005: 51].
Необходимо также отметить, что в отличие от многих других профессиональных сообществ, академическое сообщество представляет собою совокупность индивидов или коллективов, связанных обменом результатами научной деятельности по производству, накоплению или использованию научного знания. При этом поддержание устойчивых межличностных или межгрупповых отношений внутри научного сообщества обеспечивается использованием единого профессионального языка и научного аппарата (понятий, инструментов, процедур наблюдения или вывода) и каналов получения или передачи информации (научных изданий, записей на носители, научных симпозиумов, конференций и т. д.), а также достаточно развитыми формами оценки научного труда.
Исходя из вышесказанного в 2005 г. я предложила Оргкомитету VII Конгресса этнографов и антропологов России подготовить и провести секцию «Антропология академической жизни» (далее - ААЖ).
Проведение подобной секции планировалось впервые в истории не только постсоветских конгрессов этнографов и антропологов России (далее - КЭАР), но и тех экспедиционно-полевых этнографических сессий, ежегодно проводившихся в СССР с 1950-х гг., от которых КЭАР в 1995 г. принял эстафету и с тех пор стал традиционным. Рабочая схема секции «Антропология академической жизни» с самого начала целенаправленно строилась с учетом участия ученых, предметом исследований которых является профессиональное сообщество отечественных этнографов, этнологов, антропологов и представителей других ассоциированных наук различными, прежде всего этнографическими методами, т. е. ситуация, когда «объект этнографии сам становится ее аудиторией» [Geertz 1983].Идея проведения секции ААЖ вызвала большой интерес у представителей различных научных направлений, в докладах которых обозначился широкий круг тем, освещающих прошлое, настоящее и будущее не только российского этнологического сообщества, но и сравнительный анализ деятельности других отечественных и зарубежных академических сообществ. В успешной и плодотворной работе секции приняли участие не только этнографы, этнологи и антропологи, но и историки, филологи, психологи, археологи, востоковеды, философы, музееведы, представители других наук.
На секционных заседаниях прошло обсуждение не только заявленных докладчиками проблем, но обозначились и новые темы и направления ААЖ: роль интеллектуалов и дискурсивных практик в переходных обществах; положение российской научной элиты в социальных науках, культурном производстве и системе распределения власти; философские, мировоззренческие и культурные ценности, доминирующие в академическом сообществе современной России; изменения в дисциплинарной организации и тематическом репертуаре социальных наук после коллапса официального марксизма; включенность НЭС в глобальное виртуальное пространство; проблемы замены статусно-распределительной системы поддержки российского академического сообщества системой грантов и рынком интеллектуальных услуг; соотношение установки на интеграцию с западной интеллектуальной традицией и установки на изоляционизм и конфронтацию с западом; рецепции западных научных идей в современной российской науке; тематическая картография науки; вопросы внутренней экспертизы ученого; нормы научного этоса; социальный тип современного российского ученого-гуманитария: наиболее значимые элементы личностной идентичности; формирование и развитие научных идей и проектов в современном российском социокультурном контексте; провинциализм и защитный изоляционизм в науке; тема репатриации ученого из одной научной сферы в другую и т.
д.В 2008 г. по итогам работы секции был издан коллективный сборник «Антропология академической жизни: адаптационные процессы и адаптивные стратегии» [ААЖ 2008], появление которого вызвало большой интерес не только у этнологов/антропологов, но и в других научных сообществах постсоветского пространства [Абашин 2010; АФ 2009; Боряк 2009; Корякин 2009; Романов, Ярская-Смирнова 2009]. Все известные авторскому коллективу рецензии на сборник имели серьезный научный характер и положительно оценивали работу авторского коллектива. Сборник был признан победителем в ежегодном конкурсе ИЭА РАН на лучшее издание года и вошел в «Золотую десятку-2008». Очень важным для участников проекта «ААЖ» стало также известие о том, что по итогам мониторинга научной жизни российского антропологического сообщества за 2008 г., проведенного журналом «Антропологический форум», сборник не только попал в итоговый список опроса, но и занял в нем одно из ведущих мест в номинации «Сборник научных статей». Устами редколлегии одного из самых авторитетных в отечественной социогуманитаристике журнала было сказано: «Нельзя не отметить, что в числе выделенных участниками опроса сборников оказался коллективный труд, посвященный антропологии академической жизни, - большая удача коллектива авторов, возглавляемого Галиной Комаровой. До сих пор эта сфера не была объектом пристального внимания российских антропологов, и вполне закономерно, что первый опыт вызвал такой интерес» [АФ 2009 : 487]. Помимо этого в ходе мониторинга также высоко были отмечены опубликованные в сборнике «ААЖ» статьи С.И. Ры- жаковой, С.В. Соколовского В.А. Шнирельмана, Т.Б. Щепанской.
Большой и разнообразный круг участников собрало следующее заседание секции «Антропология академической жизни», состоявшееся в рамках VIII КЭАР (Оренбург, 2009). Основополагающей идеей подготовки и проведения этой секции стала научная междисциплинарность, нашедшая отражение, как уже упоминалось, и в ее расширенном названии: «антропология академической жизни».
В 2010 г. вышел в свет сборник «Антропология академической жизни: междисциплинарные исследования», основу которого составили доклады ученых, принявших участие в работе оренбургской секции. Это результат совместной деятельности представителей различных на учных дисциплин и традиций из разных научных центров России, Украины, Беларуси, США. Авторы - антропологи, этнографы, этнологи, социологи, востоковеды, археологи, философы, историки, филологи, музееведы - исследуют проблемы, наиболее актуальные для собственных научных направлений, но находящиеся в исследовательском поле ААЖ. Широкая междисциплинарная постановка проблемы позволила авторскому коллективу охватить достаточно разноплановые аспекты этого направления. Междисциплинарный характер коллективного труда показал, насколько важна самореф- лексия не только для этнографии/этнологии, но и для всех смежных наук, и сколь многогранной может быть ее трактовка в различных специальностях и направлениях. Вместе с тем все авторы сборника едины в желании осмыслить собственный социальный и духовный опыт, понять, как он преломляется в профессиональной деятельности, а также в стремлении развивать новые подходы в научном постижении реальности человеческого бытия, в исследовании актуальных проблем и вызовов времени. Подобное объединение ученых вокруг данной тематики позволит, как мы надеемся, институализировать исследования ААЖ в качестве отдельного научного направления в структуре отечественного социогуманитарного знания.По мнению коллег, появление такого научного направления как антропология академической жизни, является важным шагом на пути популяризации идеи саморефлексии в отечественных общественных науках, позволяет вынести эту проблему на широкое обсуждение в научном мире, указать на новый путь в развитии науки, суть которого измененить отношение научного сообщества к своей деятельности, к выходу на новый уровень самосознания благодаря саморефлексии [Корякин 2009; Боряк 2009; Абашин 2010]. Как известно, глобализация и модернизация в минувшие десятилетия активизировали адаптационные процессы в разных культурах, национальных образованиях, государствах, во всей мировой системе в целом.
И в этой связи адаптационная нагрузка на членов отечественного академического сообщества возрастает безмерно. Ведь наряду с адаптацией к постсоветской ситуации, к новым рыночным и либеральным ценностям и реалиям, к новым информационным технологиям и стандартам жизни, идет постоянная перестройка самой академической системы. Сложившаяся ситуация требует от ученого выработки все новых и новых адаптивных стратегий. Первый сборник статей неслучайно получил уточняющее название «Адаптационные процессы и адаптивные стратегии». В данном случае внимание акцентировалось на социальной адаптации как форме социальной активности, позволяющей академической системе приспосабливаться к внешним для нее требованиям и тем самым обеспечивать самосохранение и возможность успешного развития в дальнейшем. Среди вопросов, на которые авторам сборника хотелось бы найти ответы, поднимаются следующие: формирование и развитие научных идей и проектов в социокультурном контексте переломной эпохи; профессиональная этика и моральная ответственность ученого перед объектом прикладных исследований в период общественных кризисов; трансформационные процессы в социуме и адаптационные возможности научного сообщества; опыт сохранения отечественных академических традиций на стыке эпох и формаций; тема репатриации ученого из одной научной сферы в другую; особенности частной стратегии выживания ученого в «трудные» времена; роль интеллектуалов и дискурсивных практик в переходных обществах; положение российской научной элиты в социальных науках, культурном производстве и системе распределения власти в условиях трансформирующегося общества и т. п. Все они достойны самого пристального профессионального внимания и требуют серьезных исследований, так как и по сей день остаются без ответа. Не вызывает сомнения лишь тот факт, что метаморфозы, происходящие в российской науке, в отечественном научном сообществе в постсоветские времена, радикальные трансформации научной повседневности невозможно понять без обращения отечественных исследователей к весьма перспективному и важному для нашего профессионального сообщества направлению - антропологии академической жизни.Заседание секции «Антропология академической жизни» в рамках следующего Конгресса этнографов и антропологов России будет посвящено опыту саморефлексии исследователя. Надеюсь, что эта идея найдет яркий отзвук среди коллег, т. к. проблема появления, зарождения, возникновения нового знания («социального знания») в связи с научной биографией исследователя волнует представителей разных наук, и прежде всего тех ученых, кто совершает своего рода общественный прорыв, благодаря открытому ими знанию. Наш интерес вызывает то обстоятельство, что эти открытия происходят как правило не только благодаря исследовательским технологиям и научным институциям, а скорее, благодаря экзистенциальному накалу того или иного вопроса, который возникал в жизни исследователя, в связке с его биографией. Обычно это происходит рефлексивно, но рано или поздно обязательно фиксируется тем фактом, что исследователь ощущает начало нового этапа своей научной биографии. По опыту известно, что с представителями нашего научного цеха описанная выше ситуация чаще всего возникает в экспедиционных, полевых условиях, в процессе общения с людьми.
Подобный подход, на мой взгляд, позволит приблизить академическое сообщество к решению ключевых проблем - обеспечения самосохранения, обновления круга исследовательских тем, возможности успешного развития в дальнейшем. Речь идет не столько о поиске некоего идеального начала, абсолютной идеи культуры [ААЖ 2008], сколько о понимании - как это идеальное начало и идеальная идея зарождается, конструируется, накапливается, становится достоянием научного сообщества, осмысливается им, формулируется и в дальнейшем продуцируется. Ставится вопрос о критериях объективности и способах контроля со стороны исследователя над собственной творческой деятельностью, т. е. решается проблема безусловной необходимости саморефлексии в рамках собственной дисциплины. Ведь именно ученые сами являются главными и самыми жесткими критиками. Это особенно важно сегодня в условиях глубоких внутренних трансформаций гуманитарных знаний, «изменений интеллектуального ландшафта», которые, как уже ранее упоминалось, проявляют себя на фоне смены поколений ученых, интеллектуальных ориентаций в профессиональном сообществе, исследовательских парадигм, языка науки. Для членов же нашего профессионального сообщества по-прежнему актуальной и приоритетной остается задача разработки стратегии упрочения идентичности антропологии/ этнологии как науки. Важной составляющей этой программы должно стать осмысление в контексте постсоветского академического пространства прошлого, настоящего и будущего этнологического сообщества, саморефлексия в рамках собственной дисциплины. Абсолютно прав И.С. Кон, который считает, что «очарование и трудность современной науки состоят в том, что философская рефлексия, которой раньше можно было избежать, хотя по-настоящему большие ученые этого никогда не делали, сегодня необходима постоянно, она не только сопутствует эмпирическому исследованию, но часто опережает его. И от этого мы никуда не денемся, хотим мы того или нет» [Кон 1993 : 5]. Яркий пример тому - международное антропологическое сообщество, в котором «исследование того, как происходит исследование, довольно давно превратилось не просто в популярное научное направление, но и в очень влиятельное, во многом определяющее моды на концепции, структуру научной работы, ее язык и даже стиль» [Абашин 2010: 166].
Еще по теме Антропология академической жизни в постсоветском контексте:
- § 1. Открытость к западной мысли
- Литература 1.
- ОГЛАВЛЕНИЕ
- «Этнография этнографии» В.А. Тишкова
- Антропология академической жизни в постсоветском контексте
- С.А. Ушакин ЖИЗНЕННЫЕ СИЛЫ РУССКОЙ ТРАГЕДИИ: О ПОСТСОВЕТСКИХ ТЕОРИЯХ ЭТНОСА
- Русская трагедия как русский крест
- Силы витализма
- Литература
- СТОЛКНОВЕНИЕ ОБРАЗОВ РОССИИ: ИДЕНТИЧНОСТЬ В КОНТЕКСТЕ КОНКУРИРУЮЩИХ МИФОИДЕОЛОГИЙ
- Заключение
- Глава 5 ЧТО ТАКОЕ ЭТНИЧНОСТЬ. ПЕРВОЕ ПРИБЛИЖЕНИЕ
- 4. Реформы образования — важный аспект социальной политики современных государств
- Русская философия и мировая культура
- БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
- Список литературы
- Библиографический список использованной литературы
- Список литературы
- Библиография