ОТ АВТОРА

В свое время американский антрополог Оуэн Лавджой, рассуж­дая о причинах, породивших человеческое прямохождение [Lovejoy 1980; 1981], высказал гипотезу о цепи факторов, собственно и по­родивших человека как биологический вид. Одним из этих факто­ров, имевшим определяющее значение, он счел изменение в спо­собе воспроизводства, позволившее антропоидам резко повысить численность популяции при одновременном наращивании выиг­рышных стратегий выживания. Высшие человекообразные обезь­яны, с его точки зрения, вымирают в первую очередь потому, что рожают слишком умных детей. Крупный мозг, позволяющий рез­ко увеличить количество потенциально доступных поведенческих навыков, требует, во-первых, длительного внутриутробного пери­ода созревания плода, а во-вторых, еще более длительного перио­да «детства», необходимого для усвоения соответствующих навы­ков, уже накопленных группой к моменту рождения детеныша. В результате период от рождения одного детеныша до рождения дру­гого затягивается на долгие годы, поскольку самка просто не мо­жет «позволить себе второго», пока «не поставит на ноги первого».

С точки зрения Оуэна Лавджоя, гоминиды решили эту пробле­му изящно и просто. Они придумали «детский садик». В самом Деле, зачем каждой самке таскать на себе своего детеныша (что, помимо прочего, приводит к ограничению мобильности и к ухуд­шению собственного рациона), когда две-три взрослые самки при

12

В. Михаилин

помощи нескольких неполовозрелых «девочек» (которые еще не могут иметь собственных детей, но вполне в состоянии ухаживать за чужими) могут обеспечить относительную безопасность и ухо­женность детенышей всей стаи. При этом большая часть взрослых самок не отходит далеко от «гнездовой зоны». Самцы же проходят эту зону, ничего не потребляя, но зато, не будучи отныне скованы детеньпиами и самками, могут существенно расширить внешние границы «своей» территории. Данная стратегия «развязывает руки» большинству стаи, которая отныне может позволить себе выраба­тывать совершенно иные способы «потребления территории». А кроме того, таким образом снимается «ограничитель рождаемости»: человек, как известно, едва ли не единственный биологический вид, который совокупляется и размножается вне прямой зависимо­сти от каких бы то ни было сезонных, периодических и других при­родных факторов.

Новые способы «потребления территории», по Лавджою, в пер­вую очередь сводятся к принципиальному размежеванию зон и способов добычи пищи между различными группами доселе еди­ной «стаи». Лавджой сравнивает между собой две территориальные матрицы, связанные с половозрастной дифференциацией пищевых территорий предполагаемых антропоидов. На первой, соответству­ющей ранним стадиям развития прямохождения (каковое в теории Лавджоя сцеплено с развитием целого ряда иных экологических, биологических и социально-групповых факторов), пищевые зоны самцов и самок фактически совпадают. На второй, условно «фи­нальной», «собственно человеческой» (промежуточные стадии я опускаю), выделены три четко различные зоны: 1) центральная, соответствующая территории совместного проживания всей груп­пы, разбитой в этом случае на нуклеарные семейные пары, она же зона «детского сада», она же — в дальнейшем — зона накопления запасов пищи и проч.; 2) серединная, соответствующая «женской» пищевой территории, и 3) окраинная, пищевая территория самцов.

При неизбежном в данной территориальной схеме принципе формирования групп, занятых активными поисками пищи, по по­ловозрастному признаку должна достаточно рано и четко обозна­читься половозрастная специализация как в видах и способах до­бывания пищи, так и в формах поведения, адекватных данным способам добывания пищи. Инвариантность поведения в данном контексте имеет жесткую территориальную привязанность. Те ка-

От автора

13

чества, которые необходимы взрослому самцу на «охотничьей» тер­ритории (агрессивность, ориентированность на группу и т.д.), от­кровенно противоположны тем качествам, которые приемлемы в качестве системообразующих на территории совместного прожи­вания ряда индивидуальных семейных коллективов (так, уровень агрессивности должен быть неминуемо снижен, ориентация на коллектив должна, по крайней мере, сочетаться с отстаиванием ин­тересов собственной семьи). Следовательно, должны существовать механизмы, во-первых, запоминания и накопления разных взаимо­исключающих форм поведения, а во-вторых, актуализации данной конкретной поведенческой системы в тех или иных адекватных ей условиях. При этом применительно к данной конкретной терри­тории все остальные способы поведения, свойственные «иным» территориям, являются избыточными. Данная схема приводит к возникновению особой «револьверной» структуры сознания, свой­ственной, на мой взгляд, практически всем известным архаическим культурам. Суть этой структуры заключается в том, что каждая культурно маркированная территория автоматически «включает» адекватные ей формы поведения и «выключает» все остальные, с ней не совместимые. Отсюда — жесткая привязанность архаиче­ских культур к ритуалу, который, по сути, является узаконенным средством «вспомнить» латентно присутствующие в коллективной памяти избыточные формы поведения и обеспечить «правильный» (то есть не угрожающий идентичности как отдельного индивида, так и коллектива в целом) магический переход.

Отсюда — и еще одно необходимое мне понятие: магистичес-кий. Употребительное в традиционном европейском знании поня­тие магического предполагает целенаправленное использование человеком тех кодов, при помощи которых он систематизирует окружающий мир. Человек, который вызывает дождь, разбрызги­вая воду, или насылает порчу, прокалывая иглой восковую фигур­ку врага, несомненно совершает магическое действие. Магия — это власть человека над кодом.

Однако существует и обратная зависимость. Человек зачастую не осознает причин, по которым совершает те или иные поступки, актуализирует те или иные поведенческие формы: в таких случаях его действия совершаются «под воздействием момента», «чувства», «порыва» и т.д. Он просто начинает вести себя иначе, чем пять минут тому назад, не отдавая себе отчета в том, что усвоенная им когда-то и доведенная до автоматизма система реакций на кодовые

14

В Михаил и н

раздражители, маркирующие переход из одной культурной зоны в другую, просто «включила» в нем иную модель поведения Четве­ро интеллигентных русскоговорящих мужчин, решивших отпра­виться на рыбалку, начнут говорить на мате (или, по крайней мере, не испытывать внутреннего дискомфорта при употреблении дан­ного вербального кода), как только пересекут границу «культурной» городской территории и останутся одни, то есть как только совме­стятся системы кодовых маркеров, регулирующие внешнее (иная культурная зона) и внутреннее (иной способ организации внут-ригрупповой структуры и взаимодействия с другими группами) пространство И они перестанут говорить на мате, как только ся­дут в «обратный автобус»

Итак, магистика — это власть кода над человеком Магия и магистика идут рука об руку и зачастую с трудом от­личимы друг от друга Когда современный человек стучит по дере­ву или плюет через плечо, произнося благое пожелание, он совер­шает магическое действие, вписанное в логику «апотропеической безопасности» Однако действие это зачастую имеет характер чис­то автоматический — либо подчеркнуто, демонстративно ритуали-зованный я делаю так потому, что так принято делать, и хочу соблюсти все «кодовые» условности Таким образом, человек «со­глашается уступить коду» целенаправленно принимая его власть над собой и приобретая таким образом в его рамках большую по­веденческую свободу В современной городской ситуации, где все основные культурные зоны перемешаны между собой, подобная свобода «балансирования на грани» и жонглирования различными кодовыми и поведенческими навыками приравнена к know how культурной адекватности Впрочем, с тем большим удовольствием современный городской человек окунается в «чистую», «беспри­месную» магистику чему самое лучшее свидетельство — знамени­тый «эффект толпы»

Однако для того, чтобы изучить тот «культурный коктейль», который плещется внутри современного городского человека, нуж­но прежде всего выделить основные компоненты этого коктейля, определить их состав и свойства и — разобраться в исторически сложившихся способах и пропорциях смешивания ингредиентов Собственно этому и посвящена моя книга

-f